До нашего общего счастья

— Акаганэ, — улыбается, светится точно кухонная лампа. Его синие, почти мраморные зрачки смотрят в пустоту. В маленькой руке круассан. Он протягивает его мне. Но попадает куда-то в пространство. Я становлюсь напротив его рук и молча принимаю подарок. Юкари смотрит на меня всё с той же счастливой улыбкой. Его силуэт вырисовывается в полумраке комнаты, очерченной пламенем фонарика. Он сидит на полу, у его ног конфеты и печенье. Мы играем в слова, ассоциации. И наконец в прятки. Я всегда побеждаю. Потому что Юкари не видит меня. — Ты похож на облачко, — говорит он, когда лучи солнца касаются моего тела. Хрупкие пальцы трогают лицо. Скользят по белой чешуе на моей шее. Задевают волосы, тянут вниз, намереваясь оторвать. Я разворачиваюсь, готовый решительно распрощаться с его объятиями, но прежде чем отстраниться от маленьких рук, слышу стук. Замираю. Делаю шаг назад и прыжком оказываюсь за приоткрытой дверью шкафа. Откуда хорошо вижу человека, нарушившего мою идиллию с Юкари. В комнату входит женщина. Её чёрное, с серыми пятнами платье, липнет к коже и собирается в складки, когда та с тяжестью переставляет дряблые ноги. Будто нарочно она наступает на леденец и, не обращая внимания на тихий треск, садится рядом с мальчиком. — Завтра операция, — она небрежно проводит пальцами по его голове, прижимая к старому телу, — ты сможешь видеть. Я внимательно наблюдаю за Юкари. Его искренняя улыбка становится ярче, а в стеклянных глазах появляются слёзы. Солёные капли падают на губы, он сглатывает слова матери, как самый сладкий во всём мире мармелад. И только во мне они разливаются ядом. Я мысленно прощаюсь с иллюзиями, в которых жил 11 лет. Если Юкари меня увидит, мир, который мы создали, рухнет прямо на моих глазах. Я растворюсь, как растворяются друзья прохладным утром, и не смогу вернуться, потому что моё тело не переносит человеческого взгляда. Я исчезну. Из мира. Из памяти. Я мог бы разорвать этой женщине шею, впиться в позвоночник и обескровить, но тогда меня, как и Джованни, на утро ждала бы гильотина. Где была бы казнена моя совесть и душа. Как бы я хотел остановить это. Создать часы, стрелки которых всегда показывали бы счастье. Наше счастье. Моё и… … Юкари, который обнимает и благодарить мать за возможность видеть. Голос. Я слышу голос за моей спиной. Глубокий, утробный голос, шепчущий о моём провале. Я берусь за ручку двери. Мои пальцы дрожат. Я с трудом сглатываю и исчезаю в темноте маленького шкафа. На утро Юкари уехал в больницу. Я слышал, как закрывается дверь, а вместе с ней моя надежда на спасение. Он не зашёл со мной попрощаться, будто знал — я не вынесу разлуки. Со вчерашнего дня я не покидал шкафа, поэтому не мог видеть выражение его лица, на котором, наверняка, прочёл бы равнодушие. Я много раз воображал, как Юкари смотрит на меня не прозрачным взглядом, а живым, о котором я не имел ни малейшего представления. В моих мечтах он всегда улыбается, и не боится меня того — непривычного человеческому взору. Через закрытые веки проглядывает свет. Я открываю глаза и первое, что вижу — потерянный, испуганный взгляд моего друга. Лицо и руки Юкари бледны, жёлтые волосы поблескивают. Тяжело дышит, сдерживает слёзы. — Акаганэ! Я вижу! Вижу! Ты такой, как я и представлял! — кричит, задыхается, берёт мою руку и вытаскивает из шкафа. Снова касается моей чешуи, тянет волосы, и в синих, точно алмазы зрачках загорается радость. Наверное, я выгляжу настолько потерянно, что он без раздумий меня обнимает. Я вдрагиваю, но обнимаю в ответ. Колени дрожат, сердце стучит, как заведённое. Я смотрю с недоумением в пол, боюсь рассыпаться в самый счастливый момент моей жизни. — Чешуя! Ты, наверное, рыба! А может, морской ангел? Смотри, — он указывает на пальто, — я сам его надел. А вон там, на столе, видишь? Это мои очки. Теперь у меня, как и у тебя, будет четыре глаза! Вдруг Юкари отстранятся, осматривается, будто что-то ищет. Снимает со спины рюкзак и достаётся маленькую коробочку. Украдкой на неё смотрит и весело открывает. — Акаганэ, мороженое! Ты же его так любишь! Держи скорее! На глазах выступают слёзы. Я улыбаюсь и откусываю протянутый кусочек мыла.