***
— Немного больше хитрости, — говорил Лесус, пока они шли в соседнюю допросную; Лайке нужно было отчитаться за сегодняшнюю практику, а самому Лесусу — получить задания на остаток дня. — Ты не даёшь им почувствовать безопасность, расслабиться. Начинаешь бить сильнее не тогда, когда преступнику только и недостаёт усиления боли, чтобы сознаться; не чувствуешь нужный момент. Их нужно слушать. Твёрдо знать, что они ощущают и когда. Более того — знать, о чём они думают. — Ты в десять раз умнее, чем сам Рыцарь-капитан Кара! — восторженно выпалил Лайка, открывая дверь допросной. Вайвал и Айвис, всё ещё допрашивавшие своих подозреваемых, посмотрели на него как на привидение. — Чего уставились?.. — Да нет, ничего… — пробормотал Вайвал, слегка покосившись в сторону капитана Кары, который как раз наблюдал за выполнением практического задания Айвисом. Чейзел Кара выглядел… вполне довольным. Ну, насколько вообще бывает довольным Рыцарь Кары. Будь он простым человеком — Вайвал дал бы голову на отсечение — он бы сейчас улыбался. Кто-то со стороны ещё мог бы подумать, что учитель рад успехам Айвиса, который изначально говорил, что пытки — это отвратительно, да и сейчас не изменил своего мнения, но работал от этого не менее успешно… Но нет. Капитан Кара определённо был рад услышать похвалу в адрес Лесуса, несмотря на такое вроде бы нелестное для учителя сравнение. Ну и ну!***
— Чёрт, бить кого-то, кто не может сопротивляться, даже зная, что это — преступник… — Айвис выглядел растерянным; прядь его каштановых волос, обычно свободно болтавшаяся вдоль лица, прилипла к виску и казалась почти чёрной. — Мы должны это делать, — откликнулся Вайвал. — Я буду не против, даже когда капитан Кара допустит нас до настоящих орудий пыток. Но чем дольше идёт допрос, тем труднее. Рука как каменная. Даже ты лучше меня, — он взглянул на Айвиса. — Если я что-то не поддерживаю, это не значит, что не смогу. Но я действительно ненавижу эту практику! — У Лесуса она уже больше года, и он не плачется нам на этот счёт! — воскликнул Лайка. — Даже сейчас, когда он вынужден проводить немногим меньше допросов, чем без нас, и работает дольше обычного! Куда мы вообще годимся?! Вайвал только вздохнул и обратился к Эчилану: — Как ты убедил капитана Кару, что тебе больше не нужно учиться? — Я не убеждал. Но мой учитель недавно жаловался капитану Каре на то, что я стал печь намного меньше хлеба. — Ты хорош в допросах и помог моему учителю получить больше признательных показаний, чем нужно за полный срок твоего обучения, — сказал Лесус, выходя из допросной. — Учитель говорит — ещё никто, кроме юных Рыцарей Кары, не добивался таких успехов в четырнадцать. — Правда? — воскликнул Вайвал, и, видя, что Лесус выглядит уставшим и абсолютно не хочет продолжать разговор, повернулся к юному Рыцарю Льда: — Как тебе это удалось? — Я всего лишь наношу удар за ударом, пока не услышу правду, — безэмоционально ответил Эчилан. — Они обычно быстро признаются. — При виде такого безжизненного лица любой преступник подумает, что ты насмерть забьёшь и не заметишь, поэтому твои и ломаются быстрее всех, — предположил Вайвал. — Зато ты будешь приходить сюда каждый день — пока не станешь Рыцарем Луны, потому что никогда не научишься выбивать из них показания! — фыркнул Лайка. — Я понимаю, что они — преступники, и если сейчас не справиться, то потом от них придётся защищать город, рискуя обычными людьми, но, — голос Вайвала выражал почти ужас, — мы же точно не знаем! Вдруг кто-то невиновен? Глядя на его несчастное лицо, трудно было представить, что он только что наносил удары палками по телам людей так, что кровь брызгала в разные стороны. На неподвижном лице Эчилана на секунду отразилось желание пойти и попросить капитана Кару заменить юного Рыцаря Луны на практике — но, понимая, насколько важно каждому приобрести навык в допросах, он быстро подавил этот порыв. Сочувственно потрепав Вайвала по плечу, он кивнул остальным и направился в сторону Священного Храма. — Вайвал, не бойся им навредить, — пристально посмотрел на него Лесус. — Если такое случится, целители помогут пострадавшему. — Знаю — но боль, которую они испытывают, эти крики! Лесус невольно нахмурился. Винить юного Рыцаря Луны было не в чем. Допросы были отвратительнейшей частью их работы — сейчас, стоя здесь в забрызганной мельчайшими капельками крови мантии, с ощущавшейся в мышцах рук отдачей от ударов, с разъедающими изнутри грудь чужими страхами, болью и ненавистью, Лесус прекрасно понимал Вайвала; кроме того, он неоднократно видел того на миссиях — не знавшим сомнений и колебаний и в самых опасных заданиях. Поэтому постарался сказать как можно увереннее: — Едва ли ты ранишь кого-то сильнее необходимого — капитан Луна рассказывал учителю, как ты тщательно контролируешь свою силу. — Это касается кнута. Я очень люблю практиковаться с ним. — Не думаю, что было бы лучше, если бы ты хлестал преступников кнутом, — заметил Лайка. И впрямь, Вайвал аж передёрнулся. — Да, это было бы ужасно… ужасно! Кнут — оружие, использовать его как орудие пыток… — Я б тоже не хотел использовать так своё оружие! Это хуже, чем свиней Священными кинжалами Металла резать, — отчасти согласился с ним Лайка, сжимая ладонь на рукояти одного из кинжалов у себя на поясе. — По крайней мере, на сегодня мы с этим закончили, — странно изменившимся голосом сказал Лесус. По его лицу разлилась бледность, он зажал рот рукой и метнулся прочь. Лайка, Айвис и Вайвал побежали за ним и нашли уже в туалете возле Судебного Комплекса. Лесус стоял на коленях в одной из кабинок; его рвало так сильно, что по телу время от времени проходила заметная дрожь. Его будущие подчинённые порядком испугались — Лесус всегда отличался крепким здоровьем и выдержкой, и было не понять, что довело его до такого состояния. Вайвал охотнее всего бросился бы искать целителей, но, понимая, что Лесус будет против, остался стоять на месте. Айвис, напротив, шагнул чуть ближе, словно могла потребоваться его помощь. Лайка выглядел совершенно потрясённым и пришибленным. Едва Лесус смог перевести дыхание, как он выкрикнул: — Лесус, тебе так плохо из-за этих пыток? — …Я действительно их не люблю, — неловко ответил Лесус. Он вытащил из складок мантии платок и, тщательно вытерев лицо, поднялся на ноги. — Может быть, однажды привыкну. — Ты хочешь сказать, что тебя тошнит каждый день? — почти со страхом сказал Айвис. — Не совсем. Я думал, и сегодня не будет — преступников меньше благодаря вам. С мокрым от пота зеленовато-бледным лицом и растрепавшимися волосами Лесус казался таким непохожим на обычного безупречного юного Рыцаря Кары, что Вайвал немедленно воскликнул: — А целители? Ты спрашивал у них, как это прекратить?! — Нет, — быстро ответил Лесус. — Почему? — в один голос спросили Вайвал и Айвис. Лесус некоторое время молчал. Потом произнёс полубеззвучно и нехотя: — Иначе будет хуже. — Да что может быть хуже, чем то, что ты помираешь здесь каждый день? — Вайвал окончательно перестал понимать, что Лесус имеет в виду. — Помираю? — Лесус посмотрел на него с искренним удивлением, а потом, вновь помрачнев, медленно сказал: — Нет, я совсем не «помираю» из-за этого. Вайвал застыл, уставясь ему в глаза. Измученный и бледный Лесус, как это ни было трудно уложить в голове, выглядел… лучше, чем когда они стояли возле допросной. Там на него было почти страшно смотреть, чего Вайвал не заметил за собственными переживаниями и смог вспомнить только сейчас. Лесуса тогда словно глодало что-то изнутри, а теперь ему явно стало значительно легче. — Хочешь, я буду помогать тебе с допросами и после практики? — вызвался Лайка. Его настойчивый вид удивлял. — Не нужно, — у невозмутимого обычно Лесуса даже глаза расширились немного. — Ты же видишь, у меня лучше получается допрашивать их. — Зато загибаешься потом хуже самой чувствительной девчонки после первой разделки дичи! Айвис и Вайвал синхронно уставились на Лайку. В их округлившихся глазах явственно читалось: «Бог света, он что, жить расхотел?!» Но, в отличие от них, Лесус не удивился услышанному — и нисколько не разозлился. — Мне нужна ваша помощь на миссиях, а не на допросах. Не следует придавать значения моему отношению к ним, — спокойно сказал он. Отчего-то сейчас всем было ясно, что возражать не нужно. — Идёмте, через час — тренировка у Рыцаря Солнца. Его собеседники мигом притихли и отправились готовиться к закланию… то есть к тренировке.***
Казалось, Лайка должен был устать. С самого утра пытать преступников, потом — часовой перерыв, в течение которого он просто шлялся по коридорам Священного Храма и тренировочному полю, не находя себе места, после чего — три с половиной часа спаррингов, тяжёлые удары меча Айвиса, соревнование на скорость нанесения ударов с Вайвалом, а потом и с Сэо; постоянное наблюдение за тем, как бы ему или противнику не прилетел невесть с какой траектории меч от юного Рыцаря Солнца… Ха, должно быть, Рыцарь Солнца нарочно тренирует Гришию вместе с ними. Чтобы они становились ещё более наблюдательными и ждали удара буквально откуда угодно. Неплохо придумано! Учитель Дансберт мог бы и не утаскивать его на урок развития характера. Разве Лайка виноват, что на миссию его не отправляли уже пару недель? Какой смысл — вместо того, чтобы, например, практиковаться в метании ножей или изучать новые способы проникновения в самые непролазные ходы различных зданий и пещер — ломать мозги и язык о проклятые «ядовитые слова», от которых в его исполнении у учителя волосы только что дыбом не вставали?! Что за идиотизм! Лайка попытался вспомнить особенно неудачные фразы, чтобы больше не строить подобных, но урок не желал выбираться из памяти на свет. Слишком страшно реагировал учитель. Словно Лайка не ядовитую фразу сказал, как требовалось, а нож в него исподтишка метнул. Нет, впрочем, нож — не то. Учитель — ребёнок, что ли, не почувствовать и не успеть перехватить?! Как будто… как будто… Лайка нервно вздохнул, подходя к окну. Свежий воздух не успокоил. Сердце саднило, сжимало давно знакомой болью. Он не знал, с чем сравнить реакцию учителя. Словно тот его ненавидел всей душой!.. Но это хотя бы было привычно. Лайка даже знал, что это ему только мерещится. Учитель был выше ненависти к нему; да, он злился, выходил из себя, может быть, даже жалел о своем давнем выборе — но ненавистником не был. Успокоится скоро — до момента, пока Лайка опять ему чего-нибудь не того не ляпнет. Этот круговорот уже воспринимался как должное. Во дворе никого не было, хотя темнеть почти не начало; странно тихо было и в соседних комнатах, и в коридорах. Может быть, и впрямь все устали и спят. Вот сони. Просто смешно, у Лайки сестрёнка в четыре года уже была шустрее большинства юных рыцарей. Может, это было семейное, но Лайка надеялся, что всё-таки нет. В его бодрости было нечто странное. Голова казалась тяжёлой после прошедшего дня, а в теле кипела некая злая энергия; требовалось бежать куда-то, преследовать очередного ублюдка, каким-нибудь гнусным образом преступившего закон; хотелось настоящей битвы, чтобы кровь на лезвиях, и азарт вместо сердца в груди… И что с того, что награждения за миссию он не получит! Он не пойдёт к Лесусу с такой просьбой после того, в каком состоянии увидел его сегодня. Лесус, всё это время жертвовавший собой, чтобы ему, Лайке, было легче, не заслуживает мучений!.. Почувствовав болезненную сухость в глазах, Лайка заставил себя немного опустить веки. Как оказалось, он смотрел прямо перед собой невесть сколько времени, не мигая. Какое отвращение должен был испытывать к нему Лесус? Он ни разу не проявлял этого, но чем отличались награждения от пыток преступников? Теперь, когда Лайка повзрослел, ему требовалось, чтобы его били очень долго, сильно, в кровь, так что потом им нередко приходилось даже звать целительниц. Сколько Лайка ни сравнивал — разницы не ощущал. Конечно, Лесус не применял на нём серьёзные орудия пыток, не жёг калёным железом — но ничего этого он не делал и сегодня с преступниками! Нет, преступники, конечно, мучились и орали как резаные свиньи, когда палки вгрызались в их тела. Они проклинали Лесуса, желали ему смерти — мерзкие создания, не знающие справедливости, не способные перестать творить зло, но боящиеся возмездия сурового Рыцаря Кары. Лайка их терпеть не мог! — А я способен? — прошептал он. — Не мучать Лесуса, не заставлять его проводить в допросной столько времени, вспоминая это?.. Он сел на пол, уткнулся головой в колени. Голова не желала отдыха и тут же вскинулась обратно. Его колотило. Две недели без миссий и награждений, и он так тоскует по боли, словно сердце не на месте, словно что-то неправильно, неправильно, неправильно! Так ведь и придёт к Лесусу. После следующей же миссии будет просить своего. Требовать. Лайка тихо застонал. Нет, нет… Рукоять кинжала касалась предплечья. Его оружие. Один из Священных кинжалов Металла. Неотъемлемая часть его тела, или души, или и того и другого сразу. Он не должен был использовать кинжал таким образом. Кинжал… Что тогда насчёт Лесуса?! Его товарища. Лучшего начальника. Почти друга. Разве можно использовать так его? Лайка поднялся, подошёл к кровати — мысли слегка путались, но оставались вполне целенаправленными — протянул руку к стене. Метательный нож учителя скользнул в ладонь, и Лайка тут же ощутил прилив бодрости. Стремительно закатав рукав за локоть, слегка дрожа, он поднял руку на уровень глаз и с силой провёл лезвием вдоль внешней стороны предплечья, сквозь резкую боль и сопротивление тканей. Кровь быстро заполнила разрез, защекотала кожу… Хотелось порезаться больше, но он твёрдо решил сдерживаться на этот раз — надеялся, что скоро его пошлют на новые миссии. Хватит и того, что мир будто становится чуть более правильным. …Он заматывал предплечье наискось, стиснув кончик бинта кистью повреждённой руки, чтобы тот не сползал, и ощущая, как приятно саднит порез от напряжения мышц — когда в дверь неожиданно постучали. — Кто здесь? — поспешно спросил Лайка. Несмотря на встрепенувшееся волнение, голос вышел неимоверно довольным. Вот и хорошо — посетитель решит, что у него всё в порядке, и уйдёт… Дверь открылась. Да, Лесус прекрасно знал, что может вызвать такой голос у его подчинённого. — Разве мы не договорились, что я награждаю тебя? Бросив взгляд на лужицу крови на полу и на собственный рукав, Лайка пожал плечами. — Только наседка вроде тебя будет кудахтать из-за ста граммов крови! — Тебе следовало послушать, когда я сказал — не придавай значения моей реакции, — отметил Лесус. — Да, бить тебя мне не нравится… Сердце Лайки сжалось; он затянул бинт, и порез укололо болью. — …но это не отвратительно, — серьёзно продолжал Лесус. — Я бы не согласился, будь это слишком похоже на пытки. Лайка молча поправил рукав, скрывая бинт; скрестил руки так, чтобы пятна крови в глаза не бросались. Низкий голос Лесуса не выдавал ни малейшего беспокойства, но Лайка знал — оно есть, и всё отчаяннее жалел, что не нанёс хотя бы пару дополнительных порезов! — Лайка, ты считаешь, что я лгу? — Нет, но ты паникуешь из-за всего, как последняя размазня! Может, только поэтому считаешь, что побить меня раз в неделю — это не так уж ужасно? Лесус слегка вздохнул. А потом резко выбросил вперёд кулак, врезав Лайке в грудь так, что тот подавился кашлем и упал. Не раздумывая, Лесус начал лупить его ногами; без применения боевой ауры, но всё равно было значительно ощутимее, чем даже избиение палками. Удары приходились по ногам, плечам, верхней части спины… потом прилетело по рёбрам так, что Лайка весь изогнулся от нестерпимой, но сладкой боли и начал задыхаться. — Не надо!.. — сквозь надрывный кашель взмолился он. Только не хватало, чтобы Лесусу стало плохо от того, что он зачем-то решил доказать свою честность! Дверь тихонько приоткрылась, и кто-то, кого Лайка не смог разглядеть, ахнул, оценив ситуацию, и поспешно убежал, испугавшись даже захлопнуть дверь как было. Да и плевать на всё это. Главное — Лесус не прекратил избиение. Кровь горела и кипела в венах Лайки, дикий восторг наполнял сердце, хотя в горле запёкся мучительный беззвучный крик. Ботинки Лесуса вгрызались в грудь и живот, как стальные. Лайка уже воспринимал удары через один, когда Лесус перестал пинать его и сел рядом. — Посмотри на меня. Лайка! — Да… да? — прохрипел Лайка. Его сердце билось резко и быстро от ещё не унявшейся боли, но оно было на месте теперь. Мир кружился, плавал в тумане и выглядел невероятно безмятежным и светлым. — Я избил тебя так, как не бил никогда. Сегодня ни один преступник не пострадал настолько серьёзно. — Это так чудесно!.. — Лайка начал улыбаться. — Как ты считаешь, мне плохо? Лайка тщательно сфокусировал взгляд. Лицо Лесуса, склонившегося над ним, было серьёзным, спокойным. Немного бледным, но и близко не таким, как после допросов преступников. — Нет. — Вот видишь. А теперь пойдём, тебя нужно исцелить. Лайка попытался встать — ничего не вышло; сообразив, что Лесус уже поднимает его на руки, он хотел было воспротивиться, но не успел. Голова пошла кругом, как никогда раньше, и он лишь полуосознанно прижался виском к плечу, затянутому чёрной тканью.***
— Кара, я не сказал тебе, когда это только начиналось, но, чёрт подери, Лесус намеренно истязает моего Лайку! — поспешно говорил Дансберт Металл, чуть ли не бегом следуя в направлении комнат юных Рыцарей. — Мне сказал о последнем случае один из рыцарей отряда Луны — и он даже просил не раскрывать его имени! Если мы сейчас ничего не сделаем, что будет, когда они вступят в должности?! — Спокойно, Металл. Я уверен, что у Лесуса не было намерения мучить твоего ученика. — Лесус пинал его со всей дури, хотя Лайка уже лежал на полу, избитый в кровь, и умолял прекратить!.. —… — Кара верил в благоразумие Лесуса больше, чем в своё собственное, но слова подчинённого заставляли встревожиться. Двое Священных Рыцарей поспешно вошли в комнату юного Рыцаря Металла. Тот лежал, по самую шею укрытый одеялом, и казался бледнее обычного… Кара глубоко нахмурился, но Лайка тотчас выпрыгнул из кровати. — Учитель! — выкрикнул он, круглыми глазами уставясь на Металла. — Неужели из-за того, что вы так паршиво учите меня развитию характера, капитан Кара будет делать это вместо вас?! Кара и Металл переглянулись. — Лайка, ты не был… ранен? — в смятении спросил Металл, оглядывая комнату на предмет луж крови. — Ранен? Конечно, нет, учитель! У меня даже миссий не было… — удивительное дело, Лайка не казался расстроенным, в который раз говоря об отсутствии интересных заданий. Напротив, выглядел так, словно готов был начать летать от радости! — В королевстве этой весной спокойно, — сдержанно сказал Кара. «Ещё бы у нас и в Храме спокойно было!»***
Тем же вечером Гришиа, жестикулируя — надо же было чем-то компенсировать невозможность говорить громко поздним вечером, близ полного открытых окон Храма! — шёпотом восклицал, заглядывая в лицо Лесусу: — Можешь не покупать мне пирог за его исцеление. Я бы и так это сделал. Просто скажи, что стряслось? Он помешал готовить Эчилану? Разозлил моего учителя на последней тренировке? Упал с лестницы?.. Хей, не хочешь же ты сказать, что он тоже отдаёт Смертео свою бумажную работу?! — …Нет. Это я его избил. Пинал ногами, пока он не начал отключаться. Гришиа издал громкий возмущённый возглас, а потом яростно зашептал: — Не держи меня за дурака, Лесус! Кто в здравом уме поверит, что ты — ты! — избил юного Рыцаря Металла, да ещё так, что он был весь в чудовищных синяках и даже потерял сознание?! — Я не стану на тебя злиться, если ты не поверишь. — За то, что врёшь мне, купишь не один голубичный пирог, а пять! — Куплю. Спустя пару секунд тёмная тень в плаще скользнула через забор, а светлая фигура с золотыми даже при лунном свете волосами смотрела ей вслед, досадливо качая головой, и бубнила себе под нос: «Кто бы мог подумать! Согласиться купить мне четыре лишних голубичных пирога, лишь бы не признаваться, что его подчинённые могут драться друг с другом или быть неуклюжими! Какой же ты упрямый, Лесус Кара!»