Ненужный

НЕУДАЧНЫЙ Итак... с чего бы начать свой рассказ?.. Я — эльф, по крайней мере, мне так кажется и, судя по тому, что мне удалось услышать мельком — светлый, хотя не уверен. Меня зовут Ши. Да, странное имя, понимаю. Нет, мне его никто не давал, сам придумал. Надо же было как-то называться в этом безумном мире лицемеров и негодяев. Со мной мало кто разговаривал — недостоин. Только потом я узнал, что Ши — это дурман-трава, чей дым вызывает галлюцинации. Смешно... Так о чем это я? Ах да, о себе. Родителей у меня нет, ибо не рождался я вовсе. Моим создателем был светлый эльфийский маг - Литаэль. Более трех лет он бился над «Коконом Жизни»: творил сложные заклинания, смешивал редчайшие ингредиенты, наполняя ими мою магическую сферу, и думал, что создает нечто уникальное, необыкновенное и прекрасное! А получился я. Помню свой первый взгляд на этого светловолосого, зеленоглазого мужчину. Красивый и высокомерный эльф. Я вывалился из кокона к его ногам, потянулся к своему создателю в поисках тепла, дрожа от холода, но маг отступил подальше, лишь приказал слугам привести меня в порядок и вымыть. К слову сказать, появился я сразу подростком, лет двадцати пяти. Разум мой был чист, как первый снег. После того как слуги закончили меня одевать, пришел Литаэль, решивший при помощи магии проверить и протестировать свое живое изобретение. Маг бился надо мной сутки, а под конец страшно разозлился, ругался, кричал. От страха я забился под стол и категорически отказывался вылезать. Ну, эльфа тоже понять можно: пытался сделать неиссякаемый источник магии, чтобы можно было от него подпитываться, а получилось нечто, способное впитывать магическую энергию, как губка, в любом виде, да еще и приспосабливаться к любым заклятиям, сводя их эффект к минимуму. В сердцах он даже ударил меня разрядом молнии. Боль я испытал жуткую, невыносимую: тело обуглилось наполовину, но восстановилось за считанные секунды. Представляете, как он огорчился? Вот так... Убить почти невозможно, а Литаэлю, наверное, очень хотелось избавиться от своей неудачи. В итоге меня заперли в башне. Кормили, поили, одевали и решали, что со мной дальше делать. Сил и времени на мое создание было потрачено немало. Разговаривали со мной только слуги, особенно одна женщина — Матильда, добрая, заботливая пышка, с ласковыми руками, которая искренне жалела меня. Полукровкой она была: отец — эльф, мать — человек. Я ведь первое время ни ходить, ни разговаривать не умел, не знал элементарных вещей. Матильда всему меня обучила: как за собой ухаживать, как шнурки завязывать, умываться и расчесываться. Схватывал все на лету, ей даже дважды ничего объяснять не пришлось. За первый месяц научился ходить, есть, одеваться, за второй и третий — говорить на эльфийском. Матильда меня еще и человеческому языку научила, и темно-эльфийскому немного, но это был наш секрет. В общем, первые полгода Литаэль мною не интересовался, разочаровал я его, но потом, видимо, решил окупить свои вложения. По его мнению, я должен приносить пользу, не за бесплатно же меня содержать. Тогда-то и начался мой персональный кошмар на земле. Не хочу вспоминать все те ужасы, но то, что со мной творили, было по-настоящему мерзко. Я стал подопытной крысой для экспериментов многоразового использования. А что? Не дохну, восстанавливаюсь быстро, а то, что боль испытываю, так это - мелочи, можно кляпом рот заткнуть. На мне пробовали все возможные заклинания — от боевых до пыточных. Магию я впитывал исправно. Эффект заклинаний можно было прослеживать быстро и без проблем. Если испытывали заклинание огня, то я горел заживо, но регенерировал сразу, как только впитывалась полученная энергия. Но поверьте, даже тридцать секунд в жерле вулкана — это вечность. Все повторялось изо дня в день: стража приводила меня в лабораторию к Литаэлю, там его помощники привязывали меня к столу, и начиналась уже знакомая пытка. Я потерял счет количеству заклинаний, кои на мне испытывали, а ассистенты все подробно записывали, что и как действует, сколько времени, с какой скоростью и долго ли жертва остается в сознании. Обычная работа. Вы спросите, зачем такая жестокость? Все дело в том, что они не считали меня разумным, чувствующим существом. По каким-то своим, только им ведомым признакам, они определили, что у меня нет души. Вот так. Я кукла, сосуд, неудавшийся фамильяр. Вещь. Поначалу я пытался умолять, просить — все бесполезно. На мои рыдания и крики светлый маг не обращал никакого внимания, однажды просто подошел ближе, посмотрел полным брезгливого безразличия взглядом и изрек: — Перестань притворяться, ты, бездушная тварь! Я создавал тебя в надежде получить неиссякаемый источник магии, но вместо этого получил тебя, выродка, пожирающего её. Ты не представляешь, сколько было вложено средств и редких материалов в этот эксперимент! Одна только кровь темно-эльфийской девственницы стоит целое состояние! У тебя нет души, а значит, ты не можешь испытывать боль. Смирись. Даже животные стоят выше тебя. Твоя участь - быть экспериментальным образцом, полезным в наших исследованиях. Я твой создатель, твой долг подчиняться мне! Вот так, я - вещь, а следовательно, без души. Как он это определил, осталось для меня загадкой. Больше я не пытался говорить с моим хм... «отцом», незачем было. Дни потекли за днями. В лабораторию меня приводили не реже чем три раза в неделю. Потом волокли в уже ставшую моей камеру в башне. После экспериментов я быстро приходил в себя. Часа за два тело полностью восстанавливалось. Появлялась Матильда, кормила меня, иногда плакала, рассказывала сказки и гладила по голове, жалела. Добрая женщина. Помню, что её черные, как смоль, кудри выбивались из-под чепчика, и она все время их поправляла, а взгляд карих глаз был полон печали. У меня оказалась абсолютная память, те заклинания, которые на мне испытывали, я запомнил все - до самого последнего символа, слова. Шли годы, но я ни разу не был за пределами башни, лишь из окна смотрел на небо, на ближайшие постройки и далекие леса. Узник, не знающий что такое свобода. Матильда приходила каждый день, приносила книги. Сначала это были детские книжки с картинками и, читая их, я полностью погружался в выдуманные миры. Это приносило облегчение и надежду, надежду на то, что моя жизнь может измениться к лучшему. Когда-нибудь. Я взрослел, одежда становилась мала, волосы доросли до талии, книжки стали учебниками. Как-то раз, когда я уже замучился расчесывать свою гриву, то попросил Матильду отрезать её. Она так расшумелась и расстроилась, что я даже думать забыл об этом, не хотел её огорчать. До сих пор не представлял, как выгляжу. Зеркала мне не попадались. У меня белая кожа, как снег зимой, и такие же волосы. Когда я спросил о своей внешности, женщина грустно вздохнула, провела по моему лицу ладонью и ответила: — Ты очень красивый мальчик, как куколка, и глаза у тебя светло-серые. Красивее многих. Вот и все сведения о моей внешности. Уже тогда я понимал, как сильно отличаюсь от остальных эльфов. Все виденные мною были сплошь блондинами или рыжими с яркими глазами. Должно быть, я смотрелся белой молью среди экзотических цветов. Но мне было все равно. Только присутствие Матильды согревало меня: её теплые руки, мелодичный голос, её нежные прикосновения. Она была единственным светом в моей унылой и никчемной жизни. Так прошли первые десять лет моего существования. Ничтожный срок для эльфов и века для меня. Я глотал книжки взахлеб, читая все подряд. Не скажу, что понимал буквально все, но знания плотно укладывались в моей памяти. И чем больше я узнавал, тем сильнее хотел вырваться из своего заточения. На одиннадцатый год Литаэль прознал, что Матильда снабжает меня книгами из студенческой магической библиотеки. Кажется, у неё там любимый человек работал. Помню, маг ужасно разозлился. Тогда я впервые понял, что ради меня она нарушала многие запреты. Милая моя Матильда, она была для меня матерью. Он выгнал её, не дав нам попрощаться. Запретил и близко подходить к башне. Я умолял его тогда, валялся в ногах, плакал, просил... просил не разлучать с единственным дорогим для меня человеком. Он брезгливо оттолкнул меня носком сапога и произнес: — У вещи не может быть привязанности. Охрана уволокла меня в комнату, и там, взобравшись на старую тумбочку и приникнув лбом к решетке, я смотрел в окно, как Матильда, обливаясь слезами и постоянно оглядываясь, уходила по заснеженной дороге. Был первый месяц зимы, легкий снег сыпал с небес на землю, а я впервые осознал, что остался совсем один. С того памятного дня я впервые начал сопротивляться. Меня буквально приходилось выдирать из комнаты, чтобы привести в лабораторию, я упирался, царапался и кусался. Ощутимого сопротивления оказать не получалось, но эти мелкие травмы бесили охрану и помощников Литаэля. — Чего ты добиваешься?! Тварь неблагодарная! Тебя кормят, поят, одевают, дают кров над головой, а ты еще и недоволен?! Вздумал строптивость свою показать?! — орал маг, расхаживая по своей лаборатории туда-сюда, а его длинные волосы колыхались за спиной, словно от порыва ветра. Теплый плащ мага грозно развевался за плечами, и я спиной ощущал ледяную поверхность стола, на мне были лишь старенькие льняные штаны да рубашка, непомерного размера. Тогда я впервые осознал, что наличие у эльфов души, вовсе не гарантирует наличие у них сердца. Сопротивляться не перестал, и после месяца бунтарств Литаэль приказал бросить меня в темницу, чтобы, как он выразился, сбить дурь.