Я хожу по комнате туда-сюда, туда-сюда – В голове уже туман, в сердце снова холода… Измотать себя и рухнуть в темноту до утра. Колыбельная дождя за окном поет: «пора».
Изуку не спит вторую неделю. Все его желание поспать начисто перекрывается осознанием, что, если он сейчас закроет глаза и постарается расслабиться, он окажется в своем выдуманном мире. Мире, где Руна жива, здорова и улыбается ему так, как улыбалась еще в реальности. Сновидения – это что-то слишком сладкое, несбыточное, эфемерное; то, что Изуку не заслуживает уже третий месяц, потому что он виноватвиноватвиноват в том, что Ками-чан, его прекрасной напарницы, любимой девушки, самого чудесного в его жизни человечка больше нет. Если бы Изуку был сильнее, если бы он был быстрее, если бы он был лучше, смелее, жестче, яростнее, немилосерднее, Мураками Руна сейчас была бы жива. Она улыбается легко-легко, почти незаметно, но Изуку, прожив с Руной столько времени в одном городе, одной квартире, одной спальне, прообщавшись с ней большую часть своей жизни, проучившись с ней столько лет в одном классе, знает, как различить самую незначительную ее мимику. Вот сейчас, например, она спокойна и довольна происходящим – опущенные розовые ресницы слегка трепещут от теплых лучей, скачущих по расслабленному лицу, а пухлые губы слегка приоткрыты. Слишком соблазнительно, слишком заманчиво, и Изуку никак не может себя сдержать – он склоняется над девушкой, лежащей головой на его коленях, и нежно, мягко целует ее. Когда Изуку отстраняется, он моментально встречается взглядом с Руной. Ее глаза, обрамленные солнечным светом, сверкают красивее и ярче, чем самые прекрасные драгоценные камни – девушка поднимает руку, лежащую у нее на груди, и ласково, невесомо касается его щеки. У Изуку есть обязанности. Он Герой Номер один, Символ Мира, и он никак не может показывать свою слабость простым гражданским. Для них он по-прежнему является оплотом добра, надежности и веры – сам же Изуку ощущает себя как последний трус, предатель и изменник. Изуку ненавидит себя, свою улыбку, свой геройский костюм, свою причуду – а что толку-то, если ничего из вышеперечисленного не помогло спасти ему самое ценное, что у него было? Что толку-то, если Ками-чан лежит в деревянном гробу и больше никогда не коснется его, не произнесет тихо и ласково «Изу-кун», не скинет синие искры с кончиков пальцев, не посмотрит внимательно и вдумчиво, не приготовит ему завтрак, не будет встречать с ним рассветы, не наденет больше сине-белое обмундирование, не рассмеется почти бесшумно, не?.. Лучше бы он умер. Лучше бы он лежал под множеством слоев земли и был мертв. Он, а не Ками-чан, которая заслуживала бесконечно большего, чем быть погребенной в двадцать шесть лет. А если он тогда не захотел бы стать героем, не принял бы причуду Всемогущего, не пошел бы в Юуэй, не оказался бы на стажировке у профессионалов своего дела, не поднялся бы стремительно по рейтингу, не сделался бы напарником Руны, она была бы жива? Если бы он не познакомился бы с ней в школе, не влюбился бы в нее на первом году старшей школы, не отвоевал бы ее у Шото во втором классе, не доказал бы Каччану, что он серьезен, не добился бы одобрения ее опекунов-героев, не предложил бы ей встречаться, она была бы жива? Она бы была жива? Была бы?Я хожу по комнате от стены до стены И ругаюсь на тебя, хоть твоей нет вины В том, что я боюсь уснуть и упасть в перину грез. Я ругаюсь на тебя, но это все не всерьез.
Да. Да. Да. И Изуку ненавидит себя так самозабвенно и бесконечно много, что обеспечивает своему телу жизнеспособность чисто автоматически. Моется, пьет, ест, стирает одежду, причесывается, завязывает шнурки, гладит рубашки, покупает продукты просто потому, что Ками-чан приучила его. И то – потому что он чувствует себя немного ближе к ней, как будто бы она касается его, прижимается всем телом и что-то выговаривает ему за очередной косяк, но Руны нет, зато есть ее невидимое присутствие. Оно везде – в порядке тарелок на кухне, в ровных рядах коллекционных магнитов на холодильнике, в душистых стопках постельного белья в тумбе, в идеально вычищенных ботинках в прихожей, в аккуратно расставленных баночках-пузырьках в ванной. А главное – в запахе сирени и грейпфрута, окутывающем всю квартиру ненавязчивым облаком, забивающемся в легкие, ноздри, глотку и отчаянно мешающем дышать. Изуку хочет задохнуться этим ароматом, раствориться в нем без остатка, стать единым с той, кого больше нет. Изуку мертв. Окончательно и бесповоротно. Это на камеру он может улыбаться той-самой-улыбкой, спасать людей, останавливать злодеев, помогать попавшим в беду и вести себя как самый сильный герой без страха и упрека – в противовес этому в их общем доме Изуку становится бледной тенью самого себя без мнения, без сил, без стимула жить дальше. Он неприкаянно шатается по квартире, не смея прикасаться к вещам Ками-чан, и обеспечивает себя необходимым по самому минимуму просто потому, что привык. Когда-то это имело смысл – теперь нет. Изуку выполняет задания и геройствует на автомате, дает автографы, интервью не задумываясь, общается с друзьями и товарищами как обычно, чтобы никто не видел, насколько ему плохо. Он не заслуживает, чтобы ему помогали. Ками-чан заслуживала. Изуку – ни разу. Руна вскидывает руки и блокирует щитом атаку вражеского клинка, выходит в быстрый и резкий хук, а после – исполняет молниеносный апперкот, повергая своего соперника, отскакивает в сторону и успевает прикрыть спину проспавшему чужой удар Изуку. – Не зевай, – сердито произносит она по коммуникатору, кажется, даже не запыхавшись после десятиминутного боя, однако в голосе у нее звучит сталь, когда она жестко припечатывает: – То, что ты Герой Номер один, не значит, что ты можешь ослабить бдительность. Тебе двадцать пять лет или пять? – Прости, Ками-чан, – Изуку моментально чувствует себя виноватым; если бы у него были воображаемые собачьи уши, они бы непременно опустились. – Просто будь внимательнее. Я беспокоюсь, – смягчается девушка и на мгновение оказывается ближе, чтобы на секунду ласково коснуться его руки и тут же молнией метнуться к следующему злодею, этой же самой рукой мощно пробивая незадачливому преступнику прямиком в печень. Изуку ежится. Хорошо, наверное, что Руна умеет перенаправлять свою жгучую ярость в нужное русло. Хотя этих парней все же немного жаль. Изуку просыпается совершенно разбитый и еще долго воет-рыдает в подушку, не в силах сдержаться, до опухшего лица, до жжения в глазах, до больной головы. В сновидениях Ками-чан так близко, так рядом, что после всех радужных снов пробуждение в серой, унылой реальности становится совершенно невыносимым. Пустота в груди все расширяется и нарастает, давит на грудную клетку клубком из бесконечной боли, чувства утраты, осознания собственной ничтожности и понимания того, что та, кого он любит, больше никогда не будет рядом с ним в этом мире. Ками-чан больше нет, зато она есть во снах, во всех его проклятых снах, и Изуку давится ночами фантомным счастьем, а наутро просыпается уничтоженным и раздавленным, таким, что лучше бы не спал вообще, лучше бы не погружался в эту бесконечную утопию, бросающую его каждый раз в стену настоящего с такой силой, что сердце, и без того разбитое, преисполненное ненависти к самому себе, трещит по швам. Кажется, именно это называется «травить душу», да? Поэтому Изуку не спит. Не спит день, два – а когда сил, как физических, так и моральных, держаться в сознании не остается, он просто вырубается, погружаясь в непроглядный мрак, из плена которого не выбраться. Руна прижимается близко-близко, как будто стремится врасти Изуку под кожу, раствориться в его крови, закидывает стройные ноги к нему на бедра и выгибается в спине, грациозно-грациозно, как мартовская кошка, целует-покусывает его губы, нежно, жадно, желая вдоволь пресытится чужим дыханием. Он на мгновение замедляет темп, чтобы полюбоваться девушкой в его объятиях – у Ками-чан влажные волосы хаотично раскиданы по простыням, взгляд потемневший и глубокий, грудь высоко вздымается от тяжелого дыхания. Прекрасная. Восхитительная. Любимая. Изуку на пробу подается бедрами вперед и выбивает из Руны звучный, мелодичный стон, который с упоением сцеловывает с припухлых губ. Под глазами Изуку залегают глубокие тени. Он забывается в работе, в бесчисленных заданиях, чтобы проваливаться в тьму без сновидений, потому что сны – это нечто слишком сладкое, эфемерное, счастливое, то, что Изуку не заслуживает, то, чего у него больше никогда не будет. Он истязает себя по полной – глупо подставляется под удары, получает синяки один за другим, не лечит царапины, раны, травмы, даже не задумывается о том, каково его телу. Если это его наказание за то, что он не успел – он примет его с честью, однако внутренние барьеры, крепко-накрепко установленные в его сознании, не дают ему окончательно погубить себя во время очередной стычки со злодеями. Руна-чан считала, что жизнь – это самое важное, что есть у человека. Изуку с ней в корне не согласен, но теперь не имеет никакого права противиться ее словам. И что с того, что теперь у него не жизнь, а существование? Кому, в конце концов, какое дело, если Изуку тоже мертв, да только внутри?Я не хочу увидеть сны, не нужно больше красоты! Во сне мы снова будем рядом, а утром где ты? И снова грудь сожмут тиски… я не смогу! Я не готов! Я не хочу увидеть сны! И я прошу: «не надо снов»!
Изуку не сходит с ума до такой степени, чтобы различать сон и реальность, и оттого, возможно, становится еще хуже. Он отвергает чужие попытки помочь ему психологически и поддержать морально, цепляет на свое лицо привычную сверкающую улыбку и сбегает с жизнеутверждающими заявлениями о том, что у него все хорошо. Разумеется, ему никто не верит, потому что все указывает на обратное, но Изуку как-то… плевать. Он не хочет, чтобы кто-то лез к нему в душу со своими советами, подсказками, философскими разговорами; все, что ему нужно – чтобы товарищи оставили его в покое, о чем он и высказывает в мягкой, присущей ему манере. Все, что ему нужно – это лечь в холодную кровать, уткнуться носом в подушку, почти потерявшую тонкий аромат, и замереть. Желательно навсегда. Ненависть к себе прорастает сквозь потрескавшуюся душу и расколотое сердце, оплетает внутренние органы, кости, мышцы, связки, распускается черным цветком прямо в голове и гнездится там ядовитой змеей. Изуку топится в горечи утраты, собственной вине и острой боли, сопровождающих его каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Изуку упорно натягивает на лицо лучшую из своих улыбок, хотя ему уже хочется вывернуть внутренности наизнанку от собственного лицемерия, но он продолжает заниматься этим, потому что Ками-чан, милая, прекрасная, любимая Ками-чан всегда любила, когда он так улыбался.Во сне мы снова будем рядом…
Руна смеется. Руна хмурится. Руна кричит. Руна уклоняется от атаки. Руна выставляет щит. Руна выгибается на простынях. Руна шепчет: «я люблю тебя». Изуку не спит вторую неделю.…а утром где ты?