Звёздная ночь

      Микаса Аккерман всегда была сложной натурой. Любой, кто ее знал, должен был понимать, насколько она опасна. Тихая и спокойная, всегда уравновешенная и собранная, хладнокровная и сосредоточенная. А еще лучшая во всем. Эдакий сверхчеловек, которому нет равных. В тот миг, когда она без видимых усилий уложила Райнера на лопатки, наблюдавший за этим действом Бертольд понял, что она сильная, но спустя пару секунд такая хрупкая на вид девушка вовсе перекинула не самого легкого Брауна через половину тренировочного поля. Кажется, именно в тот день у Бертольда Гувера и ёкнуло сердце.       Всему в мире находится объяснение, а тут объяснение заключалось в том, что Бертольду просто всегда нравились сильные девушки.       Ему нравилось следить за ней, смотреть, как она маневрирует на тросах, как она орудует мечами. Так же ему нравилось наблюдать куда более домашние моменты с Микасой. Порой девушка была задумчива. Она могла уставиться на цветы и смотреть на них долгое время, утопая в непонятных ни для кого мыслях. Она резко хмурила брови, вовсе не высказывая эмоций, еще реже улыбалась, а оттого те редчайшие моменты с хотя бы толикой эмоций были сродни чуду.       Бертольд прекрасно понимал, что его собственное поведение уже нельзя ни в коей мере посчитать нормальным. Он часто становился рассеянным, потому что думал не о том. Первым и, кажется, единственным, кто это заметил, был Райнер. Уловив очередной взгляд лучшего друга, он лишь хмыкнул, привлекая внимание Гувера:       — Серьезно?       В том лаконичном слове весь спектр его отношения к тому, что он узнал — удивление, слишком искреннее, толика насмешки, не злой, дружеской, и сочувствие. Запасть на Аккерман — худшая идея. Она не просто странная или опасная, это было бы полбеды. Она по-своему помешана на личности одного человека, и вокруг него, очевидно, крутится ее жизнь. Это тоже все знали. Когда обитаешь в кадетском корпусе и вынужденно знаешь в лицо всех, то подобные моменты становятся слишком очевидными.       — Она такая же странная, как и ты, — подытожил Райнер. — Но она никого не замечает, кроме Эрена.       Забавный факт, ведь Эрену Микаса явно не нужна, как бы сильно та к нему не тянулась. А сам Бертольд был далеко не первым, кто потерял голову от Аккерман. Некоторые уже поняли, насколько это бессмысленно, кто-то вроде Жана еще на что-то надеялся.       А Бертольд просто продолжал смотреть на девушку и думать о весьма неуместных вещах. Возможно, если бы он был зациклен на ее красоте, все было бы не так постыдно. Конечно, Микаса красавица каких поискать, никто с этим не поспорит, но вовсе не поэтому Гувер не мог отвести от нее глаз. Вовсе не это привлекло его.       Ведь он всегда тяготел к сильным людям, расчетливым и собранным. Так уж оно сложилось. И в Микасе его тоже привлекла сила. Она могла без проблем швырнуть любого человека, она бы никогда не позволила взять над собой верх. И думая именно об этом, Бертольд ощущал, как его собственное сердце начинает биться быстрее, сводя его с ума. Он сам себя проклинал, ловя на мысли о том, что Аккерман могла бы сотворить с ним самим… Не стоило об этом думать. Лишь один раз они оказались друг против друга в спарринге, и, разумеется, несмотря на все умения Гувера, несмотря на его боевое мастерство, Микаса вжала его лицом в землю, вывернув руку. И хорошо, что именно так, иначе бы она заметила, что эта не самая приятная для нормального человека ситуация заставила Бертольда завестись не на шутку. Она бы точно не поняла таких извращений.       Что уж и говорить, Бертольд сам плохо понимал. Он никогда и никому об этом не говорил, стыдясь своих желаний, хотя, кажется, Райнер что-то начал понимать. Ему хватало такта не задавать неудобных вопросов. Более того, он начал сам вызываться на спарринг с Микасой, чтобы Бертольд избежал неудобных моментов. Это сильно помогло решить хотя бы одну проблему, но и это было малостью.       Пару раз, оставшись в полном одиночестве (что уже было большой удачей), Бертольд позволил себе зарыться пятерней в собственные волосы и резко дернуть за них, воображая, будто это не он делает, а Микаса. Фантазия разыгралась не на шутку, и это в итоге настолько отчетливо прошлось вспышкой удовольствия по всему телу, что хотелось тут же коснуться себя в куда более постыдных местах. Интересно, думал Гувер, а что бы с ним было, будь это и правда Микаса? Если бы она планомерно причиняла ему боль, ломала его волю, подчиняя себе…       Эти мысли воистину будоражили воображение. Странно, но вкупе с такими вот пошлостями он испытывал к Аккерман еще и нежность. Должно быть, это странно — воображать, как девушка им командует, как причиняет ему боль, и при этом дрожать от желания целовать ей руки и ноги, которыми бы она его била.       Это было полнейшее безумие, и Гувер это прекрасно понимал, но уже даже не старался с этим бороться. Оно явно не имеет смысла. Главное, чтобы никто не понял, иначе он просто умрет со стыда.       — Сегодня ты в дозоре? С кем?       Когда Имир об этом спрашивает, Бертольд невольно жмурится. Опять он забылся в собственных мыслях, уже в который раз. Осознав, в чем вообще заключается вопрос, он отвечает:       — С Кристой.       Криста Ленц — милая девушка-ангел, от которой Райнер потерял голову. Она, пожалуй, полная противоположность Микасы. А Имир тоже странная, немного хамоватая и самодовольная. Хотя, что важнее, она искренняя во всем, и это явно плюс.       — Поменяемся? — с надеждой спрашивает она. — Я хочу быть с Кристой.       Гувер лишь пожимает плечами. Ему совершенно без разницы, с кем нести вахту.       — Да, конечно. А ты с кем?       Имир улыбается. Она уже довольна, потому что получила утвердительный ответ.       — С этой ненормальной Аккерман. Удачи вам, я пошла искать мою Кристу.       И как же хорошо, что она в самом деле ушла и не увидела, как Бертольда буквально бросило в жар. Будь рядом Райнер, он бы его спас, но лучшего друга рядом не обнаружилось, а Имир уже утащила Кристу с собой. Бертольду ничего не оставалось, кроме как идти на другой пост.       Уже позже он смотрел на звездное небо, наслаждаясь ночной тишиной и стараясь всеми силами не глядеть на Микасу. Она стояла ровно, смотря в сторону казарм, погруженная в свои мысли. Если подумать, они ни разу не разговаривали лично, просто один на один. Перекидывались какими-то дежурными фразами и все на этом. Бертольд объективно понятия не имел, о чем вообще можно было бы с ней говорить.       Пару раз они с Райнером на полном серьезе обсуждали такой момент. Если парню нравится девушка, надо с ней хотя бы поговорить. У Франца ведь как-то получилось с Ханной, и теперь они пара. Значит, это все должно работать. Но о чем можно говорить с Микасой? Она слишком неразговорчивый человек, она не любит сотрясать воздух впустую.       Бертольд посмотрел на нее со спины. Узкую талию девушки туго обхватывал ремень, равно как и стройные длинные ноги. У нее очень сильные ноги, она способна ими сломать шею, и Гувер всегда это понимал. У нее тонкие руки, под форменной курткой не видно мышц, а они есть. Тело натренированное, и при этом настолько грациозное, гибкое, просто красивое…       Гувер постарался перевести дух. Как вообще можно не думать о Микасе, если она рядом, и если они одни? Это же невозможно.       — Что-то не так?       Голос девушки прозвучал слишком внезапно. Бертольда тут же бросило в жар. Неужели она что-то поняла? Если Аккерман узнает, о чем он думает, она его точно убьет.       — Нет, все хорошо.       Прозвучало не слишком убедительно. Собственный голос решил подвести парня в самый неподходящий момент. Микаса оборачивается к нему. Черные шелковистые волосы немного закрывают глаза. Бертольд, который в принципе не умел читать по лицам, несколько теряется, не зная, чего ожидать.       — Ладно.       Микаса вновь отворачивается. Здесь, на этом небольшом посту, Гувер ощущает себя, словно в клетке. Хотя, если подумать, он на самом деле пленен, просто решетка вокруг него невидимая. Решив, что если уж рисковать, то в полной мере, он нерешительно подходит ближе к Микасе. Всего каких-то четыре шага.       От Аккерман веяло холодом и спокойствием. Она, кажется, даже не дышит, не моргает и не вообще не чувствует, а если и действует, то механически, с холодом в темных глазах, четко и без лишних колебаний. И от этого у Бертольда снова ёкает сердце.       Микаса точно понимает, что он подошел, но не смотрит на него, поэтому Гувер позволяет себе посмотреть на звездное небо. Оно прекрасно. Кто-то бы сказал, что такая ситуация располагает к романтике, и этот кто-то был бы идиотом, который не понимает, кто такая Микаса Аккерман. Она ниже Бертольда на целую голову, такая обманчиво хрупкая на его фоне. Гувер знает, что если будут драться в полную силу и насмерть, он точно умрет быстро. И эта мысль, вопреки любым доводам здравого смысла, заставляет его трепетать.       — Ты в последнее время ведешь себя странно.       И снова ее голос застает Бертольда врасплох. Он ясно ощущает, как на лбу в один момент выступают капельки пота. Слишком палевно, слишком.       — Разве?       Микаса резко обернулась. От одного ее взгляда у Бертольда задрожали ноги. Даже несмотря на разницу в росте, ему отчетливо казалось, что это она смотрит на него свысока.       — Да, это так. Ты постоянно смотришь на меня, — она обернулась всем корпусом.— Почему?       Гувер понимал, что нужно что-то отвечать, однако здравый смысл решил его покинуть, оставив после себя желание упасть на колени перед девушкой и умолять сотворить с ним все, что ей будет угодно. Какой же стыд, если подумать.       — Ну, я…       Он мог солгать. Мог сказать, что изучал боевое мастерство Микасы, например, мало ли что еще, он язык начал заплетаться. Казалось, Аккерман давит его своим тяжелым взглядом. Это ощущалось едва ли не физически, и Бертольду это нравилось. Разве можно вообще говорить о каком-то здравом смысле?       — Что ты?       Когда Микаса резким жестом хватает его за ворот и притягивает к себе, Бертольда прошибает пот. Пришлось наклониться. Тело тут же охватывает искренний страх. Возможно ли вообще не бояться Микасу? Определенно нет, даже Эрен ее немного побаивается.       — Я… просто…       Просто конченный извращенец, не более того. Просто человек, который настолько сильно влюбился, что хочет валяться в ногах у самой опасной и недоступной девушки в мире. Просто маразматик, которому хочется, чтобы эта девушка морально раздавила его и растоптала.       Аккерман оказывается слишком близко. Вернее, она притягивает Бертольда к себе слишком близко. Сердце парня бьется о ребра как бешенное, но разве он вообще осмелится противиться воле Микасы. Больше вопросов не звучит. Даже не шелохнувшись, Аккерман, сжимая ворот Гувера мертвой хваткой, вдруг соприкасается кончиком носа с носом Бертольда, и это заставляет парня позабыть обо всем на свете. Словно весь этот мир изначально не имел никакого значения, словно с самого начала была только одна лишь Микаса Аккерман.       Когда она медленно касается губами губ Бертольда, это кажется чем-то сродни со взрывом сверхновой. Ощущения разбегаются по всему телу, наполняя каждую клеточку восторгом. Гувер не понимает, что происходит, он уже не хочет этого понимать. Единственное его желание — чтобы этот момент не имел конца. Но так не бывает. Поцелуй выходит коротким, до ужаса коротким. Микаса решительно отшвыривает от себя парня так, что тот ударяется спиной о деревянную перегородку. Не особо больно, просто весьма неожиданно.       — Потом это обсудим. А сейчас сосредоточься на задаче.       Бертольд честно не понимает, что сейчас произошло, но словно на автомате испытывает желание исполнить этот приказ. Что же они потом обсудят? Что вообще будет потом? Нет, он не знает. Более того, он убежден в том, что это вообще не важно. Это будет уже потом. И что бы ни сделала Микаса, это будет правильно и Гувер это примет.       Он, может, и извращенец конченный, но он действительно влюблен, так уж оно сложилось. Да, Бертольду всегда нравились сильные девушки, а Микаса — идеал. Он был обречен с самого начала.       — Да, конечно.       Взять себя в руки непросто, но Гувер велит себе сосредоточиться. Надо лишь перетерпеть эту ночь. Прекрасную звездную ночь. А там будь что будет.