Предчувствие битвы

Цукаса дрался. Ему приходилось побеждать – снова и снова. Люди не хотели верить в его силу, но рано или поздно им пришлось: Цукаса не мог себе позволить отступить. Каждая победа – дополнительные дни жизни для Мираи. Каждый проигрыш приближал ее смерть. Родители приняли доводы врачей, но Цукаса не мог так поступить. Даже если ему пришлось съехать на съемную квартиру и практически полностью забросить учебу, он намерен был продержать Мираи в живых так долго, как только сможет, и добыть достаточно денег, чтобы это осуществить. Его быстро прозвали сильнейшим из старшеклассников, самым молодым чемпионом, не понимая, как мало любые звания значат для Цукасы. Он сражался не ради славы, он даже не любил биться, однако все равно каждый раз выходил на ринг. Было бы здорово – думалось ему иногда – если бы была возможность жить по-другому. Если бы не требовались деньги, чтобы позволить маленькой девочке оставаться в живых. Если бы хоть кому-то, кроме старшего брата, было до нее дело. Однако в мире, в котором они существовали, имелись законы, которым приходилось следовать. Все ресурсы давно поделили между собой старики с жаждой власти, оставляя остальных жалко ползать в тени их величия – что же, Цукаса ползать отказывался. Он дрался, позволяя калечить свое тело – и калеча в ответ, дрался, пока мышцы не сводило судорогой, не разрешая себе падать, практически игнорируя боль. Зрители что-то кричали, бледно-серые, едва различимые, ринг вокруг – практически черный, соперник – вспышка ослепительно-белой агрессии, сам Цукаса вряд ли имел хоть какой-нибудь оттенок. Он умел только бить и бил немилосердно. Потом же ринг перед глазами вдруг треснул, осыпался каменной крошкой, оставляя широкую прореху, в которую ворвались бесчисленные яркие цвета. Прошло 3700 лет – так сообщили Цукасе. Он оказался нужен, чтобы снова драться. Трудности нового мира разбивались о Сенку, словно бушующие волны в жестокий шторм, налетев на скалу. Уверенностью своей он наполнял и Тайджу с Цукасой, позволяя им обрести веру в завтрашний день. Тайджу, готовый восторгаться по любому поводу, неустанно трудился во имя возвращения цивилизации. Цукаса трудился тоже – а еще размышлял. Сенку держался слегка отстраненно – похоже, он опасался Цукасу. Нельзя сказать, что у него не было повода: хотя Цукаса и пообещал защищать его и Тайджу, он не был уверен, как ему на самом деле поступить. Цукаса был благодарен за освобождение из камня, пусть и понимал, что без нависшей угрозы Сенку бы и не подумал совершать такую глупость. Это естественно – страшиться неизвестного. Для Сенку, знающего практически все о науке, таким неизвестным элементом оставались люди – особенно, подобно Цукасе, рассчитывающие скорее на силу, чем на разум. Сенку мечтал о звездах и намерен был если не полететь к ним самостоятельно, то дать такую возможность ближайшим поколениям. Цукасу передергивало от мысли, что вместе с развитыми технологиями на Землю вернется и прежнее общество. Кому нужны звезды, если ближе они станут только избранным, отодвигая всех остальных далеко назад? Звезды, впрочем, были красивы – это Цукаса признавал. Рисунок созвездий изменился за прошедшие тысячелетия, но светили звезды все так же ярко, разбивая собой ночную темноту. Ярким был и Сенку – рядом с ним распадался туман, окутывающий жизнь Цукасы. Жаль все-таки, что они не встретились раньше. Кто знает, что бы тогда случилось? - Пожалуй, я все-таки слишком приземлен для твоих целей, - признался Цукаса однажды, наблюдая за работой Сенку. Тот лишь усмехнулся: - Для них каждый пригодится. Только вместе можно чего-то добиться, и ты, как боец, необходим. Грубая сила Тайджу тоже, конечно понадобится. Стыдно признавать, но без него до рецепта оживляющей воды я бы долго добирался. - На самом деле я не люблю сражаться, - сказать это оказалось удивительно легко. – Но буду, пока в этом есть необходимость. - Пока что твоя помощь нужна – иначе нас съедят львы, - покачал головой Сенку. – Но не волнуйся, Цукаса. Скоро мы достигнем того этапа развития, при котором личная сила будет не так нужна, и сможем защитить себя сами. Тогда, обещаю, тебе не придется сражаться. Именно это Цукасу и волновало. Несмотря на широкую улыбку Сенку, несмотря на желание покоя, что-то не давало ему смириться с намеченным будущим. Цивилизация принесет много чего хорошего. Например, больницы, чтобы лечить людей. А также деньги, чтобы не давать людям лечиться. Как бы то ни было, они с Сенку и Тайджу были единственными живыми людьми в мире. Втроем на целой планете – это восхищало и ужасало в равной степени. Сенку был невероятно хрупким – рука Цукасы казалась толще его шеи, хрупким и бледным, остроскулым и тонкокостным, пытающимся казаться выше за счет непонятной прически. Цукаса непреднамеренно держался осторожнее и говорил тише, бессознательно опасаясь помешать научному таинству. Наука восхищала его, как восхищал и Сенку. Он бы хотел остаться навечно в этом состоянии восхищения, благоговения перед чем-то непонятным, но драгоценным, отчаянно желая прикоснуться и опасаясь случайно разрушить. В современном мире жилось куда сложнее – но зато сложных выборов в нем не было. Все предельно ясно: Мираи, которую требовалось спасти, родители, которых лучше бы игнорировать, сотни ударов, которые нужно получить, прежде чем выиграть очередную битву. Теперь же… Было бы неплохо построить мир, в котором – когда-нибудь в будущем, сотни поколений спустя - наука снова разовьется, но будет идти по другому пути. Так, чтобы каждому нашлось место, и каждый мог рассчитывать спастись. Так, как и говорит Сенку – жаль, что несмотря на свои слова, он не видит главного. Путь Сенку приведет мир к краху. - Я тобой восхищаюсь, - на это признание Сенку только приподнял бровь: - Так говорят в отношении парня или геи, или мошенники. Кем же являешься ты? - Догадайся, - Цукаса и не пытался скрыть усмешку в голосе. Ему хотелось кричать, так же, как хотелось и умереть. Его рвало на части. Неразрешенный вопрос повис между ними густым молчанием. Сенку, вероятно, всё понимал, но по привычке своей отталкивал догадки от себя. Люди – это ведь не простые и ясные числа, для людей нужен не только разум, но и интуиция, инстинкты, которые тем более слабеют, чем умнее становится человек. А по ночам становилось холодно. Тайджу обычно быстро засыпал, утомленный тяжелой работой. Цукаса долго лежал без сна – он знал, что и Сенку тоже. И разумнее бы было попытаться друг друга согреть. Еще немного – и Сенку продвинет развитие порочной цивилизации до точки невозврата. Еще немного.

***

Этот мир не подходил для того, чтобы заводить отношения. Сенку действительно был хрупким и, даже со своей нелепой прической, невысоким, изящным до невозможности. Он закономерно не успел уклониться. Цукасе показалось, что он убивает самого себя. Он лишь надеялся, что поступил правильно. Если этой планете нужен кто-то, чтобы построить лучшее будущее, Цукаса готов им стать. Он готов принести в жертву и себя, и Сенку. Готов продолжать бороться, чтобы однажды – очень нескоро – мир будущего оказался отличным от их неприглядного прошлого. Молодые и яркие люди, не успевшие проникнуться жадностью предыдущего поколения, станут первыми, сформировавшими новое мировоззрение – и пронесут его через века. Но, возможно, Цукаса что-то не рассчитал. Человеческая природа отказывалась меняться. Ей, на самом деле, этого не требовалось. Если подумать, даже в прошлом мире их современности люди умели оказываться удивительными. Цукасе, как бы он ни держался, оказалось страшно умирать – зато вместе с мыслями гасла раздирающая грудь боль. Цукаса знал, что сумеет очнуться снова. Быть может, однажды он даже позволит себе прекратить сражаться.