1. Единственная молитва сего дня, произнесённая про себя Кровлеем, демоном, 4 ноября 4004 года до н.э. в 14:36; местоположение - Восточные Врата Эдема, Земля.
Ох, пожалуйста, не наказывай его за это. Не представляю, как Ты могла подумать, что я буду травить это солнышко до конца наших дней - вот чего Тебе стоило послать сюда Гавриила? Или кого-нибудь очень раздражающего? Азирафаэль хороший ангел - одно из лучших Твоих творений, если мне позволено судить. Его намерения так же невинны и чисты, как капли росы на розовых лепестках. Не дай ему слишком корить себя за эту историю с мечом. Он поступал так, как считал правильным - и добрым. Отвратительно, но в полном согласии с божественной милостью, как по мне. Не то чтобы Ты спрашивала моего мнения. Или спросила бы. В любом случае, не наказывай его строго, ладно? Он сам себя будет корить намного сильнее, чем ваша небесная братия. Мир только начался, а он уже виноват. Такой он милашка, этот ангел. Пожалуйста, прости его.
Азирафаэлю всегда казалось странным, что Бог так никогда больше и не спросила его о мече. Быть может, Она прислушалась к Кроули? Может, Азирафаэля помиловали именно благодаря Кроули? Краснея до корней волос, Азирафаэль мельком взглянул на Сандальфона. Тот откровенно скучал и просто сказал: – Он так трещит почти во всех. Молится в своей голове, понимаешь? Обычно он даже не замечает этого. Правда, вот эта, первая, была вполне намеренной. Надеясь приметить те мысленные монологи Кроули, которые не должны были быть молитвами, ангел потянул свиток дальше, бегло скользя взглядом по строчкам – просто поразительное количество молитв для демона, ещё и непреднамеренных. Прочитав множество фраз наподобие "что ж, сейчас те ещё времена - надеюсь, он в порядке", "помоги ему найти то кольцо, оно ему так нравится, а у меня намного лучше получается терять вещи, чем их находить", "пожалуйста, пусть они снова будут продавать тот одеколон - не знаю, кто его делает, да мне и всё равно, но знаю, что это его любимый", "о Господи, о, пожалуйста, пусть он будет в порядке, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста", "надеюсь, ему удастся немного отдохнуть в этом десятилетии - он точно это заслужил", "дай мне увидеть того ангела снова - с нашей последней встречи уже прошло так много времени" – и ещё, и ещё – Азирафаэль, наконец спросил: – Сандальфон? – М-м? – Кроули... он не похож на других демонов, – осторожно начал Азирафаэль, чувствуя непонятную тяжесть в груди. – Просто... ну... у него по-прежнему есть крылья, и он... очень могуществен. Я видел, как он остановил само Время. И с учётом того, что все его молитвы дошли до Небес целиком, за все эти тысячелетия, и, видимо, получили ответ, я должен спросить... будучи ангелом, Кроули носил другое имя? До падения? Он был... важен? Достаточно важен, чтобы Всевышняя по-прежнему дарила ему частичку своей Благодати? – Да, разумеется, – ответил Сандальфон в некотором замешательстве, хотя Азирафаэль в жизни так сильно не хотел, чтобы Сандальфон о чем-то заговорил. – Он был архангелом до своего Падения. Рука Азирафаэля замерла на свитке, горло сжалось, а энергия внутри него жужжала, словно взлетающие фейерверки. – Он... он был арх... но почему он не сказал мне? – Он не помнит. Повисло молчание. – Что ты имеешь в виду? – спросил Азирафаэль. – Что значит "он не помнит"? – Его воспоминания стёрли и изменили, – объяснил Сандальфон. – Он больше не занимает эту должность, так что, Господь решила, что будет лучше, если он не будет считать своей заслугой то, что отныне оказалось вне его компетенции. Но, согласно записям, он помогал создавать Небеса. И Вселенную. В то время ему было даровано имя Рафаил. – Он...! – Азирафаэль подпрыгнул в кресле, возбуждённый, как никогда прежде. – Ты хочешь сказать, что Кроули - Кроули, демон, которого я знаю больше шести тысяч лет, был первозданным архангелом Рафаилом? Целителем, Хранителем и одним из самых могущественных ангелов, что когда-либо стояли пред Её очами? Кроули? – Ну, тогда он не был Кроули, – быстро проговорил Сандальфон. – Имена - это подарки и звания. Когда он был лишён своего статуса, он перестал быть Рафаилом, и это звание было передано тому, кто мог бы... – Он усомнился в Непостижимом Замысле, да? – спросил Азирафаэль, внезапно теряясь в захлестнувшем его потоке ужасных мыслей. – Он усомнился в Ней, глядя Ей прямо в глаза. Боже милостивый, да у него совсем тормозов нет. Видимо, никогда и не было! Он сидел подле самой Всевышней и сомневался в Ней. Поверить не могу, – подумал ангел. А впрочем, с другой стороны, было не так уж невероятно, что Кроули - демон, которого Азирафаэль так давно знал – мог говорить с Богом и почувствовать непреодолимое желание оспорить Её авторитет. – Это было задолго до создания Земли, Азирафаэль, – осадил его Сандальфон, – и едва ли стоит упоминания. Он занимал пост Рафаила не так уж долго, а когда пал, стал Кровлеем. Затем он несколько раз менял имя, но Кроули, кажется, прижилось. Ты доволен? Ты исправишь этот бардак? – Нет! Построй, я... нет, я... – засуетился Азирафаэля, глядя на пергамент. – Я ведь не могу оставить его себе, да? – Не можешь. – Чёрт, – прошептал ангел, бросая взгляды на свиток и желая, чтобы у него на память осталось не только общее представление. Конечно, он знал, что Кроули было не плевать на него, но такое неопровержимое и такое трогательное доказательство – с ним очень не хотелось расставаться. – … может, порекомендуешь что-нибудь из любимого? Сандальфон так долго сверлил его взглядом, что Азирафаэль уже начал жалеть, что спросил, но затем ангел стоически произнёс: – Найди девятьсот восемьдесят две тысячи восемьсот шестьдесят четвёртую молитву. Ему потребовалось целых две минуты, чтобы отмотать свиток так далеко, но, наконец, Азирафаэль её нашёл.982864. Единственная молитва сего дня, произнесённая про себя Энтони Дж. Кроули, демоном, 8 февраля 1557 г. н.э. в 17:17; местоположение - восточный угол Уилтонз-стрит, Лондон, Англия, Земля.
Боже мой, он чувствует любовь? Он может чувствовать такие вещи? Он может чувствовать любовь? Почему он раньше не сказал??? О, Боже, пожалуйста, не дай ему почувствовать. Не дай почувствовать меня. Он меня чувствовал всё это время? Господи, блять, Боже. Он уже знает? Это меня он чувствует? О, "любит это время года", да? Он мне голову морочит, или что? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не дай ему почувствовать меня. Азирафаэль многое стерпит, но эту черту он не перешагнёт. Он больше никогда не захочет меня видеть. Он – то единственное стоящее, что у меня есть. Не дай ему почувствовать меня. Прошу, не надо.
Азирафаэль перечитал молитву три раза, прежде чем хотя бы отдалённо понял смысл написанного. – Продолжай. Читай следующую, – указал Сандальфон. – Он всю ночь не спал. Чудесил себя по всему свету, пытаясь подобраться поближе к Ней. Азирафаэль перевёл взгляд на следующую молитву, жалея, что не обладает фотографической памятью – тогда бы он мог запомнить все эти записи и вернуться к ним позже, чтобы хорошенько над ними поразмышлять. Но видимо, другого шанса у него никогда не будет. Ему вообще не положено было читать эти молитвы – ангелу впору было считать себя счастливчиком.982865. Первая молитва сего дня, произнесённая вслух Энтони Дж. Кроули, демоном, 9 февраля 1557 г. н.э. в 2:56; местоположение - холм Тель Беэр-Шева, пустыня Негев, Израиль, Земля. "Господь, Мать, Повелитель Вселенной, если Ты всё ещё меня слышишь, пожалуйста... Я не знаю, как ещё могу поговорить с Тобой. Не знаю, лучше ли Ты меня здесь видишь или слышишь, или... Знаешь, я больше не чувствую Тебя? Конечно, знаешь. Ты всё знаешь. Ты просто... Ты оставила эту зияющую, полную злобы, выжженную дыру во мне, и с тех пор меня мучает жажда. Мучает, Ты слышишь? Я встречал других ангелов, и они не похожи на него. Они не такие, как Азирафаэль. Азирафаэль особенный, он... он... да, он определённо мой любимый ангел, но он и нечто большее – он моё любимое существо. И Ты знаешь, как я люблю окапи, но я бы променял их всех на возможность провести больше времени с Азирафаэлем. Хотя бы на ещё один ланч. Всех окапи мира на единственный ланч с ним. Вот настолько мне нравится эта сволочь, и, слушай, я... когда я рядом с ним – настолько близко, что вижу все эти прозрачные белые пятнышки в глубине синевы его глаз, вижу, какие у него бледные ресницы, и почти, только почти вижу его крылья... что бы Ты ни отняла у меня, я чувствую, как частичка этого возвращается вновь. Он делает меня лучше... он исцеляет меня. Он не может узнать, что я чувствую. Я не... я не могу позволить, чтобы он узнал. Милый и умный – да, это всё про него, но в то же время он может быть таким идиотом. Когда мне особенно хорошо с ним, он вечно говорит об этих "искрах любви", или "вспышках", или... и он до сих пор не понял, что это я. И мне нужно, чтобы так всё и оставалось. Я пал. Твой свет, Твоя любовь – я лишился их, я потерял всё, и я восстанавливаюсь, но... если я потеряю его, Боже... если я потеряю его из-за всей этой отвратительной доброты, с которой я не могу ничего поделать, которая наполняет меня, когда я рядом с ним, тогда... что ж, в таком случае уж лучше я выпью святой воды. Ты, наверное, думаешь, что тому, кому нечего терять, не должно быть так страшно – но я в ужасе от одной мысли, что Ты отнимешь его у меня. Пошлёшь ему озарение, и он наконец увидит меня и всё, что я чувствую рядом с ним, и он убежит, а я опять останусь один – останусь таким же одиноким, каким был, когда Ты оставила меня, и я не выдержу второго раза. Я не могу снова пасть. Не из-за него. Поэтому, пожалуйста – даже если это будет первой и последней Твоей милостью ко мне – убери меня с его "радара". Пожалуйста. Одного падения было достаточно, клянусь."
Прижимая к губам дрожащие пальцы, Азирафаэль поднял взгляд на Сандальфона, и тот, забрав свиток, сказал: – Она услышала. Сказала, что это был один из тех немногих моментов, когда Она увидела в нём прежнего архангела, увидела всё, чем он мог бы стать, если бы просто доверял Ей. Поэтому Она сделала его любовь практически неощутимой для тебя. Именно поэтому, видимо, ты выглядишь таким шокированным. – Я... – начал Азирафаэль, не в силах придумать правдоподобную отговорку для своей отвисшей челюсти и больших сияющих глаз. – Я... – Да, я так и думал, – прервал его Сандальфон. – Слушай, по прошествии некоторого времени Она смягчилась. Сказала, что его страдания, его раскаяние – всё это достойно награды. Пусть даже ты никогда и не любил его в ответ. – Я...! – Слушай, – резко сказал Сандальфон, сворачивая свиток. – Я уже сказал: я об этом ничего не знаю и знать не хочу. А всё, что нужно сделать тебе – поговорить, в конце концов, с Кроули начистоту. Отпусти его или дай ему то, чего он хочет. Она не может решить за тебя, кого или что ты любишь – если он тебе не нужен, у Неё есть и другой вариант. Азирафаэль сердито посмотрел на другого ангела. На его лице была написана сильная обида. – Прошу прощения? Другой вариант? Есть кто-то ещё? – Пока нет, – спокойно ответил Сандальфон. – Однако, Ханаила направили в Лондон. На всякий случай. – Ханаила? Архангела? – Именно. Всевышняя собрала самых значимых – и самых любящих – ангелов и сказала, чего Она хотела – кого-то, кого Кроули мог бы полюбить. Любой архангел Рафаил должен обладать душой Целителя, понимаешь, и поэтому Кроули не успокоится, пока та его часть, что потеряла Её любовь, не исцелится кем-то другим. У него мятущееся сердце, ему сложнее, чем прочим, найти покой. Она говорит, что это происходит потому, что ему нужно с кем-то разделить свою душу – найти безусловную любовь. Он предпочитает её романтический вариант – и как только Она об этом сказала, Ханаил вызвался добровольцем. Защищаясь, Азирафаэль ответил: – Но я только что узнал! Это несправедливо! Вы уже посылаете вниз Ханаила, а у меня и времени нет, чтобы во всём разобраться, и я... – Ты любишь Кроули? И тут же рот Азирафаэля сжался. Чувства, которых он никогда, даже в самые одинокие часы, не признавал колотились внутри, но стиснутые зубы не давали вырваться им наружу. Уши ангела покраснели. – Видишь ли, за последние шесть тысяч лет Она дважды навещала его и дважды спрашивала, любит ли он тебя, пусть и не называя твоего имени – просто прерывала его разговор с самим собой – и каждый раз он говорил "да". Ни секунды сомнения. Он на тебе зациклен. Ты его первая любовь и остаёшься ей уже шесть тысяч лет. Его тоска по тебе должна прекратиться. Повисла напряжённая пауза, во время которой Азирафаэль мысленно корил себя за то, что никогда не был таким смелым, таким гордым, как Кроули. Наконец, Сандальфон сжалился над ним. – Послушай, ты не обязан ничего чувствовать в ответ, Азирафаэль, – заверил его ангел, смотря прямо в глаза. – Ничего страшного, если ты не любишь Кроули так, как он тебя. Ханаил уверен, что сможет влюбиться в Кроули и исцелить его. А ты мог бы остаться Кроули... другом. Или кем бы ты там ни считал этого демона. В любом случае, твоя задача не в том, чтобы любить Кроули – Она просто не может вынести ещё больше этих чёртовых молитв, плаксивых и просто-таки повёрнутых на тебе. Вот и всё. Если ты откажешься от права на любовь Кроули, Ханаил будет рядом, (почему-то с большим энтузиазмом) готовый помочь; и всё будет в порядке. Однако если ты хочешь, чтобы его сердце по-прежнему принадлежало тебе, советую принять решение поскорее. Сандальфон поднялся, собираясь уходить, но Азирафаэль встал следом и неуверенно протянул руку ему вслед. Сандальфон остановился и уставился на него. – О чём... о чём он молился в последний раз? Вздохнув, Сандальфон ответил: – Это было больше похоже на угрозу. Четыре дня назад, около полудня. Что-то вроде "дай ему этот банановый пуддинг – когда мы пришли в прошлый раз, он закончился, и будь я трижды проклят, если в этот раз у них опять его не будет". Азирафаэль улыбнулся, хотя внутри у него по-прежнему царил полный беспорядок, голова кружилась, а колени подгибались. Даже пальцы ног покалывало. Сандальфон странно посмотрел на него. – Знаешь, я сам ничего в этом не понимаю. Отношусь не так презрительно, как большинство архангелов, но, должен признать, не понимаю. – Знаю, – ответил Азирафаэль с улыбкой. – Я и сам понимаю не всегда. Спасибо, Сандальфон. За совет, и... за всё. Правда. Сандальфон удовлетворённо кивнул и уже направился к выходу, как вдруг обернулся и произнёс: – Строго говоря, это тебе знать необязательно, и, если это когда-нибудь всплывёт, от меня ты ничего не слышал. Но когда это место сгорело, – он обвёл рукой магазин, – Кроули проклял весь Рай и Ад. Обвинял всех и каждого за то, что тебя отняли у него. Он упал на колени на этот самый пол, словно молясь, и оплакивал тебя так, что вся Вселенная будто страдала вместе с ним. Его крики были полны такой муки, такого отчаяния и сострадания, исполненного Святого Духа, что достигли слуха самой Всевышней. – Ох... – выдохнул Азирафаэль, сморгнув влагу, скопившуюся в уголках глаз. – Именно, – согласился Сандальфон. – Конечно, он всегда был склонен драматизировать, но то мгновение? Крики, и плач, и проклинание всего сущего за то, что судьба обошлась с тобой и с ним так несправедливо? Это было искренним. Растрогало Её до слёз. Она не может вернуть его к себе и знает, что он бы всё равно этого не захотел – с его нынешним поведением из него получился бы чертовски ужасный ангел. Но если кому из демонов Она и благоволит, то точно ему. Просто подумал... если бы мне пришлось принимать подобное решение, я бы хотел знать об этом. Азирафаэль согласился. И Сандальфон ушёл.