Не властны

Я вижу твой взгляд, направленный на него. Искры восхищения вспыхивают каждый раз, когда он играючи расправляется с делом. Ты завороженно смотришь на его движения, на приятно очерченные вишневые губы и острый разлет бровей. Ты наслаждаешься его голосом, в котором не проскальзывает цзяланьского акцента, а его смех ласкает твои уши. Каждый раз, когда наше дело приводит во дворец, — а в последнее время это случается все чаще, словно сами Небеса сводят вас постоянно, — ты откладываешь все свои дела, какими бы срочными те не были. Ты даже разрешаешь ему стоять при тебе, а в его голосе при приветствии не слышится ужаса или благоговения перед сыном Неба, только лишь формальное почтение, от чего ты лишь сжимаешь кулаки чуть крепче, а на дне черных глаз теплится едва заметная печаль. Но ты любуешься им, каждый раз он сам вызывает у тебя упоение. И ты не можешь не смотреть, не запоминать. Иногда мне кажется, что он знает. Хотя с его внимательностью и умением анализировать он непременно должен был узнать. По твоему лицу даже я могу все понять, или это видят только такие глупцы, как мы — влюбленные, которые только и делают, что следят за объектом своего поклонения? А он тебя дразнит: то улыбнется чуть шире, то свои невероятно обольстительные раскосые глаза прикроет и усмехнется заигрывающие. Ты тоже это видишь и, от случайно брошенного томного взгляда или игривого наклона головы, впадаешь в оцепенение. Мне же только остаётся пить ведрами уксус смотря на его заигрывания, но (о, радость!) знать, что между вами ничего не будет. Ему это не нужно, а тебя обязывает положение главы государства. И хотя ты император и в твоих силах сделать его своим, но насильно мил не будешь. И как бы ты не старался, но Само однолюб и уже выбрал кого ему любить. Хоть он ветреный и взбалмошный, я его словам верю и буду верить до конца жизни. Ты же знаешь, что я его защищу от любой опасности: будь то преступник, или его «друзья» из Цзялани. Если того потребуют обстоятельства, я его и от тебя буду защищать. В этот раз ты не сможешь отправить меня в дальнюю провинцию, чтобы я тебе на глаза лишний раз не попадался и не вызывал у тебя желания убить. Ты же знаешь, что я не претендую на трон Дракона. Он и изначально был мне не важен, какие бы интриги не плели вокруг нас. Я — не мой отец. У нас разные стремления. Но в этот раз ты не заберешь то, что мне дорого. Я вижу по твоему лицу, что ты знаешь о наших отношениях: то ли донесли, то ли сам догадался, что впрочем не так уж и важно. Главное — ты знаешь, что он мой и какие бы испытания нам ниспослало Небо, мы все сможем пережить и все преодолеем. Ты хмуришься, когда переводишь взгляд на меня, губы твои чуть кривятся, но в глазах нет угрозы, лишь принятие. И так каждый раз, когда мы находимся рядом. Когда видишь мой взгляд с тебя словно пелена спадает и твои любования прекращаются. Как и фееричная обвиняющая речь Само Доло. Ты закрываешь глаза, собираешься с духом от понимания, что тебя снова предали, словно очередной нож в спину всадили, и приказываешь страже увести очередного чиновника. Очередного никчемного человека в твоем окружении. Порой возникает чувство, что ты собрал вокруг себя одних лишь проходимцев, которых Само должен ловить и изобличать их гнилую натуру. Ты встаешь и уходишь, кинув на нас прощальный взгляд. Мы кланяемся и отступаем к выходу. До следующего раза.

***

Ночь опустилась на Чанъань, явив взору белый лик луны. Дневной шум большой столицы затих до утра. Мерцание мириад звезд завораживает своей красотой. Ли Чжи сидя на окне вглядывается в черноту неба. Рядом слышится тихое сопение и небольшая возня. Тихий вскрик разбивает благостную тишину. — Это всего лишь сон, спи, — тихо говорит Ли Чжи, подходит к Само и нежно проводит рукой по его спине, успокаивая. — Кто бы не был: враг или друг я буду защищать тебя. Я всегда буду рядом. Само кладет голову на колени единственного возлюбленного и тяжело дышит ему в живот, прогоняя остатки дурного сна. Ли Чжи аккуратно гладит его по голове, перебирая длинные пряди волос и заворожено смотрит на подрагивающие ресницы и еле заметный румянец на любимом лице. Само любит эти длинные пальцы, исчерченные ранками и мозолями от меча, они грубые и сильные, но для него нет ничего нежнее этих больших рук, которые прикрывают его от жестокого мира. Само Доло целует мужчину в кожаный пояс на животе и тихо вздыхает. — Ты же меня не бросишь? Будешь рядом? — Даже если Небеса рухнут, я всегда буду рядом.