Рысь и Горностай

Обитель Святой Моники находится на землях Блуа, подвластных Роберту Нейстрийскому, и путь до нее от замка Рысье Логово не ближний. Для того, чтобы быть на месте до закрытия ворот и не ночевать где придется, выехать надо рано утром. Лишь часть этого пути можно проделать по старой римской дороге, и это уже подъезжая к обители. Все остальное время нужно ехать по плохой дороге, проходящей через лес, и мучиться, трясясь на ухабах. Только поэтому удалось отговорить Аделину сопровождать двух юных путешественниц. — Ну что с нами может случиться? — говорила Диана. — Мы берём с собой сильный отряд, да и Сигерод едет с нами. — Да, но время вы выбрали не самое удачное! Никто из нас не знает, чего ожидать теперь от барона Родерика! Не захочет ли он перехватить вас по дороге и утащить к себе? — Для этого ему понадобилось бы целое войско! — возразила девушка. — Да он и не пойдет на такое. Одно дело — обычные стычки на границе да на спорных землях, и совсем иное — похищение, для которого понадобится провести целое побоище. Самое большее, что он сделает — это снова нападет на какую-нибудь деревню. Но у нас в темнице его люди, и я думаю, Родерик не будет рад, если по возвращении я прикажу посадить их в колодки на площади! Если же он будет вести себя мирно, то я готова возобновить переговоры и вернуть его вавассоров. На моих условиях, разумеется! Были и у отца Августина определенные сомнения, но мог ли он возражать против поездки на богомолье? — Я согрешила, святой отец, — покаянно говорила Диана, — гордыня и гнев — смертные грехи, а я в них впала вместо того, чтобы, как учит Святое Писание, подставить правую щеку, если ударят по левой! Я должна во искупление совершить эту поездку и помолиться в обители Святой Моники, покаяться в грехах! — Как будто тебе нельзя принести покаяние в замковой часовне! — покачала головой Аделина. — Можно, но ведь Святая Моника, мать Блаженного Августина, замолвит за меня словечко перед Господом охотнее, чем любая иная святая! — Почему ты так уверена, что именно она сделает это охотнее? — удивился капеллан. — Потому что она до того, как стала святой, была грешна! Она имела пагубное пристрастие к хмельным напиткам, святой отец! Нам объясняли в монастыре, что эта святая очень понимает людские слабости и просит Господа за грешников, которые искренне желают исправиться. Она ведь и сама бросила пить и раскаялась, и Иисус простил ее! — Ну, если так, то поезжайте, — сказал Августин. — Думаю, и Иоланде очень хочется проведать свою подопечную, ту несчастную женщину. Намерения у вас благие, и Господь сохранит вас в пути. — А поможет ему в этом сенешаль Сигерод с хорошим отрядом воинов, чтобы уж наверняка, — подвела итог Аделина. Так и получилось, что на второй день после набега Дианы на земли барона Родерика, она и Иоланда, а также Флоранс и Аригунда, которых они взяли с собой, а также Сигерод во главе двадцати воинов, двинулись верхом в путь к святой обители. Сохранить в тайне такое путешествие невозможно, да никто и не думал его скрывать, а потому в этот же день оставил свой замок и Родерик. — Это неосмотрительно, мессир! — убеждал старый Хродерав. — Вы берете с собой только двоих оруженосцев! — Там, куда я еду, большая свита только помешает, — возразил Родерик. — Для всех я отбыл по делам в Анжер. Он уехал, ничего больше не объясняя. Сенешаль волновался бы ещё больше, если бы знал, что его молодой господин, отъехав на несколько лье от дома, приказал оруженосцам дожидаться известий или его самого на постоялом дворе, а затем в доспехах и плаще, какие носили воины-наемники, поехал дальше один. Он должен был доказать этой дерзкой Диане, что сумеет совладать с нею, и ничья помощь ему для этого не нужна. Большая часть пути прошла без каких-либо происшествий и ничем особенным не запомнилась. Сначала — сплошной лес на много лье, затем стали попадаться деревеньки за бревенчатыми частоколами, пастбища, развалины — древние и совсем недавние, брели куда-то вереницы паломников и нищих, ремесленный люд кучками двигался на работы, а порой попадались такие же конные отряды. Иногда приходилось останавливаться, пропуская стадо овец или коров. Встречались и виселицы, на которых покачивались трупы казненных, а при приближении всадников со зловещим карканьем взлетали, оторвавшись от своей ужасной трапезы, черные вороны. Чем ближе к обители, тем больше они видели паломников, направлявшихся в ту же сторону, что и они, или уже побывавших там и двигавшихся обратно. Чаще это были пешеходы, одетые очень просто, с катомками за плечами и дорожными посохами в руках. Но попадались и всадники в дорогих доспехах, и дормезы с огромными, почти в человеческий рост, колесами, в которых путешествовали знатные дамы или духовные лица высокого ранга. Уже неподалеку от обители они услышали, что навстречу движется солидный отряд, а через минуту и увидели группу всадников, показавшихся из-за поворота. Эти всадники сопровождали дормез весьма внушительных размеров. Впереди ехали на лошадях двое слуг. Дорога в этом месте сужалась и петляла, но все же была достаточно широка, чтобы легко могли разъехаться движущиеся цепочкой друг за другом верховые. Но для того, чтобы всадникам разминуться с неповоротливым дормезом, нужно было, чтобы он вплотную прижался к обочине. Видимо, кучер этого делать не желал или не был уверен в своем умении управлять гигантской повозкой. Но было ясно: если он не сделает это, отряду Дианы и Иоланды придется вернуться немного назад и пропустить дормез. — Узнай, кто они такие, — сказала Диана Сигероду. Она со всем возможным смирением пропустила бы какого-нибудь старого епископа или очень знатную особу, но прежде, чем сенешаль успел произнести хоть слово, со стороны встречного отряда раздалось: — Дорогу высокородной даме Белинде из замка Вилбрэ! Так называлось владение отца Белинды, да и ее голос не замедлил тут же раздаться: — Кто смеет задерживать меня в пути? Скажите им, что это неучтиво! Пусть пропустят меня! И немедленно! — Кто вы такие и кому служите? — вызывающе выкрикнул незнакомый голос. Видимо, это был начальник охраны вдовствуюшей баронессы. — Мы — верные барона Рауля, владетеля замка Рысье Логово, и сопровождаем двух благородных дам из этого замка! По какому праву вы загородили дорогу? — не остался в долгу Сигерод. Воины и слуги с обеих сторон начали рьяно переругиваться, причем люди Белинды дерзко угрожали, что они заставят девицу Диану, прозванную Бретонкой, повернуть обратно, ибо дама Белинда более родовита. Один из слуг Белинды принялся, показывая свое рвение, щелкать кнутом направо и налево и сильно задел Экюрэль, лошадь Иоли. Кобылица испуганно заржала и поднялась на дыбы, едва не сбросив всадницу на придорожные камни. Девушка испуганно вскрикнула, но, к счастью, воины подхватили Экюрэль за уздечку с обеих сторон. Диана же, чье лицо при виде этого исказилось от гнева, направила Летунью прямо на наглеца, который напугал лошадь, и с силой ожгла его хлыстом. Сопровождающие Белинды мигом сгрудились все вместе, готовые к стычке, но не решались наброситься первыми без приказания своей госпожи. Белинда с великой охотой отдала бы такой приказ, тем более, что, кроме Дианы, увидела здесь и Иоли, которую тоже ненавидела. Но близость святой обители, где она рассчитывала бывать и впредь, уменьшила ее решимость на такое дело. Белинда высунула в окно свое мышиное личико, казавшееся ещё более невзрачным в обрамлении вдовьего покрывала, и ядовито изрекла: — Вот и вы, милейшие девицы! Я ничуть не удивлена, видя вас вместе. Вот уж достойная пара подружек: бастардка моего свёкра и наследница какого-то, кажется, крестьянского надела, ставшая ныне приживалкой! Удивляет другое: как вы дерзнули даже просто подумать, что Я уступлю вам дорогу?! Прочь, прочь отсюда! При последней фразе она повысила голос. — Говорите тише, дама Белинда, — отозвалась Диана, — иначе вас услышат люди, и пострадает ваша такими трудами приобретенная репутация доброй и благочестивой госпожи! - Презренная, и ты смеешь так говорить со мною?! К нам сейчас подойдет подкрепление, и тогда сама увидишь, чья возьмет! Моя стража атакует вас... - Хотелось бы увидеть это представление! Причем вы устраиваете его совершенно безвозмездно, дама Белинда, с каких это пор вы столь щедры? Неизвестно, чем закончилась бы перепалка, но Сигерод дал знак одному из своих людей, и тот, потеснив на козлах кучера Белинды, поставил дормез так, чтобы всадники смогли беспрепятственно проехать. — Чтоб вам провалиться! — зло прошипела Белинда вслед своим недругам. Кавалькада из Рысьего Логова дальше ехала беспрепятственно, и в сгущавшихся сумерках никто не обратил внимания на человека в нищенских лохмотьях, который стоял на обочине, пристально вглядываясь в лица молодых всадниц. Да в его поведении и не было ничего необычного, бедняки любят поглазеть на знать, а потом обсудить наряды, оружие и коней. Быть может, именно с этой целью нищий, пропустив отряд и удостоверившись, что он направился к воротам монастыря, отбросил свою клюку, свернул с дороги и опрометью кинулся в лес. Аббатиса Мария радушно встретила двух юных дам. — Разумеется, вы сможете увидеть Кристину, — сказала она. — Так мы назвали ту бедняжку, которую доверил нашему попечению мессир Рауль. Ведь настоящего ее имени никто не знает! Но будет лучше, дочери мои, если она пока не увидит вас. Кристина только что стала чувствовать себя лучше, но в первые дни в монастыре было заметно, что она сильно тосковала по людям, проявившим к ней доброту. Сейчас не стоит растравливать ее грусть. Но, увидев ее, вы сами убедитесь, что она и выглядит, и чувствует себя уже лучше. К сожалению, пока не говорит, но наши опытные сестры-врачевательницы с уверенностью сказали, что она не немая. Она не говорит из-за сильнейшего потрясения, которое пережила, но, с Божьей помощью, это удастся исправить. Был поздний вечер, и обе девушки со служанками после ужина расположились в гостевых покоях обители. Воинов разместили в странноприимном доме. Монастырь не мог предложить гостьям, даже знатным, роскошных апартаментов, и Диана и Иоланда делили одну комнату, а за перегородкой улеглись спать их служанки. В маленькое оконце, которое оставили немного приоткрытым, заглядывал любопытный рогатый месяц. Монастырский сад, залитый серебристым светом, был виден из их комнаты. Где-то на болотах стонала выпь, это было далеко, но в ночной тиши любой звук слышен за целое лье, а иногда и больше. Диане не спалось, и она подошла в лёгкой полотняной рубашке к окну, приоткрыла створку чуть шире. — Красиво, — тихо и задумчиво проговорила она, глядя на сад. — И немного странно. Если бы это был не монастырь, я сказала бы, что это место похоже на круг фей. В таких местах они танцуют ночи напролет! — Но ведь мы не знаем, что здесь было прежде, — сказала Иоли. — До того, как построили монастырь. — Да, раньше, говорят, всюду стояли языческие капища. Но можно ли об этом говорить здесь? Наверно, это грех. Иоли пожала плечами. — Не знаю. Но мне кажется, что знание прошлого не может быть грехом. Ведь не секрет, что когда-то не было Христовой веры, и все были язычниками. И древние мудрецы и философы, и авторы книг, которые мы читаем… Многие из них не знали Христа, но от этого их труды не становятся менее великими. — Я тоже так думаю, хотя многие назвали бы подобные рассуждения ересью. Она немного помолчала и заговорила о другом. — Эта притворщица Белинда сумела расстроить тебя? Я заметила, что ты погрустнела после этой милой встречи. Иоли молчала, и Диана заговорила снова: — И Рауль, и отец Августин, и Аделина говорили мне, что ты храбро себя вела во время осады, не боялась штопать и прижигать самые страшные раны и готовить смертоносный яд для наших стрел. А потом ты вступилась за эту женщину, названную здесь Кристиной, одна против толпы. Ты так смело защищаешь других, но пока не умеешь защитить себя, ведь так? — Может быть, и так. Но дама Белинда… Она вгоняет меня в какое-то оцепенение, — призналась Иоли. — Сама не знаю, почему. — Да, это она умеет. Ее просто не надо бояться. — Не бояться — это, наверно, должно быть в крови. Как у тебя. Ты никогда не испытываешь страха, Диана? — Каждый испытывает его, — возразила та, — просто не все в этом признаются. — Значит, ты боялась? — Когда мы напали на норманнов в лесу, в какой-то момент я испугалась. Но тут очень помогла злость! Когда я увидела, как они издевались над пленными девушками… — Диана помолчала немного, словно дожидалась, чтобы отступило воспоминание о девушках, которых заставили танцевать голыми перед мужчинами. — Вот тогда злость вытеснила и страх, и вообще все! Думаю, благодаря этому я смогла победить. — Удивительно, такое темное чувство, а помогает и в хороших делах. Но я всё же больше верю в доброту. Как моя наставница, бабушка Клэр! Она жалеет всех людей и животных, и всех старается понять. Даже тех, кто ненавидит ее и называет ведьмой. — Обычному человеку трудно понять подобных людей, — Диана снова прикрыла окно и вернулась на свою кровать. — Но ты на всякий случай все же научись давать отпор не только при помощи доброты! Как говорит отец Августин, мир этот жесток и порой напоминает волчью стаю. Кстати, даже наш добрейший капеллан, когда надо, оставляет свое кадило, откладывает в сторону молитвенник и берется за секиру. Так что твоя Клэр, наверно, просто святая! После утренней мессы аббатиса, как и обещала, повела Иоли взглянуть на расстоянии на Кристину. Та сидела в беседке с пожилой монахиней, и вместе с нею перебирала какие-то корешки, складывая их в полотняные мешочки. Действительно, Кристина уже не выглядела такой замученной и одичавшей, как раньше, хотя нездоровая бледность ее пока не сменилась румянцем. Теперь она была чисто умыта, с лица сошли синяки и ссадины, и Иоли поняла, что она красива, но какой-то нездешней красотой. — Работа действует на нее благотворно, — тихо звучал голос матушки Марии. — Поэтому мы поручаем ей делать что-нибудь простое. Вот сегодня она помогает разложить лечебные коренья… - Да вознаградит вас Бог за то, что взялись лечить ее! - сказала Иоли, когда они шли обратно. - Мессир Рауль и отец Августин очень переживали за нее. Да и я тоже... Матушка Мария подумала при этом, что есть и другие, кого волнует судьба неизвестной женщины. Например, дама Белинда только вчера интересовалась ею, и даже преподнесла в дар монастырю ценную книгу - великолепно выполненное "Житие Блаженного Августина". И это при ее бережливости! - Я опасаюсь, матушка Мария, - сказала тогда Белинда, - что к страданиям бедняжки причастен мой покойный супруг. Ведь обнаружили ее в подвалах его замка! И я желаю загладить зло, причиненное ей. Возможно, тогда Господь простит Жоффруа, а мне остаётся лишь молить его об этом. Это объяснение было понятным и естественным, и аббатиса разрешила Белинде приехать навестить больную снова. Диана в это время вышла на монастырский двор. Здесь, как всегда в подобных местах, было оживлённо. Сюда шли за помощью нищенки и бедные крестьянки, многие с детьми, сюда же въезжали повозки и телеги, груженые мешками с зерном. Диана вызвалась помогать сестрам наливать похлёбку нищим. Этим она часто занималась в монастыре урсулинок, хоть и не любила выполнять такую работу. Аббатиса Корнелия поручала ей это, дабы приучить делать не только то, что хочется. Женщины, получая миски с похлебкой, проходили дальше. Одни благодарили, другие сразу хмуро отворачивались. Но вот одна из них, поравнявшись с Дианой и чуть приподняв с лица капюшон крестьянской накидки, шепнула: - Бретонка, здравствуй! Я так рада, что нашла тебя! Перед Дианой стояла высокая красивая девушка с черными кудрями, выбивавшимися из-под головного убора. - Фастрада! - О, тише! Здесь не должны знать, кто я! Ты поможешь мне? - Скоро закончится раздача, и мы поговорим. Подожди меня. Та кивнула и уселась под стеной, среди других таких же бедно одетых женщин. Полчаса спустя они расположились под раскидистым деревом на краю леса. Фастрада попросила пойти туда, ибо не чувствовала себя в безопасности в монастыре. - Я ведь только из-за того и рискнула туда войти, что увидела тебя! - твердила она. - Но если обо мне узнают... Думаю, с матушки Корнелии станется оповестить всех гарпий... то есть других настоятельниц, что я сбежала из ее поганого монастыря, и сообщить мои приметы! Да и отец с мачехой меня ищут! - Но почему ты сбежала? - Да потому, что отец принял окончательное решение не выделять мне приданое, и мне предстояло пострижение в монахини! Будь он неладен! А ко мне давно уже был неравнодушен один местный молодой человек, с которым я иногда виделась, бывая в городе. Вот с ним я и сбежала! - Где же он тогда? - Прячется в лесу. Ведь нас преследуют! А кроме тебя, мне обратиться было не к кому! Кто ещё из наших монастырских подруг дерзнул бы даже просто говорить со мною после случившегося? Они же трусихи. А уж Луиза точно выдала бы меня. Да, теперь я могу признать, что всё-таки этой дуре повезло! Живёт себе в богатстве! Если бы ты знала, как я обрадовалась, увидев тебя подъезжающий к обители! Я ведь думала, что ещё долго мы будем тащиться в сторону вашего замка, глотая пыль. - Какой же помощи ты ждешь от меня? - спросила Диана. - Помоги нам уехать подальше отсюда! Иначе рано или поздно нас схватят! Может быть, ты попросишь брата? У него наверняка есть друзья в отдаленных замках, где никто нас не знал бы! Мой жених мог бы там нести службу... - Я подумаю, что можно сделать, - сказала Диана. - Если только вы при бегстве из монастыря никого там не убили! - Как ты могла такое подумать! Я знала, что ты не откажешь мне! - Фастрада заключила ее в объятия. - О, вот наконец и он, мой милый, идёт сюда! - с каким-то преувеличенным радостным возбуждением воскликнула вдруг беглая послушница. И правда, к ним приближался мужчина в дорожном плаще. В нем не было бы ничего примечательного, если бы не неприятный, словно ощупывающий до самых костей взгляд холодных, как у хищной птицы, глаз. Заговорил он, однако, учтиво. Приветствуя Диану, низко поклонился, благодаря ее за участие к судьбе беглецов... и в ту же секунду выбросил вперёд руку, в которой сжимал пропитанную чем-то резко пахнущим тряпицу. У Дианы потемнело в глазах, и ещё через секунду она лежала без чувств на земле. - Скорее! - проговорила Фастрада, вскакивая. - Бери ее и уходим, пока этой дуры не хватились! - Сам знаю, - буркнул мужчина, вскидывая девушку на плечо. - Я что, дурак, по-твоему? На мулах поедем, в лесу спрятаны!