Идеальный ариец советского образца

— Что, простите, я должен сделать? — лейтенант погранвойск НКВД Алексей Зубов, он же ефрейтор вермахта Алоис Хаген, смотрел на чиновника из Главного расового управления СС с нескрываемым изумлением. — Возбудиться, молодой человек, — чиновник, благообразностью и старомодным песне походивший на университетского профессора, рассматривал сидящего на процедурном столе Зубова с неподдельным интересом. — Вызвать у себя эрекцию. — Прямо сейчас? — уточнил Зубов, которому все еще казалось, что он ослышался, и на самом деле ему предлагают пробежать марафон. — Желательно, — «профессор» взял из рук ассистента, производившего замеры, формуляр и, пробежав его взглядом, одобрительно щелкнул языком. — Вы же знаете, господин ефрейтор, все это ради науки и процветания арийской расы, представителем коей вы, несомненно, являетесь. Зубов уже раскрыл рот, чтобы популярно объяснить, на каких буквах алфавита он вертел такую «науку», но, вспомнив наказы Вайса, закрыл обратно. Комиссия из Главного расового управления СС приехала так неожиданно, что по госпиталю моментально поползли слухи о тайных евреях среди раненых. Но вездесущая Эльфрида принесла сногсшибательные новости. Оказывается, ефрейтор Хаген произвел такое неизгладимое впечатление на посещавшего госпиталь генерала, что тот незамедлительно отписал в расовый отдел, требуя задокументировать столь выдающийся экземпляр истинного арийца. Оправившись от удивления, Зубов обратился к Вайсу за чекистским советом. — Может пора выписываться? — спросил он, помогая Иоганну спуститься по лестнице во двор на прогулку, — Зачем мне такое внимание. А ну как документы проверять полезут. — Успеешь еще, — рассудительно ответил Вайс, — а справка из расового отдела тебе все равно понадобится. Вот пусть они тебе ее и сделают. Легальный документ — это всегда хорошо. Зубов покладисто кивнул. Его друг отличался не только потрясающим хладнокровием, но и невероятной рациональностью. Профессионал, не чета Зубову. — Ты только не ляпни чего-нибудь… провокационного, — голос Иоганна вырвал Зубова из размышлений. — Лучше улыбайся. Наставлениям товарища Зубов следовал изо всех сил. В процедурном кабинете, куда его отвела Эльфрида, он послушно стянул больничную пижаму и отдался на милость людей в белых халатах. Члены комиссии сновали вокруг него, словно мухи вокруг банки варенья, замеряя, рассматривая, трогая. Спустя каких-то пятнадцать минут у Зубова уже рябило в глазах от бесконечных сантиметров и штангенциркулей. А от славословий по поводу чистоты его родословной, которую они, к слову, и в глаза не видели за неимением таковой, хотелось рассмеяться им в лицо. В целом, ничего особенного. Ровно до тех пор, пока председатель комиссии не заявил, что интимные части ефрейтора Хагена тоже следует измерить. Причем как в спокойном, так и в «рабочем» состоянии. Зубов напрягся, но решил держаться до конца. Тем временем, председатель лично приложил линейку к причиндалам Зубова и восхищенно озвучил вслух результаты обмера. Оставалось самое интересное. — Может вам надо помочь? — участливо поинтересовался чиновник. — Можем пригласить медсестру. Уверен, никто не откажет вам в любезности. — Не стоит, — процедил Зубов, мужское самолюбие которого было уязвлено снисходительным предложением помощи. — С этим у меня не бывает трудностей. Но вы, правда, хотите, чтобы я… это… на глазах у уважаемой комиссии? — Ну что вы! — председатель обернулся и махнул рукой ассистенту. Через минуту вокруг процедурного стола с восседающим на нем совершенно голым Зубовым поставили нечто вроде ширмы. Зубов потер переносицу, прикидывая варианты. Можно было встать и уйти, попутно возмутившись непристойностью осмотра. Но прощай тогда заветная справка и неделя восстанавливающих процедур. А можно было взять себя в руки — и в буквальном смысле тоже — и утереть нос этим недалеким фашистам с их идиотскими представлениями о том, кто настоящий человек, а кто нет. Тени членов комиссии из расового отдела колебались на ширме в ожидании. Зубов вздохнул и решился. Нельзя сказать, что дрочить под шорох шагов и шум чужого дыхания было совсем уж непривычно — все-таки ему доводилось жить в общежитиях и казармах. Но в остальном ситуация с этими проклятыми замерами и тестами ощущалась мерзкой и извращенной. Впрочем, чего от фашистов еще ждать. Зубов обхватил рукой пока еще вялый член и стал размеренно гладить его, слегка сжимая, надеясь, что организм не подведет. Чтобы возбудиться, ему обычно не требовалось много времени. достаточно было мысленно раздеть проходящую мимо медсестру или представить упругую женскую грудь. Но в этот раз воображение не сработало — в голову лезло всякое разное, кроме того, что нужно. Зубов оставил в покое умученный член и, обильно смочив слюной два пальца правой руки, скользнул ими под яйца, нащупывая одно из чувствительных местечек. Он редко пользовался подобным приемом, в основном для того, чтобы сделать удовольствие острее. Но сейчас, здраво рассудив, что на войне любые средства хороши, решился на этот секретный прием. Злой сухой разряд удовольствия отозвался в глубине тела горячей искрой, но вожделенной эрекции так и не последовало. От досады Зубов закусил губу, стараясь ничем не выдать своего бессилия. Будь на то его воля, ехал бы он уже на первой попутке прямиком в Варшаву, где ждало настоящее дело, а не занимался черт те чем ради дурацкой справки. Но Иоганн Вайс приказал ему не нарываться, и Зубов честно старался. Мысли о Вайсе неожиданно заставили его искренне улыбнуться. Он вспомнил, как впервые увидел его на больничной койке, бледного и изможденного, но такого родного, и как сильно обрадовался неожиданному соседству. Каким чудом ему удалось сдержаться и не стиснуть Иоганна в объятиях в первом же темном углу, Зубов до сих пор не понимал. Обжигающее чувство единения наполняло его в тот день, и пусть сам Вайс только морщился, наблюдая за наглым ефрейтором Хагеном, сам Зубов был счастлив лежать рядом со своим, советским парнем. Зубов мечтательно вздохнул, машинально поглаживая себя между ног, и только пару мгновений спустя понял, что у него медленно, но верно встает. Ничего себе эффект дружбы! — Доктор, эй доктор, — охрипшим голосом позвал Зубов, — тащи сюда свою линейку. Показавшийся из-за ширмы председатель восторженно всплеснул руками: — Идеально, — воскликнул он, пристраивая к Зубову что-то среднее между циркулем и астролябией. — Господин Хаген, вы — настоящий ариец! Вот, возьмите полотенце. Зубов сосредоточенно молчал, уже не в состоянии бодро улыбаться. Позже он плелся в палату и размышлял о происшедшем, пока эти неприятные мысли не вытеснили другие — о скором обеде и тройной порции шницеля. Вечером он закроется в душевой и сделает себе хорошо — назло врагам. Имеет право.