Последняя ночь

Тусклое, почти осеннее солнце уходило за линию заката, распуская вокруг себя терпкие малиново-красные лучи, отделяющие собой землю от горизонта. Лёгкий прохладный ветерок, двигаясь в такт сверчкам, кружил возле поляны, иногда поигрывая с густыми ветвями елового пролеска. — Музыку включить хочу, — сказал Петар, потерев заросший двухнедельной щетиной подбородок. Сидящая напротив него Эми сложила очки, и закрыв глаза водила рукой по траве. — Подожди, — сказала она после непродолжительной паузы. — Дай насладиться тишиной. С этими словами она положила голову на плечо мужа, и убрав руку от травы обняла его. Петар глядя на безмятежную пару, безразлично пожал плечами и продолжил потягивать пиво. Солнце полностью зашло за горизонт, но небо ещё светлело лёгкой лазурью. Совсем скоро его затянет ночное покрывало, с затейливым звёздным узором. Допив бутылку, Петар негромко, словно и сам не хотел нарушать тишину природы, отложил её в корзинку для пикника, и достал новую. — Бен, ты будешь? — спросил он мужчину, на плече у которого уютно расположилась голова Эми. Тот медленно покачал головой в ответ. — И так хорошо, — полушёпотом добавил он. Петар вскрыл бутылку, и перевёл взгляд на четвертого, последнего члена компании. — А ты, Лев? Черноволосый, поджарый Лев, командир их импровизированных посиделок, также отрицательно мотнул головой, сосредоточившись на сочном бургере, принесённым всё в той же корзине. С бургера стекала капля сока помидора, смешавшаяся с соусом. Лев испачкал все руки, но не переживал по этому поводу — до ручейка с чистой, колюче-холодной водой было рукой подать. Доест, и сходит умыться. Исходивший от румяных булочек бургера запах свежей выпечки вперемешку с травами, вновь взбудоражил аппетит Петара, но он остановил себя от попыток покопаться в корзинке. И так уже съел слишком много. «И почему мы раньше так никогда не собирались?» — думала Эми, вновь надев очки, чтобы разглядеть потихоньку проступающие звёзды. — «Ведь столько дней здесь живём. Что нам мешало? Почему никто не решался?» — Всегда так как-то выходит, — вторил Бен, словно услышал эти мысли, — что самая памятная ночь, это та, что идёт последней. Так было в лагерях, так бывает на отдыхе. Не важно, в каком ты коллективе, или компании. Если завтра твоя жизнь делает новый виток, последнюю ночь ты не забудешь. — Скучать будете? — спросила Эми. — Руки пойду помою, — неловко ответил Лев, отряхиваясь от слетевшего с бургера кунжута. Он пошёл к устью речушки, но не пропадал из поля слышимости. Идти было совсем недалеко. Закончив полоскать руки в искрящейся под небом проточной воде, Лев протёр руки о короткую траву, и вернулся в кружок, сев на землю и звучно выдохнув воздух. Какое-то время никто не нарушал тишину. Издалека раздавались крики птиц возле терновника, и копошение какого-то мелкого животного в кустике. Быть может кролик, хотя скорее всего обычная мышь-полёвка. — Буду, конечно, — сказал наконец Лев. — Странный вопрос. Бен, Идзанами сегодня порадует нас сиянием? Бен пожал плечами, всё также глядя в небеса. — Я не смотрел прогноз. Пусть будет сюрпризом. Не порадует нас, так порадует завтрашних колонистов. Можешь представить, что это обычный летний вечер на Земле. — Летний вечер на Земле я себе представлю, когда вернусь на Землю, — бросил допивающий вторую бутылку Петар. — А пока я нахожусь на планете, вокруг которой чутка больше легенд, чем обо всех других вместе взятых, ну хотелось бы какого-то соответствия. Бен ничего не отвечал, погружаясь в тёплые объятия Эми. — Идзанами ведь не живое существо, — ответил Лев. — Какое ей может быть дело до того, что насочиняли о ней сплетники. Просто самая старая из открытых планет. Это не делает её уникальной, ведь так? Петар укутался от налетевшего прохладного ветерка, и пробурчал: — Мне первое время было не по себе, если на чистоту. Я не суеверный, но вселенная большая. Что там может зародиться, сам понимаешь, не угадать. Но это всё зря было, я считаю. Обычная планета. Уж после терраформирования и вообще поди от Земли отличи. Без полярного сияния не сможешь. — На самом деле, планета не слишком обычная, — проворковала Эми, отдавшись головой ласковой руке своего мужа. — Во многом и впрямь вполне типичная, — поддержал её слова Бен. — Но есть нюанс. Она чуть меньше, чем на миллиард лет моложе вселенной. По современным представлениям, у нее просто не было материала для формирования. Сегодня, между прочим, самая длинная ночь года. Символично, да? — Да что нам длина этой ночи? — развёл руками Лев. Не раскрывая глаз, Эми ответила: — А почему в этом должно что-то быть? Разве недостаточно той красоты, что рифмуется с нашим отлётом? — Вы мне лучше расскажите, что такого Идзанами вам представляет интересного с научной стороны, — настаивал на своём Петар. — Я простой инженер, слежу только, чтобы ваши дико умные дома не сбрендили. И всё что знал про планету, когда заступал, только пачка легенд и ужастиков, за которыми ничего стоящего не стоит, если голова на плечах имеется. — Ко мне тем более с такими вопросами не надо, я вообще не техник, — бросил Лев. — Моя задача людьми командовать. Тобой, и нашими любимыми биологами. Говоря это, Лев достал массивный, отливающий в темноте белой керамикой нож, и принялся нарезать некрупный арбуз, с которого ещё стекала вода всё того же холодного ручья. — Налетайте, пока мошкара на него не собралась. Комары сегодня тихие, даром, что последние дни лета. Арбуз звонко треснул, раскрываясь изнутри, и брызнув липким соком начал источать свежий сладкий аромат. — Тогда пусть наши любимые биологи и расскажут, — все продавливал свою тему инженер. Эми тихонько вздохнула, беззлобно проворчав: «он невыносим». Бен же на этот раз действительно приободрился, и сев по-турецки принялся говорить, не отрывая взгляда от Петара: — Ну что ты от нас всех хочешь, многого я тебе не расскажу. И Эми тоже, — понизив голос он прибавил, — хотя она и умничка. Я биолог, по специальности терраформер, мне Идзанами представляет только теоретический интерес как возможный инициатор аномального прохождения цикла изменения атмосферы, климата, температуры и прочего. Чтобы что-то рассказать дельное, тебе нужен физик, Идзанами якобы не подходит под классические астрофизические модели. Я же лично могу тебе сказать только, что, когда на Земле зародилась первая живая клетка, Идзанами существовала уже порядка десяти миллиардов лет. Когда мы вылетели в космос, ей было четырнадцать миллиардов. Наблюдаемая нами жизнь в любом её проявлении не существует и трети того времени, что есть Идзанами. Что с ней было, как она выглядела, как менялась, я не знаю. Никто не знает. Много кто предполагает, но домыслами вселенная полнится, не так ли? Раздухарившийся своими словами Бен встал и уверенными шагами пошёл в сторону Льва. Взяв нож в руку, он отрезал себе порядочный кусок арбуза и с хрустом откусил его, едва не подавившись соком. — Про арбуз тебе рассказать могу, — сказал он, ещё не прожевав. — Меньше тысячи лет назад его польза была только и исключительно в воде. Идёшь в поход, и нет ручья? Бери арбуз. Хочешь скушать что-то вкусное в жаркий денек? Тут арбуз тебе не товарищ. Не тысячу лет назад. Он был бесцветный и безвкусный. Всего тысячу лет, и словно по щелчку пальцев у нас на столе совершенно другой продукт. Что же могло происходить здесь, на самой старой из открытых планет?.. — Нашли о чём говорить, — послышался новый, хрустально тонкий голос. К компании присоединилась неспешно идущая девушка, с льдисто-голубыми глазами, тонким, почти острым подбородком и густой серебристой шевелюрой, убранной в игривый высокий хвост. Бен осёкся, закончив на полуслове, Лев подобрался, ничего не ответив, но не сводя с неё взгляда. Глядевшая заспанными глазами из-под больших круглых очков Эми приветливо сказала: — Мани! Теперь точно все в сборе. Садись к нам! Появившаяся девушка мягко улыбнулась, и юрко, не сгибаясь в спине, опустилась на землю. — Вы полгода прожили тут, следя за планетой. И последнюю ночь тоже хотите ей посвятить? Скоро вы все разлетитесь по вселенной, кто куда. И едва ли когда-нибудь встретитесь. Потратьте время с толком, поговорите друг с другом наконец! — Мани улыбнулась, сменив тон на более миролюбивый, и проговорила: — Петар, расскажи про себя. Что будешь делать, когда улетишь? Инженер потёр высокий лоб, что-то недовольно пробурчал, но всё-таки начал: — Домой полечу. Теперь у меня будут деньги. Вы уже заметили, видимо, что я тут нахожусь не с таким уж энтузиазмом, как вы все. Всё потому что эта ваша таинственная планетка мне так, слухи в баре попускать. И я не стыжусь этого, если вы вдруг чего подумали. Мне нравится работать с механизмами, мне нравится зарплата, какую тут платят. Так что полугодовалая ссылка сюда был вопрос непростой, но необходимый. — взглянув в небо, он добавил, — Ну и звездопады такие мне тоже нравятся, этого не отнять. Какое-то время тишина прерывалась лишь стрёкотом цикад. Потом Петар встал, и подойдя ко сумке-холодильнику достал себе ещё пива. Бен переводил недовольный взгляд с Петара, на Эми, словно пытаясь угадать, не испортил ли грубый инженер ей настроения. Та любовалась звездопадом. Мани же продолжала смотреть на Петара даже когда он замолчал, улыбка с её лица так и не сходила. Поняв, что на нём всё ещё сосредоточенно общее внимание, Петар сказал: — Так, ну что это началось? Я один тут должен душу изливать всем? У вас-то какие планы, после всего этого? Бен хотел было начать, но Эми его опередила: — Нашей задачей была лишь завершающая стадия терраформирования. Удостовериться, что всё пройдёт по плану. Если нам не повезёт, и начнутся проблемы, мы просто бьём тревогу. Сами ни во что не вмешиваемся, никак не реагируем. Потом никому ничем не обязаны. Наш с Беном контракт заканчивается ровно с отлётом, но мы не будем искать что-то иное. Жить здесь, где-то на краю вселенной, где никто не побеспокоит… Это успокаивает. Потому мы решили сразу перелетать на другую планету на финальной стадии терраформирования под таким же контрактом. — И так всю жизнь? — спросила Мани. — Всю жизнь, пока будет возможность, — отозвался Бен. — А что плохого в работе межгалактического сторожа? Петар усмехнулся, Мани просто пожала плечами, и внезапно ойкнула. В траве послышался шелест, кто-то торопливо засеменил в сторону ближнего кустика. — Что-то дотронулось… Чужое, — сказала она. Бен не смог сдержать улыбки: — Мани, здесь нет ничего чужого. Это был ёжик или другая живность. Все с Земли, планета была пуста, до нас. Ты его пугаешь не меньше, представь сколь чужды для его мирка твои размеры, форма, движения. Для ежа человек воплощение неизвестной мистической сущности. Как и много чего другого… Ну, а ты, Лев? Нашёл чего искал, когда прилетел сюда, или завтра пойдёшь подписывать новый контракт на отшельническую должность? Лев ответил не сразу. — Я искал здесь уединения. Может быть, искал забвения. В принципе, его и нашёл. Петар досадливо закатил глаза: — Никогда не расскажет. Золотой мальчик корпорации, успешный, едва ли не прижизненно ставший легендой командир подразделений по переустройству миров, ушёл в добровольное изгнание. Сколько было за твоей спиной планет, Лев? Почему ты это все бросил? — Петар махнул рукой. — Бесполезно. Но едва он закончил, как Мани перехватила взгляд Льва, и произнесла: — Точно бесполезно? — Лев также смотрел на неё не отрываясь. — Лев, ты нас всех больше не увидишь, возможно, никогда. Что тебе мешает с нами поделиться? Даже если мы что-то про тебя узнаем, тебе не придётся краснеть, когда мы станем лишь тенью, простыми воспоминаниями. Лев всё также смотрел в её глаза оттенка голубого льда, и начал: — Может потому и не рассказывал, что стал почти легендой. Если о тебе ходят слухи, как о лучшем специалисте в своём деле, репутацию лучше поддерживать до самого конца, даже если не собираешься ей пользоваться… Что-то в этом месте гипнотизировало Льва. Запах ночной природы, всполохи падающих звёзд, или же ощущение чего-то безвозвратно уходящего, исчезающего сразу после завтрашнего отлёта. Он решил быть откровенным: — Командовать отрядом опытных специалистов в экстремальных условиях преодоления заложенных природой условий планеты, это занятие, которое требует большой личной ответственности. Я специально говорю «личной», потому что много что в этой работе держится на твоей конкретной персоне. Авторитет здесь также важен, что у лидера своры волков. Дашь слабину — сожрут. Не потому что плохие они, не потому что плохой ты, а потому что за бортом огромная планета, чужая планета, мир, который тебе ни капли не рад, а ты пришёл сюда с намерениями прогнуть его естество под собственные хотелки, или хотелки заказчика. На кону слишком многое, чтобы позволить себе слабину. Вы будете смеяться, если узнаете, что я бросил всё из-за женщины. Нет, не потому что личная жизнь мешала работе. А потому что личная жизнь не случилась. С женщиной не срослось, и при всех своих амбициях, я её не устроил, — Лев перехватил ироничный взгляд Петара. — Вот и говорю, смеяться будете. А мне это всё не смешно. Когда ты управляешь планетами, очень легко зарваться, возомнить себя богом. Зарваться так, что простой и вполне беззлобный отказ для тебя будет, как если весь мир сдвинется с привычного места. Такой истории лучше бы происходить где-то на страницах глупой романтической книги с неизбежно грустным концом. А в жизни этого опыта лучше избежать, можете мне поверить. Закончив, Лев лёг на спину и стал смотреть в небо. Он не думал о том, что только что сказал. Просто искал знакомые созвездия. В конце концов, Мани ведь была права, что краснеть перед людьми, которых больше не увидит, довольно бесполезная затея?.. Игривый ветерок, казавшийся верхушек деревьев, поутих, шум ветра прекратился. Те немногие деревья, что в этом пролеске не были хвойными, на время остановили своё осыпание. Лев думал о том, как было бы глупо, если бы каждая падающая звезда издавала бы громкий грохот падения. Такие ночи на планете стали бы попросту невозможны. Мани задумчиво смотрела на него в это время. Петар, некоей едва ощутимой гранью сознания понимая неловкость от напряжённой паузы, решил продолжить разговор: — Эми, ты вроде говорила, что Идзанами не вполне обычная? Что именно тут необычного? Эми подняла голову с колен Бена. — Ой, да почти ничего, — торопливо прощебетала она. — Она и не была никогда ничем из ряда вон, ещё до того, как мы начали её перекраивать, это была обычная пустыня, ну что-то вроде того-же Марса. Хоть люди уже и привыкли к тому, что планеты можно подделать под себя, на самом то деле этим занимаются не так давно. Общим счётом и двадцати не наберется… — Уже наберется, — машинально поправил Бен. — Не важно! Суть в том, что Идзанами была довольно простенькой задачкой. Тем более на фоне того, чего от неё ожидали лирики. Единственное, что нам не давало покоя, это чудное поведение атмосферы. Полярные сияния здесь не слишком хорошо поддаются ни прогнозам, ни вообще классическому анализу. Они не зависят от вспышек на солнце, солнечного ветра, а порой вовсе создавалось такое впечатление, будто они появляются тогда, когда планета сама того… — Боже, Эми, ну не начинай, — взвыл Бен, — Ты же человек науки. Сколько раз мы говорили: Идзанами не живое существо, чтобы ей захотелось создать себе сияние. Планета древняя как мир, но не надо её превращать в хтоническое божество. Эми насупилась, и отодвинулась от Бена. — А я тебе сколько раз говорила не использовать термин «хтоническое божество», когда говоришь о чём-то древнем. Хтоника обозначает чисто мифологическое понятие сосуществования с землей, а не что-то древнее и доисторическое. Но я тебя не перебиваю, чтобы поправить, правда? Бен тяжко вздохнул, и хотел было податься в сторону Эми, но уловив её хищный взгляд, среагировавший на его движение, остановился. — В любом случае, поведение полярного сияния здесь действительно аномальное. Но и ему есть несколько объяснений. Особенно популярна мысль о том, что планета некогда была населена расой высокоразвитых существ, и полярные сияния, это некоторые побочный эффект от их техники. Петар усмехнулся себе в бороду, и сказал тихим голосом: — Вот ты, Бен, только что укорил свою прекрасную жену за то, что она дескать ненаучные вещи говорит. И сам начал про инопланетян. — Что ненаучного в иной расе на иной планете, хотелось-бы мне знать? — А что ненаучного в живой планете, способной управлять своими атмосферными явлениями? Бен крепко зажмурившись потряс головой. — Живая планета, ты себя то послушай, Петар. Слушай, Идзанами изучена вдоль и поперёк, это просто кусок камня в космосе. У него нет органов, нет крови, ну как ты себе представляешь это? — То, что ты говоришь, — подал из темноты голос Лев. Бен ориентировался только на слух, видно вокруг было плохо, — это углеродный шовинизм. Его, думаю, можно списать на твою специальность в биологии. Планете не обязательно нужна кровь. Это вообще может быть совсем иная биохимия, многие вещи мы не можем предположить ещё даже теоретически… — И раз уж мы заговорили о фантастике, — подхватил более захваченный темой Петар, — что это за аппарат такой у инопланетной цивилизации, что от него сияния повсюду? Бен пожал плечами. — Не могу ответить. Ты знаешь о таком эффекте, как «тень Хиросимы»? Природный памятник человеческой жестокости. При ядерном взрыве высвобождается немало излучения. Если на его пути стояло препятствие… Столб, забор. Человеческое существо. На земле, стене дома, да любой поверхности остаётся след, там выгорание происходит менее интенсивно. Человека уже нет, и понятно почему. А тень осталась.  — Это между прочим и отвечает на вопрос о том, где же та самая высокоразвитая раса, — добавила Эми, которая не могла долго сердиться на мужа. — Если эти сияния аналог Тени Хиросимы… Возможно, они просто уничтожили сами себя. Оставив после лишь вот такой своеобразный памятник. Бен наощупь достал термос с тёплым каркаде, и предложил Эми. Маленький знак примирения. Эми приняла его, сделав несколько глотков. Немного кислее, чем она любит. Но это не важно. Петар молчал, но не смог сдержать усмешки, когда увидел всю собравшуюся компанию. Их озарил переливающийся бирюзой свет с небес. Легко на помине. Эми не отрывала взгляда от причудливых волн света. За всё это время на планете, сияние не переставало её завораживать. Лев неосмысленно бродил взглядом по нежданно осветившейся земле. Взгляд его валко гулял по траве, уходя вдаль, перекарабкался через собеседников, и взмыл ввысь, к деревьям. Погуляв немного по елям и нескольким хвойным гибридам, чей запах доходил даже до поляны, взгляд Льва медленно, будто опускающийся листик с осеннего дерева, перешёл на Мани. Она также смотрела наверх, откинувшись на свои руки, тонувшие в нескошенной и густой, но шелковисто податливой траве. Захватив взгляд Льва, Мани тепло улыбнулась, склонив голову на бок. Когда пауза слегка затянулась, она помахала ему рукой. Лев продолжал просто смотреть, не изменившись в лице. — Теории конечно интересные, — произнёс Бен чуть слышно, — но в них может и смысла никакого нет. Есть математическо-философское уравнение, по крайней мере я слышал о нём. Суть его заключается в том, что, когда человечество доходит в своём технологическом развитии до момента создания оружия массового поражения, оно уже этически не способно уничтожить себя полностью. Этика, уровень взаимопонимания и понимания взаимной ответственности имеют такой высокий уровень, что, скоординировавшись для создания чего-то подобного, оно уже самим этим фактом не способно нажать кнопку и себя уничтожить. — Философ ты философ, а наивный такой, — без упрёка сказала Эми, пригубив ещё немного тёплого каркаде, — Откуда ты знаешь, что они были похожи на людей? До нас тут могло быть что угодно. Если это коллективный разум? Как термиты. По отдельности индивид ничто, а в связке великий мозг. Ты можешь применить к такой расе нашу, человеческую этику? — Выходит, полярные сияния здесь оттого, что один муравейник решил скинуть на все остальные ядерную бомбу, — Петар усмехнулся. — Думал, этот мир меня уже ничем не удивит. — А ведь это самая древняя планета, на какой мы все бывали, — говорил Лев, всё также не отрывая взгляда от Мани. — Сколько лет эволюции. Представим себе ситуацию, что коллективный разум развивался на порядок дольше нас. Каким он будет? Почти невероятно представить. — А вот я могу, — вновь вернулся в беседу Бен. — Коллективный разум становится единым разумом. Это и нас всех ждёт, сразу, как только обмен мыслями станет нормой. Люди будут общаться на принципиально ином уровне. Представь себе, что ты не просто говоришь с человеком, а открываешься. Показываешь в один присест весь свой внутренний мир, со всеми его недостатками, но и всей красотой. — Я бы от такого доброжелателя подальше бежал, — сухо сказал Петар, откинув в траву последнюю бутылку пива. — Нужно мне ещё в чужих душах с фонариком ковыряться. Благодарю, идея не особо. — Это пока! — ответил Бен. — Конечно оно так, погружаться в мир чужих комплексов, фобий, странных идей и неизученных даже самим человеком мыслей. Пока в новинку, конечно это страшно. Но неизбежно. Человечество могло бы сколько угодно общаться примитивными жестами и окликами, но оно перешло на язык. А потом на письменность. Это то, от чего нам не убежать. И если представить, и здесь не важно, какой разум был на планете ранее: коллективный, или нашего формата, все равно путь один: единый разум. Все личности в одной, самой совершенной, с точки зрения вида. Со всеми знаниями, горестями, печалями, радостями, восторгами. Невероятно большой, но все ещё живой. Им уже не будут нужны тела: какая разница, где ты находишься, ты можешь хоть умереть, твоя личность продолжится в другой… Лев задумчиво хмыкнул. — Ну, а если это так? Единый разум, бестелесный и вездесущий, живущий на Идзанами просто по привычке, вернувшийся домой после многих лет невидимых скитаний по космосу. Милый разум всей цивилизации, забавляющийся порой сияниями, но в остальном живущий в полном умиротворении, никак себя не проявляя. Что этот разум сделает с нами? И с колонистами? С теми, кто вторгся в его дом, святая святых, и начал перекраивать под себя… Вы думали о таком? Неспешное теоретизирование Льва растворилось в потоке тихо переливающегося стрекота цикад. Эми всё также смотрела на колеблющееся словно парус на ветру переливание в небе, почти не слушая разговор. Бен озадаченно хмыкнул, раздумывая над словами командира, механически гладя кисть жены в своих руках. Петар слегка насупился, и проговорил: — Какой хозяин дома будет рад, если в его жилище завалится сосед-полудурок с другой стороны деревни, и начнет все на свой примитивный вкус перекраивать? Гнать такого соседа в шею. — И это лишь подтверждение, что никакой разум здесь не присутствует, не так ли? — откликнулся Бен. — Иначе бы нас уже прогнали в шею. Эми тихо зевнула, прикрыв рот рукой, и добавила: — Или же, что разуму и вовсе не интересно, что там с его родиной. А может быть, интересно, но оперировать в физическом мире ему совершенно нечем. Может ведь такое быть? — биолог положила подбородок на плечо мужу, смотря на него вопросительным взглядом. — Бен, давай, расскажи. Ты же предложил нам эту теорию, так защити её состоятельность. Бен, порывавшийся было выпить немного каркаде из термоса, решительно его закрыл, и сказал декламирующим тоном: — Разум такого уровня не утеряет своей власти над физическим миром. Его переход в бестелесное состояние невозможен без освоения какого-то высочайшего уровня манипуляции материей. Да что мне за примером ходить — те же самые сияния. Бен вскинул руку к небу, иллюстрируя свои слова уже угасающими огнями с небес. — Раса с Идзанами может принять любой облик в любой момент, ворваться к нам тысячеликой армией, или невиданной зверюгой. Только толку от этого немного, куда проще сразу расщепить нас на атомы. Или дернуть за пару ниточек в мозгах… Выбор велик. — Разве такое возможно?! — удивленно сказала Мани. Голос её случайно дрогнул. Лев усмехнулся. Прежде чем ответить, Бен недовольно скосил на него глаза. — Мани, я тебя не хочу пугать, но сменить пару химических связей в наших нейронах куда как проще, чем разобщить свой разум в бесплотное состояние и не умереть при этом. Мы же все лишь не такая уж сложная схема, палитра из соединений. Наши эмоции, убеждения, память… Это легко поддается считыванию, а расшифровка всего что в нас есть это проблема для людей, но не для существа высшего порядка… Бен умолк, задумчиво переводя взгляд с одного члена компании на другого. — Память, — сказал Петар. — Зачем вас убивать, когда можешь считать память? Эми поправила очки, переводя взгляд на техника. Лицо Петара в потемневшей без сияния ночи казалось серым, как иссохшая от времени кость. — Не поняла, — сказала она. — Я говорю, зачем вас убивать? Вы же просто разведчики. Каких-то четыре человека, есть ли прок от вашей смерти? Много ли возмездия получит цивилизация, покусившаяся на древнейшую планету вселенной? Эми поняла, что ей неуютно. Оно подобралась, машинально поправив: — Нас пятеро… — О. Разве? — лицо Петара озарила улыбка, отливающая лунным светом. — Ты уверена, что информация о пяти членах достоверна? А может быть, один человек появился уже после того, как планета поменяла пару простейших химических соединений в твоем не таком уж сложном мозге? Бен, сдерживающийся до этого момента, подорвался на ноги. — А ну-ка замолчи! Ты не будешь говорить с Эми в таком тоне, ясно тебе? — Да я ничего такого не сказал, — Петар никак не среагировал на выпад Бена, оставшись сидеть на траве в позе лотоса. Взгляд его был направлен сквозь собеседника. — Просто хочу сказать, что парочка мертвых разведчиков, это так себе жертва после всего, что сделано с планетой. Совсем другое дело, орава колонистов, которая завтра сюда заявится. В голосе Петара начали слышаться визгливые нотки. Наконец он повернул голову к собеседнику: — А ведь чтобы они сюда заявились, надо было всего лишь вести себя весь испытательный срок нормально, порой поигрывая загадочными сияниями, которые никогда не остановят жадных до завоеваний людей. Завтра их сюда тысячами прорвет, как муравьи будут, иронично, да? Вот тогда можно будет повеселиться, и с тысячеликой армией, и с невиданной зверюгой, и с дерганьем за пару ниточек в мозгах. И ведь самое смешное то, что вы заговорили об этом только в последнюю ночь. Будто пару элементиков в ваших головах кто-то переставил так, чтобы вы словно случайно сами вышли на этот разговор, да только осознав весь ужас положения уже и сделать ничего не смогли. Петар в неистовом визгливом смехе повалился на землю. Бен не отрывал от него взгляда, следя за каждым движением, Эми тоже не открывала глаз с него, прижавшись всем телом к мужу. Мани наблюдала за Петаром с интересом во взгляде. Только один Лев смотрел вовсе не на техника. Отсмеявшись, Петар на удивление быстро успокоился и вновь сел в прежнюю позу, обведя всех собеседников взглядом исподлобья. Какое-то мгновение казалось, что даже цикады перестали издавать свой привычный стрекот. Быстро мелькнувшим движением Петар поднялся на ноги, начав скользко ходить вокруг четверых терраформеров, все еще не произнося ни одного слова. Проходя мимо биологов, он увидел, как Эми еще больше съежилась, и расслабленно бросил: — Ой, да бросьте… Лев ответил ему, скрестив пальцы на груди. — Ты был убедителен, Петар. А Эми впечатлительная. И Бен, похоже, тоже. Петар разочарованно выдохнул. — Да ну вы что, серьезно? Это маленькое выступление просто потехи ради! Ребята, вы чего! — Болван, — тихо сказала Эми дрожащим голосом. — Какая тут потеха, — ответил Бен, утешая Эми. Впрочем, ни от Петара, ни ото Льва не укрылось, что в голосе самого Бена сквозит облегчение. — Ну вы, впечатлительные, мать вашу, — Петар грузно сел обратно на землю. — Знаешь, Петар, знающего человека проще напугать, если сам не особо понимаешь. Для тебя это все шутки, для ученых — рабочие концепции. Да и пиво, похоже, неплохо подстегнуло твою экспрессию. Я и сам чуть было не поверил, что ты живое воплощение Идзанами, рвущееся отомстить за изуродованную планету. — Так отчего же не поверил? Командир лишь неопределенно пожал плечами. — Петар, все эти вещи… — сказал было Бен, но остановился. Эми оторвалась от его плеча, и закончила сама: — Это не шутки, Петар, вот в чем дело, — в её голосе не звучало злобы, или обиды. Похоже, она уже больше хотела спать, чем пререкаться с кем-то, удерживаясь ото сна лишь чтобы расставить все точки до конца. — Общий разум естественный результат прогресса биологии, и технологии. Их симбиоза, если уж так говорить. И действительно, манипуляция памятью вполне возможна. Так что ничего смешного в этом нет, какое-то существо действительно могло бы совершенно незаметно войти в наш круг, мы бы и вопроса лишнего не задали, и не узнали никогда. От таких вещей страшно. Страшно, что кто-то может вот так просто манипулировать твоими воспоминаниями. Ведь что еще определяет нашу личность, как не они… — Ну вы меня тоже не обрадовали, — сразу закрылся Петар, — Поверить, что я, ваш старый добрый техник Петар, какое-то древнее зло… хтоническое… Эми слабо улыбнулась, после чего ответила: — Не в тебе дело, старый добрый техник. Подделать ведь можно любое воспоминание, даже самое искреннее. — Только вот не думаю я, что планета, или раса, ее населявшая, мы ведь так и не определились, стала бы нам мстить. Обижать нас, — бросил Лев. — Это почему? — спросил Петар. — Вы знаете, что будет, если уменьшить Землю до размеров шарика для пинг-понга, и взять в руку? Вы ощутите неподдельную гладкость. Со всеми городами, горами, низинами, это не важно. Что уж там про людей говорить, мы пыль под тараном времени, и масштабами вселенной. Планете, которая живет так долго, что времени раньше мы и представить боимся на каких-то мелких существ будет наплевать. Не нужно ждать от вселенского разума зла, зачем оно. Безразличие. Ну, или чистое и искреннее любопытство. Вроде умиления, с каким мы наблюдаем за новорожденными котятами, которые едва научились ходить, но уже упорно исследуют все вокруг. Не так ли? — Это же хозяйка планеты, — сказала Мани. Небо потихоньку подергивалось рассветной синевой. Солнце еще далеко, но ночи тут короткие. — Если к настоящей хозяйке приходят гости, она не сделает им ничего дурного. Только окажет радушный прием, угостит чем может, да развлечет, хоть теми же сияниями. — Угостит, — задумчиво сказал Петар, едва сдерживая зевоту. — Мне бы еще пива кто принес. Он переводил взгляд с одного человека на другого, как бы ища, кто откликнется на помощь. — Принесу сейчас, — ответила Мани. — Мне не трудно. Девушка ловко выскользнула из объятий травы, направившись в противоположную от рассвета сторону. — Мани!.. — жалобно пискнула Эми.— Подушечку принеси мне, пожалуйста. Она не отвечала. — Манизида, — задумчиво проговорил Лев, назвав её полное имя, — Любопытная анаграмма. — Ребят, её кто-нибудь видит? — спросила не слушавшая Льва Эми. Ответом ей была только едва проглядываемая темнота. Никакого человека Эми там не рассмотрела. — А где пиво лежит, она знает? — спросил думавший о своём Петар. — Конечно знает, — ответил Лев. На долю секунды Петару показалось, что в его голосе промелькнула ирония. — Она ведь столько лет работала здесь на должности… Какой? Компания задумалась. Бену на какое-то мгновенье стало не по себе. — Ну, она же работала… этим, ну как же… — Слова биолога не звучали уверенно. — По регламенту корпорации, команда терраформеров может состоять только из четного количества людей, — прервала его Эми, которая уже начала понимать, куда Лев клонит. — Но… — хотел сказать Бен, однако осёкся. — Вы хотели увидеть живую планету — прошу. Посетила нас во плоти. Поиграла с памятью, что вы даже и не поняли ничего, — спокойно сказал Лев, и вздохнул. — Понапридумывали себе страшную историю, про то, как древнейшее из известных существ желает нам, пылинке, смерти. Вечный этот человеческий комплекс: постоянно верим, что кому-то от нас что-то надо. А ей всё равно. Так, немного позабавилась перед нашим отлётом. Интерес, впрочем, быстро потеряла. Лев умолк. Отвечать ему никто не стал. Повисла тягучая пауза. Не неловкая, и не грубая. Пауза, которой так легко появиться, когда в тишине ночи диалог медленно угасает, и каждый, кто может и хотел было ответить, медленно уходит в себя, думая о происходящем наедине с самим собой. После всего выпитого пива, Петар расхотел спать, он задумчиво представлял себе, как расскажет эту историю в баре, после отлёта. Делать это он собирался очень осторожно. Не поверят ведь. А с другой стороны, горящие глаза будут только доказывать, что он говорит чистую правду, разве нет? Или-же совсем нелепую выдумку. Эми уже давно клонило в сон. Она и произошедшее в сон записала. Наверняка ведь утром проснётся, и всё окажется лишь ночным видением, как это всегда и бывает. Пока она думала про это, сама не заметила, как перешла в мягкую как флис дрёму. «Что-то дотронулось… Чужое.» — вспомнил Бен слова Мани. Действительно чужое. Откуда на этой планете могли быть земные животные. — Как быстро ты понял? — спросил Бен командира, который уже встал с земли, и убрав руки за спину смотрел на надвигающийся рассвет. — Сразу же. Я не знаю, зачем Идзанами явилась в облике той самой женщины, из-за которой я ушёл с должности. Шутка? Намек? Хотела что-то сказать? — он пожал плечами. — Знал я только, что быть её тут никак не могло. Да и как это могла быть она, если вы её так тепло поприветствовали, будто знаете всю жизнь, хотя на самом деле никогда не были знакомы. Тогда и понял. После первых рассветных лучей, из-за горизонта медленно вставало солнце.