кружево на руках.

Пока Мэттью нарезал прекрасно украшенный торт, являющийся символом бесспорного взросления одного из присутствующих, а Марилла суетилась на кухне у плиты, заканчивая последние приготовления завтрака, Энн сидела за столом и теребила яркую нить, опутывающую мизинец ее правой руки. Мысли метались от самых приятных, наполнявших ее тело трепетным теплом, до ужасающе грустных, от которых хотелось спрятаться где-то на краю мира. Нерушимая связь, которая позволит тебе чувствовать себя самым важным человеком в чьей-то жизни. Энн часто весело отшучивалась, что нить судьбы связала ее с приключениями задолго до назначенного шестнадцатилетия, но в душе она продолжала верить, что даже у нее есть кто-то, кому суждено стать только ее. А девушка, отдавая всю свою любовь фантазиям, все равно верила, что когда-нибудь станет чьей-то. Того, кто будет на другом конце нити. Это заставляло ее душу восторженно ликовать. У Мэттью нить была почти не видна, прозрачная и безжизненная, она немного свисала с его руки, будто бы даже простая надежда была давно потеряна. Марилла носила перчатку почти всегда, с самого своего шестнадцатилетия она не позволила никому притронуться к своей руке, но Энн знала, под тонкой тканью скрывается такая же блеклая потерянная надежда. У Мисс Стейси она была темно-бордовой, плотно оплетенной вокруг пальца, учительница никогда не покрывала руку, даже во время занятий. Все это заставляло ее душу сжиматься где-то у горла, вызывая катастрофическое расстройство. — Это тебе, дорогая, — Марилла протянула ей небольшую коробочку, когда все сели за стол. Приняв дорогой сердцу подарок, Энн аккуратно дернула за один из концов бледно-розовой ленты и достала самую прекрасную во всем мире тонкую кружевную перчатку. Легкие узоры покрыли правую руку, — снимай ее с разумом, Энн. Простое прикосновение, которое девушка могла разделить с любой из ее подруг, было недопустимо, когда дело касалось парней. Теперь же ее поиску родственной души препятствовал и самый красивый аксессуар ее скудного гардероба. — А что если мы лишь пересечемся взглядами, случайно коснемся друг друга в самый неожиданный момент? Марилла, а я буду в перчатке. Это так несправедливо, — девушка с досадой положила в рот ложку со сливочным кремом, который у хозяйки дома получался лучше всех в городе. — Это плохой тон — ходить без нее после шестнадцатилетия, ты же знаешь. Снять ее может только твой избранник. Неужели ты хочешь позволить кому попало трогать свою руку? Это немыслимо. Энн не стала спорить, а лишь задумалась. Однажды, пару лет назад, она прочитала в одной из книг, что раньше никто не покрывал руки, это было сделано лишь для того, чтобы ограничить количество нежеланных для богатых семей браков. Несмотря на это, девушка была согласна с Мариллой, на свете не было ничего более романтичного, чем вручить свою перчатку избраннику. Заметив немного расстроенный взгляд именинницы, женщина все же добавила: — Ты почувствуешь свою судьбу, она всегда ближе, чем ты можешь себе представить. В школе каждая новая окутанная белым рука вызывала бурю эмоций и обсуждений. И Энн не стала исключением, ее первый день с обновкой прошел в обсуждениях, в большинстве из которых девушка даже не участвовала. Лишь спустя пару недель это прекратилось, когда в классе произошло событие гораздо важнее, чем жалкий кусок ткани на длинных худых пальцах. Руби вошла в школу, демонстрируя всем голую кожу в день своего рождения. Рядом стоял счастливый парень, на чьем поясе красовался тонкий кружевной мешочек. А невесомая прозрачная розовая нить начиналась у его левой руки и заканчивалась у правой ладошки миниатюрной девушки, чьи щеки не переставали краснеть от всеобщего внимания. — Я почувствовала это еще несколько дней назад! Каждый раз, когда он был рядом, нить натягивалась, дергая меня за мизинчик! — сказала Руби, когда девушки сели в тесный круг на обеде, в доказательство своим словам, она вздернула руку и продемонстрировала бледную прядку, связывающую судьбы. — Он зашел за мной, чтобы проводить до школы и… Ох! — Руби вздохнула с радостной улыбкой. — Это был самый романтичный момент в моей жизни! Я протянула Муди руку, — каждое слово своего рассказа, девушка живо демонстрировала, — и посмотрела ему прямо в глаза. Он был так удивлен и даже не понял, что делать. В моем сердце так тепло, это просто не описать словами, я чувствую его! Я прямо сейчас чувствую. Я знаю, когда он расстроен, удивлен, когда ему грустно. Судьба не ошиблась ни на минуту, когда… Энн уже не слушала, отвлекаясь на свои собственные мысли, как, она думала, и все остальные девочки. Кому она протянет руку? И кто будет желать снять с нее оковы тайны? Не давая себе отчета, девушка посмотрела в окно на парней, которые окружили бедного Муди, бурно задавая вопросы. Безучастный взгляд переместился на одного из них, о котором Руби еще недавно трепетно мечтала. Не успев себя остановить, Энн перебила подругу: — А как же Гилберт? — все, будто бы по команде, повернулись к ней. — Это было иначе. — Как? Разве ты не любила его много лет? — Мне кажется, я лишь сегодня поняла, что такое любовь, — Руби прижала кулачок к груди и приобняла себя, мечтательно улыбаясь. Осмотрев подруг, Энн остановилась на Диане, которая единственная не разделяла всеобщего восторга. Нахмурившись, подруга смотрела на свою правую руку, покоящуюся на коленке, и поджимала губы после каждого произнесенного слова. Когда занятия кончились, Энн выходила последней. Ей хотелось собраться в полной тишине. Впервые в жизни, у нее не было никакого желания что-либо говорить. Холодный осенний ветер снес шляпку девушки как только она ступила на крыльцо школы. На мгновение ей показалось, что больше она ее никогда не увидит. — Видимо, кому-то, кто посылает ветра, понравились цветы, которыми ты ее украсила, — недалеко от девушки стоял Гилберт, на лице которого, как и всегда, красовалась обыденная ухмылка. Он отряхнул головной убор, который поднял с земли, и протянул однокласснице, — держи. Будто бы опасаясь чего-то, она взяла порк-пай левой рукой и кивнула. — Мне нужно к Мэттью, он обещал починить оголовье для моей лошади, так что я подумал, мы можем пойти вместе, если ты не против. Еще раз кивнув и не проронив ни слова, она спустилась по лестнице. Гилберт рассказывал о чем-то всю дорогу, не получая никакого ответа, кроме редких пожимок плечами или вздернутых бровей. Энн его не слушала. Все, о чем она могла думать, так это то, какими же неудобными были кружева. Еще утром ей казалось, что это самое приятное, что могло бы когда-то прилегать к ее телу, но теперь… Вся ладонь горела, пальцы зудели, кисть сводило, будто бы перчатка перекрывала крови путь. Какую-то часть дороги Энн просто иногда потряхивала рукой, пытаясь снять напряжение, но с каждым шагом начинала появляться боль, которую девушка уже не могла терпеть. — Мне нужно идти! — выкрикнула она и побежала вперед, стараясь не думать о том, насколько это было глупо. — Энн! — Гилберт не отставал, как бы девушка ни ускорялась. — Прости, это срочно! Она замешкалась с воротами, потому парень ее догнал. Положенная на плечо рука будто бы ошпарила кипятком всю спину, и девушка рванула пуще прежнего. Она забежала в дом, оставляя запыхавшегося парня на улице. Игнорируя вопросы Мариллы, Энн преодолела лестницу в несколько шагов и, только оказавшись у себя в комнате, сорвала с руки ненавистную перчатку. Нить пульсировала, оттягивалась в разные стороны, сжимая мизинец до боли. Гилберт спокойно зашел в дом, обращая на себя два полных недоумения взгляда, будто бы он сделал что-то ужасное. Парень почувствовал себя неуютно. — Мистер Катберт, вы сказали, что оголовье будет готово сегодня. — Да, конечно, — Мэттью был крайне благодарен, что у него появился повод уйти и не участвовать в разыгрывающемся урагане. Гилберт немного потупил взгляд, надеясь, что ему не придется отвечать на вопросы, потому что, если честно, он понятия не имел, что говорить. Избежать их, конечно же, не удалось. — Что между вами произошло? Что с Энн? — Марилла вытерла руки о полотенце на плече и сложила их на груди, ожидая объяснений хотя бы от парня. — Не знаю, могу я сходить проверить ее? Мисс Катберт нахмурилась, но еле заметно согласилась, позволяя парню пройти на второй этаж. Только поднявшись он понял, что за годы дружбы ни разу не был в ее комнате, а потому и не предполагал, какая из дверей принадлежит Энн. Но лишь он об этом задумался, как поблагодарил весь мир за то, что его подруга была такой, какая она есть. На весь коридор пронеслись девичьи возгласы: — Перестань! Ты предназначена сделать мою жизнь окончательно идеальной, а не испортить ее! — испытывая волнение и тревогу, Гилберт все же улыбнулся, идя на знакомый голос. Энн металась по комнате. Она подносила руку к лицу, к зеркалу, высовывала из окна, надеясь, что холод поможет хоть немного остудить пожар, но все было тщетно, с каждой секундой нить натягивалась все сильнее. — Энн? Все хорошо? — послышался голос, сопровождаемый стуком. Она запаниковала, пытаясь найти перчатку, откинутую черт знает куда. Девушка перевалилась через кровать и рухнула на пол, в этот момент ее руку дернуло сильнее, чем когда-либо прежде. Не сдерживаясь от злости, вместо ответа она выкрикнула: — Мне больно! Конечно же, дверь открылась. Гилберт не увидел подругу, лишь ее ноги, вздернутые кверху. Он старался не обращать внимания на задравшуюся юбку и протянул руку, чтобы помочь Энн встать. В момент, когда он наклонился, то успел заметить только красную пульсирующую нить на ее мизинце, не окутанном кружевами, а потом его всем телом дернуло. Кожа к коже. Почувствовав слабость, Гилберт не удержался на ногах и рухнул на колени. Их пальцы оплетала мягкая нить, розовеющая с каждым их совместным вдохом, их тела окутывала мелкая приятная дрожь. Мир вокруг затих, даже ветер, срывающий желтые листья за окном, больше не издавал ни звука. Во всей вселенной не было никого. Не существовало даже самой вселенной. Казалось, что они два последних человека, окруженные темнотой, и одна лишь нить источала тепло, наполняющее их такие уязвимые в этот момент тела. Для него не было ничего важнее, чем держать ее руку. Для нее не было ничего важнее, чем сжимать ее в ответ. Гилберту казалось, что до этого момента его сердце не билось. Энн казалось, что до этого момента ее легкие были наполнены водой и вот теперь ей позволили дышать. Он помог ей подняться, не разрывая контакт. Томительное ожидание стоило того. Гилберт верил, что она его судьба с той самой первой встречи в лесу через пару дней после его шестнадцатилетия. Он не просто верил, сейчас парень понимал — он знал. Смотря в широко раскрытые от удивления голубые глаза, он знал. Энн думала, что не наступит того момента в жизни, когда ей будет нечего сказать. Она представляла себе момент соединения с самого раннего детства, впервые услышав о том, что же значит маленькая ниточка, обвивающая ее палец. Цветущие яблони, нависающие над головой огромным белым облаком, полевые цветы, долгие слова любви. Этот момент должен был быть самым красивым и романтичным в ее жизни. Он и был.