Дождь

Смех наполнял его изнутри, отражался от внутренней поверхности щек, срывался с кончика языка, заставлял разжать губы и выпустить его. Если этого не сделать, казалось, что взорвешься сам изнутри, и взорвется большая часть окружающего тебя мира. И вот уже хохот эхом разносится по пустынному узкому переулку, отражаясь от глухих стен прижавшихся друг к другу домов. А дождь, который, как казалось только несколько мгновений назад, никогда не кончится, внезапно перестал, и теперь уже не скрадывает звуки. И поэтому приходится зажимать рот, чтобы никто не услышал. Не нашел его здесь, стоящего при свете одинокого фонаря, отражающегося в лужах и бросающего свет на мокрый серо-черный асфальт под ногами. Но смех уже вырвался, отразился от кирпичей и водной глади, разлетелся в ночной темноте. И даже те недолгие минуты его одиночества в этом сыром взорвавшемся уголке Готэма почти закончились. Об этом свидетельствует едва уловимый шорох, чуть слышный отзвук шагов, неверное колебание отбрасываемой тени. Все еще прижимая ладонь к губам, за которыми мечется смех, он поворачивается к появившейся фигуре. Какое-то мгновение смотрит в темные глаза, а потом взрыв где-то в глубине становится невыносимым. Он заставляет выпустить его на свободу, прижаться к стене, запрокинуть голову и смеяться, ловя ртом капли вновь начавшегося дождя. Ему едва хватает дыхания дождаться окончания приступа. Но вот, кажется, что смех вылетел весь. Ушел до следующего раза. Он еще стоит какое-то время, вздрагивая от оставшегося напряжения, а потом открывает глаза навстречу летящим с неба каплям. Какое-то мгновение он смотрит вверх – туда, откуда падает дождь, во тьму, начинающуюся за светом фонаря. А потом выдыхает и поворачивает голову, не спеша оторваться от стены. Холодный мокрый кирпич действует успокаивающе – быть может, смех не вернется сейчас, и они смогут поговорить. - Ты так и не научился улыбаться, - со смешком проговорил Артур. Да, сейчас он Артур, а не наводящий ужас главный злодей Готэма. Так же как и его собеседник – Брюс, а не тот, кем его знаю почти все остальные. При взгляде на неподвижно стоявшую фигуру, похоже так и не пошевелившуюся за все время его приступа, уголки губ сами собой поползли вверх, а смех снова едва уловимо замаячил где-то на грани сознания. - Я не вижу ничего смешного, - низкий приглушенный голос то ли позвучал, то ли растворился среди дождя. Два быстрых нервных шага сократили расстояние между ними почти в ноль. Смех, чуть отставший при движении, словно вылетевший из головы, догнал его через мгновение, скатился вниз и замер на языке, словно ожидая только толчка, чтобы снова вылететь в дождливую ночь. Но Артур не шевелился, не давал ему повода сорваться с губ. Слегка наклонив голову, он почти в упор рассматривал Брюса, остановившегося на краю фонарного света. Прошла минута, может две. Медленно, чтобы не расплескать смех, Артур поднял руки, коснулся давно знакомого лица и как когда-то давно (словно бы в другой жизни?) поднял уголки губ Брюса в улыбку, сосредоточенно устанавливая ее правильное положение. Выдохнул: - Зато я… Этого хватило. Это послужило тем самым толчком-катализатором, который спровоцировал очередной приступ смеха, второго за какие-то полчаса. - …вижу! Артур откинул голову, отпуская хохот в свет фонаря, в потоки воды с неба, в тьму за очерченным светлым кругом. Дыхания не хватало, но смех лился сплошным потоком, как сегодняшний дождь, и он не мог даже вдохнуть. Нога скользнула по мокрому асфальту, тело дернулось, заваливаясь на спину. Ногти царапнули щеки Брюса, который попытался перехватить взмывшие в воздух запястья, чтобы удержать. Не переставая смеяться, Артур рухнул вниз, увлекая за собой Брюса. Брызги воды разлетелись в стороны от упавших, одновременно окатывая их. Удар головой об асфальт оборвал приступ смеха, выбив его из горла окончательно, заставив улететь вместе с водяными брызгами. Тишина на какое-то мгновение воцарилась над этим уголком Готэма. Даже опять стихнувший дождь не прерывал ее своим шелестом. Потом где-то далеко, пока на грани слышимости, но приближаясь с каждым мгновением, завыли сирены. Словно это они вырвали его из тьмы забытья, Артур открыл глаза и взглянул в лицо нависшего над ним Брюса. Тот, сам на какое-то мгновение оглушенный внезапным падением, тоже словно пришел в себя от звука сирен и еще не успел подняться. Взгляды встретились. Смеха не было – он пока летал где-то в ночи, вольный вернуться позже, в любое время. - Я вижу, что здесь смешное. Ты постоянно ловишь меня. Отправляешь в этот убогий Аркхэм. Чтобы я сбежал оттуда через несколько дней. И чтобы ты снова ловил меня, - уголки губ поползли вниз. – Я всего лишь хочу исправить сумасшествие этого мира! Хочу вернуть радость всем людям! Сирены гудели уже почти за поворотом. Джокер ногой оттолкнул Бэтмена из круга света, проворно вскочил на ноги, мягким танцующим движением переступил поток воды, склонил голову к плечу, с улыбкой смотря на почти скрытого тенью собеседника. В лице на долю мгновения проступил Артур – безумные искорки в глазах погасли, уголки губ опустились: - И тебе тоже. Джокер высоко рассмеялся, словно над своими собственными словами. Дернулся в сторону от поднявшейся фигуры, невесомо развернулся на мокром асфальте. - Считай, что поймал меня и на этот раз! Крик и смех встретили вбегающих в переулок полицейских и санитаров. В первое мгновение они даже не поняли, кто вклинился в их толпу и, легко огибая бегущих на встречу людей, уже почти выбрался из нее. Но все-таки он не успел. Совсем не много, но не успел. - Это он! Мгновение и все эти люди бросились к нему – задержать, схватить, обездвижить, обезвредить, снова забрать его от этого безумного мира. Вернувшийся смех разливался над толпой, пока его держали, выкручивали руки, чтобы надеть наручники, тащили к машине. Он оборвался только от иглы в руках санитара. Уснул, чтобы вернуться позже. Вернуться вместе с Джокером, вместе с Артуром. Чтобы снова сбежать и снова встретить в этом сумасшедшем мире единственный якорь, удерживающий его от полного безумия. Они обязательно встретятся в следующий раз. Может быть, так же как сейчас - на какой-нибудь улочке Готэма. Может быть, где-нибудь на крышах, где гуляющий ветер так часто выдувает смех из его головы. А может, в следующий раз он снова придет к тем воротам, за которыми его ждет что-то важное, но которые закрыты навсегда – и снова будет ловить осколки разбившихся когда-то давно воспоминаний, заглядывать в них и видеть отражения – чужие, но такие близкие. Может, он снова увидит за ними десятилетнего мальчика – брата? – который никогда не улыбается, и он будет пытаться вызвать его улыбку, которую можно только нарисовать пальцами на его лице. Но сейчас его, отключившегося под действием лекарства, увозят прочь от замершего в темноте повзрослевшего мальчика.