Клятва

— Вернись со мной в Гусу. Кажется, это срывается с губ уже в тысячный раз — снова тщетно. Вэй Ин непреклонен, и Ванцзи его понимает. Они могут быть сколь угодно близки, но между их устремлениями — пропасть. — Я не могу их оставить, — звучит грустно и почти обречённо. Он имеет в виду тех детей, женщин и стариков, которые делят с ним кров на печально известном кургане Луаньцзан. Как будто нет для них места лучше, чем заброшенное кладбище — заброшенное людьми, но не темной силой. И все же Лань Чжань кивает. Другой ответ удивил бы его. Он всякий раз предлагает одно и то же, повторяет, как мантру, и неизменно знает, что Вэй Ин ответит отказом. И все равно каждую их встречу звучит это приглашение, которое для обоих значит теперь лишь одно: «Я от тебя не отрекусь. Я принимаю тебя — неважно, в Гусу или в Илине». Оба знают, что ничего хорошего из их связи не выйдет, но наслаждаются каждой встречей, как последней. Она и может стать последней: Ванцзи видит, какие настроения царят в среде самосовершенствующихся, и старается держаться поближе к Вэй Ину, чтобы предотвратить неизбежное. Однажды за Старейшиной Илина придут, и случится это скорее рано, чем поздно. На его деяния невозможно закрыть глаза: слишком уж он смел и дерзок, слишком многое берет на себя и позволяет себе, слишком хорош в том, что противоречит законам бытия... Лань Чжань действительно хочет помочь, но спасти Вэй Ина можно, лишь перекроив его сущность. На это не способен никто. Даже младший господин школы Гусу Лань. Только вот он и сам ни за что не стал бы менять ничего в том, кого полюбил. Вэй Ин молча берет его за руку. Словно пытается утешить. Вот ведь человек! Самому угрожает опасность – а все о других думает. Неужели это Ванцзи нужна сейчас помощь? Нет, он сам предлагал её и не просил ничего взамен. Но Вэй Усянь не был бы Вэй Усянем, если бы не сделал чего-то подобного. — Но почему именно здесь? — Ладонь замерла, все ещё касаясь пальцев, но готовая вот-вот отдернуться. — А где ещё? — голос Усяня звучит с вызовом, едва заметно дрожит. Он понимает, что долго это продолжаться не может, и с каждым разом его отказ кажется все более отчаянным, безысходным, но непоколебимым. Клан Вэнь — то, что от него осталось, — живы сейчас только благодаря Старейшине Илина, и он не бросит своих подопечных. Без него темная энергия, затаившаяся со всех сторон, набросится на беззащитное поселение, не оставив ни единой живой души. Вэй Ин понимает это лучше, чем кто бы то ни было, и не Лань Ванцзи с ним спорить. — Я не могу отвести их всех в Юньмэн, — похоже, другие варианты все же рассматривались, но были отвергнуты. — Цзян Чэн ненавидит… — Сохранить им жизнь — решение Совета кланов, — перебил Ванцзи, напоминая об очевидном, но не оправдавшем себя. — Никто не пойдет против. — Не пойдет?! — Вэй Ин взорвался и сильнее вцепился в руку Ванцзи. — Они решили не убивать женщин, стариков и детей с минимальным уровнем духовной силы, чтобы сделать из них рабов! Ни один клан не примет их, как равных! Ни один. На последних словах он пристально посмотрел в глаза Лань Ванцзи. Это правда. Даже адепты Гусу Лань, способные сохранять лицо и благочестие при любых обстоятельствах, не будут рады соседству с остатками клана Вэнь. В конце концов, именно Облачные Глубины первыми были дотла сожжены по приказу Вэнь Жоханя. — На кургане Луаньцзан слишком опасно, — со вздохом сожаления Лань Ванцзи использует последний, набивший оскомину аргумент. — Вот поэтому, Лань Чжань, я и с ними! — Вэй Ин улыбается так, будто не выходил из себя всего мгновение назад. Оба знают, что подобные перепалки лишены смысла. Но Лань Ванцзи не теряет надежду. Вовсе не на то, что Старейшина Илина сдастся и позволит себя уговорить — но хотя бы на то, что он пойдет на уступки. Вдвоем они наверняка смогут противостоять главной угрозе — обществу. В подобных обстоятельствах отнюдь не мертвецы страшат Лань Чжаня, а то, что контроль над ними делает Вэй Усяня не просто изгоем мира самосовершенствующихся, но и мишенью, которую надлежало бы сбить, подобно солнцу ордена Цишань Вэнь. Подобные споры и беседы с перерывами на молчание и вспышки ярости — последнее, чего хотелось бы им обоим, и единственное, что им доступно. Лань Чжань знает, что один Вэй Ин в Гусу не вернется. Вэй Ин знает, что Лань Чжань уже давно использует эти слова только как шифр, известный им двоим. Этот шифр делает их даже ближе, чем горячие дерзкие поцелуи, чем руки Вэй Ина на бедрах Лань Ванцзи и его дыхание на шее. Они обсуждают чужие судьбы, не в силах на них повлиять. Даже собственные жизни они не в состоянии изменить. Лань Чжань и сам не пошел бы на попятную, но Вэй Усянь, однажды дерзнувший выразить свое желание жадным порывистым прикосновением губ к губам, никогда даже не говорит о том, что им стоило бы прекратить встречаться. Вернуться к обычной жизни – как же нелепо это звучит! И как же это невозможно после того, как объединились их души — гораздо раньше тел. — Все будет в порядке, — шепчет Вэй Ин, наклонившись к самому уху Лань Чжаня, и того бросает в дрожь. Конечно, его лицо ничего не выражает, но сердце сбивается с ритма, будто на миг остановилось и вновь забилось с новой силой. В такие моменты Лань Ванцзи всегда вспоминает, как на три месяца, когда Вэй Усянь пропал, замерла его жизнь, и как она вернулась, в корне изменившись. Он не спрашивает, что пережил Вэй Ин тогда, но понимает — ничего хорошего. Но именно это заставило их стать ближе и заставляет по сей день. Если бы Лань Чжань не потерял тогда друга, не осознал бы своих настоящих чувств, не обрел бы возлюбленного. Только вот не будет никакого порядка. Какой порядок может быть там, где появился Вэй Усянь? И Лань Ванцзи готов пожертвовать спокойствием родного дома, лишь бы эта жизнь кипела и согревала собой все вокруг. — Может, ты сам хотел бы переселиться в Илин? — смеется Вэй Ин. Он наверняка тоже знает ответ — идентичный его собственному. Лань Чжань смотрит прямо перед собой, не отвечая. Это отрицание — его друг поймет. Отрицание, но не откровенная ложь. В окрестностях Илина, не всегда заходя на Луаньцзан, второй господин Лань проводит куда больше времени, чем в Гусу. Он скрывает свое присутствие, но готов всегда быть рядом. Потому что Вэй Ин прав: нет другого места, где он действительно был бы в безопасности. Стоит выйти во внешний мир — и недовольных будет уже не остановить. — Так и знал, — Вэй Усянь легко принимает этот ответ. Кажется, гораздо легче, чем сам Лань Чжань. — Кстати, почему ты не сказал мне, что шицзе выходит замуж? — Не ходи, — резко, как удар мечом. Не хочется даже спрашивать, откуда пришли эти новости. Однажды своими действиями Старейшина Илина уже перешел дорогу ордену Ланьлин Цзинь. Если он заявится на церемонию обручения их наследника с Цзян Яньли, беды не избежать. Лань Ванцзи чувствует это и облегченно выдыхает, услышав: – Не пойду. Наверняка это решение дается Вэй Ину с большим трудом, чем все прочие. Стоит ли говорить об этом? Пожалуй, лучше просто кивнуть — в знак благодарности. Куда проще защитить тех, кто тебе дорог, когда они сами не лезут на рожон. — Меня не пригласили, — Вэй Усянь болтает ногами в воздухе, словно это ничуть его не задевает. — Если бы позвали — я не смог бы отказать. Ой! Он вдруг оказывается лицом к лицу с Лань Ванцзи, как делал уже много раз, — но это снова кажется неожиданным. — У тебя… — даже не продолжает. Просто с улыбкой поправляет чуть съехавшую лобную ленту. Это уже так естественно, что Лань Чжань не противится. — А знаешь, Лань Чжань? — Вэй Ин теребит конец ленты, накручивая его на палец. — Я вернусь в Гусу. Не сейчас, но когда-нибудь, когда все закончится — непременно. Обещаю. Клятва звучит прощанием, но Лань Ванцзи старается этого не слышать. — Я верю тебе. Быть может, один во всем внешнем мире, но верит. Здесь и сейчас — верит. И будь Вэй Усянь проклят, если не сдержит свое слово.