***
- на самом деле ты убиваешь себя, а не они. - я не спорю, но и исправить это не могу.***
хан сыну не сказать, что страдал, но это было больно. правда больно. боль, которую сейчас испытывает хан сыну схожа с такой болью, когда вам в легкие колят тысячи иголок, когда в твое горло с легкостью, но без капли нежности вставляют острые ножи, когда твой живот и твою грудь избивают ногами со всей силы, не думая ни о какой жалости. хан сыну больно до слез, но плакать уже нечем. хан уже привык. он уже все выплакал давно, а теперь вместо слез ни-че-го. так сложнее. сложнее, когда ты не можешь отпустить все плохие эмоции через слезы. слезы для хан сыну всегда были чем-то приятным и близким. они могли слушать его беды, страхи, переживания, а потом забирать все сказанное с собой, но сейчас хан сыну говорит все в пустоту, которая не хочет забирать все это. так что сыну держит все в себе, рассказывая лишь малую часть, не самую тяжелую своим белым лилиям. точнее, водяным белым лилиям. на самом деле они не принадлежат ему, но они очень часто прорастают в его легких, так что хан сыну привык называть их своими. жаль, что только их он может так назвать. - на твое день рождение мне покупать место на кладбище или гроб? – спросил черноволосый парень с грустной улыбкой на лице, стуча костяшками своих пальцев по потертой дверце. – ты как всегда или хуже? - сынен, – тихо прохрипел сыну, зажмуривая глаза от дикой боли не только в горле и легких, но и в животе. – у тебя есть вода? – спросил сыну, крепче держась за своего истинного лучшего друга в стенах этого университета. – а еще и салфеток каких-нибудь. желательно влажных. – спустя время договорил сыну, пытаясь побороть темноту в глазах, но пока он боролся с тем, чтобы не отключиться к его горлу вновь подошли новые лепестки лилий, которые были не маленькими лепестками ромашек, а тем, что могло стать поперек горла и сделать так, что бы он задохнулся. сыну прекрасно знает, что могут лепестки этих цветов. он с ними хоть и не праздновал круглую дату, но три года это достаточно времени, чтобы хорошо изучить поведение этих прекрасных. но даже угроза смерти не заставила сыну возненавидеть белые водяные лилии. - зачем ты меня спрашиваешь одно и то же, если знаешь, что это у меня есть. ношу с собой уже как год, а еще у меня есть шоколадка, пачка печенек, горстка леденцов со вкусом яблок и груши, а еще куча таблеток, от которых ты всегда отказываешься. – тяжело вздохнув, сынен прикрыл глаза и досчитал до десяти, ибо носи, не носи эти таблетки с собой, но сыну всегда от них будет отказываться. видимо для него поддерживать свое и так расшатанное здоровье не в приоритете, а помирать медленно и очень болезненно от глупых цветов у хана, как фетиш, ибо как еще объяснить это нежелание принимать помощь в виде таблеток? - если не скажу, то вся атмосфера не воссоздаться, тогда все будет совсем по-другому. грустно, скорее всего. – слегка улыбаясь, сказал сыну, прикрывая глаза. он вытирал своей черной рубашкой кровь, которая успела стечь по его подбородку. глубоко вздохнув, хан собрал все силы, которые остались после длительного сеанса боли и попытался встать. обычно подняться у него выходит со второго раза, так этот раз не исключение. в первый раз упал на колени на мерзко-холодный кафель. но во второй раз исписанная разными словами стенка спасла сыну от боли в коленях, так что этот раз был удачный и без происшествий. - какая, прошу прощения, хен, нахуй атмосфера? атмосфера того, что я каждый ебучий день, кроме воскресения, но это если брать именно университетский туалет, смотрю на то, как ты блюешь ебаными лилиями. боюсь, что либо не услышу твоих болезненных харканий, либо они будут настолько сильными, что последнее выражения твоего лица, которое я увижу, будет то, где все лицо в крови, а на тебе лепестки, если не бутоны, этих лилий? тогда, хен, лучшая атмосфера! готов ее воссоздавать для тебя каждый день, пока ты не сдохнешь, хен! – сынен мог бы кричать. сынен кричал бы если бы это был первый раз. чо сынен устал срывать свои голосовые связки, чтобы докричаться до своего глупого хена. сынену надоело стоять около кабинки туалета, ожидая пока все, что наросло в легких сыну выйдет наружу. сынену надоело смотреть на эту улыбку при людях, но в такие усталые и замученные глаза, которые пытаются так же сказать, что все нормально. но чо сынен знает, что нихуя не нормально. сыну тоже это знает, но скорее всего он просто смирился с этой болью, которая преследует его на протяжении трех лет, а вот сынен не может смириться с тем, что хан вполне может просто взять и не прийти в университет, взять и не написать ему, чтобы тот ложился спать или проснулся и не опаздывал. сынен боится, что лицо сыну хена он может увидеть совсем бледным. сынен боится, что ему придется нести эти белые лилии на кладбище. сынен боится, что он больше не услышит успокаивающий голос хана, не увидит эту нежную улыбку, от которой хочешь, не хочешь, а сам заулыбаешься. сынену не нравится, то как относится его хен к этой ситуации. чо хотел бы забрать все страдания сыну себе. сынен предпочел бы сам выплевывать каждый день по лепесткам из-за сыну хена, но чтобы тот не мучался. сынен правда хочет, чтобы те тюльпаны, которые он откашливает каждый день, были сыну хена. но хан сыну не любит тюльпаны. на сам деле чо сынен врет сам себе, не принимая свою влюбленность. нет, не влюбленность, а любовь. отвергает, но его тюльпаны не дают это сделать окончательно. - ты так кричишь, а сам прячешь свои тюльпаны. – тихо произнес сыну, включая холодную воду и подставляя руки, чтобы умыть лицо. сыну не любит холодную воду. она противная, от нее мурашки по коже, горло болит, если ее выпить, но она могла немного привести в чувство. немного. - мои тюльпаны ни о чем, а то, что ты со своими лилиями живешь просто отвратительно, это проблема, хен. – возмущено сказал сынен, раздражаясь от того, что сыну снова заговорил про тюльпаны. - мои лилии такие же обыкновенные, но очень красивые, заметь, так что все нормально. я с ними буду жить еще очень долго. возможно, переживу даже тебя – сказал сыну, протягивая все еще дрожащую руку к сынену. тот прекрасно знал, что нужно его хену, так что, прикрыв глаза и глубоко вздохнув, он достал влажные салфетки, бутылку воды и пару штук яблочных леденцов. почему-то грушу сыну не любил. сыну знает сынена еще со старшей школы. тогда хан был очень стеснительным и не мог подойти к кому-нибудь, чтобы спросить нужную информацию, а сынен слишком разговорчивый и обожает людей, не всех, конечно, но сыну тогда помог. а потом хан стал слишком часто встречать сынена перед собой, иногда чо надоедал, а иногда его не хватало. хан сыну правда считает сынена своим лучшим другом. другом, который смог запомнить многие мелочи твоего поведения, привычки, что нравится, а что нет. а еще сынен тот, друг, который пытается спасти, пытается донести до такого, как он говорит, глупого хена, что молчание сейчас делает эту боль еще ощутимее. сынен не понимает, почему сыну не может даже подумать о том, что все его цветы могут исчезнуть, лишь поговорив, всего лишь сказав слово. всего лишь признавшись в том, что сыну любит е г о, обожает его, жить без него точно теперь не сможет. но хан только хмурится и отмахивается от таких затей, прося сынена больше не поднимать эту тему, но чо снова и снова будет это делать, каждый день, после каждого нового приступа боли в легких сыну, после каждого окровавленного бутона, что видит сыну каждый день. сынен будет осуждать, раздражаться, злиться, просить, а сыну игнорировать, раздражать, не замечать, отказывать. даже после таких разговоров, которые либо никуда не приведут, либо закончатся непониманием или криком, хан сыну снова обратиться за помощью к своему лучшему другу, а чо сынен не бросит этого глупого хена одного, ибо кроме него поддержать хана больше некому, ведь таких подробностей его жизни не знают даже родители. сыну на самом деле чувствует себя камнем, обвязанным вокруг шеи сынена. так же хан понимает, что чо несмотря на свою разговорчивость и общительность может просто завянуть. просто взять и завянуть со своими тюльпаными, не имея возможность снова зацвести. вся та общительность сынена на того человека совсем не распространяется. это расстраивает сыну, но, кажется, эти два человека в замкнутом кругу. сынен говорит и беспокоится про лилии сыну, а сам сыну волнуется и боится за свежие и яркие, но такие быстрорастущие тюльпаны своего друга. все что может сделать сыну, это быть рядом, слушать сынена в те моменты, когда его настроение с «мне все равно» повышается до «а вдруг…». хану жаль, что он сможет сделать только это. - все, звоночек – услышав противный и знакомый писк, сказал сынен, осматривая сыну с ног до головы и с головы до ног. – у тебя в голове звенит уже как два года. – договорил чо, широко улыбаясь и открывая дверь, чтобы поскорее выйти с этого противного места, которое стало самым посещаемым в этом году для него. видимо и останется самым посещаемым до самого выпуска. - тебе сейчас куда? – крикнул сыну ушедшему вперед сынену. хан забыл сумку в кабинке, так что пришлось ему возвращаться обратно. - ой, точно. я все время забываю, что мы с разных групп. мне на третий. – сообщил чо, дожидаясь пока сыну подойдет ближе. – от тебя, кстати, воняет, а еще сходи к расписанию, ибо там какая-то бабка у первокурсников заболела, так что там перемещения и сдвиги. – сообщил чо, наигранно закрывая нос рукой. сыну замучено что-то пробурчал или проныл, точно не разобрать. - во-первых, я не воняю, - сразу же сказал сыну. – во-вторых, почему если что-то меняется у малышей, то это затрагивает всю эту шаражку? я думал, что поступал во что-то элитное или дисциплинированное, а в итоге каждый месяц нормальной учебе я махаю ручкой с горы долгов. а еще первокурсницы надоели. уже прошел месяц с начала учебы, а они видимо еще не поняли, что я вроде как не интересуюсь ими. также мне надоело все время отказывать твоим поклонницам и поклонникам. почему они вообще ко мне чаще подходят и отдают то письма, то подарки, то проект или доклад? почему они не могут подойти к тебе? разве это сложно? тебя найти в этих стенах легче, чем мне… - сыну не смог договорить, ибо понял, что его возмущение слишком дало ему много возможности открыться, а сынен как всегда не прерывает его, делая вид, что слушает его поток слов. вообще отчасти за это спасибо, хан может хорошо выговориться, но если это далеко зайдет, то контролировать это получится просто ужасно. голос сыну в такие моменты мог становиться слишком громким. прохожие могли услышать то, что говорил сыну, а этого он вообще не хотел. мало того, что люди и так рядом толпятся, пытаясь услышать любой шорох, а тут им что ли все на блюдечке подавай? конечно, хан прям бежит и падает со спешки. - потому что я выгляжу слишком крутым, чтобы ко мне подойти. – поправил невидимые солнцезащитные очки сынен, говоря расслабленным тоном. – а еще ты выглядишь таким… таким готовым помочь, что люди просят тебя об одолжениях и так далее. так что наслаждайся, а мне пора! увидимся через час или чуть больше! – сказал сынен, поднимаясь по лестнице на третий этаж. а вот путь сыну был немного другим, чтобы убедиться куда идти, ему пришлось спускаться вниз и смотреть какое расписание на самом деле его сегодня ожидает. на самом деле прошло уже больше половины занятий, а то что, оказывается, есть сдвиги и перемены он узнает только сейчас. прошло, наверное, уже пятнадцать или двадцать минут занятий, а сыну только что дошел до нужного места, где взял для себя бесполезную информацию. совмещенное занятие с третьекурсниками. сыну тяжело вздохнул и отправился на второй этаж. если бы знал, то попросил сынена сходить вместе с ним. если бы знал, то никуда не спускался, не делал лишний заход туда и обратно. в тишине все же немного неуютно идти. - извините, можно? – тихо постучавшись, спросил сыну, открывая дверь, но ответа не последовало, но за то крики и голоса других студентов отлично ответили на его вопрос. преподавателя даже нет на месте. не удивительно, когда ставят совмещенные занятие, многие преподавателя просто испаряются, давая возможность ничего не делать. именно по этому сыну облегчено вздохнул и вошел внутрь. еще удивительно то, что большинство студентов просто остаются в аудитории, не решаясь уйти с помещения. все же попасться на глаза некоторым преподавателям не хотелось. кто-то обычный прогул мог довести до исключения, но это если попадешься. вот хан сыну еще ни разу не попадался за свои пять лет учебы. - сыну хен! сюда! – услышав знакомый голос, сыну сразу же повернул голову к месту откуда говорили. тепло улыбнувшись, он быстро поднялся по лестницам, уворачиваясь от ручек и бумажек по пути наверх. - неужели ты занял мне место и держал его даже после двадцатиминутной тишины? – спросил сыну, кладя свой портфель рядом, доставая телефон и тетрадку. все равно учиться сейчас никто не будет, так что если будет возможность можно что-то написать, хотя в таком шуме мало, что придет на ум, так что просто почиркать тетрадь тоже сойдет. - я готов делить место только с усоком или с тобой, как видишь, усока здесь нет, а ты рядом. – ответил парень, подпирая голову рукой, наконец расслабляясь. как-никак он уже и правда подумал, что хан не придет, но ожидания не прошли зря. - на самом деле я здесь, просто не каждый день он может сидеть рядом с тобой, так что да. все понятно. – вдруг раздалось сзади так, как будто бог с неба объявил, что люди глупы, им стоит раскрыть глаза. хотя усок и правда бог всевышний, только никто это не понимает. - не совсем, но…не важно. – чуть ошарашено ответил сыну, все еще не понимая, как он мог не заметить усока, который сидел буквально позади него. – ехан, это звучало, кстати, немного… странно. – произнес сыну, вкладывая совсем иной смысл словам кима. - о чем ты? я, конечно, не брезгую, ты же знаешь, но готов делить место рядом с собой только с близкими людьми. ты и усок по сути единственные мои лучшие друзья. даже спустя три года у меня не так много знакомых и друзей тут, кроме тебя и вон того кота. – пояснил ехан, под конец бросая взгляд на увлеченного разговором усока. – ну и конечно еще хангель с сынен хеном. правда, без понятий, где сегодня хангель, но я рад увидеть тебя. – вспомнив еще двух важных для себя людей, сказал ехан. дальше он снова повернулся назад и что-то спросил у усока, видимо, где все же хангель. лучший друг, это тоже неплохо, подумал сыну, открывая наполовину исписанную тетрадь и беря в руки карандаш, изредка поглядывая на ехана, который уже полностью окунулся в разговор с усоком и кем-то третьим, знакомое лицо. сыну точно видел его рядом с еханом, в этом году еще чаще, чем в прошлом. но на самом деле в этом нет ничего страшного или плохого. какая разница с кем разговаривает ехан, если в итоге ты все равно остаешься в его списке «близких людей» читай как «лучшие друзья». сыну вообще рад и этому. знаете, человек, из-за которого вы постепенно умираете, знает вас и хорошо общается, здоровается, пишет сообщения, желает спокойной ночи и доброго утра, то этот факт очень приятен. часто же как бывает? ты влюбляешься в человека, который даже имени твоего не знает, в того, который даже твою внешность не запомнил, в того, кто не знает, как звучит твой голос. в итоге умираешь, понимая, что так и не услышал свое имя с его уст. умираешь, так и не почувствовал теплую руку, которая могла растрепать твои волосы или согреть холодным зимнем днем. умираешь, понимая, что так и не рассмотрел какого цвета глаза твоего любимого, ведь наблюдал за ним только с расстояния. умираешь с его цветами поперек горла, понимая, что это была одновременно прекрасная и больная любовь. просто умираешь. с сыну все совсем не так, но хотелось бы все по-другому. правда хотелось, но сыну слишком много знает, а этими знаниями он дорожит, чтобы не разрушить то, что имеет. чтобы не разрушить возможность говорить, видеть, иногда прикасаться кима, смотреть в его глаза и видеть его улыбку. и делать все это, как друг. сыну знает, что не стоит признаваться в том, что любимые цветы ехана растут прямо в груди хана, обвивая сердце своими склизкими стеблями. сыну знает. буквально недавно, может быть, это было месяц назад, тогда еще ливень неожиданно начался.Flashback
- знаешь, кажется, я только недавно понял, что очень сильно люблю одного человека. – смотря на лужу, в которую капают множество капель, произнес ехан. - и что собираешь делать? – спустя минуту тишины произнес сыну, смотря как капли стекают с мокрых волос кима. - это сложно, сыну хен. я ведь раньше не то что не испытывал симпатию к человеку, но даже не влюблялся ни в кого. а тут сразу такое. сильная любовь. что делать? – шепотом ответил ехан, начиная замерзать от подступающего ветра. - ты главное не торопись, но и тянуть не нужно. найди золотую середину. если уверен в себе, то не медли, признайся сразу же, а если что-то идет не так, то подожди или брось это дело. не порть себе нервы и не рисуй себе слишком больших ожиданий. – тихим голосом говорил сыну, понимая, что дает советы, которыми сам не успел использовать, хотя у хана была много времени. три года это много на самом деле. - ты такой мудрый в этом вопросе. – слегка хихикнув, сказал ехан, высовывая руку из укрытия, чтобы капли падали на его руку. ким ехан непостоянный. дрожит от холода, но все равно тянется к главному источнику того, что заставляет замерзать. - я же твой хен. мудрые советы приходят с возрастом. я старше и многое понимаю. вот я в твои годы тоже был глуп и юн с такими вопросами. мне тоже помогал хен, а теперь я помогаю тебе, а потом ты, как хен, поможешь другому. эта цепочка непрерывна. – со смешком сказал сыну, вкладывая каплю серьезности в эти слова. его хен и правда помог ему осознать многие вещи, а еще в первое время, когда только лепестки были маленькими, а сыну скрывал от сынена все это, то именно его хен помог ему тогда. даниэль хен был правда хорошим хеном, жаль, что только был. сыну до сих пор трудно разговаривать с сону, а тот не понимает, почему его тонсен с ним так холоден. а хан понимает. хану сложно, ибо он слишком много понимает. лучше быть глупцом и жить проще, чем нести все в себе. хан сыну знает, что он сону любит розы, а еще знает, что сердце даниэля разрезали шипы роз, а поперек горла стали нежные красные лепестки. иногда сыну боится, что с ним все может быть точно так же, как и с его хеном, которого он уважал и любил, как брата. но на самом деле для сыну важнее счастье ехана. где гарантия того, что после признания сыну во всем, что он хочет сказать ехану, то их крепкие отношения останутся… такими же? если бы сынен знал всю правду, то сказал, что сыну дурак, что стоит попытаться, рискнуть, попробовать, но, видимо, сыну дурак. - твой хен уже выпустился? – спросил ехан, подставляя вторую руку под капли дождя, заставляя сыну вернуться c мира воспоминаний в реальный. - что-то вроде того. – коротко ответил, не желая сильно вдаваться в подробности. - ты когда-то использовал советы своего хена? – спустя время вновь спросил ехан, убирая уже замершие от дождя руки. – ну ты не был уверен в человеке? ты нашел золотую середину? ты не торопился? ты не рисовал больших ожиданий? – тихо спросил ехан, замечая, что стало тише, но дождь все еще продолжал идти. - до сих пор использую. – ответил сыну, не задумываясь над ответом, а зря. очень зря. ехан замолчал и больше ничего не спрашивал, думая о своем, а сыну только сейчас отвел взгляд с лица ехана на его дрожащее тело. не задумываясь сыну достал свою кофту с портфеля, про которую вспомнил только когда начался дождь, но засмотревшись на ехана, хан забыл про эту деталь. у ехана широкие плечи, но даже с такими плечами большая и теплая кофта сыну сделала его таким маленьким. сыну бы добавил, что ким тогда выглядел еще и милым, но он этого не добавит. ему и так сложно на самом деле, а это только усложнит все еще больше. а еще мысли о том, что сыну хотелось бы чаще видеть ехана в своих вещах, делали еще сложнее, но главное, что ехану стало теплее. кажется, у сыну дежавю, но у него всегда будет главным то, что для ехана лучше. а ехану в кофте сыну и правда лучше. ким заметил, что она пахнет приятно. белыми лилиями, любимыми цветами ехана.Flashback end
- мне, кажется, или ты меня игнорируешь? – немного обиженным тоном произнес ехан, замечая, что его хен совсем его не слушает. он уже закончил разговаривать с усоком и начал говорить с сыну, но на половине рассказа ким заметил, что его просто не слушают. - с чего ты взял? – наконец вернувшись в реальность, невинно спросил хан. - ну, во-первых, ты меня избегаешь в коридорах, во-вторых, отказываешь или находишь оправдание не идти со мной куда-то. – назвал два самых важных, по мнению ехана, пункта того, что сыну стал его избегает. - если бы я тебе избегал, то сейчас бы не сидел с тобой рядом. логично же! и по поводу прогулок и разных похождений, напомни, кто выпускник из нас двоих? – активно начал обороняться сыну, пытаясь убедить ехана в своей правоте и в том, что хан не избегает его. отчасти. сыну же не может сказать, что он остается дома, сидя рядом с туалетом, чтобы в неожиданный момент хан смог рассмотреть прекрасные белые лилии. если это увидит ехан, то хан тогда будет готов умереть в ту же секунду. ехан не знал, что на это ответит, так что просто нахмурил свои брови, пытаясь найти хоть один аргумент в свою пользу, но в итоге только хмурит брови сильнее, своим красноречивым взглядом говоря, что в этот раз он сдается, но все еще впереди. сыну только шире улыбается на такую выходку ехана, замечая, что он слишком давно не видел этого нахмуренного личика. возможно, он правда стал меньше общаться с еханом. нужно будет обязательно согласиться на следующее предложение ехана пойти с ним куда-нибудь. нужно обязательно восполнить те пробелы, которые появились. нужно обязательно это сделать, пока сыну может это сделать. обязательно, но когда будет уверен, что его лилии не захотят увидеть свет в неподходящий момент. так что снова придется отказывать ехану, находит новые оправдания, видеть его расстроенное лицо. сыну тяжело в такие моменты, ибо он хочет, чтобы на лице кима была только светлая и яркая улыбка. если бы сыну мог, то он бы не допустил и секунды того, что бы ехан был расстроенный. а про его слезы и говорить лучше не стоит. слезы ехана заставляют сердце сыну сжиматься от боли. хан все еще помнит, как первые месяцы ехану тут было тяжело. единственный с кем он тогда хорошо начал ладить, это усок с хангелем. причину, почему ехана так холодно приняли, ким так и не рассказал, но ему тогда пришлось тяжко. ехан говорит, что за эти три года так и не нашел больше знакомых в университете, но на самом деле он даже и не пытался, а остальным это было не нужно. они просто оставили его в покое и этого достаточно. то что у ехана все же есть хорошие друзья-одногодки, то что к нему никто теперь не лезет и все спокойно для сыну точно достаточно. но ради любопытства он бы все же хотел узнать, кто и зачем так портил жизнь ехану. хан любит вспоминать, то из-за чего вообще все началось. ведь если бы тогда сыну просто прошел мимо, пришел вовремя, решил не приходить, отказался, то сейчас было бы все по-другому. но сыну не уверен, что в это время был бы без лилий. хан думает, что если бы в тот день они не пересеклись, то сыну мог бы только издалека наблюдать за ним, не имея возможности даже поговорить.Flashback
- п-простите, вы не знаете, где тут, эм, 124 кабинет? – немного осипшим от долго молчания голосом произнес парень, с надеждой смотря на сыну. - это вообще в другой части здания. на втором этаже. как поднимаешься, поворачиваешь направо и до конца. – коротко объяснил сыну, желая поскорее дойти до своей аудитории, чтобы меньше слышать недовольства от сынена по поводу нового опоздания. - а, понятно. – ответил брюнет, матая головой по сторонам. – ой, а вы не подскажите, где тут лестница вообще на второй этаж? – заметив, что сыну начал уходить, парень догнал его, чтобы уточнить информацию. - новенький что ли? уже как неделю идут занятия, а ты даже не знаешь, как подняться выше? – устало спросил сыну, понимая, что сынену придется ждать его подольше. - я первокурсник, все первокурсники новенькие. – немного прояснив ситуацию ответил брюнет, поправляя очки. – но только сейчас смог прийти на занятия. неделя это не месяц, так что ничего страшного. а вот страшно то, что я даже не знаю, где лестница на первый, ой, на второй этаж и что там будет в этом 124 кабинете, который мне нужно найти. а ещё прошу заметить, что прошло уже двадцать минут, боже! представляешь двадцать минут прошло, а я за эти двадцать минут ушел вообще в другую часть, так еще все время хожу по первому этажу. я не могу найти лестницу, куда мне надо! да я даже не знал, что мне нужно на второй этаж. – быстро протараторил брюнет, активно жестикулируя руками, пытаясь защититься любым образом, ибо, кажется, последний вопрос сыну он воспринял немного по иному. что самое удивительное, то такая реакция брюнета рассмешила сыну. пока парень пытался объяснить ситуацию, в которой он оказался, хан сдерживал смех как мог, но под конец все-таки сдался. - да ты еще и смеешься! ты понимаешь, что я заработаю себе ужасную репутацию студента у преподавателя, на пару которого я сейчас опаздываю! а потом он все разнесет по всему универу. после этого на меня будут смотреть, как на прогульщика, отношение ко мне будет хуже, тогда и оценки будут занижать. я не смогу выйти отсюда с хорошим аттестатом и мое будущее будет на улице! Мои родители во мне разочаруются! – вновь применяя активные жесты руками, иногда переходя на крик, пытался объяснить свою логическую цепочку к чему данная сложившийся ситуация могла привести. сыну только сильнее засмеялся, отворачиваясь от брюнета и прикрывая свой рот рукой, чтобы его смех не был слышен в кабинетах. - ты слишком сильно загоняешься по поводу этой темы. будь проще. но если ты так боишься жить на улице, то так уж и быть, я спасу твоих будущих сожителей от тебя же и не позволю допустить того, что бы ты к ним пришел под мост и отобрал у них коробку. – когда приступ смеха отпустил сыну, а глаза перестали слезиться, то он все же решил хотя бы провести парня на второй этаж. все равно им на самом деле по пути. – пошли, паникер, я покажу, что да где. – сказал сыну, поправляя портфель и показывая путь. - прямо везде? вау, спасибо! тут целых четыре этажа, так что тут потеряться легко. – настроение из волнительного сразу перешло в спокойное. сыну это удивило. настроение меняется чаще у этого парня, чем у сынена. у чо каждый час от хорошего к плохому, а тут каждую минуту все меняется. но видимо этот парень снова что-то понял не так. - в смысле «везде»? – резко остановился сыну, удивленно спрашивая. – только дорогу до лестницы на второй этаж, а дальше там дойти до конца коридора сам сможешь. не маленький. – объяснил сыну. - ну, ладно. – тихо сказал брюнет, явно теряя все хорошее настроение. – а, кстати, я – ким ехан! – вспомнив главную деталь, а именно то, что он даже не представился, то ехан решил быстро исправить это. - джеки чай, приятно познакомиться. – уверенно заявил сыну, подстраиваясь под шаг парня, чтобы не чувствовать чьи-то шаги сзади. он бы мог попросить идти его быстрее, но желание идти на свою пару у него не так велико, так что проще подстроиться под чужой шаг, чем идти быстрее. - во-первых, какой чай? если ты решил взять чужое имя, то называй его правильно. во-вторых, тебе так сложно назвать свое настоящее имя? – поправил сыну ехан, немного обижаясь, что с ним не хотят знакомиться, вот и говорят какую-то чушь. и тут снова ким неправильно понял сыну. - тот-чье-имя-нельзя-называть. – спустя небольшую паузу, сыну решился заговорить, чувствуя, что ехан все же ожидает его ответа. - отлично, но ты не подходишь под эту категорию, ибо у сам-знаешь-кого носа вообще не было, а твоим можно разрезать все в округе. – сказал ехан, все еще желая узнать настоящее имя своего спасителя в этом месте. - ты что-то имеешь против моего носа? – такого поворота в их разговоре хан точно не ожидал. по сути этот парень должен понимать, что разговаривает с хеном, но, видимо, банальное уважение у этого ким ехана полностью отсутствует. - твой нос прекрасен, не спорю и не пытаюсь сказать обратное, но вот то, что ты не говоришь свое имя, когда собеседник уже представился очень плохо и невоспитанно! – гнул свою палку ехан, начиная идти быстрее и крепче сжимая лямки своего портфеля. - о, ты сказал, что мой нос прекрасен, это так мило. спасибо. – сказал сыну, вырывая из контекста только первую часть, сказанную еханом. – хан сыну. – все же сдался хан, видя, что ким сдался и замолк. ехан ничего не ответил, но сыну заметил, что ким широко улыбнулся, отпуская лямки от портфеля. после этого они шли в тишине еще около минуты, что немного напрягало хана. вскоре они поднялись на второй этаж, и им нужно было разойтись в другие стороны. - вот лестница, вот второй этаж, 124 аудитория направо и до конца, ну я уже говорил. – объяснил сыну, показывая рукой в нужное направление. - спасибо, сыну, я побежал. – ответил ехан, быстро двигаясь к своей аудитории. - вообще-то я твой хен, ким ехан! - спасибо, сыну хен! Еще обязательно встретимся!Flashback end
вообще на этом могло все и закончиться, но видимо судьба сказала, что это концом не будет. сыну, правда, думал, что после этого случая он будет видеть этого парня минимум раз в день, а максимум три раза в неделю. но в этот же день они пересеклись еще, как сыну насчитал, четыре раза и все четыре раза сыну помогал ехану найти нужное место. второй раз сыну провожал его на четвертый этаж, в третий показывал, где спортзал и раздевалки, а в четвертый провожал до столовой, а потом ким еще и подсел к нему. тогда ехан чем-то напомнил сынена. в старшей школе сынен тоже часто мелькал перед ханом. сыну бы с радостью отказался, но в этот день сынен был слишком злустным, проще говоря, злым и грустным одновременно, так что перспектива найти причину смататься от чо была очень заманчива. а потом ким стал чаще теряться и мог заблудиться в трех соснах, что ему помогал не только сыну, но и даже чо внес свой вклад в помощь потерявшемуся котенку. именно тогда сынен и ехан стали хорошо общаться, а уже через сынена ехан стал чаще видеть и сыну. вся цепочка привела к тому, что сейчас внутри сыну, в легких и рядом с сердцем цветут белые лилии. ехан как-то сразу спустя два месяца знакомства рассказал, что его любимые цветы это белые лилии, когда по пути домой хангель захватил с собой своего младшего братишку, а тот рассказывал, что в школе их учили рисовать цветы. именно тогда ехан и сказал, что тоже хотел бы научиться рисовать, чтобы во время приступа скукоты он смог рисовать белые лилии на озере, на деревьях, на небе, на человеке. вообще ехан готов везде и на всем рисовать эти белые лилии. хан сначала думал, что это очень и очень глупо и ненормально, но когда уже под новый год, спустя четыре месяца, сыну не смог уснуть ночью, когда его кашель не прекращался очень долго, когда под утро на рядом с собой увидел такие маленькие и нежные лепестки белых лилий, то тогда сыну понял. понял, что отчасти желание ехана про нарисованные лилии на человеке отчасти сбылось. сыну бы обрадовал ехана такими новостями, но радости от этого по сути никакой. тем более, прошло всего четыре месяца, а хан так облажался, влюбившись в такого… в такого парня, как ким ехан. если бы сынен не стал слушаться сыну и все рассказал ехану, то сейчас было бы все по-другому? было бы проще? было бы легче? был бы ехан сейчас полностью под властью сыну? звучит очень глупо, но иногда в отчаянные времена хан и о таком думает, но никогда не решается все исполнить в реальности. - о, уже все? – проговорил сыну, услышав мерзкий звук звонка. - уже все. – немного грустно произнес ехан, доставая телефон и смотря на время. – как-то быстро все прошло. кажется, никогда так быстро другие пары не проходили. – сказал ехан, вспоминая когда последний раз вообще время в этих стенах так быстро пролетало. – ты сегодня пойдешь в столовую? прошел уже месяц учебы, а ты так за все время и не приходил. знаешь, я, конечно, готов придержать для тебя местечко, но в этом году появились желающие его занять. – проговорил ехан, ожидая пока все остальные студенты выйдут с аудитории, ибо он не любил толпиться в этой куче людей, чтобы выйти. проще немного подождать и иметь больше пространства, чем сразу же выбегать и касаться каждого человека, пытаясь выйти быстрее. сыну такую точку зрения полностью поддерживает, так что остается сидеть с еханом. - сегодня тоже не получится. – оповестил сыну, ставя портфель на свои колени. – и кто же этот желающий занять мое место? – спросил сыну, не припоминая, что бы кто-то с еханом или усоком находился кто-то новенький. - твое место пустует больше месяца, а вот кто именно его хочет занять не скажу! – сообщил ехан, резко вставая с места и беря свой рюкзак. – все, пока, сыну хен, еще увидимся! – сказал ехан и быстро скрался за дверью, оставив сыну одного в кабинете. - что-то случилось? – пронеслось над головой сыну тихим и успокаивающим голосом. оказывается он тут остался не один. - о чем ты, усок? – ответил хан, поднимая портфель с пола. вопрос усока заставил его слегка в расплох. - а о чем ты подумал? – вопросом на вопрос ответил усок. эта черта сыну никогда не нравилась. ни у кого никогда не получилась ответить снова вопросом или в такой ситуации как-то отшутиться. с хангелем было бы проще. вот с хангелем сыну бы поговорил, если бы был готов, а вот усок иногда пугал. как такой парень влился в окружение ехана непонятно, но свою пугающую сторону, как назвал ее сыну с хангелем, он почему-то перед еханом не показывает. поэтому когда сыну называет усока «пугающим» или «странным» ким только смеется и говорит, что хан отличный юморист. ага. хиханьки да хахоньки это стихия хан сыну. - подумал о том, что ты снова что-то надумал и теперь пытаешься это доказать, желая услышать то, что хочешь. – ответил сыну, поднимаясь с места и быстрее пытаясь дойти до двери, чтобы не продолжать этот разговор с ким усоком. - неправильно подумал. если тебе спустя три года наскучило общение с еханом, и под выпуск ты хочешь заняться кем-то другим, то давай ты лучше как-то мягко, но намекнешь об этом ехану. он хоть и теряется в трех соснах и настроение меняет по три раза за минуту, но он не тупой, так что это он поймет точно. – быстро и все так же тихо сказал усок, не двигаясь и с места, смотря на широкую спину сыну, который резко остановился. - усок-а, а ты кем ехану приходишься, чтобы говорить мне, что делать, а что нет? – повернув голову к киму, сказал сыну, немного нахмуривая брови от раздражения. - друг, который всегда с ним рядом и не бегает от него, а ты? – он снова это сделал. вопрос на вопрос. сказал в таком тоне, вынуждая и провоцируя ответить. - я тот с кем он познакомился в свой первый учебный день. тот, кто с ним с самого начала. усок-а, я сам решу что и когда делать. все, я пошел, а тебя, наверное, уже ждет ехан. – проговорил сыну и быстро вышел из аудитории, удержавшись от того, чтобы хлопнуть дверью. и как только сынен умудрился вляпаться вот в него? сыну на самом деле хорошо относится к усоку, но иногда он заставляет людей ненавидеть себя.***
был прекрасный день. правда. белые лилии соизволили увидеть свет только один раз, как раз перед началом учебного дня. а вот сыну соизволил попадаться на глаза ехана сегодня ни разу. единственный раз как раз был на совместной паре. сыну этого было мало. он хотел еще. он хотел больше. хан сыну просто хотел смотреть на ехана. с расстояния тоже было достаточно, но даже так он не мог его увидеть. это делало больно, но раз так случилось, значит и случилось. дома уже проще. гораздо проще не скрывать то, что тебе плохо, не скрывать свой громкий и хриплый кашель, не скрывать болезненные стоны, которые в университетском туалете ты сдерживаешь, прикусывая свою руку до крови. а потом тебе нужно находить нужную отмазку, чтобы ехан не волновался. его взгляд на искусанную и раненную руку сыну делает слишком больно. дома можно не скрывать свою боль и не торопиться убрать окровавленные лилии со своей кровати. сыну проще дома, но также в тысячи раз больнее. иногда… хотя какое «иногда»? часто. очень часто. прекрасные белые цветы не дают сна по ночам. как-то раз сыну не смог заснуть на протяжение трех дней подряд. тогда он выглядел очень ужасно, очень бледно, очень устало и очень… опустошенным. ехан в те дни не отходил от него буквально весь день, что для сыну было пыткой, ибо даже до туалета ехан ходил с ним. спасибо, сынену, который был в курсе всей ситуации, так что отогнать на время кима от сыну он смог. этого времени хватило, чтобы все, что обвивало его легкие смогло выйти с корнем наружу. тогда после трех дней без сна сыну все же упал в обморок и проспал около суток. хан не знает, но ехан тогда провел больше пятнадцати часов вместе с ним. если бы усок и сынен не заставили его уйти, то сыну, проснувшись, увидел бы рядом с собой ехана, но не увидел и никто ему не сказал об этом. ким знал, что скорее всего сыну будет отчитывать его за то, что просидел так много времени с ним, вместо того, чтобы отдохнуть. ким усок и чо сынен могут молчать. спасибо, им за это. в этот раз сыну снова не спится. просто не спится. он должен спать. он просто обязан заснуть, пока его лилии не дают о себе знать. не каждую ночь бывает такое затишье. но, что в итоге? сыну тихо и спокойно лежит в тишине, не видя перед собой ничего. даже свет луны не проникает в его комнату, ведь все небо затянуло тучами. осень наступила, а за ней пришли и дожди. - я так больше не могу. – резко встав с кровати, сказал сыну, быстро идя к шкафу, чтобы переодеться во что-то теплое и удобное. дома сидеть просто невозможно, а на улице ветер и прохлада. все же сыну стоит немного освежить голову. нужно освежиться. пока есть возможность. пока он хочет, то он может выйти отсюда. ночной город прекрасен. особенно осенью. а когда на улицах людей нет вообще, то это еще лучше. не сказать, что сыну социофоб и ненавидит людей, но бывают такие моменты, когда ты желаешь не видеть ни-ко-го. просто быть одному, подумать одному, чтобы рядом было пусто. в два часа ночи и правда тихо и пусто, а холодный ветер студит горячую голову. сыну знает куда идти. мост через реку любимое место, нет, ни ехана или сыну, как вы подумали, а сынена. в старшей школе хан всегда делал крюк с чо, чтобы только пройтись по этому мосту. это не любимое место сыну, но оно успокаивает. высота и вода это на самом деле прекрасное сочетание. на этом мосту ветер еще сильнее, ведь преград перед ним нет, а места для раздора очень много, так что иногда приходится хвататься за ограждение, чтобы ветер не отбросил тебя назад. несмотря на такое позднее время машины все же встречаются. кто-то едет быстрее, а кто-то замедляется, скорее всего, чтобы посмотреть какой чудак в два часа ночи стоит на мосту в такую погоду. - я думал, что люди в два часа ночи спят, а не бродят по городу. - эти слова обязан говорить я. - ты чего тут делаешь, сыну хен? – спросил ехан, потеплее закутываясь с вою куртку, подходя ближе к хану. - не спиться. решил вот погулять, а ты? – тихо сказал сыну. в такой ветер мало бы кто услышал, что сказал ваш собеседник, но ехан стоит слишком рядом, что позволило хорошо услышать хана. слишком рядом. - почему не спиться? – пропустив последний вопрос, спросил ехан, чуть нагинаясь вперед, чтобы посмотреть на ночную воду, которая бушует под присмотром ветра. ким ехан считает, что сочетание ветра и воды очень красивое. ветер заставляет воду подчиниться себе. во время ветра вода не может оставаться спокойной, она полностью следует за ветром. это красиво. потому что твои лилии впервые дали мне шанс выспаться, но я им не воспользовался – вот что хотел сказать сыну, но вместо этого он сделал большую паузу, чтобы придумать нормальный и полноценный ответ, но вместо этого понял, что выйти сегодня на улицу было плохой идеей. просто ужасной. в глазах сыну резко потемнело, что заставило его согнуться и присесть. в горле запершило, а легкие что-то сдавило. - только не сейчас, пожалуйста. – умоляюще прохрипел сыну, закрывая рот рукой и крепко держась за другой рукой за ограждение. - сыну хен? с тобой все нормально? сыну, что с тобой? – ехан запаниковал. ехану стало страшно. но он точно понимал, что происходило. он прекрасно понимал, что случилось, но насколько все плохо ехан не знал. - ехан, все в порядке. правда. я уже привык, так что скоро все пройдет. не обращай внимания, пожалуйста. – через кашель отвечал сыну, отворачиваясь от ехана полностью, не давая ему увидеть весь жалкий вид хана. - сыну… – тихо начал ехан, кладя руку на плечо своего хена. – сыну, ты идиот! полнейший кусок отвратительного идиота! ты знаешь меня уже три года, я знаю тебя три года! ты был первым, кого я встретил в этом ублюдском университете, ты был единственным, кто помог мне освоиться там. я видел, что ты делал это через силу! я видел, что ты хотел отказаться, но ты был единственным к кому я не боялся подойти в этом огромном месте и попросить помощи! знаешь, тогда был мой первый, спустя неделю учебы! я не смог прийти, ибо был на другом конце страны! я был на похоронах моей бабушки! она хотела увидеть мои фотографии с первого учебного дня, как студента, но не смогла! в тот первый день я был еще больше рассеян, но ты! ты хен, тогда не отказал мне, не сказал «ищи сам», а хоть и не сразу, но помог! сыну, ты тогда был первым человеком, который заставил меня улыбнуться спустя неделю! ты помнишь, сыну хен? в тот же день мы еще пересеклись, наверное, раза три! и все три раза ты мне помог, когда я был в состояние, вот не совру, овоща и не мог найти буквально ничего! но перед мной всегда появлялся ты и помогал мне! ты не прогнал меня, когда я не знал куда сесть в столовой, ибо так ни с кем и не познакомился за весь, день, но увидев тебя и пустое место рядом с тобой, то сразу же пошел к тебе! ты меня не прогнал! ты ведь помнишь? хен, я знаю про тот случай. про тот случай, когда ты сказал тому человеку, чтобы он меня не трогал. мне усок рассказал. хотя сам же усок и рассказал тебе. и ты знаешь, что он был не один, но ты тогда подрался. думаешь, я бы рассказал тебе про всех моих обидчиков, чтобы ты потом жил со шрамами на лице? хен, ты всегда пытаешься меня защитить и оберегаешь! – ехан говорил спокойно, но иногда его голос ломался и переходил на крик, что не давало сыну потерять всю нить того, что пытался донести ким. – так… так почему ты сейчас не позволяешь мне помочь тебе, сыну? – жалобным голосом проговорил ехан, жмурясь от холодного ветра и крепче сжимая плечо хана. – чьи бы эти цветы не были, сыну хен, я не позволю тебе страдать. – после долгой паузы закончил ехан, уже жмурясь от звуков хриплого кашля сыну. – хан сыну, я не позволю своему любимому человеку страдать. да. любимому. – шепотом сказал ехан, надеясь, что в такой сильный ветер его все же не услышат. сейчас он мог себе позволить это сказать. терять уже нечего, когда понимаешь, что человек, тот самый человек, в которого ты так сильно влюблен сейчас чувствует ужасную боль от чьих-то цветов. - четыре раза. - что? – не понял к чему именно это сказал сыну, ехан убрал руку с плеча, чувствуя, что хан медленно поворачивается. - в первый день мы с тобой пересекались четыре раза. – объяснил сыну, вытирая подбородок от крови. – и я все помню. – сказал сыну, все еще слегка покашливая. – а еще я помню, что твои любимые цветы это белые лилии. прекрасные цветы, ехан~и. – сыну все слышал. он правда все слышал, что сказал ехан и до сих пор не может поверить в то, что сейчас происходит. это выглядит каким-то сном. сном прекрасным с тяжелыми нотами боли, но прекрасным. сыну взял руку ехана в свою. рука ехана была такая теплая, даже горячая, а у сыну руки были теплыми. ким сразу все понял и вспомнил. вспомнил про четвертый раз, именно в четвертый раз он показывал дорогу до столовой. а еще ехан понял к чему были упомянуты его любимые белые лилии. ким взял вторую руку сыну, которую он не хотел давать из-за того, что именно этой рукой он вытирал стекающую кровь с подбородка. - как давно? - три года. - хен, ты дурак. – ехан сдерживался, чтобы не заплакать. человек, который помог ему в первый день. человек, который защищал его и оберегал страдал из-за него же. ехану было больно. больно его сердцу из-за того, что он заставил страдать человека, который стал для него таким родным. ким еще боялся, что его чувства будут невзаимны. думал, что его избегают и уделяют меньше времени, так как у сыну кто-то появился. а в итоге сыну не хотел показывать свои белые лилии. - ехан, я люблю тебя. – ветер разогнал тучи, и дал волю лунному свету. сыну крепко сжал руки ехана и понял, что пора. теперь можно. теперь нужно. а ехан уже не сдержался и соленые капли потекли по его щекам. голос сыну был таким тихим и хриплым, а сам хан выглядел таким усталым и измученным, но в этот момент на его лице была улыбка. такая теплая и удовлетворенная, что ехан просто не смог сдержаться. сыну не стал медлить и быстро заключил это дрожащее тело в свои большие объятия. – ехан, я люблю тебя. – повторил сыну, обнимая кима еще крепче. - сыну, я люблю тебя. – признался ехан, успокоившись спустя время. ехан сказал то, что хотел уже долгое время, но не так долго, как хотел этого сыну. услашав желанные слова, сыну потянулся к губам ехана, которые были такими жаркими, что оторваться было от них невозможно. этого сыну ждал долго. и он дождался. теперь будет все по-другому. все же пойти этой ночью на улицу было отличной идеей. сыну все еще не верится, что его страдания были напрасны. сыну все еще не верит, что его чувства взаимны. сыну не может поверить, что теперь его легкие и сердце не будут обвивать прекрасные белые лилии, но хан не против. хан рад, что на место склизким и прекрасным белым лилиями пришли теплые и нежные объятия его любимого человека. сыну готов поверить в то, что теперь ким ехан будет рядом с ним, как и хан сыну теперь полностью будет принадлежать ехану. с того дня белые лилии навсегда покинули хан сыну. также как и красивые гортензии исчезли навсегда из легких ехана. сыну никогда не говорил, но гортензии и правда радовали его глаза. хан не говорил, но ехан это знал и без слов.