Настоящий Чармейн

Должен вам сказать, если вы до сих пор не знаете, кто такой Чармейн Чанг, то вы сильно отстали от жизни. Я считаю, что это лучший литературный персонаж из всех, что когда-либо придумывали во всех мирах. Шейлоб Уэст, самый таинственный писатель современности, написал первую часть приключений Чармейна Чанга, кудесника (это что-то среднее между магиками и волшебниками), два года назад, и с тех пор выходила только одна часть, заставившая всех позабыть о рабочих делах и наслаждаться ироничным и тонким описанием. Серьёзно, это был просто фурор — вы могли зайти в бакалейную лавку и обнаружить, что булочки сгорели, а хозяин сидит посредине дымовой завесы и дочитывает последние страницы книги. Я открыл Шейлоба Уэста первым, когда он ещё был неизвестным автором. Я взял скучновато оформленную книгу с прилавка… И не мог поверить, что кто-то может написать настолько интересную книгу! Не хочу хвастаться (но буду), но именно благодаря мне его книги моментально разлетелись по знакомым — я купил сорок книг и выдавал их всем друзьям, несмотря на возражения. Ей-богу, ни один из них на меня не жаловался! Хотел бы я хотя бы немного быть похожим на Чармейна Чанга. Он такой сияющий, искренний, непосредственный, уморительно смешной, трогательный, но в то же время чудесный до невообразимости! Ощущение, что всё вокруг него расцветает, тянется к нему, наслаждается его присутствием. Он красив, но не холодной обложечной красотой, а притягательно-обнимательной. Я всегда чувствовал его родным, и если вы тоже выросли среди книжноперсонажных друзей, вы поймёте, о чём я говорю. Его серые (как у меня!) глаза, ямочки на щеках (как у меня!), но куда как более весёлый нрав и неисправимая доброта в каждом поступке вот уже два года служили мне неким маяком, на который я постоянно ориентировался. Мне бы хотелось быть Чармейном Чангом, но я же живу с собой и понимаю, какой я ходячий кошмар в сравнении. Прежде всего, я жуткий нытик. Например, полтора месяца назад мне выдрали два зуба, и сначала я держался неплохо и дарил окружающим свои чармейнчанговые улыбки, а потом, глядя, как остальные с хрустом поедают пиццу (мне на новые импланты было больно жевать твёрдую пищу), пьют вино (у меня началось расстройство пищеварения из-за перетёртой пищи), веселятся (у меня началось расстройство веселья, знаете ли), я начал медленно мрачно сопеть. Нет, внешне всё выглядело так, словно я в полном и абсолютном порядке. Я ходил с Норли на рыбалку, помогал Веретте с котом, работал, пытаясь обаять необаятное, то есть, даже самых хмурых клиентов. Но Веред-то был в курсе, что, когда мы заходили в нашу комнату, я утыкался в его плечо и горько причитал о своей несправедливой судьбе, закатывал истерики, заползал в углы, предлагал немедленно развестись (раз уж у нас есть такая опция), а если нет, то расстаться, чтобы он бросил меня, горемычного, на веки вечные помирать вот прямо тут в углу, не тратя свою жизнь на такого унылого хрыча. Веред терпеливо и спокойно вытаскивал меня из депрессии, ни словом, ни делом, ни даже жестом не показывая, что его это раздражает. В его чёрном взгляде я видел только нежность и беспокойство за меня, и от этого мне было ещё более стыдно — как издеваться над кем-то, кто сильно от тебя зависит. В общем, я был о себе не лучшего мнения, а о Чармейне Чанге — лучшего. И именно в этот момент вышла третья книга! И, что важно, у Чармейна Чанга в этой части появлялся (наконец-то) настоящий верный друг, который (барабанная дробь) был просто идеальным совпадением с Вередом! Что могло сделать меня большим фанатом Чармейна Чанга, чем лучший друг, как две капли воды напоминающий моего лучшего друга? Да ничего! Я скакал, я плясал, я развеселился и развеселил всех в доме, а потом воодушевился и пошёл немедленно шить себе костюм Чармейна Чанга, чтобы впечатлить всех абсолютно и на празднике в честь летнего солнцестояния, который называется Учандре, на котором все появляются в костюмах. Я даже нашёл красную краску для волос — я однозначно решил стать Чармейном Чангом, и заодно заставил Вереда прочесть все три книги, чтобы он тоже впечатлился. Он бы прочёл и раньше, но его постоянно что-то отвлекало. Веред был в сдержанном восторге, то есть, он фанатствовал, но тихо, как он обычно это делает. Правда, однажды я спросил его, не кажется ли ему, что мы похожи на Чармейна и Уэллса, и он посмотрел на меня пламенеющим взглядом, и лаконично ответил: «Ты даже не представляешь, насколько». И я танцевал ещё несколько часов, пытаясь пришить воротничок к клетчатому пиджаку Чармейна Чанга. Возможно, писатели просто не осознают свою поразительную силу вытаскивать из депрессии людей, которые полтора месяца не могут жевать ничего существенного, но кем бы ни был таинственный Шейлоб Уэст, он буквально вытащил меня из болота самокопания и сделал счастливым. До того момента, пока… Пока в наш дом не зашёл настоящий Чармейн Чанг. Кален просто сиял, и его клетчатый (красиво сшитый, не как у меня) пиджак, изумрудный галстук и потёртые линялые джинсы были не просто аутентичными — они были идеальными, именно такими, какими они были бы у Чармейна Чанга. У него были ямочки на щеках, яркий голубоглазый взгляд, он сиял. И ему не пришлось перекрашивать волосы. Потому что у него и без того были красные волосы. И ещё он был моложе меня, красивее, позитивнее и гораздо, гораздо талантливее. Ну, знаете… Как Чармейн Чанг. Я смотрел на него, стоя с кружкой чая, с которой вышел поприветствовать гостя, и чувствовал, как подо мной разверзается невидимая пропасть на много, много, много километров вниз, и я лечу в неё с молчаливым отчаянным криком, и совершенно очевидно, что с секунды на секунду умру от разрыва сердца. Кален был идеальным Чармейном Чангом. И на его фоне было видно невероятно чётко, что я идеальным — не был. Вся моя радость по поводу предстоящего завтра праздника Учандре вспыхнула синим пламенем и начала медленно осыпаться вокруг меня лёгкими хлопьями серого унылого пепла. Я понял, что не смогу сделать этого, я просто не смогу надеть свой кривой пиджак, выйти с покрашенными волосами — рядом с Каленом, лучшим волшебником на все Стороны Света, таким юным и гибким, таким идеальным — и выглядеть смешно и жалко. Псевдочармейн. Самозванец. Пустышка рядом с действительно красивым и невероятным Чармейном. Я любил Чармейна и хотел для него лучшего, и я не мог не признать, насколько лучше в этом образе смотрится Кален. Который восторженно подошёл ко мне, взял за заледеневшие руки и стал говорить со мной, как фанат с фанатом, о том, как он счастлив, что я открыл для него этот потрясающий образ, и как он будет рад завтра быть вместе со мной на Учандре в одном и том же виде, и понимать, как мы разделяем одну и ту же любовь к… - Я понимаю, что я никогда не буду так же похож на него, как ты, - улыбнулся Кален с нежностью. - Но зато у меня красные волосы… Ты в порядке? - Да, - чужим голосом ответил я и сунул ему в руки чашку с чаем. - Я что-то неважно себя чувствую. Чёртовы импланты! Пойду… Полежу. - Он настолько идеальный, - рыдал я через три часа, уткнувшись Вереду в плечо, после того, как с трудом, но уничтожил свой костюм, разрезав его на мелкие-мелкие кусочки. - Он идеальный Чармейн. А я? А я постоянно ною, я весь такой непозитивный, со мной так тяжело общаться… Признайся, ты тоже заметил, насколько он идеально подходит на эту роль. Это было… Единственное, что меня радовало, и я даже не могу злиться, он же не специально отобрал эту радость, он хотел разделить её со мной, но я такой… Мелочный и… Уууу… Веред тихонько поцеловал меня в макушку и крепче прижал к себе. - Я не знаю, Кель, - сказал он, подумав. - Я не могу тебя сравнивать с кем-то. Потому что я всё равно вижу только тебя. Для меня ты идеальный. А остальные просто не существуют. Я шмыгнул носом. - Я не пойду завтра на Учандре. - О, я тогда тоже не пойду, - обрадовался Веред, который изначально не хотел никуда тащиться по жаре, да ещё и в людное место, да ещё и переодеваться. - Давай просто останемся дома, как в старые добрые времена, и будем активно ничего не делать. Перспектива ничего не делать меня снова обрадовала, и я уснул довольный, подумав, что завтра первым делом схожу Вереду в булочную за булочками с корицей, которые он очень любил. Чисто в благодарность за то, что он такой офигенный партнёр, и не смотрит на других, более идеальных, Чармейнов… В Учандре город вымирает. Практически все уезжают засветло, некоторые — за день, чтобы успеть с удобством расположиться в хостелах и гостевых комнатах, переодеться в свои яркие костюмы. Тихий город, залитый белым утренним солнцем, невероятно меня радовал. Он был такой… Успокоенный, как из воображения ребёнка об идеальном городе. Я наслаждался тихим постукиванием моих кед по камням мостовой, запахами булочек с корицей и пирожков с вишней, разносящихся по всей улице, идущей чуть под уклон прямо к моей любимой булочной. Странности начались уже там, когда булочник, пожилой весёлый человек, похожий больше на рыбака, чем на булочника, подмигнул мне и сказал, протягивая заказ: - Пожалуйте, сир Чармейн. - С-спасибо, пан Комдре, - недоуменно ответил я, забирая хрустящий светлый бумажный пакет. Хм, подумал я, это, конечно, очень мило, но не совсем в духе Вереда, да и зачем ему вставать в такую рань, чтобы попросить булочника… Может, это сделал Кален, который заметил неладное? - Доброе утро, сир Чармейн, - подмигнула мне цветочница, открывая лавку. Я покосился на неё, пытаясь понять, находится ли она под воздействием волшебных чар. Заколдовать весь город? Это не было слишком сумасшедшим для Калена, но зачем? Но на цветочнице не было волшебных чар. Она просто смотрела на меня весело, игриво и восхищённо. - Д-доброе утро, мадам Сидр. Она снова мне подмигнула, и я пошёл по городу в глубокой задумчивости. На дорожке на холм я встретил почтальона, молодого парня, который только-только поступил на службу. Он вытаращил на меня глаза и восхищённо протараторил: - Доброе утро, сир Чармейн. А можно… взять у вас автограф? - Да вы что, ополоумели все, - пробормотал я, отшатываясь от него. Но парень смотрел на меня так просительно и грустно, что я оставил ему на какой-то газете росчерк и пошёл к себе, задумчиво жуя одну из булочек. Уже подходя к дому, я услышал тихое хихиканье Вереда, уткнувшегося в газету. Веред сидел на крыльце дома, и при виде меня с удовольствием взял пакет с булочками, подвинулся и вручил мне развёрнутую основной статьёй развеселившую его прессу. - Читай, - сказал он и весело захрустел пакетом, вытаскивая первую булочку. Прежде всего, должен вам сказать, что на первой странице свежей газеты красовалась моя физиономия. Я не сразу её узнал, потому что это был какой-то слишком удачный снимок — видимо, двухлетней давности, со светового шоу, где я был пьян, расслаблен и весьма счастлив. И выглядел я на нём реально очень красивым. Сейчас-то я, конечно, уже был старым и унылым. А тогда ещё был красивым. - Когда это сняли, интересно, - пробормотал я. - На прошлой неделе, - ответил Веред. Я изумлённо повернулся на него. - Да ты что, правда не помнишь? Это тот вечер, когда ты всё стенал, что ты унылый и скучный, на свадьбе у дочери сеньора Барротти. Читай давай. И я начал читать. И глаза мои стали открываться всё шире, и шире, и шире. Потому что это было единственное в своём роде интервью с таинственным и неуловимым писателем Шейлобом Уэстом, который до этого никогда в жизни не давал интервью. И до сих пор никак вообще себя не проявлял в общественной жизни. Но в этот раз он давал интервью преподавателю литературы моей Школы по поводу вышедшей книги. И, в частности, сообщал следующую информацию. К.Майтерн (преподаватель): А у вас был реальный прототип для образа Чармейна Чанга? Ш.Уэст (писатель): (смеётся) Вы не поверите, но у меня не только был, но и есть один-единственный прототип, с которого я постоянно беру новые идеи для книг, потому что с ним постоянно происходит что-то удивительное. Вы, наверное, знаете лучшего магика в мире… К.Майтерн: Кельвин Крокуда? Не может быть!!! Ш.Уэст: (смеётся) Может! Он удивительный человек. Всегда сияет, такой красивый, добрый, весёлый, всегда помогает даже чужим людям, помог он когда-то и мне, хотя он, должно быть, и не догадывается об этом. Он гораздо больше Чармейн Чанг, чем сам Чармейн Чанг. Я боялся, что все сразу догадаются об том, кто это, поэтому на всякий случай перекрасил персонажу волосы в другой цвет. Неужели вы не догадывались? К.Майтерн: То есть, друг Чармейна… Ш.Уэст: Веред Тьорк, вы правы. Не думаю, что таких друзей можно было разделить, даже в книжном варианте. Именно из-за этого я сел писать третью часть, хотя, собственно, не собирался этого делать… Я ошалело повернулся на посмеивающегося Вереда, уплетающего булочку, а потом невидяще ткнулся в текст интервью. «Он гораздо больше Чармейн Чанг, чем сам Чармейн Чанг». На газету начали капать крупные тёплые слёзы, и я в ужасе стряхнул их, чтобы не испортить текст. Веред хмыкнул, отложил булочки и спокойно обнял меня. Он знал, что на этот раз всё было хорошо. - Как ты думаешь, кто всё-таки такой Шейлоб Уэст? - спросил я, когда мы лежали в постели, сонные и спокойные после целого дня тишины (домашние все уехали на фестиваль веселиться, а заказов на сегодня не было, мы же собирались уехать). - Ты мне скажи, это же ты с ним знаком, - усмехнулся Веред. Я задумчиво оглядывал потолок. - Я встречал очень много людей, которых не запоминал. Странно, что одним из них был человек, который так сильно повлиял на мою судьбу. Я два года ориентировался на его персонажа… - Пока его персонаж ориентировался на тебя, - улыбнулся Веред. - Надо признать, у Шейлоба Уэста есть вкус. - Ты что, ревнуешь? - удивился я. - А мне следует? - стараясь выглядеть максимально неревнивым, гиперравнодушно уточнил Веред. Я засмеялся, и Веред, не глядя, нащупал подушку и заткнул меня ею. Именно в этот момент Кален, идеально выглядящий Чармейн Чанг, наверняка блистал на фестивале, и его потрясающе сшитый костюм сверкал, привлекая внимание, а забранные в хвост алые волосы ярким пятном притягивали взгляды. А я валялся в постели в поцелуях и сахарно-коричной пудре, мой пиджак был порван на мелкие клочки, но я всё равно был «больше Чармейн Чанг, чем сам Чармейн Чанг». Вот ведь я везучий дурак, правда?