The moment of Truth

Чего Эдвард не любил в своем кабинете, так это выходящих на юг и восток окон. Он проснулся ранним утром из-за ярких солнечных лучей, бьющих прямо в глаза. Ото сна в кресле болела шея и спина, но ведь могло быть и хуже. Он научился быть благодарен за то, что живой. Не Истине, нет, самому себе, что не впутался в очередную историю с потенциально летальным исходом. Впрочем, именно в нее он и вляпался, правда не сам. Можно же было считать, что это его вляпали те, кто вернул ему алхимию. Не из доброты душевной неизвестные люди это сделали. После стольких лет Эдвард просто не верил в доброту душевную, он знал, что большинству людей что-то от тебя нужно. Даже если это что-то – улучшение психического самочувствия путем компенсации за прошлые ошибки. От этого они с Алом хотя бы не пострадали. А вот он чуть не раскрыл опасное знание человеку со сбитыми моральными ориентирами в погоне за своей несбыточной мечтой. Правда теперь, когда он снова мог пользоваться алхимией, мечта больше не была несбыточной. Если честно, это и не мечта вовсе была, просто образ жизни Эдварда предполагал, что он может разрабатывать, использовать, экспериментировать. У него был слишком живой ум, чтобы заставлять его ждать тех, кто не успевал за его научными и логическими выкладками. Именно это ему и пришлось делать. Каждый круг, который он изобретал, должен был пройти проверку практикой. Но пока не находился человек, способный понять и активировать его, Эдвард жил в том отдельном круге ада, где находятся все нетерпеливые и дотошные трудоголики. Он не видел результатов своей работы. Именно поэтому он осел в Молане – он нашел человека с потенциалом. При воспоминании о Марке Эдвард нахмурился. Между ними была небольшая разница в возрасте, каких-то четыре года, но по ощущениям как будто пятнадцать. Эдвард при всем своем моментами детском поведении был взрослым психологически. Он понимал цену жизни даже в пятнадцать, понял гораздо раньше, когда умерла его мать, а он остался один с Алом. Но Марк готов был убить человека, даже больше – он напал на беззащитного. Конечно, Эдвард знал, что на самом деле Мустанг мог в любой момент прибить Марка, как назойливое насекомое. Что был обычный скальпель против огня? Это заставило Эдварда по-другому взглянуть на Мустанга. Он знал, что надоедливый ублюдок на самом деле был хорошим человеком. Если только людей можно делить на хороших и плохих. Тот же Шрам оказался персонажем крайне неоднозначным, убийцей и спасителем. И если бы не Рокбеллы, Эдвард, возможно, с удовольствием продолжил бы знакомство. Но жизнь складывалась так, как они ее проживали. Мустанг же абсолютно неожиданно позволил себе предстать слабым, побежденным. Вместо того, чтобы ударить в ответ, он попытался решить ситуацию с помощью слов. Не то чтобы у него получилось, придурок так и напрашивался на удар. Но Эдвард ценил попытку. И на фоне разочарования в человеке, которого он пытался чему-то научить, готовность Мустанга быть мудрым и сдержанным, что ему не шло (хотя, кого Эдвард обманывал?), значительно поднимала того в его глазах. Эдвард украдкой взглянул на все еще спящего на соседней койке Мустанга и вздохнул. Лучше было вставать, а не сидеть здесь и думать о таких странных вещах, как сомнительная привлекательность Мустанга. Завтрак сам себя не приготовит. Да и следовало быть готовым к появлению новых действующих лиц, потому что Эдвард был почти уверен, что Марк уже кому-нибудь рассказал. Порывшись в карманах сначала Мустанга, а потом – Хоукай, он нашел одну перчатку с огненным кругом. Он никогда раньше не использовал огненную алхимию, но понимал основы работы круга и надеялся, что этого будет достаточно. Честно говоря, он отвык быть готовым к нападению. С того времени, как он потерял алхимию, Эдвард больше полагался на других в вопросах защиты. Это не значило, конечно, что он растерял свои навыки рукопашного боя, но иной раз руки сами тянулись к созданию алхимического круга, но потом он вспоминал, что не может его активировать. Мустанг и Хоукай спали на удивление крепко. Хоть Эдвард и гремел посудой, приправляя все свои действия крепким матом, потому что одной рукой неудобно было делать большинство вещей. Если ему и не придется бежать с Молана, все равно лучше как можно скорее встретиться с Уинри и поговорить об установке порта и автоброни. – Доброе утро, – слишком бодрый голос Мустанга заставил погрузившегося в размышления Эдварда подпрыгнуть. – Ты готовишь? – Пытаюсь, – буркнул Эдвард, раздраженный чужим удивлением. – Чтобы поправиться вам обоим нужно есть. – Такая забота. Я тронут. Эдвард вздохнул. И что этот придурок пытался сделать? Вывести его из себя? Потому что зачем иначе дразнить, зная, что темперамент Эдварда возьмет верх рано или поздно. Правда, в той прошлой жизни, когда Мустанг реально знал его, это случилось бы рано. Сейчас Эдварду нужно было больше, чем пара реплик. Поэтому он повернулся, смерил Мустанга неверящим взглядом и показательно закатил глаза. – Я врач, Мустанг. Я забочусь о всех своих пациентах. – Тебе идет, – тихо, но очень уверенно проговорил Мустанг, выдерживая его взгляд. Эдвард застыл. Выражение лица Мустанга, такое поразительно искреннее, уязвимое и мягкое, заставило его затаить дыхание. Он так долго пытался не думать об этом, так долго не смотрел, что теперь осознание свалилось на него неподъемным грузом. Мустанг молчал. И смотрел на него как-то удивленно, пораженно. Его глаза были темными и до жути сосредоточенными на лице Эдварда. Эдвард позволил себе прерывистый вздох, когда Мустанг потянулся рукой к нему. Они оба чуть не подскочили от громкого стука в дверь. Эдвард приложил палец к губам, давая знак помолчать. Не хватало еще, чтобы Мустанг поставил их всех под удар своими действиями. Если это – жители Молана, они могут напасть на него, даже не дав сказать ему ни слова. Мало что им рассказал Марк. У Эдварда же был шанс успокоить их и объяснить, что с алхимией иногда так случается. С другой стороны, это могли быть те люди, которые подстрелили Мустанга и Хоукай. Тогда тем более у Эдварда было преимущество, пока Мустанг тихо сидел на кухне. Он неловко надел перчатку, пока подходил к двери. Хорошо, что Мустанг не заметил, не хотелось выслушивать его издевки. Все же Эдвард куда увереннее чувствовал себя, когда мог легким движением руки избавиться от любого, кто может составлять угрозу. Наверное, стоит сделать себе перчатку, пока Уинри не поставит ему автоброню. Чего он не ожидал увидеть, так это двух крепких мужчин в аместрийской синей военной форме. Хотя в этом была логика: Мустанг – не последний человек в армии, Хоукай – единственная внучка фюрера. Естественно, их будут искать. – Эй, парень, – начал один из них, – мы ищем двух аместрийских военных: мужчину лет тридцати и женщину, красивую блондинку. – И поэтому вы ломитесь в мой дом с утра пораньше? – недовольно спросил Эдвард. Мысль о том, что вчерашние неудавшиеся убийцы могли быть одеты как военные, не дала ему рассказать все сразу. – Послушай, мальчишка, – скривился второй, – у нас есть два варианта: либо ты сотрудничаешь, либо мы заходим в твой дом и сами находим ответы на свои вопросы. Надо ли говорить, что Эдвард терпеть не мог, когда ему угрожали. Он нехорошо ухмыльнулся и поднял руку, демонстрируя круг на перчатке. – У нас есть два варианта, – перекривил он. – Либо вы убираетесь из моего дома, либо я щелкаю пальцами, и тогда сам убираю то, что останется от вас. Солдаты побледнели. – Круг генерала Мустанга, – прошептал первый. – Это блеф, Раян, – заверил второй. – Никто, кроме генерала, не умеет пользоваться огненной алхимией. Улыбка Эдварда стала шире. – Можешь считать меня гением. Проверим? Именно этот момент выбрал Мустанг, чтобы появиться в коридоре. На плечо Эдварда опустилась теплая тяжелая рука, и он вздрогнул от того, как близко находились они друг к другу. Солдаты вытянулись по стойке смирно, как и полагается при встрече с высшим офицером. – Бригадный генерал Мустанг, сэр, – хором проорали они. Эдвард поморщился. – Я был бы очень признателен, если бы ты не стал сжигать этих рядовых, Эдвард. Их безвременная кончина может расстроить капитана, под началом которой они служат, – он шутил. Эдвард слышал эту легкую усмешку в его голосе, которую в детстве считал насмешкой над собой. Теперь он знал, что Мустанг смеялся над миром. – Вы чуть не вломились в дом человека. Более того, вы угрожали врачу, который спас меня и капитана Хоукай. Солдаты неверяще переглянулись. – Врачу, сэр? – пробормотал тот, которого его товарищ назвал Раяном. – Одному из лучших специалистов в области медицинской алхимии в мире, я полагаю, – уверенно ответил Мустанг. – Льстишь мне, Мустанг? – фыркнул Эдвард, стряхивая его руку со своего плеча. – Признаю твои заслуги. Эдвард сдержал улыбку. Ему бесспорно было приятно, что Мустанг высоко оценивал его способности в лечении. Он вообще любил, когда люди осознавали и признавали, что он хорош в том, чем занимался. Тем более Мустанг. Или любой, в общем-то, кто понимал хоть что-нибудь в алхимии. Ал, например, учитель или Мэй. Теперь он был уверен, что солдаты не несут угрозы. Мустанг их узнал и знал их офицера. Но впускать их в свой дом Эдвард не хотел, все же они угрожали ему, пусть и из-за своего рвения найти таких важных пропавших офицеров. Здесь, правда, он был немного гипокритиком: в свое время в армии он бы наверняка позволил себе войти в чужой дом, возможно даже приложив хозяина чем-нибудь тяжелым. Но то были другие времена и другие люди. И он ни за что не нанес бы вред невиновному, ему даже гомункула трудно было убить. В конечном итоге Гордость и остался жить, только стал совсем маленьким ребенком. Он повернулся к Мустангу и заметил, что тот выжидающе смотрит на него. Нет, он определенно не собирался приглашать этих солдат в дом. Если хотят, могут подождать, как минимум пока Хоукай очнется и можно будет делать выводы о ее состоянии путешествовать. Эдвард предпочел бы, чтобы они остались еще на день-два, чтобы у нее было время восстановиться, но даже если придется уезжать в спешке, он ни за что не согласится транспортировать ее бессознательную. Он хотел было объяснить все это Мустангу, но новый, такой знакомый голос заставил его резко обернуться. – Наконец-то, генерал, мы вас обыскались. – Как видите, я в порядке, капитан. Местный врач о нас позаботился. – Эдвард! – на лице Марии Росс расцвела широкая улыбка. Эдвард поймал себя на том, что улыбается в ответ. – Я так рада тебя видеть. – Я тоже рад, капитан. И поздравляю с продвижением по службе. Мария не сильно изменилась. Ее волосы были длиннее, чуть ниже плеча, часть выбилась из неопрятной косы – явный признак того, что ей в последнее время было не до ее внешнего вида. В уголках ее глаз появились мелкие морщинки, но в остальном ее лицо было все таким же мягким и доброжелательным, как прежде. Краем глаза Эдвард заметил полнейший шок наглых солдат. Он уже понял, что тем самым капитаном, которого так не хотел расстраивать Мустанг, была Мария. Что ж, тогда он позволит ей самой заняться воспитанием своих подопечных. Наверное, ему даже и слова не нужно будет сказать, Мустанг все сделает за него. – Врач, значит? – переспросила Мария. – Вам идет, сэр. – Не надо этого, – нахмурился Эдвард. – Три года прошло. – Конечно. Тебе и раньше это не нравилось, – Мария лукаво улыбнулась и вдруг побледнела. – Эдвард, что с твоей рукой? Эдвард пожал плечами. – Неудачный алхимический эксперимент. Он не знал, поняла ли она, что он имеет в виду, но признаваться в человеческом преобразовании в присутствии посторонних не собирался. Пусть они сейчас не были в Аместрисе, табу оставалось табу. Не без причины, стоит сказать. Мария угрюмо кивнула. Кажется, все-таки поняла. Вот дерьмо, теперь у него прямо здесь две женщины, которые снесут ему голову, когда поймут, ради чего он отдал свою руку. И еще две встретят его в Аместрисе, потому что избегать учителя Эдвард не собирался, а с Уинри встретиться было необходимо. Так что он мог пытаться угадать, от чего он умрет: разделочного ножа, гаечного ключа или пули. Чертовы женщины в его жизни были страшными. Он усмехнулся. И все же он скучал по дому. Даже если Уинри будет орать, плакать и бить его всем, что попадет под руку, Эдвард будет счастлив. Наверное, это немного ненормально, но и пусть. Грохот в доме заставил их всех вскинуться. Эдвард отреагировал первым. Оттолкнув Мустанга, он бросился в комнату, где все еще должна была отдыхать Хоукай. Упрямая и недоверчивая женщина! Эдвард почти не сомневался, что она встала и одним движением растревожила раны, сведя всю его сложную работу на нет. Ведь он не использовал алхимию для заживления раны на животе, да и две другие могли открыться. Кожа и ткани, восстановленные с помощью алхимии были деликатнее. Пока Эдварду не удалось усовершенствовать свои круги до той степени, когда после лечения можно было сразу бросаться обратно в бой. До вчерашнего вечера он не мог самостоятельно использовать свои наработки, а у Марка не было необходимой глубины понимания. Конечно, Хоукай действительно встала. К счастью, она не валялась на полу, а стояла возле койки, пошатываясь и держась за металлический бортик. Ее глаза расширились от удивления, когда она увидела Эдварда. Его же больше интересовало, все ли с ней в порядке. Она попыталась сделать шаг навстречу. – Отставить, капитан, – напряженный голос Мустанга прозвучал прямо позади. Мимо быстрым шагом прошла Мария. Она поддержала Хоукай за плечи, помогая той опуститься на постель. – Эдвард? – Хоукай была настолько в шоке, что забылась ответить своему непосредственному командиру. – Как такое возможно? – Я здесь живу, – просто объяснил Эдвард, удерживаясь от того, чтобы не закатить глаза. Он оставил Мустанга и опустился на корточки рядом с Хоукай, намереваясь проверить ее ранения. – Нигде не болит? – Скорее везде, – машинально ответила Хоукай. Эдвард улыбнулся. Ему нравилось ее сдержанное чувство юмора, хотя он и предпочел бы, чтобы она отвечала по сути. Иногда такие пациенты были самыми сложными, они не любили признаваться в своих слабостях и слишком многое утаивали от врачей. Удостоверившись, что шов на животе остался цел, а от двух других ран нет и следа, он кивнул, побуждая Марию уложить Хоукай. Та явно была не в восторге, и даже попыталась высказать свое недовольство. – Не спорьте, капитан, – возразил Эдвард, не дожидаясь, пока Мустанг начнет разбрасываться приказами. – Вы – мой пациент, и если я говорю, что вам необходим отдых и покой, так оно и есть. Краем глаза он заметил улыбку Мустанга, которую тот сразу же скрыл, притворяясь, что зевает. Эдварду и самому захотелось улыбнуться. Хоукай, Мустанг и Мария были такими родными, такими хорошо знакомыми. Он почти готов был признаться, что скучал по прежним временам. Почти, потому что раньше он был псом армии, работающим на коррумпированное правительство, за которым скрывались кровожадные монстры. Зато тогда они с Алом были вместе. Решив, что отдых необходим не только пациентам, Эдвард присел на край соседней койки. Не мог же он в самом деле мешать Хоукай. И только потом вдруг вспомнил. – Завтрак! И как он мог забыть? Наверняка все уже безнадежно испорчено. Эдвард попытался вскочить, но рука Мустанга удержала его на месте. – Ничего не горит, – спокойно заверил он. И в ответ на вопросительный взгляд добавил: – Ты же не думал, что я не могу присмотреть за едой на плите? Эдвард именно так и думал, но озвучивать не стал. В голове не вязался образ Мустанга-начальника с образом человека, который часто готовит. Образ безалаберного бабника, впрочем, тоже. К тому же Эдвард был уверен, что Мустангу будет интересно, кто пришел, и это заставит его пойти следом, а не заниматься варкой каши. – На всех не хватит, – задумчиво пробормотал Эдвард, окидывая взглядом комнату. И только потом заметил мнущихся на пороге рядовых, которых он зарекся пускать в свой дом. Мустанг проследил за его взглядом и кашлянул. – Капитан, вашим рядовым стоит убраться прежде, чем Эдвард решит использовать на них вновь обретенную алхимию. Мария нахмурилась. – Сэр, что они натворили? – Ничего серьезного, – быстро ответил Эдвард, пока Мустанг не обрисовал ситуацию таким образом, что он покажется слушателям девицей в беде. Насколько он помнил, Мустанг любил видеть себя спасителем. – Всего лишь угрозы вломиться в мой дом. Он пытался говорить так, словно произошедшее мало значило. Но Мария строго сжала губы и посмотрела на Мустанга, словно в поисках подтверждения. Тот кивнул. – Рядовой Раян, рядовой Бэф, за угрозы офицеру две недели внеочередных нарядов без права на выходной. Выполнять. Солдаты отсалютовали и пошли на выход. Если честно, не особо понятно было, что именно они должны были выполнять, но убрались – и хорошо. – Угрозы офицеру? – переспросил Эдвард. На секунду ему стало страшно, что фюрер не принял его отставку, и он все еще состоит на службе в огромной военной машины Аместриса. Мустанг пожал плечами. – Приказ фюрера. Отставные офицеры приравниваются к действующим, если они не были лишены своего звания. – Держу пари, эти двое с ума сойдут, когда узнают, кому пытались угрожать, – фыркнула Хоукай. – Я не поддерживаю заведомо проигрышные пари, и ты это знаешь, – отозвалась Мария. Эдвард бросил взгляд на Мустанга, надеясь, что тот что-то объяснит. На его лице прямо было написано, что такие ситуации и разговоры – не редкость. Очевидно, Мария и Хоукай стали хорошими знакомыми, может даже подругами, за те три года, что он странствовал. Бурчание желудка стало напоминанием того, что любые, даже самые приятные разговоры, стоит прервать ради тарелки чего-нибудь теплого и желательно вкусного. Эдвард покраснел, когда в него уперлись три удивленных взгляда, но не мог сдержать улыбку, когда его внезапные гости разразились теплым смехом.