Глупо.

Резкий звук на миг останавливает беспокойные мысли. Он мимолетно и уверенно взмахнул нелепым кошачьим хвостом, словно острым и быстрым клинком, легко пронзающим тонкую шею насквозь. Секунда. Такое красивое, но уже лишённое жизни лицо, принимает гримасу предсмертного страдания, а голова окончательно отрывается от тела женщины навечно, с едва слышным грохотом упав на холодный пол. Чарли расплывается в безумной улыбке, старательно растягивает её до ушей, обнажая свои наточенные клыки. Гробовая тишина моментально прерывается неистовым возгласом девочки: – Мама! Папа! – истошно кричит Луна, широко распахивая бездонные от шока глаза. Кейси завороженно вглядывается в эту картину, написанную смешанной растекающейся кровью, приобретающей отвратительный лиловый оттенок. Становится дурно и тошно...Тяжкая боль, словно жидкий смертельный яд, медленно растекается по всему телу, жадно впиваясь в сердце, пожирая его изнутри, захватывая ослабленную душу девушки в заточение страха и обречённости. « Нет, это не взаправду! Это не взаправду! » – раз за разом твердит нездравый звонкий голос в голове. Кейси представляет в разуме себя, воображаемо размахивающую руками, словно пытающуюся рассеить непроглядный туман и прозрачную пелену, чтобы наконец проснуться и осознать – её единственная любовь жива. Возможно, она бы не была рядом с ней, но разве это сейчас должно волновать? Одно лишь присутствие Анжели давало причину жить, она была как маленький, но яркий и светлый лучик надежды в этом тёмном и мрачном мире одиночества и боли. « Так не могло получиться! Нет! Нет! » – бесконечное отрицание принуждает только больше погружаться в придуманные счастливые мысли и вопить от того, что сердце по-настоящему разрывается. Кейси чувствует, как оно спешно наливается кровью, женщина словно ощущает, как его частички мучительно медленно осыпаются, заставляя рыдать ещё больше, кричать, что есть силы, прерываясь на кроткие выдохи от слишком сильных душевных терзаний. Но, кажется, кто-то может понять, что уже поздно что-либо менять. Раздраженные, теперь скорее красные, глаза Луны отзывались пустотой внутри. Всем вокруг не до её мёртвых родителей, не до ломки её детского мирка – есть дела поважнее. « Зачем ты убил их?! » – вопрос без ответа звенит в голове, гулом раскатываясь по каждой подкорке мутного сознания. Казалось бы, весь мир на кону, ей предстоит подумать, помочь, сделать хоть что-то самой...Хотя бы ради родителей! Во их горькие имена!..Но всё как в тумане: Луна едва ли движется, подавляя в горле оборванные и резкие хрипы, всё больше наматывая их, точно тонкие ноющие нити, в спутанный комок. Она не чувствует рук, и изредка покачивается не по своей воле – верёвка продолжает медленно сжимать её тело, однако, ощущения девушки притупляются до максимума. Всё пространство вокруг отдаёт гробовой тишиной, медленно становится гладким, плоским, словно искусственным. Сухие бледнеющие руки, все в жгучей дрожи от потрясений, Луна не чувствует: будто не они её вовсе, и тело, выгибающееся предательски вниз, какое-то неправильное. Опустошенно настолько, что земля плывёт под худыми ногами. « Может ли быть так, что я виновна? » – Луна начинает корить себя: абсолютно за все проступки, что когда-либо ей совершались. Впутала во всё близких и теперь о чем-то ещё жалеет! Как глупа быть могла! Каково горе! А в голове гудит безутешно, так тоскливо, аж навзрыд, беспомощное: "а что если?"... « Всё напрасно, – звучат голоса двух померкнутых душ в унисон, – Но мы есть друг у друга, не так ли?» Кейси сидит тихо, безмолвно, уже давно не болтая от скуки ногами: по-детски, по наивному слишком, глупо слишком. Ей так стыдно. Жалобно выпрашивать разрешения Свит Стар на опеку дочери её беззаветной любви – так необдуманно, так безответственно, так глупо...Но всем своим сердцем Кейси в повинности клянётся: загладить давнюю вину перед нею больше всего на тёмном свете желает. Она уже тяжко просчиталась, едко и настырно в новую семью Анжели бросаясь сломя голову. Вечно в утомляющем и злосчастном одиночестве, где остаётся лишь подавлять всю накопившуюся грусть в себе, в девушке было так много цепляющей боли и горькой злобы от накатившейся беспомощности, что Кейси решила выместить её на других. Так и затуманила весь здравый ум своими собственными переживаниями, оказавшись презренной и отвергнутой в скитании. Сможет ли она когда-либо искупиться для самой себя? Вознесётся к прощению, коль сгинет в тиши иль возьмёт на себя ответственность за чужую порушенную жизнь. Только тогда, когда небесная заберёт Луну под своё белоснежное крыло, вернётся сверкающая надежда на то, чтобы продолжить жить, пусть воздухом и томясь, и в рыданиях задыхаясь. « Анжели бы хотела, чтобы её любимейшая дочь выросла достойной! » И Кейси верит, что должна, и глаза опечаленные вновь горят своими идеями, и всё равно, коль сама же в пламени полыхает, и пряди на лицо отныне не падают, в небрежные пружинки скрутившись, и душа в оковах бьётся, изнуряюще вердикта ожидая. Дверь, вся в ярких богатых узорах, с противным скрипом отворяется, впуская в огромное помещение лёгкую прохладу, господствующую в просторном коридоре с насыщенными сочетаниями всевозможных цветов. Кейси замирает на миг, сразу руки за спину заводя, широкую юбку с силой приглаживая. Смотрит четко и ясно вперёд, всем видом выражая готовность к решению высшего перита. Та медленно выводит из под своей руки на гладкое мерцание лунное девочку с взъерошенными мятными волосами, с чёрным помятым платьицем, светом бледным облитым, с очами уставшими и измученными. – Позаботься о ней, – вершит кратко Свит Стар, снисходительно вглядываясь в прищуренные глаза бирюзовой дамы, полные мгновенного энтузиазма с решительной твёрдостью. Погладив по голове подавленную внучку, шепнув девчонке пару слов утешительных, она спешит громко скрыться за дверьми, тут же расплывшись в насыщенном тёплом свете своей огромной комнаты. Немного помедлив и помолкнув с минуту, женщина с некоторой неловкостью наконец-то девицу к себе мягко подзывает, присаживаясь обратно на агатовую широкую кушетку в коридоре. Луна шагами путь отмеряет, виновато голову склоняя, чтобы скрыть своё глупое выражение под спавшими хаотичными волосинками из растрёпанной длинной копны. Кейси поднимает всё ещё сверкающие от слёз томные глаза, излучающие некую нежность и мимолётную нотку грусти. Девочка сразу же бросается к ней в объятия, пытаясь достать и ухватиться своими тонкими руками за её волосы, чтобы зарыться в этой короткой шевелюре цвета небес, пересчитать каждую прядь, лишь бы найти в этой огорчённой даме своё утешение. Луна тихо всхлипывает, что-то под нос себе бормоча, открытые плечи узкие дрожат и трепещут, и разбитыми коленками сама на кушетку с упорством залезает, попутно чуть ли не падая на холодный пол: у робкой женщины тут же слёзы горькие наворачиваются на терзания девчушки смотреть. Кейси неуверенно, нескладно к её спине ладонями тянется, сначала лишь похлопывая, лишь бы успокоить, а потом и вовсе к себе прислоняет, когда в груди всё от внезапной боли насквозь прожигает. Одно лишь нужно – утешение. – Пойдём домой, – украдкой шепчет Кейси, уже неторопливо собирая непослушные волосы девочки в лёгкий хвост, в улыбке глупой расплываясь. – Хорошо, – без малейшей тени сомнений, видя в доброй небесной женщине проблески искристой надежды, так глупо, как же глупо соглашается Луна, застывшие слёзы свои вытирая.