Брошенный мир

Здание было огромным и внушало доверие. Когда-то здесь располагалась тюрьма, а теперь — «центральный штаб координации выживших Москвы». По крайней мере, так ему сказали. Витя был здесь впервые. По узким коридорам сновали люди, много людей. Хорошо одетые в военное, с оружием, у каждого в поясной сумке противогаз. Они выглядели серьёзно и круто. Витя разглядывал их во все глаза, но провожатый — здоровый дядька в такой же пятнистой форме — одёрнул его, чтобы не отвлекался, и повёл вглубь здания по лабиринтам запутанных коридоров и лестниц. Витя поспешил за ним, опасаясь потеряться среди поворотов и людей. Тяжёлая куртка, которую ему дали ещё в машине, была сильно велика и мешала быстро идти, но зато на левом рукаве у неё была красивая синяя нашивка — «Федеральная служба безопасности», — и Вите она нравилась больше его прежней куртки. Ту куртку с него сразу сняли и выбросили, потому что на ней какая-то активная пыль. Ну, подумаешь, испачкался. Развалины-то пыльные… Провожатый резко остановился, и Витя чуть не влетел в него носом. — Так, подожди тут и веди себя тихо, — сказал ему провожатый и вошёл в открытую дверь какой-то большой комнаты. Внутри тоже было много людей, они толпились вокруг стола и что-то обсуждали. Провожатый пошёл к ним, все замолчали и расступились, а из-за стола выскочил хмурый лысый дядька. Он был на голову ниже остальных, но все его слушались. — Какие новости? — Особо никаких, Сергей Александрович. На Тёплом стане никто не отзывается. Оставили передатчик с сообщением, будет повторять про точки сбора по всем частотам. Но, скорее всего, там уже никого нет… — Рано хоронишь. Там полно укрытий, кто-нибудь да уцелел. — Ещё на обратном пути на Таганке подобрали пацана, — провожатый махнул рукой, и Витя шагнул в комнату. — Говорит, из Павелецкого лагеря ушёл. Лысый дядька смотрел на него с удивлением. Витя вскинул подбородок, чтобы казаться старше. — Здорово, пацан. Тебя как зовут? — Витя, — ответил Витя и поспешно исправился: — Виктор. — Сергей, — представился дядька и протянул руку, которую Витя тут же пожал. Дядька начинал ему нравиться. — Рассказывай, зачем из лагеря ушёл? — Я буду говорить только с Генералом, — объявил Витя и внутри себя обрадовался, что прозвучало так же по-взрослому, как он репетировал. Дядька удивлённо моргнул: — С каким генералом? — В смысле, «с каким»? С Генералом Костенко, конечно! Что вы, не знаете, кто у нас Генерал? Лысый поднял взгляд на провожатого, потом на остальных возле стола. Все улыбались. — Это меня так в народе зовут? Генералом? — он хмыкнул и посмотрел опять на Витю: — Я Костенко. Теперь расскажешь, почему ушёл? — Ой… — Витя растерялся на секунду, но тут же рассердился на себя: что как маленький, ей-богу? И сказал: — Потому что они там родителей моих искать не хотят. Мама с папой поехали за бабушкой, должны были быстро вернуться. Когда всё началось, меня соседи в подвал спрятали, а потом мы на вокзал попали. А родители были у бабушки и не знают, что случилось! Провожатый хотел перебить, но Генерал поднял руку, и тот промолчал. — И теперь их искать не хотят, говорят, далеко. А какое далеко, если на метро всего девять станций?! Генерал выслушал внимательно, кивнул и повернулся к столу. Витя невольно охнул: на затылке у него был большущий кривой шрам, будто ему пытались разломать голову. — Адрес бабушки знаешь? На столе лежала большая карта Москвы, раскрашенная разными цветами и отметками. Остальные взрослые стояли вокруг и молча ждали, пока Генерал решит Витин вопрос. — Конечно. Аэродромная 6, квартира 12. Это Южное Тушино. Генерал замер над картой, но глаза у него почему-то не двигались, и пальцем он по карте не водил, как делала мама, когда искала какой-нибудь адрес. Вместо этого он быстро посмотрел на остальных и с улыбкой повернулся к Вите. — Хорошо, я понял. Сделаю, что смогу. Пока иди отдыхай, — и снова протянул Вите руку. Тот пожал её, стараясь покрепче. Рукопожатие показывает характер. Так папа учил. — Максименко, накорми пацана и устрой где-нибудь наверху. Провожатый кивнул и махнул Вите рукой. Они пошли. Большая куртка мешала, но Витя не обращал внимания. Он был рад и горд собой.

***

— Северо-запад снесло подчистую, — негромко сказал командир 5-го поискового взвода, когда мальчика увели. — Знаю, — ответил Костенко и отошёл к зарешёченному окну, потирая больной затылок. Из окна открывался вид на внутренний двор Лефортовской тюрьмы и дальше — на лежащий в руинах город, ещё несколько месяцев назад бывший шумной Москвой. Теперь здесь шумел только ветер и щелчки счётчика Гейгера. — Что же вы наделали, дети… Подчинённые уважительно молчали. Они знали, что никаких детей у Костенко нет. Знали, что странные вещи, которые он иногда говорит, вызваны его незалеченной травмой головы. И знали также, что — как и все уцелевшие после ядерного катаклизма — обязаны своему Генералу жизнью.