Бессонница

      Следующие несколько дней показались Гермионе не такими удручающими. Она была бы рада сказать самой себе, что они были спокойными, безмятежными, может, даже немного радостными, но не могла. Прежде, пока у нее хватало сил, она осознанно шла на самообман, убеждая себя, что становится легче, что все уже не так плохо, и, возможно, будет даже хорошо, но когда-нибудь потом. Завтра, послезавтра, через год, через десять лет. Кэтрин ведь однажды вырастет. Наверное… В один прекрасный день ее настоящая, правильная жизнь вернется обратно, а сейчас у нее ничего не осталось, кроме усталости и тоскливо-тупого отчаяния, которое в минуты затишья ощущалось даже сильнее, чем когда ее захлестывал очередной шторм. Что теперь? Гермиона вопрошала себя раз за разом, натирая полотенцем тарелки, сметая с пола остатки ужина, таская на руках выздоравливающую Кэтрин, глядя в зеркало на собственное отражение и не узнавая себя — просто чья-то чужая… Девушка? Женщина? Мать? «Не повезло с тобой бедной девочке», — звучал, перекрывая шум воды и визг Кэтрин, голос Молли Уизли, и Гермиона упрямо вскидывала голову. Она всегда была на шаг впереди всех. Лучше. Как получилось, что она умудрилась облажаться в самом главном?       Барлоу, как и обещал, заглянул к ним еще раз — точнее, почтил их высочайшим визитом, — и после обстоятельного осмотра объявил, что Кэтрин не угрожает никакая опасность. Гермиона медленно выдохнула облегчение, смешанное со стыдом, поблагодарила его и поинтересовалась, сколько осталась должна. Целитель уверил ее, что мистер Малфой — побери его дементоры — обо всем позаботился, и оставил на столе список зелий, который за несколько секунд набросал при помощи какого-то хитрого заклинания. Гермиона пробежала список глазами.       — Это укрепляющие зелья? Но ведь вы сказали, что Кэтти практически здорова.       Барлоу покачал головой.       — Это не для вашей дочери, мисс Грейнджер. Для вас.       После того, как он аппарировал, с отменной, но слегка тошнотворной вежливостью пожелав им с Кэтрин всего наилучшего, Гермиона долго еще стояла столбом и бездумно изучала витиевато закрученные буквы, сливавшиеся в знакомые и незнакомые названия. Недоумение сменялось в ней возмущением, возмущение — опасением, опасение — тенью прежней насмешливой уверенности в собственной правоте. Интересно, с чего он взял, что она вообще нуждается в каких-нибудь зельях? Определил на глаз по ее изможденному виду? Значит, все и вправду настолько плохо? Гермиона истерично усмехнулась, отбрасывая список, и крутившаяся тут же Кэтрин ответила ей настороженным взглядом.       Гермиона, конечно же, и не подумала заказывать прописанные зелья. Мало-помалу мысли ее перетекли от целителя с его непрошеными рекомендациями к тому, кто, собственно, и навязал ей этого самого целителя. Остатки совести назойливо бормотали что-то вроде «не навязал, а прилетел на помощь в трудный час, как настоящий рыцарь, и вообще внимания к ребенку от него куда больше, чем в последнее время от родного отца», но Гермиона упрямо посылала и совесть, и Малфоя с его благородством к дементорам.       Мисс Грейнджер? Ох, здравствуйте, мисс Грейнджер, какая неожиданная встреча. У вашего ребенка жар, мисс Грейнджер, а вы и не заметили. А, это ваши родители, магглы? Надеюсь, вы не держите на меня зла за то, что вас едва не запытали до смерти в моем доме. Волдеморт? Какой Волдеморт? Дела давно минувших лет. Кто старое помянет, тому глаз вон. Кстати, вот мой самый лучший целитель — у Малфоев всегда все самое лучшее…       Гермиона мысленно переругивалась с Люциусом чуть не полдня, почти физически чувствуя на себе странно внимательный взгляд серых глаз. Злость радостно кипела в ней, и, старательно поддерживая этот согревающий жар, Гермиона натирала полы, убирала игрушки, готовила еду, мыла посуду, убирала игрушки снова, и даже бестолковая неуемная активность Кэтрин не могла оторвать ее от увлекательного перечисления мыслимых и немыслимых преступлений Малфоя. Что он пытается сделать? Зачем ему было ей помогать? Ни в какую родительскую солидарность и желание приспособиться к новому миру Гермиона не верила. Если он хотел таким сомнительным способом подправить — воскресить? — напрочь загубленную репутацию, ему следовало бы подмазываться со своей помощью, например, к Джинни. Гарри был бы в полном восторге — наверное, Малфой бы прямым рейсом отправился в Азкабан. «Нет, с этим точно нужно заканчивать, — размышляла Гермиона, собирая Кэтрин на короткую прогулку во дворе. — Не хватало мне еще какого-нибудь скандала. Если кто-нибудь узнает о том, что он помогал мне… Что он вообще приближался к нам… Рон тогда точно свихнется со злости и, чего доброго, опять заберет Кэтти. Чтобы притащить обратно через пару дней».       Пока Кэтрин неуклюже бросала на дорожке светящийся мячик и догоняла его то шагом, то ползком, Гермиона продолжала лихорадочно размышлять. Происшествия с Малфоем, которых уже накопилось слишком много, были, в общем-то, ей на руку. Теперь у нее наконец появился благовидный предлог для того, чтобы переехать. Вряд ли она когда-нибудь отважится рассказать Рону все как было, но можно ведь слегка исказить факты: например, сказать, что Малфой случайно попался ей навстречу, и она боится, что он выследит их и сотворит какую-нибудь гадость. С Рона, правда, станется устроить скандал, а с Малфоя выдать собственную версию событий, но кто станет его слушать? Особенно если привлечь Гарри…       Гермиона выхватила сотовый, подождала, пока ее кипящая давно забытым энтузиазмом магия немного успокоится, и набрала номер друга. Гарри ответил не сразу и явно торопился, но выслушал ее внимательно и выразил готовность помочь в любое время (кроме пятницы до обеда, субботы до вечера и еще вторника и среды, но там все дела можно будет отложить). Он даже предложил ей подыскать пару вариантов, но Гермиона торопливо соврала, что у нее уже есть квартира на примете. Подумав, она добавила, что все вопросы с Роном улажены, — знала, что Гарри не придет в голову проверять.       После того, как они с Гарри распрощались, обменявшись парой незатейливых шуток, довольная собой Гермиона набросала план дальнейших действий. Охватившее ее оживление требовало выхода, и она почти лихорадочно следовала собственным порывам. Оттащить Кэтрин от степенно прогуливавшейся неподалеку пожилой пары, выбрать пару подходящих домов у парка и позвонить агентам, не дать Кэтрин свалиться головой вниз в цветочную клумбу, ткнуть на попавшееся под руку объявление компании, занимающейся переездами — хвала Мерлину и технологиям за интернет, -выругаться полушепотом, когда интернет пропал, перебитый ее магией, колебавшейся, словно вода потревоженного сонного озера. В первый раз за все время прогулка с Кэтрин пролетела для Гермионы так незаметно. Она даже успела позвонить по телефону, указанному в найденном объявлении, и договориться о визите специалиста, который должен был оценить, во сколько ей обойдется переезд. Милая девушка уточнила у Гермионы примерный объем работы, записала, что она живет одна с маленькой дочерью, поинтересовалась, когда она будет дома, и назначила ей время — четыре часа следующего дня.       Последним, что Гермиона успела сделать перед тем, как поняла, что силы стремительно ее покидают, был визит в ближайшую совятню, замаскированную под заброшенное ателье на пятом этаже старого торгового центра в паре кварталов от ее дома. Когда они с Роном еще были вместе, у них был собственный филин, но Рон забрал его с собой, а Гермиона решила, что с нее достаточно мобильника, тем более что и Гарри, и Рон, и даже Джинни обзавелись немного подправленными для магического мира моделями, которые становились все более популярными. Однако в списке контактов не было телефона того человека, с которым ей было необходимо связаться, и как можно скорее, чтобы раз и навсегда разделаться с тем, что Гермиона окрестила про себя «этой идиотской историей».       Держа на одной руке Кэтрин, которая испугалась совиного уханья, Гермиона другой торопливо набросала несколько строк: холодно поблагодарила за неоценимую помощь и поинтересовалась, сколько она все же должна за коляску и визит целителя. Здравый смысл твердил, что не нужно соваться к Малфою ни с какими вопросами, если она действительно хочет от него избавиться, но Гермионе было жизненно необходимо отомстить Люциусу за то, что он снова и снова оказывался в нужном месте в нужное время, а гордость услужливо подбрасывала ей вежливые, но хлесткие формулировки. Она попросила прислать ответ как можно быстрее, и Люциус не заставил себя ждать. Его филин появился через несколько минут после того, как она отправила свое послание. Гермиона отцепила от протянутой когтистой лапы пергамент и, поборов внезапный приступ волнения, прочитала обескураживающе короткий ответ. Негодяй написал ей номер своего телефона и предложил связаться с ним в любое удобное время, если она действительно не желает оставаться у него в долгу.       Гермиона промучилась до самой ночи. Ее атака, которая должна была послужить одновременно прощальным залпом в никому из двоих не нужном столкновении, захлебнулась, едва начавшись. Малфой переиграл ее мгновенно, выдав естественный, но совершенно неожиданный для нее ответ. Он — и новые маггловские веяния, кто бы мог подумать? Гермиона готова была принять почти без удивления маггловскую машину, одежду и такие же обыкновенно-человеческие прогулки в парке, но телефонный номер погрузил ее в ступор, который расцвечивала солнечными пятнами все та же кипучая злость. Люциус мог просто проигнорировать ее письмо или поступить так, как Гермиона ожидала: ответить ей что-нибудь обтекаемо-вежливое о том, что она ничего ему не должна, чтобы они могли распрощаться раз и навсегда. И что вместо этого? Она будто бы просила его об очередном одолжении. Скрипя зубами, Гермиона призналась сама себе, что Малфой снова выставил ее идиоткой, решила, что ни за что не пойдет у него на поводу, и с удвоенной энергией принялась готовить Кэтрин ко сну.       Она не выдержала ровно в одиннадцать — почти сразу же после того, как Кэтрин наконец затихла в своей кроватке, в который раз напрочь уничтожив остатки ее терпения и смирения. Телефон жег руки — казалось, будто экран раскалился от прикосновений ее постыдно дрожащих пальцев. Гермиона несколько раз перепроверила, верно ли воспроизвела ровный ряд написанных каллиграфическим почерком цифр, а потом, как будто шагнув в пропасть, нажала на кнопку вызова. Стук сердца почти заглушил три длинных гудка, ненадежно отделявших ее от, вероятно, самой большой глупости в ее жизни.       — Доброй ночи, мисс Грейнджер, — сказал Люциус. Не спрашивал, кто говорит, не удивлялся позднему звонку.       — Мистер Малфой, — машинально отозвалась Гермиона, прижимая телефон к уху и нервно теребя подол ночной сорочки — перед сном Кэтрин ухитрилась исчиркать его красным фломастером. Малфой на том конце не то вздохнул, не то усмехнулся.       — Слышал, здоровье юной мисс Кэтрин больше не внушает опасений.       Гермиона мгновенно вскипела.       — Навели справки у Барлоу, разумеется?       — Просто поинтересовался, — протянул Малфой, и Гермионе живо представилось, как он слегка пожимает плечами и кривит губы в своей фирменной ухмылке.       — Оставьте в покое меня и мою дочь. Еще раз повторяю, я не знаю и не хочу знать, для чего мы вам понадобились и что вы задумали, но…       — А чего вы хотите? — перебил ее Малфой, окончательно сбив с толку. Гермиона закусила губу, тоскливо глядя на россыпь огней на фоне темного неба.       — С чего вы взяли, что я чего-то хочу от вас? — проговорила она после долгой паузы, выделив последнее слово.       — Но ведь вы написали мне.       — Я…       — Ладно, вот что я вам скажу, — продолжал Малфой, явно наслаждаясь ее замешательством. — Хотите рассчитаться со мной, верно? Отплатить мне за мою бескорыстную помощь? Что ж, будь по-вашему. Завтра утром я пришлю вам портал, который активируется ровно в четыре. Или предпочитаете автомобиль?       — Что? Что вы такое несете? — выпалила шокированная Гермиона и испуганно зажала себе рот, когда Кэтрин завозилась в кроватке, потревоженная ее возгласом.       — Одна прогулка, мисс Грейнджер. Вы и Кэтрин проведете со мной пару часов в Кенсингтонских садах. Впрочем, можете выбрать любое другое место по своему вкусу.       — Вы с ума сошли? Что вы себе позволяете? — вполголоса возмутилась она. Малфой продолжал со странной настойчивостью:       — Вы спросили меня, я ответил. Ничего сверхъестественного, обыкновенная прогулка. Разве это так сложно?       — Я не такую плату имела в виду! Просто назовите мне сумму, я отправлю вам чек или, если хотите, наличные. Вы хоть понимаете, как звучат подобные предложения из ваших уст, Малфой? Я сама по себе вам ничуть не интересна, так? Дело в ней, в Кэтрин. Что вам нужно от моей дочери? Это ради мести Рону? Предупреждаю вас, если вы вздумаете причинить ей вред…       — Мы снова возвращаемся к уже законченному разговору, который мне, признаюсь, не хочется продолжать, — ответил на тираду Гермионы Малфой, достоверно изобразив голосом скучающее разочарование. — Заметьте, я вовсе не требовал с вас никакой платы. Вы сами нашли меня, сами позвонили и сами подняли этот вопрос, помните? Я уже говорил вам и повторю еще раз: я не собираюсь причинять вред ни вам, ни вашей семье. Никому из вашего Золотого Трио, которое так быстро распалось, что даже немного жаль. Мне слишком дорого мое спокойствие, поверьте.       — Поверить вам? Звучит как оксюморон, мистер Малфой, — усмехнулась Гермиона.       — Это просто фигура речи, — парировал он. — Вы же прекрасно понимаете, что мне нет дела до того, доверяете вы мне или нет. Все это — просто цепь случайностей. Совпадения, не более. Нет, я вас понимаю. Вы слишком молоды, слишком вспыльчивы и слишком уязвлены, чтобы прийти к выводу, что некоторым вещам не стоит придавать значения больше, чем они того заслуживают. Ничего. Это придет со временем.       — Уязвлена? Чем это я, по-вашему, уязвлена?       — Из всего, что я сказал, вы услышали только это? — поинтересовался Малфой. Звуки негромкого спокойного голоса, мягко и изящно выговаривавшего оскорбления, отдавались щекочущими волнами у нее на коже. Гермиона нервно сглотнула, сбрасывая наваждение — будто они вернулись в прошлое и она снова стоит перед ним, глядя на него сверху вниз и не понимая, как можно быть такой невероятной сволочью.       — Я понимаю, к чему вы клоните. Разумеется. Грязнокровка, беспомощная, брошенная мужем, не способная управиться с собственным ребенком. Но что случилось с вами, если вы считаете это достойным способом потешить самолюбие?       Люциус молчал так долго, что Гермиона решила, что что-то случилось со связью. Когда она уже готова была унизиться до того, чтобы окликнуть его, он заговорил снова.       — Мой единственный сын, мисс Грейнджер. И единственный внук, которого мне запрещено видеть. Вот что случилось. Только, ради Мерлина, не думайте, что я пытаюсь найти замену.       — Не думаю, — отозвалась Гермиона, которая пыталась понять, действительно ли она слышит то, что слышит, или разговор давно закончен, а она спит, свалившись на пол, и видит очередной странный сон.       — Все, что я делал, было ради моей семьи. Из которой меня не слишком вежливо попросили. Так же, как и вас, мисс Грейнджер, попросили из вашей. Вы говорите, что не хотите быть передо мной в долгу? Я точно так же не хочу быть в долгу перед вами. Те пустяки, которые вы ставите мне теперь в вину, не покроют ущерба, понесенного вами во время войны, но мы можем считать это чем-то вроде репараций. Вы понимаете, о чем я говорю?       — Любопытно, — собравшись с силами, задумчиво проговорила Гермиона. — Значит, репарации в комплекте с сублимацией никем не востребованных отеческих порывов? Малфой, а вам говорили, что вы совершенно бессовестный расчетливый негодяй?       — Каждый божий день еще до завтрака, — ответил он с усмешкой.       — А не проще ли будет помириться с Драко или подобраться к Скорпиусу каким-нибудь другим путем?       — Это абсолютно исключено, — веско сказал Малфой и добавил чуть более непринужденно: — Так что насчет моего предложения?       — Поговорим о нем завтра, — пробормотала Гермиона, не найдя более подходящего ответа.       — Это значит «да»?       — Это значит «спокойной ночи, Малфой, прошу прощения за поздний звонок», — ответила она, невольно скопировав его самоуверенно-ироничный тон, и сбросила вызов.       Гермионе казалось, каждый нерв в ее теле искрит от напряжения. На протяжении этого словесного поединка, в котором она снова оказалась проигравшей стороной, ее то бросало в жар, то обдавало ознобом, а сердце колотилось, будто она увидела боггарта, и все же она продолжала слушать и говорить. Будто прогулка по канату над пропастью с завязанными глазами, и в то же время… Это возвращало ее в прошлое, отбрасывало назад в те годы, когда она еще была той самой Гермионой Грейнджер. Лихорадка волнения смыла усталость и привычное мучительное раздражение, которое она не могла побороть, как ни старалась — Кэтрин успешно сводила на нет все ее попытки быть доброй любящей матерью. Малфой взбудоражил ее и в то же время взял на себя часть ее забот, пусть на время, пусть случайно и из своих собственных соображений, и все же, как бы странно это ни звучало, он был единственным, кто по-настоящему ей помог. Гермиона пришла в ужас, когда осознала, насколько чудовищной была эта мысль, но скинуть ее со счетов не получилось. Гриффиндорка в ней захлебнулась возмущением, а измученная материнским счастьем тень расцвела робкой, но злобной радостью. «А ведь стоило бы поведать Рону Уизли о том, как неравнодушна его дочь к белобрысой малфоевской шевелюре, — думала Гермиона, засыпая. — Может, выкроил бы пару лишних часов свободного времени на любимое чадо».