***
Слова гулко бились в черепе, пока он пытался уловить их смысл. Комната по краям тошнотворно расплывалась. И как издалека неслось: – Это же… Не может быть! Мои средоточия! Они сохранились… Точнее, одно, – нежный, но возбуждённый голос Хильдегард. – Ты… что?! Сжёг её Хэллоуинским пламенем?! – рык Финкельштейна. – Да я тебя… вот этими вот руками по косточкам разберу! Не мешай мне, Хильд, мне всё равно! Ещё и прах принёс?! Вот молодец!! – безумно-истерический хохот. – Виктор, – умиротворяющий голос. – Средоточие сработало. Посмотри. Джек и сам, не отрываясь, глядел на мерцающий шарик – свою единственную надежду, невозможную, как снег летом. – Отдай, пожалуйста, – мягко попросила Хильдегард и протянула руку к запястью Повелителя тыкв. Джек дёрнулся назад. – Всё будет хорошо, – не убрала руки Хильдегард. – Мы сможем начать всё заново. – Она знает, что делать. Она… гений, – решительно кивнул Финкельштейн, жадно уставившись на серебристую сферу души. – Заново?! – стены комнаты словно расширились и вновь образовали прямые углы. Джек с трудом оторвал взгляд от светящегося шарика. – Да! – подчёркнуто бодро заговорил Док. – Заново наберём листьев – у меня остался запас на всякий случай – отгальванируем их, сошьём нужные части… Ну, череп, там, из металлофарфора отольём. А прах это хорошо, это правильно. Из него алмаз для хрусталиков можно сделать, да… Я даже постараюсь вылепить её лицо похожим, для тебя это, наверное, важно… – учёный, казалось, забыл все свои претензии. Перед ним встала такая Задача, которую он ещё никогда не решал: вставить душу в тело. Что может быть более захватывающим? – Мозг. Хмм… Мозг… – Док почесал оный в собственной голове. – Можно попробовать, – закончил он задумчиво. – Чей мозг? – резко спросил Джек. – Да лежало у меня тут одно полушарие в регенерирующем растворе… – Док искоса глянул на жену. – Ну, в общем, Симонетты. Хильдегард побледнела, хотя как может ещё больше побледнеть эта белоснежная кожа? – Оно уцелело?! – воскликнула она почти хищно. – Ну, как сказать… – Финкельштейн выглядел непривычно заискивающим. – Оно было сильно повреждено, очень сильно. И годы в регенерирующем растворе мало что дали. А потом мне пришла идея… Я напитал этот мозг кровью с чужой ДНК, и, знаешь, это оказало удивительное воздействие! Мозг регенерировал на глазах! Стены в глазницах у Джека едва опять не расплылись, и он крепко зажмурился. – Кровь Крыто? – тихо спросил он. – Да. Ну вот и Крыто не зря принесла свою жертву… Крыто поможет Салли, как она и хотела. Судорожная хватка, с которой Джек сжимал цепочку со средоточием, чуть ослабла. Он нехотя протянул запястье и позволил душе перейти в чужие руки. А вместе с душой, казалось, ушла и опора, которая поддерживала его всё это время. Краски, запахи, звуки – всё потеряло глубину и вещественность. Хильдегард бережно приняла у Джека душу, и ему сразу стало страшно: упустят, не удержат… Он даже сделал движение забрать её обратно, но совладал с собой. Он не забыл слёзы и отчаяние Дока, а ещё – его искреннюю радость, когда Лилит дала Салли отсрочку. А Хильдегард… В конце концов, Салли больше двадцати лет носила полушарие её мозга. Она в надёжных руках. Джек заставил себя отступить на шаг. – Когда мне приходить? – голос едва подчинялся. – Загляни через неделю, работы много, – Док уже с вожделением рассматривал пленённую средоточием душу. А Хильдегард вдруг заметила в развороченной грудной клетке Повелителя тыкв тёмный кусок металла. – Это же второе! – вскрикнула она, протягивая руку. Джек отступил ещё на шаг, и рука Хильдегард повисла в воздухе. – Что с ним стало? – спросила она уже менее напористо. – Сгорело. И не в Хэллоуинском пламени, а из-за связи сердец. Это должно было меня убить. Хильдегард беспомощно оглянулась на мужа. – Да был тут один ухарь, – неохотно пояснил тот. – Он наложил на случайно попавшие к нему средоточия свой заговор, и они стали чёрт знает чем, – учёный презрительно скривился. – Он называл это связью, а средоточия – механическими сердцами. – Они будут работать, если вы оживите Салли? – с волнением спросил Джек и стиснул опустевшее запястье пальцами другой руки. Оживят. Её оживят. Нельзя думать иначе. – Кто знает… – пожал плечами Док. – Не надо было столько их обжигать. Возможно, заговор сгорел в твоём Пламени или был стёрт, когда Салли… – он сглотнул. – Да и ничего хорошего не было в этой связи, а? Нашими гостями вон вообще управляли, как марионетками, чего уж хуже… Но теперь Джеку не давала покоя ещё одна мысль. Воспоминание. Что-то не пустило его сжавшуюся в точку душу, когда камень пробил череп. Да, это оно, средоточие, спасло его, пока над ним властвовала тьма. А теперь такое же спасло Салли. Ошибкой или нет было то путешествие в Валентин-таун? Не было бы вина Валентина, не было бы старения, по крайней мере, такого скоропостижного… Но остался бы эксперимент и Пламя. Остался бы инкуб со своими разрушительными планами, срубленные деревья, камнепад… Под который Джек, скорее всего, не попал бы, ведь его не позвало бы сердце. Только ещё раньше Салли бы укусили упыри. И Валентин бы затуманил ей мозг своими чарами. А самому Джеку – Ясмина… Бесполезно сейчас представлять, что было бы, если… Стеклянный шар разлетелся в брызги, а вода из него впиталась в землю. Остаётся только позаботиться о выпавшей оттуда фигурке. – Если я могу чем-то помочь… – начал Джек. – Да иди уж, – махнул рукой Док. – Будут новости – пришлю Корыто. Джек помедлил. – Может, вы сделаете её менее уязвимой? Ей всегда не хватало каркаса, она говорила… – Что, хочешь пожертвовать своё ребро? – криво усмехнулся Финкельштейн. – Нет, технология не та. Иди. Сейчас начинается большая работа! – и он в предвкушении потёр руки. И Джек отправился домой, стараясь не думать о том, что все предыдущие разы они возвращались туда вдвоём. Измученные, едва выжившие, но вдвоём. А теперь вроде и есть надежда, но пустота внутри холодит и высасывает, как суккуб. Сохранит ли Салли память, даже если удастся её вернуть? Хильдегард сохранила. А значит, надо подождать. Надо просто подождать… Вилли встретил его радостным полулаем-полувзвизгом. А волчонок подрос за последнее время… – Салли вернётся, – твёрдо сказал ему Джек. – Она обязательно вернётся.***
Повелитель тыкв даже забыл объявить в городе, что нежить не очень добровольно почила. И только когда на следующий день к нему заявился Мэр с вопросом, что делать с голодающими валентиновцами, он спохватился и тут же организовал выход. Самых слабых посадили в катафалк и через пепелище и Чёрный лес двинулись к Праздничной роще. Валентиновцы опасливо косились на кучки праха нежити и старались на них не наступать. А Мистер Хайд нахваливал удобрение и с энтузиазмом рыхлил почву под новые тыквенные грядки. Джек почти не удивился, когда заглянул в дерево Валентин-тауна и обнаружил, что внизу – лиловая бездна. Портал снова был открыт для него. Но провожать гостей в их мир сейчас казалось просто невыносимо – он украдкой коснулся рукой груди, где безжизненно покоилось механическое сердце. – Мэр, вы не могли бы… – Туда? – тот боязливо глянул на тёмное отверстие портала. Но потом вспомнил о Джуэл, которая теперь сопровождала его везде, и приосанился. – Да, конечно, Джек! И валентиновцы вереницей потянулись в родной мир. Они тепло улыбались на прощание, жали руки, дарили на память золотые стрелы… Когда последняя светлая макушка исчезла в портале, а за ней и Мэр с Джуэл, Джек прислонился спиной к ближайшему дереву и постарался не думать, как сам летел в валентиновский портал вместе с Салли почти два года назад. Ничего, они ещё навестят обновлённый Валентин-таун! Джек отлепился от дерева и побрёл обратно в город – поближе к лаборатории, где прямо сейчас Док и Хильдегард делали всё возможное, чтобы Салли вновь открыла глаза.***
Прошла уже почти неделя, как Корыто маялся без дела. Глазеть в лабораторию Финкельштейны его больше не допускали – ещё бы, они ведь что-то там химичили над самой Повелительницей тыкв! Возвращаться к своим было стрёмно – зачмырят. Так что Корыто проводил дни в обществе дебила Гарика и нетерпеливо ждал, когда ему дадут что-нибудь сделать. Или хотя бы посмотреть. У хозяев башни, видимо, не всё шло гладко. Док не выходил из лаборатории сутками и, кажется, спал тоже там, прямо в своём кресле. А его новая женщина, которую Корыто вообще-то сторожил в ратуше, теперь всем тут заправляла. Хотя она изменилась… Раньше злобно зыркала зрачками размером с глазницы Джека, а теперь улыбалась и смотрела вполне по-человечески. По-зомбиному, наверное. И именно она, эта Хильдегард (а вовсе не Ясмина, как звали её раньше) вдруг неслышно вошла в каморку, где обитал Гарик, а теперь и Корыто. – Мне нужна твоя помощь, – немного устало обратилась она к Корыто. Он с готовностью подскочил и выпалил: – Да! Куда? На кладбище? – Нет, ближе, – слегка улыбнулась ему Хильдегард. – В подвале. Корыто с трудом подавил противную дрожь. Как и вся троица, он навсегда разлюбил подземелья. Но всё-таки первым вышел из каморки и остановился, поджидая Хильдегард. Они спустились вниз по покатому спуску, предназначенному для коляски. Первый подвал, второй, третий… Четвёртый подвал. Хильдегард вставила массивный ключ в скважину и распахнула дверь, которую Корыто бы и не заметил в стене. Внутри оказалось просторное, почти пустое помещение, только в центре мерцал стеклянный аквариум с какими-то… рыбами что ли? Корыто с опаской подошёл поближе и чуть не вскрикнул. Это же половинка мозга и ещё какие-то внутренние органы! Хильдегард внимательно посмотрела на него. – В обморок не упадёшь? – Н-н-нет, – с трудом выговорил он. – Хорошо, – она надела резиновые перчатки, взяла с пола куб поменьше, тоже с какой-то сильно пахнущей жидкостью и протянула ему. – Держи. Это надо срочно перенести в лабораторию, а Виктор так устал… Но нужно закончить сегодня. Корыто сглотнул и принял тяжёлый куб. – Удержишь? – прищурилась Хильдегард. Корыто нервно кивнул и стиснул куб изо всех сил. Стеклянная грань тут же неудобно впилась в рёбра. – Это моя дочь… – Хильдегард нежно провела кончиками затянутых в перчатку пальцев по извилинам полушария мозга. – Так что будь осторожен, хорошо? Бок уже онемел от неудобной позы и тяжёлой ноши, но Корыто не смел шелохнуться и даже вдохнуть поглубже, пока Хильдегард осторожно извлекала из большого аквариума мозг и ещё какие-то склизкие, красноватые ошмётки, о которых даже не хочется думать, что они находятся у нас внутри. Наконец, все органы перекочевали в маленький резервуар, и Хильдегард стряхнула с пальцев капли жидкости. – Пойдём, я помогу, – кратко сказала она. У Корыто уже выступил пот, и руки с ногами дрожали от напряжения. – Это… всё для Салли, да? – выдавил он. – Да, – Хильдегард аккуратно поддерживала куб с другой стороны, пока они медленно поднимались по пандусу. – Без мозга и других органов существо, похожее на человека, функционировать не будет. Но не это главное… – А что же? – пропыхтел Корыто, стараясь всё внимание сосредоточить на подъёме. – Душа, – без тени сомнения сказала Хильдегард. – И я так надеюсь, что это душа моей Симонетты… – добавила она едва слышно и отвела глаза. – Сжатые в средоточии, они не говорят, но может же это быть она? – она с надеждой посмотрела на Корыто. – Ну да, наверное, – промямлил он. – Спасибо, – чуть улыбнулась Хильдегард. – Я только слышу как будто тихую песню, которая исходит от неё. – Песню? – тупо переспросил Корыто. – От души? – Да… Что-то про… ёлку? Впрочем, это очень маловероятно, – одёрнула она себя. – Симонетта не видела ёлок. У нас они не росли. А значит… Осторожнее, поворот! Корыто еле успел развернуть свою часть этой чёртовой бадьи, чтобы вписаться и не задеть стеклом о камень. До лаборатории они дошли в молчании. А Корыто всё размышлял, что же случается с душами нежити, когда тело становится непригодным.***
Дни как будто проходили мимо Джека. Щёлкали цифры на табло в ратуше, но в груди было всё так же безжизненно тихо. И привыкнуть к этому оказалось сложно – даже сложнее, чем к одинокой пустоте дома. Вернулся из Валентин-тауна совершенно покорённый Мэр. Он только и мог расписывать всем желающим слушать красоты этого удивительного города. Дошло даже до того, что хэллоуинцы стали избегать градоначальника. Поэтому он сосредоточился на Джуэл, которая хоть и сама побывала там, в пятнадцатый раз с улыбкой выслушивала его восторженные речи. Зельдаборн вместе с Робертом наскоро отремонтировала пустой дом рядом с ведьминой лавкой и после свадьбы планировала торжественно туда въехать. Хельгамина всё больше времени проводила в одиночестве. Впрочем, она не жаловалась и подолгу сидела, вглядываясь в кровавые разводы на серебряном зеркале. Её всё больше манило туманное будущее, а не то, что происходит здесь и сейчас. Теперь ведьма точно знала: её предсказания – сбываются. Глаза Хельгамины потихоньку бледнели. Сёстры, конечно, впали в неистовство, когда узнали про Салли. Зельдаборн даже грозила учинить над Джеком лютую и немедленную расправу, будь он хоть трижды Повелитель тыкв и мечта любой ведьмы. Но, узнав про сохранённую душу, она увяла. И теперь они так же с нетерпением ждали дня, когда Финкельштейны закончат свою техническую магию. Ждала и Джуэл, немногословная, стеснительная и пугливая. И всё же она нашла в себе силы один раз посетить лабораторию без Мэра. А когда её идею поддержала Хильдегард, Док уже ничего не смог поделать. Крыто караулила Корыто, когда он выходил из башни, припирала к стенке и выспрашивала подробности. Но он мало что мог рассказать: разговор с Хильдегард показался ему каким-то странным и непонятным, а больше он толком ничего и не видел. Да и зачем ему знать всю подноготную Повелительницы тыкв? Но Крыто втайне ликовала: Джек намекнул ей, как важна оказалась её кровь. А в успехе она не сомневалась. Душа тихо мерцала в ловушке для призраков, связанная средоточием, и лишь иногда раздавалось тихое пение откуда-то из её светящейся сердцевины. И вот настал тот день, которого Джек так долго ждал и боялся. К нему в дверь робко постучал Корыто, и Джек, поняв всё без слов, тут же устремился в лабораторию. Вскоре начали подходить другие – так называемый «малый совет» плюс бывшая троица. Откуда они узнали? Док бухтел на них, но пускал. Наверное, лишние зрители в таком деле потешили бы его тщеславие. И когда Джек взбежал по пандусу наверх в такую знакомую ему лабораторию, то замер на пороге, словно натолкнулся на стену. Сзади в него врезалась лишь ненамного отставшая Крыто, а на ту нахраписто налетела Зельдаборн. На операционном столе лежала она, Салли. Такая юная, такая безмятежная – Джек уже и забыл, как она выглядела раньше. Словно и не было этих двух лет. Невозможно, немыслимо поверить – возрождённая, как Феникс из огня, как Венера из морской пены. На лице – ни следа выпавших ей испытаний. Гладкая голубая кожа, которая на самом деле была пропитанной тканью, рыжие волосы, швы – в тех же самых местах… Как Доку удалось добиться такого совершенства, такого удивительного сходства? Как вообще удалось… А тот, словно отвечая на мысленный вопрос, буркнул: – Молды-то те же самые, а форма черепа определяет всё остальное. А волосы у той Салли начали расти после того, как я дал ей кровь. Поэтому я состриг немного и вставил этой… Той Салли… Этой Салли… Это она или не она? Будет ли существо, которое сейчас лежит перед ним и вскоре откроет глаза, той самой? Той, с кем он стоял на Спиральном холме и в огненном круге на свадьбе? Той, которая пыталась спасти Санту и его самого? Той, с кем сердца бились в унисон? Посмотрят ли эти пока закрытые глаза на него с тем же выражением? Будут ли теплы её руки? Будет ли голос так же нежен? Вспомнит ли она… Почувствует ли то же самое… Джек едва расслышал, как Финкельштейн договорил: – …и никакой лишней крови! Не нужна она, эта кровь. Пусть лучше, как раньше, может шевелить оторванными конечностями… – Она будет такой, как раньше? Из ткани, листьев и ниток? – спросил Джек, всё ещё до боли боясь поверить, что это не сон. – Ну, в общем, да, – замялся Док. – Как показала практика, чем проще устройство, тем оно надёжнее. Если бы они с Финкельштейном были один на один, Джек рискнул бы спросить, как ему поступить с Пламенем. Будет ли она неопалима? Будет ли гореть Пламя внутри неё самой? А если оно снова повредит ей? Одни вопросы, и вряд ли Док сможет дать ответ хотя бы на один… Джек с трепетом подошёл к ложу Салли и жадно вгляделся в лицо, словно не видел её сотню лет, а не неделю. Остальные нерешительно топтались на почтительном расстоянии. Её глаза были закрыты, а грудь под тонкой тканью неподвижна. Салли ещё не дышала. – Ну что, не передумал? – спросил совсем рядом Финкельштейн – Джек даже вздрогнул от неожиданности. – Пускаем ток? – А душа? – Уже внутри. Вместе со средоточием, – коротко пояснил Док. Джек прижал ладонь к собственной груди. – Пускайте. Щелчок – и голубые разряды заструились по телу Салли, обтекая его по поверхности, проникая внутрь… И Джек уже приготовился услышать долгожданный и такой желанный вздох, увидеть дрожание ресниц… Но прошло несколько секунд... Полминуты... Минута… – Вырубай! – рявкнул Финкельштейн и сам подъехал к массивному рубильнику. – Нельзя так долго!.. Джек смотрел на Салли. Он не дышал вместе с ней. Она не очнулась.***
Док с рёвом привода подкатил к столу и резко ткнул Салли длинной иглой в руку. Ничего. – Ч-что такое… Они же всегда оживали! Будь то собаки, олени или зомби! – он с негодованием обернулся к остальным, будто это они виноваты. – И что дальше? Она сейчас оживёт? – с тревогой спросил Джек, не желая отпускать то прекрасное ощущение, что ещё вот-вот… Несколько секунд… Он всё косился на фарфорово-неподвижный профиль Салли, надеясь, что она всё-таки очнётся. Не может не очнуться… Но секунда убегала за секундой, а Салли оставалась всё такой же – как марионетка с обрезанными нитками. И внутри у Джека снова растекалась тянущая пустота, гася всякую искру и всякую надежду. Но этого не может быть! Раз уж они восстановили тело… – Может, вы неправильно вставили душу? – ему упорно казалось, что ещё чуть-чуть, какая-то позабытая небольшая деталь, и у них всё получится. – Как вообще это происходит? – Да в прошлый раз я вообще не вставлял никакую душу! – рассердился Док. – И Джуэл я не вставлял душу! – та сникла и скрыла лицо за широкой спиной Мэра. – Может, её надо как-то выпустить из этого средоточия? – наугад предположил Джек. – Может, я сам её призову?! – осенило его вдруг. И, не дожидаясь дозволения учёной четы, он издал такой вопль, что лопнула одна из колб на полке. – Орёт, как банши¹, – проворчал Док, шуруя пальцем в ухе. И опять секунды ожидания, тяжёлые, как гири, и долгие, как ноябрьская беспросветность. – Где она? – Джек беспокойно оглядывался в поисках души. – Она точно была внутри? – Точно, – обронила Хильдегард. Она тоже, не отрываясь, смотрела на равнодушно-кукольное лицо Салли. – Душа сама выходит из средоточия и сплавляется с телом, если подходящее есть рядом с ней, – в первый раз на белом лице Хильдегард отразилась тревога и неуверенность. – Должна. Да, Джек помнил, что у него случилось именно так. Когда Салли залечила ему дыру в черепе, душа снова вернулась в тело. – Значит тело непригодно? – требовательно спросил он. – Всегда было пригодно, а теперь непригодно! – обиделся Док. – Может, у тебя припасён ещё один зомби-скелет, чтобы вселить душу в него? Нет? Тогда расходимся и продолжаем работу! – недовольно прикрикнул он. – Идите, идите… Я тебя оповещу, ага. – А поцеловать? – возмутилась вдруг доселе молчавшая Зельдаборн. – Вы забываете о живительной силе любви! Все сказки так заканчиваются! – она энергично кивнула и подтолкнула Джека к Салли. Джек снова всмотрелся в её безмятежно-неживое лицо. Когда-то это сработало. Или почти это. Одно предложение руки и сердца, одно «Я люблю тебя!» – и они спаслись от Уги и Морока. А потом от инкуба и суккуба. Теперь же… Джек нерешительно приблизился к своей бездыханно-спящей Повелительнице тыкв. Провёл пальцами по её упругой и гладкой, но такой холодной щеке. И, чувствуя себя невыносимо глупо под напряжёнными взглядами окружающих, а главное, из-за собственной иррациональной надежды, прижался к губам Салли. Все затаили дыхание, только Крыто тихо всхлипнула и судорожно схватила Шито за руку. Ничего. Ни ответного вздоха, ни тепла на губах – как будто снова поцеловал лишь маску. Салли лежала, неподвижная и прекрасная, как умело сделанная кукла. Джек с отчаянием поднял взгляд на Финкельштейна. Тот досадливо морщился, словно и он на что-то рассчитывал сейчас. Крыто беззвучно плакала, и слёзы капали на так недавно сшитое Салли платье. Зельдаборн, казалось, не могла поверить, что проверенный веками способ не сработал. Джуэл страдальчески хмурилась, и Мэр поглаживал её по плечу. – Я ещё что-нибудь у неё подкручу, – безнадёжно пообещал Док. – Мы. Джек нашёл в себе силы только на кивок. Давящее разочарование буквально повисло в воздухе. Выйти, скорее выйти отсюда, на воздух. Не видеть этого красивого, но безжизненного лица. Отмотать на два года назад. На Холм, на кладбище… Нет, на Спиральный холм он теперь никогда не поднимется без содрогания. Прочь из города. Подальше от башни, где создали Салли. Подальше от дома, где жила Салли. Подальше от Спирального холма, где… Подальше от кладбища, Праздничной рощи? Каждое место, куда он мог податься, вызывало воспоминания, которые одновременно жгли и сковывали холодом. И всё же через некоторое время Джек обнаружил себя именно там, у Холма. Не решаясь подняться, он прижался спиной к основанию. В голове роились обрывки несбывшихся надежд. Ток. Призванная душа. Поцелуй. Ничего, ничего не помогло! А нечаянные слова Дока о зомби-скелете… Джек внезапно понял, что остро сожалеет о том, как распорядился телом суккуба. Он бы мог оставить его для Салли. А может, и теперь ещё не поздно?.. Тьма бы точно решила так. Нет, теперь он этого уже не сделает. Джек закрыл глазницы и осел на землю у основания холма. В черепе не к месту звенела забытая мелодия.***
И снова для него потянулись дни, глухие и вязкие, как студень. Не появлялась и леди Абигайль, хотя Джек звал её несколько раз. Она унеслась прочь вместе с роем банши в день гибели Валентина и не отвечала на зов. Не упокоилась ли её душа после примирения? Для большинства хэллоуинцев послежизнь текла, как прежде, в ежедневных заботах. Пришитые конечности слушались, как родные, а битва с нежитью обросла прорвой героических подробностей про каждого участника, даже тех, кто не вышел за ворота. Мэр наградил всех по списку, а потом с небывалой решительностью и энтузиазмом взял на себя подготовку к празднику. Он больше не бегал к Повелителю тыкв за каждой мелочью. Впрочем, теперь ему было, с кем посоветоваться – при нём неотлучно состояла Джуэл, умная и тактичная. Самооценка Мэра выросла стократно. Шито и Крыто ближе к началу февраля перестали спонтанно бледнеть и падать в обмороки. Они вытянулись, похудели, и остальные горожане начали потихоньку забывать прежние выходки хулиганской троицы. Корыто рядом с бывшими товарищами теперь смотрелся младшим братом. Появилась и некая неловкость в их общении. Но Корыто почти не выходил из лаборатории и ловил себя на том, что теперь всей душой болеет за Повелительницу тыкв. Ведь то, что она не ожила, так сильно расстраивает такую хорошую, такую добрую Хильдегард. И вообще… Неправильно это как-то. Док окопался в лаборатории окончательно. Он сидел там днями и ночами, и странные звуки, доносившиеся оттуда, перемежались с леденящей тишиной. Но ни то, ни другое, как видно, не давало результата. Раз в день стабильно заходил Джек и проводил с бесчувственной Салли какое-то время. Или говорил с Доком. Несколько раз они даже снова пытались её оживить – но как только её тело переставало подрагивать от текущего сквозь него тока, ничего не менялось. Закрытые глаза и полная неподвижность – Корыто подглядывал и едва успел отскочить от двери, когда оттуда выплыла Хильдегард. Она грустно улыбнулась ему и потрепала по голове. – Иди погуляй пока, – мягко сказала она ему. – Сейчас Повелитель тыкв выйдет. Корыто шмыгнул вниз по пандусу и опрометью кинулся на улицу. Встречаться с Джеком-не-в-духе желания было мало. Старые приятели тоже встретили его без особой радости, словно он им помешал. Третий лишний! – подумал он с обидой. И выйдя на улицу снова, он увидел белокосую пророчицу, о которой знал только по рассказам. Она же всегда сидит в своей башне! Гизела шла к кладбищу.***
После тягостных визитов в лабораторию неудержимо влекло на кладбище. Лучшее место, чтобы пережить приступ бессильного отчаяния и успокоиться. Но Спирального холма Джек избегал. Как и мыслей о грядущем Дне Святого Валентина. А ведь сегодня уже Имболк, Ночь Огней². Только какие уж теперь могут быть огни… – Огонь Повелителя тыкв, – раздалось у него за спиной. – Хэллоуинское пламя. Джек резко развернулся. Перед ним стояла затворница Гизела. Он никогда прежде не видел её в городе, а тем более, за его пределами. Но удивление оказалось слишком слабым по сравнению с остальными эмоциями, и Джек отвернулся. – Будь оно проклято, это Хэллоуинское пламя, – процедил он сквозь зубы. – Твоё пророчество сбылось, – не смутилась прорицательница. – А её – нет. – Что это значит?! – Джек снова крутанулся к ней. – Ты помнишь его? – спросила в ответ Гизела. – Я помню: Развеется туман Сердечный талисман Душе не даст уйти, Привязанной к кости, – процитировал Джек и запнулся. – А дальше там было про то, что Первый огонь её спасёт, а Второй убьёт… – Но Третий возродит, Четвёртый породит – Огонь, – нараспев договорила Гизела. – Вы хотите сказать… – начал Джек. Неужели он сейчас истолковал забытые слова правильно?! Это же безумие! Прорицательница кивнула. Прикрытый голубой глаз слегка пульсировал в лунном свете. – Ты правильно понял. Вы слишком много думали о Втором огне. И забыли про два оставшихся. Меж трёх огней она была, с тех пор, как осуществился Первый. А не один на один со Вторым. – А Четвёртый… – внезапно охрип Джек. – Об этом думать ещё рано, – отрезала Гизела. – Иди. Ночь Огней, это она слепила мой внутренний взор… – пророчица устало прикрыла разные глаза и тихо добавила: – Спиральный холм не должен пустовать. И Джек снова устремился в город. Решение тонуло в смятённых чувствах, как в волнах тумана. Огонь как смерть. Огонь как жизнь. Смешение яда и противоядья³. Проносились мимо знакомые очертания – как обрывки мыслей. Ворота. Очумевший взгляд привратника. Кривые, тёмные улочки… В висках стучало Хэллоуинское пламя, слишком сильное для одного. В каждом окошке горела свеча. Две свечи – в домике троицы. Второй, Третий, Четвёртый… А между ними – только ты. Но как же страшно вновь коснуться её Пламенем! Исцеляло – её Пламя, а Пламя Джека лишь убивало – быстро, медленно, но убивало. Он с разбегу налетел на катафалк – Мэр как раз погасил фары и галантно помогал Джуэл выйти. Та изумлённо раскрыла глаза при виде Повелителя тыкв не в себе. Но она собралась с духом и сказала то, что, видимо, давно собиралась: – Спасибо, что настоял на моём повторном оживлении, – тихо поблагодарила она. И после паузы: – Я всё-таки предложила Виктору сделать Салли внешний скелет, и Хильдегард меня поддержала… – Джуэл смущённо улыбнулась. Джек, который вообще-то не собирался останавливаться для светской беседы, встал, как вкопанный. – Из радиоактивных нитей?! – Да нет, из обычных, – испуганно вскинула глаза Джуэл и закусила губу, очевидно, вспомнив свой просчёт. – Ну, то есть не совсем обычных, а тех, по которым растекается Пламя. Я знаю, что Уги заставил Виктора сделать такие щиты для своих зомби-скелетов, – она потупилась, словно стыдясь поступка своего создателя. Джек помнил это прекрасно. Проволочные щиты тогда сильно усложнили ему задачу в битве со скелетами Уги, пока Хэллоуинское пламя не вырвалось в полную силу. Так что же… – Он вживил Салли такие нити?! – Ну да… Я подумала, что, если Салли так или иначе опять придётся иметь дело с Пламенем, это её убережёт. – Но это же замечательно! Только… – Она не ожила, – печально закончила за него Джуэл. Джек потрясённо кивнул, отступая от катафалка. Ощущение встающих на место деталей затейливого узора кружило голову. Третий огонь. Защитные нити. Давние слова Хельгамины о том, что подобное лечится подобным… Вертикальные зрачки свечей в чёрных глазницах окон. Ночь Огней. Он бросился дальше по пустым улицам. Свечи смотрели ему вслед. Свечи шептали: Третий… Третий… Третий… Свечи окружали. Одинокие – как в осиротевшей ведьминой лавке, где осталась одна лишь Хельгамина. Двойные – как в доме по соседству, где наслаждалась своим долго и счастливо Зельдаборн. Свечи будто витали в воздухе, отделившись от окон. Свечи напоминали о самом страшном и давали надежду. Свечи горели – горели везде. Кроме дома самого Джека. И когда он добрался, наконец, до башни Дока, решение созрело окончательно. Джек даже не помнил, кто ему открыл и как он оказался наверху. Он вихрем ворвался в лабораторию, чуть не опрокинув задремавшего учёного. Секунда – и в руке взвилось Хэллоуинское пламя. А Третий возродит… Мигом проснувшийся Док истошно завопил: – Не смей! Но прежде, чем он успел что-то сделать, Джек метнулся к неподвижной Салли и вложил Третий огонь ей в грудь. Всё. Она не загорелась, но Пламя тонкими струйками разбежалось по всему её телу – по следам нитей внешнего скелета. Мгновения словно увязли в воздухе. Придушенно затих Док. Неслышно вошедшая Хильдегард шикнула на Корыто… Джек не выдержал и вздохнул, раз, другой – и вслед за ним рвано, судорожно, вздохнула она, Салли. Веки дрогнули – как долго он ждал этого момента! И она открыла глаза. – Салли!! – Джек с силой сжал её руку. – Ты вернулась! Взгляд остановился на нём, и Джеку снова стало не по себе. Она что, не узнаёт его?! – Ты так вырос, птенчик… – шевельнулись её губы. – Повзрослел. – Это же я, Джек! – в отчаянии воскликнул он. – Заговорил, – тепло улыбнулась… Салли? И вдруг она хриплым, срывающимся голосом пропела ту песню, которая преследовала Джека все эти дни: – Ёлка в гирляндах и шариках ярких… Ты помнишь? – она улыбнулась ещё шире. – Радостный смех, под подушкой подарки… – механически договорил Джек. – Мэри… Я всё-таки женился на тебе… – это было волшебно и неправильно одновременно. Как и он сам. Но не успел Джек это осознать, как взгляд «Салли» замутился, а по лицу пробежала судорога. Теперь она смотрела на него со смесью страха и отвращения и даже попыталась отодвинуться подальше, хотя тело ещё плохо повиновалось ей. И тут она увидела Финкельштейнов. – Мама! Отец! – воскликнула она в панике. – Помогите мне! Док издал клокочущий звук и покатился к ней, но его обогнала Хильдегард. – Симонетта! – вскрикнула она и залилась слезами, обнимая дочь. – Это всё-таки была ты! Джек с изумлением взирал на эту картину. Он не мог забыть выражения ужаса на таком родном лице… Но Финкельштейны недолго наслаждались общением с возрождённой дочерью. По лицу «Салли» снова прошла пелена. А когда взгляд сфокусировался, она досадливо посмотрела на Дока, с удивлением отстранилась от ласковых рук Хильдегард, кивнула Корыто, как старому знакомому… И наконец снова увидела Джека. – Джек! – выдохнула она и протянула к нему руки. А в голосе – то самое выражение. И в глазах. – Душа вспоминала прожитые жизни, – прошептала рядом Хильдегард. Теперь это была Салли, его Салли. И Джек вдруг испугался, что и она уйдёт безвозвратно, как Мэри и Симонетта. Он с силой схватился за протянутую руку, словно это могло удержать личность той Салли. – Останься! Она неотрывно смотрела на него, а он боялся увидеть ту пелену, которая навсегда отделила бы их от прошлого. Кто знает, может, душа всякий раз забывает всё, что было до её вселения в новое тело? И эти мгновения – всё, что у них есть. И Джеку уже показалось, что взгляд Салли мутнеет и становится безучастным, когда он вдруг вспомнил. – Четвёртый, четвёртый! – ему так хотелось до неё докричаться, прогнать это безразличие, которое уже начинало овладевать лицом Салли. – Гизела сказала, что твоё пророчество ещё не исполнено! Тебя ждёт четвёртый огонь! Джек даже не представлял, чем может для них стать Четвёртый огонь. Но сейчас главное – удержать её. – Четвёртый? – медленно произнесла Салли, будто пробуя слово на вкус. – Четвёртый огонь, четвёртый подвал… – она задумчиво взглянула на Финкельштейна, словно припоминая что-то. А потом вздохнула глубоко и с каким-то даже удовольствием. – Что ж, я подожду, – она улыбнулась – словно луна взошла. – Могу целую жизнь подождать. Даже несколько. Джек всё ещё пристально вглядывался в её лицо. Можно выдохнуть? Она не уйдёт больше? А Салли уже осторожно спустила ноги со стола. – Куда ты, несносная… хмм, – по застарелой привычке проговорил Док. А потом поднял тёмные очки на лоб и с силой потёр лицо руками. – Значит ты была и не была Симонеттой… – Салли непонимающе вскинула брови. – Всё это время. А я тебя не узнал. Или не удержал. Ведь в первый миг я ещё сомневался! – он с горечью покачал головой. – Может, это и к лучшему, – с грустью заметила Хильдегард. – Зачем хранить в памяти груз прежних жизней. И смертей. Салли вопросительно посмотрела на Джека. Она явно не понимала, кто эта приятная и рассудительная дама с внешностью обольстительницы Ясмины. И о каких прежних жизнях она говорит. Но это всё потом, он обязательно расскажет ей всё после, когда перестанет так жечь в груди… Джек обхватил Салли руками и прижал к себе, бережно и сильно – теперь уж он её не отпустит! Никогда и ни за что! И сказал ей то, что говорил уже не раз, и надеялся сказать ещё неоднократно: – Пойдём домой! Даже Док не посмел их удержать – наверное, он увидел за это время так много необъяснимого, что его категоричность дала сбой. Хильдегард слабо улыбалась, а у Корыто и вовсе рот растянулся от уха до уха. Прочь отсюда! Догорающие свечи в окнах перестали казаться всевидящими злобными глазами. А когда Джек и Салли переступили порог своего дома, то зажгли в окнах две свечи – самые яркие. И в их мерцающем свете механические сердца одновременно вздрогнули. Родился новый робкий ритм.