Сезон гортензий

      Когда я гляжу на небо, мне кажется, что восточный ветер собирает в нём облака разбавленных чернил.               Дождь тихо шуршит среди кустов гортензии.        Сначала он накрапывает редко. Крупные капли разбиваются о тёмно-зелёные листы, о насыщенные голубые шапочки цветов, разлетаясь во все стороны тысячей блестящих осколков. Однако минуту спустя дождь усиливается — и вот уже плотная стена косых линий размывает сереющий под тяжёлыми облаками пейзаж.        На островке, свободном от гортензий, посреди этого зелёно-голубого моря стоит Когаса. Её яркий фиолетовый зонтик возвышается над цветами, как маяк в бурю, а её тонкая бледная фигура неподвижно поддерживает его.        Когаса молчит.              Сезон гортензий уже прошёл, а небо всё продолжает плакать.               Когаса стоит молча посреди моря гортензий. Дождь уже давно перестал, но ей так не кажется: он всё ещё видит срывающиеся с краёв зонтика капли, всё ещё ощущает его сырость... И картина перед глазами всё такая же влажная и размытая — вот только, кажется, уже вовсе не дождём.        Когаса стирает капли с щёк рукавом и вскидывает голову. Вокруг неё лишь гортензии, и она совершенно не представляет, как ей выйти из этого цветочного лабиринта. И всё-таки она крепче сжимает ручку зонтика и делает первый шаг в неизвестном направлении.              В такой печальный дождливый день никто меня не поймёт.               Когаса не разбирает дороги, но всё равно упорно движется вперёд. Под ногами хлюпает вода в лужах, капли с края зонта падают на ноги, иногда даже на лицо, а в ушах звенит ветер, приносящий с собой из кустов гортензий пленительный аромат. Всё это море цветов — оно такое красивое и в то же время... одинаковое. Когаса блуждает по нему, не видя выхода из лабиринта. Не гортензий — собственного одиночества и ненужности.        Серый воздух под бледными чернилами облаков тоже одинаковый. Кажется, в нём нет ничего, кроме Когасы и её лабиринта. Когаса уже и не знает, куда он приведёт её; но одно она знает точно: ей ни в коем случае нельзя останавливаться.        Ведь она должна найти.              Пожалуйста, скажи, где ты.               Серость, серость, серость.        Всё, что окружает Когасу выше гортензий — безграничная серость, краски которой до предела сгущены вновь начавшимся дождём. С каждой секундой своего одинокого блуждания Когаса всё больше отчаивается найти тут хоть что-нибудь, кроме собственной горечи. В какой-то момент, когда усилившийся дождь особенно больно хлещет её по беззащитным коленям, она спрашивает себя:        "А существует ли тот, кого я ищу?"              Те дни теперь тоже размыты дождём.               Внезапно завеса дождя расступается. Воспалённый взгляд Когасы устремлён вперёд, и сначала она ничего не видит. Серость, серость, серость... И вдруг среди одинаковой унылой картины мелькает силуэт.        Сердце Когасы подпрыгивает в груди. Ей хватает одного взгляда, чтобы узнать эти размытые черты, чтобы почувствовать в них что-то родное и смутно желанное. С первого взгляда она понимает: она нашла.        Шаги Когасы, прежде такие вялые, ускоряются. Хлюпанье под ногами всё чаще, капли с зонтика хлещут по лицу, а ветер уже буквально ревёт в ушах, оглушает её — будто они все пытаются отрезвить её, напомнить все одинокие годы, которые она прождала его... которые он терзал её, отказываясь показываться на глаза.        Но Когасу всё это не волнует. Когаса видит перед собой родной силуэт и уже бежит к нему, полностью заглушив все горькие воспоминания радостью воссоединения. Сердце бешено стучит от счастья, а в голове пульсирует одна-единственная мысль: "Нашла!"              Я всегда хотела быть с тобой, идя рука об руку. Вместе.               Силуэт не шевелится.        Когаса бежит, боясь упустить его из виду, но он услужливо стоит на прежнем месте, не сдвинувшись ни на метр. Кажется, он наслаждается красотой гортензий? Кажется, он всегда говорил, что любит эти цветы, ласково держа Когасу за талию, пока она защищала его от каждой капельки небесных слёз...        Когаса уже совсем близко. Ещё чуть-чуть — и они снова будут вместе, стоит только руку протянуть. И Когаса протягивает, тянется к нему всем существом, порываясь за кончиками собственных пальцев.        А когда она достигает нужного места, там никого нет, и её рука хватает лишь серый-серый сырой воздух.              Теплый солнечный свет теперь лишь далёкое воспоминание.               Когаса падает на колени, роняя рядом свой зонтик, свой последний щит. Она словно марионетка, которой перерезали нити. Груз разочарования слишком тяжёл для её воодушевившегося было сердца. Кажется, оно только что потрескалось, и хватит лишь одной капли, чтобы разбить его вдребезги. Одной-единственной капли вновь зарядившего дождя...        Однако эта капля не попадает на её нежное сердце.        Внезапно облака над головой Когасы расступаются, и сквозь завесу наконец-то прорывается солнечный луч. После бесконечной серости его свет слишком ослепительный, слишком яркий, и Когаса зажмуривается. Её глаза горят, а по щекам стекают слезинки. Она держит их закрытыми пару секунд, прежде чем решиться открыть их и оглядеть этот новый сияющий мир.        Открывает — и видит перед собой его.              Достигло ли его моё желание в этом сияющем мире?               Он стоит напротив, спиной к свету, так что лица и не различить. Однако, несмотря на это, Когаса готова поклясться чем угодно: она видит на этом лице тёплую улыбку. Его улыбку, улыбку хозяина, предназначенную ей, потерянному зонтику.        Когаса смотрит на него широко раскрытыми глазами и не верит своему счастью. Сердце, только что бывшее таким потрескавшимся, таким хрупким, сжимается от приятной боли. "Неужели я и правда нужна хозяину?" — спрашивает себя Когаса и не может сдержать счастливых слёз.        А хозяин продолжает улыбаться ей, одним этим будто говоря, что теперь всё хорошо. Внезапно он протягивает руку к её лицу и ласково треплет по щеке, утирая её слёзы.        Когаса чувствует это нежное прикосновение, понимает его цель, но всё равно продолжает плакать от счастья. Чтобы не расстраивать хозяина, она старается улыбнуться в ответ — и, не сдержавшись, тихо просит:              — Пожалуйста, забери меня с собой. Туда, где ты.               Тучи окончательно расступились, и море гортензий освещено нежными солнечными лучами. Его блики играют в каплях, лежащих на листьях, и те сверкают всеми оттенками радуги, преломляя в себе свет и разливая его на нежные голубые цветы. Это сияние новой надежды будто питает всё вокруг жизнью.        Среди этого моря Когаса сидит на земле и протягивает руку.              "Пожалуйста, забери меня с собой".