Механизм защиты

      В замочной скважине жалко скрипнул ключ. Квартира встретила затхлым воздухом, нехарактерной сыростью, мраком. Подъездная лампа мимолетно осветила помещение, а затем тьма вновь живо сгустилась прямо перед лицом. В откровенной мгле мерещилась живописная дрянь, отчего сердце привычно окатило холодом тревоги, подгоняя поскорее запереть дверь и включить свет. На пол с грохотом упал с плеча рюкзак. Свет покрытой пылью настенной лампы тускло и мягко врезался в стены, в пару курток с пальто на неширокой вешалке, в не разбросанную, но явно не на месте лежащую обувь, в усеянный песком и мелкой засохшей грязью ковер. Беглого взгляда на неубранную прихожую хватало, чтобы понять, что проживает в квартире всего навсего один человек, которому до порядка нет никакого дела. — Ты поздно. Где шлялся? — раздался недовольный голос со стороны кухни. Чондэ вздрогнул от неожиданности и перевел взгляд с грязных ботинок на высокую тощую фигуру в темном дверном проеме, сложившую на груди руки. Вот прям так сразу, вот так с порога. — Опять ты, — проскулил парень, отворачиваясь. И без того ужасно тяжелый день решил закончиться для него еще более отвратительно. «Снова таблеток пережрал,» — мысленно заругался на самого себя, снимая куртку и старательно избегая взглядом размытую фигуру. Все-таки не стоило сегодня принимать нейротропные сверх дозы, просто чтобы смочь закончить утомительный рабочий день в офисе, какие вне дома бывают от силы пару раз в месяц. Сейчас, встретившись со своей главной проблемой буквально лицом к лицу впервые за вполне себе долгий срок — три недели, — Чондэ потихоньку переполняли страх и волнение. Он снова растерялся и не знал, как себя должен вести. Больше всего в данный момент он не хотел из-за него словить обострение (а это уже можно назвать обострением), поэтому выбрал тактику игнорирования, что работала с переменным успехом. Приходилось даже больше для себя делать максимально незаинтересованный вид, чтобы взять себя в руки, будто бы все нормально, будто бы того здесь просто нет.  — Что?       Рюкзак остался валяться в грязном коридоре рядом с ботинками, которые давно пора было вымыть, о чем порой учтиво напоминал надоедливый «сожитель». Стараясь контролировать внимание, Чондэ взял телефон и прошел мимо того на кухню, игнорируя, включил настенный светильник над столом, поставил чайник на пыльной плите. После долгой смены, на которую он потратил все свои ресурсы на закрытие долгов, и холодных улиц хотелось немного расслабиться с чашкой горячего чая и чем-нибудь сладким и лечь спать, но сейчас он понимал, что не стоит даже пробовать. По дороге домой он так и не смог заставить себя зайти в магазин за новой пачкой печенья, чтобы заменить старую, не так сильно хотелось, однако о горячем он думал слишком долго, поэтому не смел игнорировать потребность организма, в надежде поскорее с этим закончить, успокоиться и лечь спать. Фигура в дверном проеме так и бросалась в глаза, но Чондэ надеялся, что тот больше голос подавать не будет. Хотя, когда Чунмен так делал, было до неприличия жутко, отчего хотелось просто бежать из собственного дома. Сев за стол с телефоном в руках, чтоб проверить соцсети, он чувствовал осуждающий взгляд. Тот просто смотрел, но Чондэ ощущал себя жертвой собственной болезни и реагировал ужасно остро. — Ты напряжен.       «Молчи-молчи-молчи,» — Чондэ взмолился. И себе, и ему.       Парень потихоньку начинал чувствовать злость и совсем не понимал, откуда она в нем бралась в такой ситуации. С одной стороны глупо, когда по большей части одолевает безмерное беспокойство, а с другой — очень естественно, осознавая причину появления Чунмена здесь и сопоставляя ее с собственной реакцией и поведением. Да чего оправдываться, Чондэ просто был эмоционально нестабилен до той степени, что из уныния в агрессию он впадал с полуслова. Позлиться на самого себя у Кима было поводов очень даже много, как минимум за то, что зачем-то все же поднял взгляд на «сожителя». Все-таки тяжело не обращать внимание на такую шпалу, что стоит в проеме и недовольно смотрит на тебя. И фигура такая вытянутая, угловатая, худая, но с широкими, блять, плечами, что загораживают весь проход — не убежишь. Кожа бледная, взгляд ясный и пристальный. Нельзя было смотреть. Нельзя было разговаривать. Но он зачем-то это делал, рассматривал детали в одежде и чувствовал, как внутри все опять сжимается. «Терпи,» — мысленно приказывал себе Чондэ, стараясь не провоцировать самого себя на необдуманные действия. Холодными липкими волнами все равно накатывал страх, неконтролируемо и раздражающе. Не имея разбавки, Киму пришлось тихо встать из-за стола, чтобы снять чайник с плиты до закипания воды. Он старался делать все непринужденно и легко, пытался справиться с чувствами. «Весь день все было нормально, что началось-то?» — проносилось в голове, пока он старался управиться с трясущимися руками. «Он ничего тебе не сделает. Успокойся уже, блять». Видя, как горячая вода пролилась мимо чашки, Чунмен приподнял бровь. — Ты игнорируешь меня? — на показное молчание он только вздохнул. — Чондэ, сколько можно?       Кружка громко ударилась дном о поверхность стола, расплескивая не успевший завариться чай и немного ошпаривая пальцы. Неприятные ощущения злили и поднимали волну нервного возбуждения в мышцах. Взгляд Чондэ был откровенным, полным кислотного раздражения и тревоги. Парень не справлялся с собой и чувствовал себя на грани то ли отчаяния, то ли безумия. — Закрой. Рот, — нервы затянулись в узел от накатывающего срыва. Стабильность помахала ему рукой очень и очень давно, а вкупе с не очень грамотно подобранным медикаментозным лечением, что бросали его из крайности в крайность, самоконтроля ему сильно в жизни не хватало. В таких ситуациях, к примеру, Чондэ боялся сам себя. — Еще одно блядское слово, и я просто пойду и сделаю с собой что-нибудь плохое. Уйди по-хорошему. — А что я такого сделал? — Умоляю. Пропади с глаз долой.       Чай пился медленно. И горячо, и в голове пусто, отчего взгляд скользил мимо всего. Потряхивало. Усталость после тяжелого дня и эмоциональных горок мягко положила свои тяжелые руки на плечи. Чунмен пропал, и Чондэ стоило огромных усилий не трогать противотревожные транквилизаторы и успокоительные. Спасибо, уже наелся. — Вот ведь блядство, — от ругательств становилось легче.       Медленно поднявшись, Чондэ оставил кружку возле забитой посудой мойки, выключил свет на кухне и пошел в главную комнату к расстеленному уже как пару месяцев дивану, надеясь не услышать копошение Чунмена. «Хоть бы не показывался». Тревога торопила поскорее закрыть за собой дверь и включить свет. Не заправленная мятая постель и кружки на пыльном столе навевали тяжелую тоску. Чондэ растер руками лицо и начал медленно переодеваться, поглядывая через плечо. Мало ли стоит. Скинул одежду на заваленное старое кресло, выключил свет и быстро лег, накрываясь. Одеяла не было, но им служили пододеяльник с накинутым сверху пледом. Спать хотелось, но страх не давал закрыть глаза. В темноте всякое мерещилось. Стоило только моргнуть, как в голове возникали безобразные образы, один ужаснее другого. Слух хватался за каждый звук. Не было сил. Невыносимо. Тревога жрала его на месте. Несколько раз за ночь Чондэ не выдерживал и поднимался, чтобы включить свет и вновь просто постоять, успокаиваясь. Он не хотел оставлять свет в комнате — последняя живая в люстре лампочка горела из последних сил и была готова сдаться в любой момент. Для начала, у него не было ни сил, ни желания идти в магазин покупать новые и вкручивать их. А напоследок, у него, скорее всего, остановится сердце, если та вдруг перегорит ночью. Сдавшись, Чондэ пошел на кухню, разговаривая с самим собой, чтобы заполнить тишину, за успокоительным.       Стоило только проглотить таблетку, поставить пустую чашку на стол, как взгляд схватился за фигуру в проеме. Чондэ уже так измучался, что из горла вырывался плаксивый стон и в глазах защипало. Чертовы галлюцинации. — Все нормально? — Все было отлично до твоего сегодняшнего появления, — не было ни сил, ни смысла его игнорировать, раз уже сорвался. Оставалось только продолжать сходить с ума и стараться себя контролировать. — Тебе надо меньше пить таблетки. Мне начинает казаться, что у тебя зависимость. — Пошел ты со своей заботой, — фраза, больше обращенная в никуда, нежели Чунмену. — Ложись лучше спать.       Обезображенные, отчего-то кровавые образы не оставляли его, но были уже не настолько настырными — можно было даже ненадолго прикрыть глаза. Заснул, измучавшись, пока Чунмен сидел в темноте и старался не выдавать себя, хотя Чондэ знал, что тот здесь. Сложно его не чувствовать.