Линька и кактусы

*** — Прости, прости, пожалуйста прости... Боже мой, Кроули, я... Я вел себя просто... Сам не знаю, что на меня… — З-заб-бей. Они стояли в темном узком проулке, в двух шагах от черного выхода «П&П», вцепившись друг в друга, но друг на друга не глядя. Кроули трясло. Он низко опустил голову, старался глубоко дышать и на ногах держался не очень твердо: адреналин выгорел быстро и теперь его опять тошнило и скручивало, в низ живота стекал расплавленный свинец, а ноги подкашивались. (ПРИМЕЧАНИЕ *и ангел бы наверняка это заметил, если бы его самого не раздирали смущение и чувство вины). Азирафаэлю давно не было так стыдно. Он и на самом деле не понимал, что это на него нашло. Ну да, случайно обнаружил, что Кроули предпочитает компанию шлюх обществу ангела. И что в этом такого удивительного? Он же демон! Ну ладно, для самого того ангела, которого так откровенно бортанули, такая ситуация может быть и немножко обидна (ладно, ладно, никаких «может быть» и вовсе не «немножко»!), но для демона-то это совершенно естественное поведение. Так с какого же перепугу это, повторим, совершенно естественное для демона поведение взбесило Азирафаэля так, что у него потемнело в глазах и он, ничего не соображая, ворвался в этот бордель, словно всадник на белом коне? Как будто застукал там вовсе не демона, которому по статусу положено многое и куда похлеще, а кого-нибудь из своих белоперых коллег. Да еще и речи эти пафосные нес, про поведение, неподобающее для солидного шеститысячелетнего существа, стыд-то какой, Господи Боже… И понимал уже, что несет чушь, но ничего не мог с собой поделать и остановиться почему-то тоже не мог, стыдно-то как... Кроули должен был его послать. И был бы в своем праве, ведь Азирафаэль его оскорблял, причем на пустом месте. Ни за что. Личная жизнь потому и называется личной, что не касается никого кроме. Они всегда сохраняли вежливую дистанцию и не лезли друг другу под кожу — может быть, только поэтому и сумели пронести свою странную дружбу через шесть тысяч лет, так ее и не потеряв. А тут Азирафаэль повел себя совершенно по-хамски, именно что по-Хамски: увидел срам друга своего и пошел об этом кричать, обвиняя и насмехаясь… То, что Кроули и сам смутился и уволок Азирафаэля из того вертепа, делает проступок ангела еще хуже. Кроули, хоть и демон, но понимает, что ангелу там было не место, не стоило ему туда соваться и громить все вокруг. Демон повел себя так, как должен был вести себя ангел, выводя за руку заблудшую душу из пристанища разврата. А сам ангел при этом только вопил и размахивал крыльями, теряя перья от возмущения. Стыдно. — Ты как? — Нрмальн. — Да какое нормально?! Кроули! Тебя же трясет! * Еще бы его не трясло, если он только что кончил прямо в штаны! Черт, черт, черт! Только бы Азирафаэль не заметил, как ему потом в глаза смотреть, если он... Чертов ангел. Чертова линька. Чертов ангел был слишком близко. Этот голос, и запах, и руки… Этот ангел… Этот конкретный ангел. Все это вместе сводило с ума и ускоряло процесс. Сам виноват: слишком плотно подсел на его чертову любовь. То есть не на его, конечно, на Божественную, но в его передаче. И слишком много о нем думал, слишком много и слишком часто. Вот твой организм и решил, что вы пара, а пара должна быть вместе и в здравии, и в болезни, особенно в болезни. Ну и в линьке, естественно. Чертова линька. — Кроули! Ты весь зеленый! Может, врача? — Я змей. Я злный. Эт нрмальн. Ангел, черт бы его побрал, такой заботливый. Знал бы он, что на самом деле Кроули от него нужно, чего ему на самом деле хочется... Обцеловать его, всего, целиком, облизать, ощупать, выщекотать языком уши, выцеловать дорожки по скулам и ключицам, прижаться всем телом, плотно-плотно, укусить, отсосать, довести его до крика и самому обкончаться, рыдая от облегчения. Больше никаких мучительных сухих спазмов: присутствие Азирафаэля делало каждый оргазм полноценным. А его руки… Кроули представил собственный член, зажатый между ангельскими ладонями, такими мягкими и теплыми… Всхлипнул и снова выплеснулся в штаны. Хорошо, что ангел держал его за локти, это позволяло вцепиться в его предплечья и самому, и остаться на расстоянии, выдержать, удержаться… Сам бы Кроули сейчас удержаться точно не смог. Ни от чего. Он и на ногах не удержался бы, если бы не Азирафаэль: коленки были словно из сахарной ваты. Ангел внезапно разжал сомкнутые на локтях у Кроули пальцы и скользнул обеими руками ему за спину, под мышки. Подхватил, тряхнул за плечи. Прижал к себе — теперь уже действительно плотно-плотно. Кроули уронил голову на его плечо и уткнулся носом в воротник. Потерся щекой, чувствуя, как по всему телу разбегаются волны горячих мурашек. Содрогнулся. Он думал, что немедленно развоплотится, если такое вдруг когда-нибудь произойдет на самом деле, а не во сне, слишком уж остро, даже без линьки. Ну или что случится что-нибудь другое такое же постыдное и непоправимое, вроде непроизвольного выпадания в змеиную форму. А на деле вышло совсем наоборот, даже приступ вроде бы слегка отпустил и дышать стало легче. — Тебя отравили? Или призвали? Это какой-то ритуал?! Кроули, не молчи! Чертов ангел держал его слишком крепко, да еще и теребил пальцами под лопатками, у основания крыльев, словно пытался внимание привлечь. И от этого тоже слегка отпускало и даже в голове прояснялось, только вот сил стоять на своем и отрицать очевидное не осталось совсем. — Это линька, — буркнул Кроули. — Не самое приятное состояние. И зрелище отвратное. На такое гостей не зовут. Так что если ты будешь так добр, что отпустишь меня, я вернусь в этот милый бордель и спокойно перелиняю там. Вот так. Все и сразу. А теперь пусть... Он чуть повернул-приподнял голову и искоса посмотрел на Азирафаэля, пытаясь понять, насколько сильно ангел шокирован столь низменным и вульгарным состоянием того, кто когда-то был тоже вполне себе светлым и огненным ангелом. И понял, что, похоже, довольно-таки сильно. — В борделе?! — яростно прошипел Азирафаэль (ПРИМЕЧАНИЕ* Шипеть то, что в принципе прошипеть невозможно, Азирафаэль умел ничуть не хуже самого Кроули). — В этом рассаднике порока и антисанитарии?! Ты в своем уме, Кроули?! Ангел действительно был возмущен и шокирован до глубины души, но вовсе не тем, чем от него ожидали. — Это приличное заведение, чистенькое... — Кроули поймал себя на том, что оправдывается, но надо же было как-то объяснить. — Никого посторонних. Я там часто останавливался на неделю, а то и две, у меня там даже личная комнатка есть, так что… — Только через мой труп! — рявкнул ангел, на которого доводы Кроули произвели почему-то совершенно обратное впечатление. Его лицо так налилось кровью, что брови проступили отчетливыми светлыми пятнами. Продолжая удерживать Кроули правой рукой под мышками, Азирафаэль наклонился и левой подхватил его под колени. Вздернул вверх, прижал к груди, опрокидывая голову демона себе за плечо. И Кроули с отчаяньем подумал, что под коленками у него, похоже, какая-то аномально чувствительная зона, и что вот это последнее движение ангельской руки точно было лишним — так неожиданно, горячо и сладко, что он не смог перетерпеть, как ни старался, содрогнулся на вдохе всем телом и снова разрядился в насквозь промокшие штаны, понимая, что теперь-то ангел точно не мог этого не заметить. Или все-таки мог? Он же все-таки ангел, что они знают о... — Линька у него, понимаешь… — ворчал Азирафаэль, делая шаг, потом другой. — Ну и какого серафима так долго молчал, если линька? Перемещения на близкие расстояния вовсе не так эффектны, как показывают их киношники. Просто меняется все вокруг: освещение, влажность, температура, запах… Запах пыли, старых книг и паркетной мастики. И какао. И еще совсем немножечко — блинчиков. Этот запах ударил под дых, заставив Кроули распахнуть глаза, убедиться, но все-таки не поверить и переспросить: — Мы… где? — У меня, конечно, где же еще. — Азирафаэль успокаивающе погладил его по плечу, сделал шаг — и они оказались на втором этаже. Вспыхнул свет. Еще шаг, и спину Кроули обдало горячим паром. — Я уже начудесил ванну с горячей водой, потерпи еще немного, сейчас все будет хорошо. Он поставил Кроули на пол, прислонил к стене и начал сосредоточенно расстегивать на нем жилетку, не забывая при этом все время поглаживать сквозь ткань, словно бы между делом, но именно так, как надо, чтобы зуд оставался в пределах терпимого. Стащил пиджак. Жилетка упала следом. Поверх лег галстук-шнурок. — Почему? — Кроули и сам не знал, что именно хотел бы услышать в ответ. Пожалел он о заданном вопросе сразу же, как только его произнес, но было уже поздно. — Думаешь, я не знаю, что такое линька? — пробормотал Азирафаэль, продолжая быстро избавлять его от одного предмета одежды за другим. — Ну и зря ты так думаешь. — Его рука потянулась к ширинке, и Кроули сжался, понимая, что сейчас самое время сдохнуть на месте от стыда. Захотелось оттянуть ужасный момент хотя бы на миг, неважно чем… — Откуда? Пальцы Азирафаэля на миг замерли, а потом решительно дернули вниз собачку. Смотрел он при этом Кроули в лицо, а взгляд был такой, что делалось трудно дышать. И улыбка, эта его неподражаемая светлая улыбка… — Не скажу. *** — А все-таки я была права! — удовлетворенно сказала Пэтти, отходя от окна и задергивая штору. — Можешь включать свет, Питер. И отдать мне пятьдесят фунтов. Мои пятьдесят фунтов! — Жадина! — фыркнул Питер, одновременно щелкая выключателем. Лампы в черно-красном холле элитного массажного салона «П&П» были тоже элитными и разгорались медленно, дабы не травмировать случайным включением глаза посетителей (ПРИМЕЧАНИЕ *или же их скромность, если таковое включение оказалось не просто случайным, но еще и не вовремя). Сначала из мрака, словно из черной воды, медленно вынырнули две белокурые головки, потом к ним присоединилась третья, чуть менее белокурая. Потом, словно при проявлении старинной фотографии в красной комнате, под первыми двумя проступили два светлых силуэта, а третья так и осталась висеть в воздухе (черное платье Мадам зачастую умудрялось прятаться в тени и при очень ярком свете). Питер сидел на боковом валике того дивана, на котором совсем недавно Мадам оставила Кроули, и болтал ногой в безупречно кремовой брючине. Был он пухлощеким кучерявым блондином лет двадцати пяти, светлокожим и голубоглазым, и, пожалуй, довольно сильно напоминал ангелочка — ну разве что ангелочка, раздосадованного предстоящей потерей пятидесяти фунтов. — А не надо было со мной спорить! — выставила в его сторону пухленький пальчик Пэтти. Она была точной копией брата — правда, с поправкой на четвертый размер. И даже одета была точно в такой же костюм: кремовую тройку с шейным платком на два тона светлее. — Я такие вещи нутром чую. Не могло у него быть никакой подружки. Только друг. Весь такой в белом! — Она хихикнула, оттянув кремовый лацкан на своем четвертом размере. — Ну хоть одно радует: работы сегодня не будет. — Питер перестал хмуриться и соскользнул спиной на диван, оставив ноги на боковом валике. Он был ленив и отсутствие необходимости напрягаться могло примирить его даже с потерей пятидесяти фунтов. Он закинул одну руку за голову и собирался закрыть глаза, но на всякий случай предпочел настороженно уточнить: — Ведь не будет же, да? — Не будет, не будет, спи, — успокоила его Пэтти, огибая кресло, опрокинутое демоном при поспешном бегстве, и подходя к сидящей за стойкой Мадам, меланхолично пересчитывающей толстую пачку купюр. — Им не до нас. Они про нас и вообще забыли уже, ты бы видел лицо этого белобрысого! Просто дьявол! — Главное, что не забыли заплатить, — философски заметила Мадам, убирая пачку в специальный внутренний кармашек под краем лифа. И подумала, что была абсолютно права, не дав нетерпеливой молодежи спуститься вниз слишком рано и все испортить, особенно в столь деликатной ситуации, когда два джентльмена изволили выяснять отношения. Хозяин, которому почему-то нравится притворяться простым клиентом, подумать только! И его ревнивый, но не слишком сообразительный бойфренд, до которого наконец-то дошло. Что ж, Мадам готова обеспечить любой каприз за ваши деньги. А если вдруг клиенты предпочитают удовлетворяться собственными силами при посредстве своих же друзей, но при этом еще и платят — то скажите пожалуйста, кто такая Мадам, чтобы помешать им таки это сделать? (ПРИМЕЧАНИЕ *Если Кроули полагал, что можно быть хорошей Мадам и чего-то не знать о собственном заведении, то это говорит лишь о том, что он был довольно-таки наивным демоном).