Поцелуй на удачу

      Гилберт не знал, как оказался здесь и уж тем более — зачем он сюда приехал. Поместье Зеленые Крыши стояло перед ним, купаясь в лучах занимающегося рассвета, и всем своим видом будто укоряло его за беспардонное вторжение в тишину безмятежного утра.       Может быть, дело было в предстоящей поездке, может — в экзаменах, до которых оставалось всего ничего, а может — в Энн, которая всю последнюю неделю вела себя с ним, словно снежная королева. Так или иначе, а поспать этой ночью ему так и не удалось.       И вот, с утра пораньше оседлав коня, он отправился «освежиться» и приехал сюда.       Гилберт не знал, на что рассчитывал. Холодность Энн в последние дни можно было легко объяснить ее страхом перед приближающейся разлукой. Возможно, это было ее способом оградить себя от слишком сильных переживаний. Или же Гилберту просто хотелось, чтобы все было так.       Чего бы Энн ни добивалась, а ее поведение посадило в его душе семена сомнений. И сколько бы Гилберт ни вспоминал об их первом поцелуе и последовавшей за тем череде тёплых тайных встреч, богатых признаниями, случайными прикосновениями и заговорщическими улыбками, уверенности это придавало все меньше.       В очередной раз мысленно проклиная жуткую несправедливость — ну почему, почему его экзамены начинались на две недели раньше, чем ее? — Гилберт спешился и привязал коня. Вокруг было так непривычно тихо, что он почувствовал себя вдвойне глупо, когда, зачем-то оглянувшись, неспешно направился к дому, чтобы попытать удачу.       И она улыбнулась ему — приблизившись, Гилберт заметил какое-то движение в окне на втором этаже. Что ж, возможно, не у него одного выдалась бессонная ночь.       Он подобрал с земли пару мелких камешков и, запрокинув голову, несмело бросил один в окно второго этажа. Камешек отскочил от рамы с едва различимым стуком, и Гилберт повторил попытку. Второй снаряд царапнул стекло, но снова не привлек внимание хозяйки комнаты. Гилберт удрученно вздохнул, с тоской подумав, что это может занять куда больше времени, как вдруг за окном показалась Энн.       Ошарашено округлив глаза, она по привычке заправила за уши волосы и, довольно ловко открыв окно, высунулась наружу.       — Гилберт?       Он не смог сдержать улыбки и знаком попросил ее спуститься. Уже спустя пару минут входная дверь медленно приоткрылась, и Энн тихонько выскользнула на крыльцо — бледная, босая и необыкновенно растрепанная. Она на мгновение замерла, словно вдруг оробев под его взглядом, а потом покрепче перехватила плед, в спешке наброшенный поверх ночной рубашки, и быстро сбежала по ступенькам вниз. Ее волосы тут же вспыхнули ярким пламенем в первых лучах солнца, и оттого Гилберт не сразу обратил внимание на ее покрасневшие и чуть припухшие глаза.       — Что ты здесь делаешь? — спросила она, улыбаясь, словно ребёнок, разворачивающий подарок на Рождество. И тут же нахмурилась: — Я же говорила тебе, что ненавижу прощаться.       Гилберт вздохнул. Последние пять дней Энн так старалась дать ему понять, что совсем не переживает о грядущей двухнедельный разлуке, что он, разумеется, быстро убедился в обратном. И теперь ее заплаканные глаза говорили ему, что Энн и сама осталась не в восторге от их короткого, деланно спокойного, но зато тщательно спланированного прощания накануне.       — Не волнуйся, я приехал совсем не за этим.       — Нет?       Гилберт усмехнулся, любуясь отразившимся на ее лице недоумением, и как ни в чем не бывало пожал плечами:       — Просто вспомнил, что забыл получить свой поцелуй на удачу.       — Что за вздор! — возбужденно выпалила Энн. И, прежде чем он успел испугаться, не перегнул ли палку, пылко продолжила: — Тебе не нужна удача, Гилберт Блайт! Ты добросовестно трудился, прочёл тысячу книг, практиковался у доктора каждую чертову субботу, а еще…       — Энн Ширли-Катберт.       Как человек, уже успевший познакомиться с удивительным умением Энн долго, самозабвенно и красочно перечислять его достижения или промахи — в зависимости от ситуации, — Гилберт посчитал необходимым перебить ее.       — Поцелуй меня.       Энн тихо вздохнула. Еще пару секунд она молча смотрела на Гилберта, то ли пораженная его словами, то ли озадаченная поиском альтернативы. А затем, словно птица, расправляющая крылья, взмахнула краями пледа и порывисто обняла его, укутав их двоих теплом и вмиг оградив от всего остального мира. Ее губы мягко и осторожно коснулись его губ, но Энн быстро отстранилась:       — Учти, Блайт, ни с какой удачей это не связано.       Гилберт засмеялся и снова поцеловал ее. Его руки, повинуясь приятной привычке, обвили ее талию. Он прижал Энн к себе, одновременно с восторгом и смущением встречая тот факт, что ее тело под его пальцами облачено лишь в тонкую ночную рубашку. И в тысячный раз пообещал себе, что однажды он-таки встретит эту несносную упрямицу у алтаря.       Энн вдруг отклонила голову и уткнулась лицом в его плечо. Спустя мгновение кожу на его шее обожгли слова:       — Ненавижу твои экзамены.       — Знаю.       — И прощаться с тобой ненавижу. Всем сердцем.       — Ты уже говорила, Энн, — Гилберт усмехнулся, зарывшись носом в ее волосы. — Много раз.       — … потому что очень тебя люблю.       Гилберт замер, задержав дыхание. Таких слов он от Энн еще не слышал. Долгие месяцы он был единственным, кто шептал слова любви в тихие минуты наедине, украденные ими у любопытных и вездесущих жителей Эйвонли.       — Что ты сказала? Я плохо расслышал.       Гилберт рассмеялся, когда Энн, отстранившись, шутливо пихнула его в бок.       — Все ты слышал, Блайт.       — Что ж, — хмыкнул он, одергивая рубашку и изо всех сил стараясь не смотреть на нее, — теперь я хотя бы могу признать, что приехал не зря.       — О, ты просто не представляешь, как мне иногда не хватает грифельной дощечки под рукой!       Она вскинула голову и с вызовом посмотрела на него, даже не представляя, насколько нелепо выглядит при этом, укутанная в цветастый плед. С горящим взглядом, самодовольной улыбкой, раскрасневшаяся после череды поцелуев — это была его Энн. Та Энн, чей образ он хотел увезти собой, чтобы скучать по ней и всеми силами приближать момент новой встречи.       Он подался вперед и поцеловал ее.       — Я люблю тебя, Энн Ширли-Катберт.       — До встречи в Куинс, — улыбнулась она.       — До встречи в Куинс, — он повторил ее слова, словно заклинание. И нехотя направился прочь.       Он не мог опоздать на поезд, следовавший прямиком в новую жизнь. Которая обещала начаться в Куинс всего через две недели.