against all.

      Среди пыли и строительного мусора, их тела лежали бок о бок, смотря безмолвно в обшарпанный потолок заброшенного здания.       — А-Чэн, — зовет его Вэй Ин, и тот лениво отзывается глухим мычанием, лишь на мгновение метнувшись взглядом к обладателю голоса. Вертеть головой не хотелось, да и что он ожидал увидеть, кроме его извечной головной боли, развалившейся звездой, будто вместо бетонной пыли и осколков кирпича пол был покрыт белым снегом или рыжим ворохом опавших листьев по осени.       Им семнадцать, и они потеряны для всех, однако не друг для друга.       — Как быстро нас найдут?       Цзян Чэн молчит и воротит нос от правды, застрявшей в горле болезненным комом, никак не дающим дышать свободно, и Вэй Ин подползает на руках, пачкает чужую крутку на себе, взбивает движениями тонкую перину бетона и грязи, поднимая пыль в воздух. Он нависает над его лицом, смотрит внимательно, словно стараясь вбить в память каждый изгиб, каждую тень и родинку на любимом лице. Цзян Чэн молчит и смотрит взглядом затравленного зверя, которому терять нечего, кроме общего будущего двоих сбежавших из дома подростков.       Ему тошно и душно в этом городе, из проулков которого несло затхлостью и алкоголем, чей серый антураж был исчерчен серыми эстакадами и старыми многоэтажками, скрывающими первые этажи нечесаной растительностью. Душа его скулила, умоляла бежать из этого города, как можно скорее, но луч света, пойманный им в банку, — единственное, что в противовес душе не позволяло броситься прочь из города навстречу новой, светлой жизни.       — Игнорируешь меня? — пытливый взгляд тянет из расхлябанного терпения нить, распуская его, как вязаный шарф. Цзян Чэн не против вздернуть Вэй Усяня на имагинативной шерстяной удавке, не против разбить ему нос, приложить спиной об обвалившийся угол голой колоны заброшенного здания, переломать ребра, ведь он такой невыносимый. Но Цзян Чэну он нужен, как стабилизатор, нужен, как ножны мечу, и как человеку нужен человек.       Вэй Ин цепляет в отстраненном взгляде раздражение, и лисий прищур заставляет едва заметные морщинки образоваться под глазами цвета светлого аспида. Он тянет к нему содранную падением на асфальт руку, касается щеки, пачкая её, пока Цзян Чэн думает лишь о том, что не мешало бы промыть грязную рану.       Они бежали по переулкам, взбирались на заборы, прыгали с крыш на другие крыши, сбивали прохожих, пока за ними гнались, словно озлобленные шакалы, подростки с палками и кирпичами, выкрикивая ругательства, не совсем понятные двоим преследуемым. Им было так опасно любить друг друга, и так легко раскрыться.       Вэй Ин содрал руку, едва не сломав палец, неудачно подогнувшийся под весом тела, но был легко поставлен вновь на ноги и увлечен за собой дальше по переулкам, дальше от разъяренной толпы озлобленных подростков, не знающих настоящей любви. Цзян Чэн задыхался, его легкие саднили, а во рту был легкий металлический привкус и вязкая слюна. Его горло хрипело, а кашель, когда они скрылись в очередной подворотне, едва не раскрыл их местоположение, но все, о чем он мог думать, сидя рядом с возлюбленным в том злосчастном проулке, — он умрет за него.       Мысли, заполненные образами неслучившейся драки, топили его сознание, а адреналин, отголосками плещущийся по кровеносной системе, не позволяет двигаться плавно, сводя в ломанных судорогах мышцы рук. Цзян Чэн видел четко, как сейчас Вэй Ина, как первобытный инстинкт защиты седлает помутневшее сознание, как он в состоянии аффекта хватает с земли бутылку и швыряет её в осклабившегося придурка, что им в спину, совсем по-детски заливался речами о слащавых мальчиках, коим нравятся другие мальчики.       «А подружка то у тебя с сюрпризом».       Удар стеклянного сосуда о каменную кладку — печальная случайность, — он целился в голову. Но это было также красиво, как и опасно.       Вэй Ин, никогда не обращающий внимание на нечто подобное, не выглядел ущемленным, но он тот самый тип людей, что постучится в драку ногой под дых и для этого ему не нужно даже приглашение.       Двое против всех — интересный расклад, но для романтичных метафор, а не уличных драк, где ты в меньшинстве.       Вэй Усянь выносит ударом кулака того, нацелился на Цзян Чэна со спины, другого с трудом швыряет в сторону, и лишь после этого хватает возлюбленного за руку и с силой дергает на себя, едва не получая от него по касательной. В запале Ваньинь опасен не меньше бешеного пса и не становится ручным даже после немой мольбы Вэй Ина сбежать с поля боя, сдать позиции, ведь им не выиграть в этой игре — на то не было и шанса.       И они бегут, не потому что трусы, не потому что так будет лучше: причина куда глубже обычных отговорок, глубже страха друг за друга и страха за их совместное будущее. Они рискуют, убегая туда, где тупик будет их голливудской сценой о погонях, где они с помощью друг друга перемахнут через забор и схоронятся за углом, даже не дыша, чтобы не привлечь внимание.       А дальше должен следовать поцелуй, но вконец сбитое от адреналина дыхание каждого не позволяет даже переглянуться. Лишь в затишье сцепиться руками и сорваться на бег снова, чтобы отыскать место, где смогут слышать каждый звук, откуда смогут сбежать.       Вэй Ин навис над ним дамокловым мечом и лишь время покажет, когда он обрушится ему на голову, разделив её с телом. Но сейчас он нависает над ним буквально, смотрит в глаза человека, чье сердце вот-вот разорвется на части от любви. Цзян Чэн давит кривую усмешку, а в ответ получает совершенно искреннюю улыбку.       И поцелуй.       Ни один из них не знает чувства меры, поэтому каждый поцелуй начинается и завершается, как и все предыдущие. Цзян Чэн не терпит неподчинения — Вэй Ин не любит подчиняться.       Вэй Усяня с рыком подминают, когда тот в очередной раз кусает Цзян Чэна за губу, раскладывают на пыльном бетоне, грубо седлая его, и крепко удерживают руки.       — Паршивец. — Губа его снова воспалена и довольный, словно мартовский кот Усянь, склоняет набок голову. Его откровенно дразнят. Снова. И снова он ведется на это, словно могло бы быть иначе.       Вэй Ин привык добиваться своего, крутить им, как вздумается, пока не добьется желаемого, а оказавшись придавленным весом возлюбленного, он затихает, будто хороший мальчик, и тем бесит еще больше. Цзян Чэн впивается в его губы хищным поцелуем, не позволяя без разрешения ни двигаться, ни дышать, ни отвечать. Такие поцелуи ему кажутся грязными, влажными и расхлябанными, но алчная натура Ваньиня не видит в том профанации их чувств.       Загребущие руки таскают Вэй Ина по полу, приводя его же — Цзян Чэна, — куртку в негодность. В ответ лишь притупленная поцелуем попытка вырвать руки из захвата и глухой стон прям в поцелуй. Он шалеет от этих поцелуев, от этого человека, и, в конце концов, всегда подчиняется, потому что, если не можешь обуздать стихию — смирись.       Ваньинь не насытится никогда — факт, но дышать носом, когда его грубо зажимают чужим, почти невозможно. Он трепыхается под ним, напрягает мышцы, но сдается в последний раз, пока сознание от недостатка кислорода начинает плыть. Это как алкогольное опьянение, только лучше.       Их поцелуй заканчивается снова на том же месте, что и прошлый. Для их первого раза не время и не место, и они это оба понимают. В попытках зафиксировать взгляд на Ваньине, Вэй Ин осовело моргает, стараясь восполнить недостаток кислорода в крови глубоким дыханием и не видит, как на дне взгляда возлюбленного плещется мертвое море — соленое и необитаемое.       И все это устраивает их не меньше, чем истинный порядок вещей этого мира: где Солнце восходит на востоке и садится на западе, где ночь сменяется днем и так по кругу, и где судьбой предназначенные друг другу люди, встречаются в случайных местах, долго наблюдают и быстро влюбляются прежде, чем понять, что это тот самый человек, который будет рядом, что бы то ему не стоило.       Сейчас они вдвоем, но не знают, что отныне — это неизменно.       Не знают, как возвращаясь вместе по домам, наткнутся снова на ту же компанию, как отчаянно примут бой, ведь бегать всю жизнь не смогут. Как сломанная рука Вэй Ина станет причиной побега Цзян Чэна от собственных чувств в попытках оградить его от неприятностей.       Не знают, как Вэй Усянь со сломанной рукой будет забираться к нему в окно по чужим балконам. Как он едва не падает с третьего этажа, но пойманный за плечи Ваньином, оказывается втянут в квартиру и засыпает на нём в его кровати.       Не знают, как наутро Вэй Ин будет прятаться под кроватью от сестры Цзян Чэна, и как она, догадываясь о шалостях младшего брата и его друга, уходя, попросит Усяня больше не прятаться от неё.       И не знают, как однажды, сидя на съемной квартире в стеклянной лоджии, будут любоваться горящим огнями городом, пить дешевый портвейн и мечтать о совместном будущем, пока один из них не протянет колечко с бутылки, обещая, что завтра обязательно принесет обручальное.