in theatro

Сосульки как перья в Одессе двадцатых свисают с домов угрожающе. Следы оставляет на снеге пернатый. Кондуктор ругается лающе, билет отрывая как мясо от кости со злобой собачьей. И холод собачий!.. Под юбку к девице пожаловав в гости, ветер пробрался как проститутка. Выплюнув горсть пассажиров, автобус уехал. Забилась маршрутка. Географ, пропивший и душу, и глобус лицом на афише красуется театра. Холёные лица. Сытые морды, растянув на плечах меха из ондатры, казалось бы, вымерши с залпом Авроры, родив и республику, и Конституцию, границу разметив семнадцатым годом, холуи в средний класс, претерпев эволюцию, живут как и прежде. Звонок приглашающе уведомил их о начале спектакля, любителей Бродского, ценителей Павича, чье творчество - море, где смысл - это якорь, оставленный в недрах пучин. У буфета в антракт собирается шумная очередь. Шампанское - взрослым, детям - конфеты. Готовят финальную сцены рабочие. Рабочие руки таскают громоздкие, плотные, пыльные как стенд декорации. В фойе фотографии "Память Норд-Оста" смотреть будет больно даже незрячему.