Чужое "наследство"

Новое тело оказалось удобным. Ловкое, сильное, с мечом умело обращаться на уровне инстинктов, кроме того, владело магией. И молодое! Особенно, если сравнивать с прежним... провалявшемся в магическом сне более тысячи лет. Собственно, верить подозрительному сброду (в том числе, настоящей владелице тела) — необязательно, такие разбойные физиономии — соврут, недорого возьмут. Но факт, мир изменился, не в лучшую сторону, а у него новое тело и... дурацкая кличка вместо имени. Бывший тевинтерский магистр, бывшее порождение тьмы, а теперь бесплотный дух в теле женщины, решил: прозвище «Корифей» его устраивает. Не «Сопляк» или, там, «Дубина»! А откликаться он должен на «Джанека». «Серый Страж Джанека». Думат прости, она — женщина! Но лучше она, чем изъеденный какой-то гадостью и гнусно воняющий Лариус; экс-магистр брезгливо передернул плечами Джанеки. Да, ему повезло. И повезет еще больше, когда выберется из мокрой, скользкой и весьма мерзкой каменной тюрьмы. По пути Джанека-Корифей нарвался... нарвалась (Корифей запутался, скинул в бездонную пропасть массивный камень и, прислушиваясь к отдаленному рокоту, выбрал думать о себе как прежде) на стаю неприятных тварей. Тварей частично поджарил, частично заморозил, самого крупного превратил в желе молнией. Покачал рыжеволосой головой Джанеки: откуда у тварей листы тевинтерской стали? — Хаос. Сплошной хаос, — осуждающе выговорил Корифей, пиная обугленную тушу. В словарном запасе Джанеки отыскалось более подходящее слово: бардак. Другое неприятное открытие касалось самой Джанеки. Она, конечно, магесса, но и в подметки не годилась тевинтерскому магистру; план захватить мир и заставить распоясавшихся рабов преклонить колена перед законным хозяином придется отложить на неопределенный срок. Да и учитывая, как с ним — пускай ослабленным, — разделался косматый тип и его этот парад уродцев... Возмутительно! Неслыханная наглость! Очередной выводок существ выкатился из-за угла весьма кстати. Корифею очень хотелось выместить на ком-то злость. Гору Виммарк окутывала зеленоватая от круглой луны и облаков ночь. По сравнению с непроглядной темнотой подземелий светила даже слишком ярко, Корифей зажмурил чужие глаза. К нему... вернее, к *ней*, бежали какие-то гномы. — Госпожа Джанека, — гномы мотали короткими ручками и только что вытирали лбом сапоги. Пожалуй, Корифею нравилось. — Вы живы, госпожа Джанека! В ее памяти гномы относились к какой-то Хартии. — Полагаю, что так. Прошу меня простить: я вынужден...вынуждена вас покинуть с сего момента. Самый старший «хартиец» почесал седоватую бороду, переглянулся с парой других. — Госпожа Джанека? Корифей заподозрил неладное. Его память путалась с памятью женщины, словно рылся в чужом ларце... то есть, платяном шкафу. И отыскивал исподнее... тьфу ты, нижнее белье. Корифей снова зажмурился. — Извольте покинуть меня. Наши стези расходятся. — Чево? — переспросили уже два гнома. Еще парочка пятилась, тянулась к рукоятям кинжалов. — Мы эта... про хозяина спросить... и про Хоука. Стервец хитрющим, что твой дикий наг оказался, мы его скрутить, а он юлит, выскребается. Корифей едва не взвыл. Он не понял ни единого слова. Зато наконец-то выудил подходящее: — Все! Закончено! — и с наслаждением добавил, взмахивая посохом Джанеки. — Убирайтесь! Идти оказалось решительно некуда. В голове Джанеки фигурировали Андерфелс и крепость Серых Стражей — Вейссхаупт (Корифей отмел сразу, еще не хватало!), современный Тевинтер (империя тьмы и зла... «чево?!», как сказал тот гном), полдесятка других вариантов. Корифей потер подбородок и остановился на Киркволле. Тевинтерская провинция, пешком — недалеко, Стражей уважают. Сойдет. Вдобавок в Киркволле обретался тот самый тип с косматой разбойничьей рожей. Хоук. Корифей нарисовал себе картину сладкой мести, и настроение немного улучшилось. С неба по-прежнему пялилась сырного цвета луна, валуны вытягивали пальцы-тени. Натруженные ноги требовали отдыха. Джанека не спала трое суток до того, как вежливо уступить оболочку магистру. Что ж. Тело нужно беречь. Корифей зажег магический огонь и устроился на ночлег прямо в доспехах. Он закрывал глаза раз пятнадцать — без толку. Распахивались сами, а вскоре Корифей обнаружил источник бессонницы: резь в желудке и еще одно характерное ощущение в... vesica urinaria. Порождения тьмы, особенно в стасисе, избавлены от многих бытовых проблем. Отлично, он обнаружил в дорожной сумке Джанеки пищу. Что касается второго желания, столь же естественного. Корифей смутился. Это было неимоверно глупо для человека, способного за час перерезать глотки десятку жертвенных рабов, жреца Думата и верховного магистра Империи, но Корифей ничего не мог поделать. Он оставался мужчиной. А тело — женским. — Я просто должен к этому привыкнуть, — прошептал он. Стиснул зубы, кляня Хоука, гномов, Серых Стражей и близкий к богохульству, раз уж Думат бросил его, как трехлетнего малыша посредь площади. Действительно. Женщин он, что ли, не видел? Только официальных жен когда-то было двенадцать, плюс наложницы-рабыни... Однако как они делают *это*, Корифей действительно не видел и не хотел видеть. — Тело умрет, если мочевой пузырь разорвется. Угрозы действуют лучше убеждений. В конце концов, неэкономно расходовать отличное тело только из-за того, что ему приспичило по нужде. ...Самым трудным оказалось отстегнуть нижнюю часть доспеха. Остального Корифей практически не видел, зато почувствовал себя гораздо лучше. Но после ужина (вяленое мясо, хлеб, вода в кожаной фляге) задумался. Ему придется жить в этой оболочке. Ухаживать. Джанека не принимала душ с неделю, еще немного — и будет пахнуть не лучше тех тварей из заброшенного храма... Заботиться. Неожиданно, мысль показалась Корифею приятной. Он перевернулся на правый бок, представляя Джанеку в горячей воде, с маслами и в окружении эльфиек рабынь — обнаженная грудь, очень белая кожа и веснушки, характерные для всех рыжеволосых, веснушки даже на бледно-розовых сосках. А между ног волосы яркие, морковные. Корифей едва ли успел рассмотреть «свою» женщину, но... «Она красива». Нет, не так. «Я красив... красива?» — Думат прости, — пробурчал он хрипловатым женским голосом. Засыпая, Корифей подумал: все-таки хорошо, что не Лариус пришел с этим Хоуком. Корифей помнил Киркволл строгим мрачным городом, тюрьмой и лабораторией; большинство жителей Империи избегало его, словно змеиного гнезда. Кровь, истонченная Завеса, демоны и приносимые в жертву рабы... На живописном, заросшем колючками и кустами, берегу Корифей обнаружил несколько трупов, с полдесятка полуистлелых скелетов (из них два в явно магических мантиях), хмыкнул. Ничего не изменилось. Издалека — тоже, по-прежнему сжимались испуганные бронзовые статуи и грозил небесам кулак тюрьмы — Казематов. Он ошибся: Киркволл оглушил его. На входе свистнули: «Эй, пойдем к нам, цыпочка!» стражники, осеклись то ли от герба Серого, то ли от взгляда. Наглецов следовало распылить, но скудная магическая сила Джанеки потребовала бы минут десять... терять время Корифей не хотел. «Терять время? А я куда-то тороплюсь?» Он затряс головой, прогоняя совсем уж печальные мысли. Киркволл гремел повозками, пузато и зычно торговался, желто пялился окнами домов, вонял подворотнями, потом, чесноком, падалью; выл бродячими собаками, звякал медью, серебром, а подчас и золотом. Громыхал доспехами и шипел проклятиями. Корифей едва переставлял ноги Джанеки, уже не осматривался; тянуло забиться в угол или вовсе вернуться к Виммаркской тюрьме. Он ведь помнил Киркволл... все равно, что после десятилетней разлуки увидеть собственную жену — умную, жестокую, красивую и полную достоинства, — портовой шлюхой. — Ищешь кого, красотка? — откуда выскочил очередной гном, Корифей не заметил. Наверное, из-под земли. Гномы ведь живут под землей. Гном был грязный, весь в рванье, с шрамом поперек уродливой морды и без левой мочки уха. Зато с золотыми зубами. Корифей задумался. — Человека по имени Хоук. «Я хочу ему отомстить». Гном присвистнул. — Защитника? Не, лапочка, мы уж обламывались на нем раз двадцать... тьфу, чтоб его гарлоки жрали... Корифей пожал плечами и заставил гнома говорить. Кто сказал, что дети Камня невосприимчивы к магии? Магия крови уравнивает всех. Сведений было мало, но убивать не стал. Бросил бесчувственное тело, брезгливо вытер тонкие пальцы. Итак, Защитник. Защитник и его друзья... кое-кого Корифей и впрямь помнил, например, эльфа со светлыми волосами, который очень много выступал насчет Тевинтера и магистров. Наконец-то у брошенного богом, которому столь верно служил, Корифея появилась пусть плохонькая, но цель. От удара мечом увернулась Джанека с ее псиной реакцией, а Корифей успел только удивиться: с порога нападать? Он всего-то постучал. Вежливо постучал. Широкое лезвие вонзилось в щербинку между камней — дюймом левее, и разрубило бы пополам, доспех не спасет. А эльф со смуглой кожей и белесыми рисунками (шрамами?) только фыркнул, как ни в чем не бывало: — Ты? Ты ведь вроде убралась ко всем демонам. Чего надо? «Найти Хоука, вытрясти из него все, что знает и... и убить. Наверное». — Ты тот, кто наречен Фенрисом? Эльф среагировал по-гномьи: — Чё? — Фенрис. Тебя зовут. Фенрис? «Домашний раб этого Хоука», но какое-то шестое чувство подсказало Корифею не торопиться с выводами. Блеск лезвия на солнце способствовал. — Предположим. Твое-то какое дело, маг? — Фенрис, похоже, заметил главное. Даже доспех Серого Стража не смущал. Зато смутился Корифей: вдруг эльф понял, кто перед ним. — Мое имя Джанека, я... — Страж, знаю, — эльф отмахнулся. — Но и маг тоже. Так что не надейся, что я кинусь тебя обнимать. Впрочем, если хочешь укокошить еще парочку тевинтерских магистров, могу и помочь. Корифей поежился. Меч блестел чересчур ярко. — Магистров? — Точно. Знаешь, я обожаю вырывать им сердца, — покрытый ссадинами на костяшках кулак вспыхнул синим, засветился Фенрис до бесцветных волос и голых пяток. — Я был рабом у одного из них, и он сделал со мной *это*, — Фенрис рванул ворот, демонстрируя клейма, в которых Корифей опознал лириум. — Вообще-то я ищу Хоука... — Все ищут, — Фенрис не удивился и засиял еще ярче. — ...а ты не можешь помочь? Корифей осекся. Помочь? Он просит какого-то ушастого *помочь*?! Вместо того, чтобы вывернуть наизнанку тело и душу, вместо того, чтобы заставить молить о милости... — Ладно, забудь. Справлюсь сам...сама. Но послушай, этот... магистр, он улучшил твое тело, превратил из заурядного эльфа в идеального бойца? Фенрис перекинул меч с левого плеча на правое. Похоже, подобная мысль нечасто посещала его. — Ну... можно и так сказать. — Это действительно повод ненавидеть? — Корифей покачал чужой рыжеволосой головой. Некогда он проводил над собой эксперименты во много раз неприятнее вживления лириума под кожу. — На твоем месте, я бы сказала спасибо. Фенрис захлопнул дверь перед носом. Из полуразрушенного поместья пахнУло застарелым алкоголем и зарослями поганок. Корифей закрыл лицо ладонью. Очередная неудача... ладно, у Хоука немало приятелей помимо обиженного на весь свет эльфа. Когда подошло время ужинать (плоть слаба, ничего не поделаешь), Корифей обнаружил, что у него аккуратно срезали кошелек, дорожную сумку и пару запасных кинжалов. Пустеющая с закатом площадь Нижнего Города ехидно хихикала гнилыми зубами закоулков. Поблескивали чьи-то глаза. Ругаться и швырять в пустоту молнии было поздно. Поэтому Корифей коротко выругался и решил навестить еще одного Хоукова друга. Авелин Валлен, капитан Киркволльской стражи. Когда-то эти ребята умели следить за порядком. Рыжеволосая, веснушчатая, Авелин отдаленно смахивала на Джанеку, только грубее — эдакий мужик в юбке. Впрочем, даже не в юбке. Меч поменьше, чем у злого эльфа, зато щитом способна сбить с ног, уж Корифей запомнил. — Вы вернулись в город, — вместо «добрый вечер» поприветствовала его Авелин. — Так точно, монна Валенн, — Корифей ответил медленно, выуживая подходящие слова из памяти Джанеки и выжидательно полуприкрыл глаза. Только бы не очередное «чё?» — Серые не отчитываются перед городскими, — Валлен развернулась по-мужски, всем корпусом. — Добро пожаловать в Киркволл. — Вообще-то я хотел...а сообщить, что у меня украли вещи. Кошелек, сумку, в которой... Корифей собирался перечислить пропажу, осекся. Авелин усмехнулась. Это был совершенно особенная и в то же время узнаваемая ухмылка; так реагируют, если у твоего заклятого друга сорвалось сложное заклинание и вместо великой силы он получил выводок демонов, разнесших пол-поместья. Городская стража просто *обожала* своих Серых коллег. — О, — сказала она с абсолютно магистерской интонацией, — я крайне *сожалею*, монна Джанека. Пройдете ко мне в кабинет, напишете заявление? Корифей сжал кулаки, борясь с искушением превратить рыжую в жабу. — Я бы хотела нанять Хоука. — Увы, — торжество Авелин воссияло солнцем. — Защитник не отвлекается на подобные мелочи. Итак, вы будете писать заявление? Корифей развернулся. — Нет, — и бросил через плечо. — *Удачного* дежурства, монна Валлен. О церкви говорил опять-таки один из друзей Хоука, некто Себастиан, а еще Корифей надеялся — помогут хотя бы с ночлегом. Он готов отработать. Магией, конечно! Не может же быть, что мир обходится без магии... В церкви удушающее пахло горелой травой. Веретенкой, немного корня смерти... видимо, чтобы проповеди оказывали максимальное влияние. Корифей закашлялся. Статуи какой-то подозрительной бабы (даже в бронзе у нее физиономия была не лучше Хоуковой) оптимизму не добавляли. — Ты пришла, чтобы раскаяться в грехах? — приятный голос отвлек от созерцания церковных декораций. Прилизанный молодой человек с чьим-то лицом на поясе — как раз на том месте, которое у Корифея в теле Джанеки отсутствовало, — источал елей, мирру и горелый корень смерти. Для лучшего восприятия молитв. — Можно выразиться и так, — Корифей не любил врать. — На самом деле... я ищу Хоука. Ты же Себастиан, его друг? — Святое место не предназначено для бесед о земном и грешном, — изрек Себастиан все так же бархатисто. — Это важно. И срочно. Корифей ведь научился разговаривать «новым» языком. Его должны понять! — Отрешись от суеты, — Себастиан молитвенно сложил руки. — После того, как ты подчинилась нечистому зову проклятого магистра... «Еще один», с тоской подумал Корифей. — ...необходимо покаяться пред ликом Создателя и Невесты его, Андрасте. «Создатель? Андрасте?» Корифей ничего не слышал об этих богах. Эльфийские, быть может? Нет, точно не эльфийские. Себастиан принялся молиться вслух, и из его молитвы Корифей с удивлением узнал, что этот «Создатель» якобы покарал его с собратьями за грех осквернения Златого Града. — Но я... то есть, Корифей же сказал, никакого не было Златого Града, — он мог в довольно неприятных подробностях описать грязь и мерзость того полурастворенного в Тени места, однако прикусил язык. Больно. — Не слушай еретика. Оставь грешные мысли. Покайся, — повторял Себастиан, словно околдованный могущественным заклятьем. Все гуще пахло корнем смерти... или какой-то еще отвратительно приторной дрянью. Корифею пришлось ретироваться. У входа в церковь столкнулся с еще одним «приятелем Хоука» (они здесь на каждом шагу, плюнешь — попадешь!). Этого, пожалуй, запомнил лучше других; во сне стасиса осязал странное болезненное родство. И теперь почти обрадовался: — Андерс. — А... Джанека, — маг попятился. — Только не говори, что ты решила вернуть меня под знамена Серых. Не пойду все равно. — Нет. Мне нужен Хоук. Андерс замахал сразу обеими ладонями: — Даже не надейся. И вообще, у меня здесь дела, я хотел присмотреть местечко для... эээ, неважно. Одним словом, до свидания. Опять! Сначала перед носом захлопывает дверь какой-то вшивый эльф, потом насмехается мужиковатая стражница, елейный святоша пытается промыть мозги с виртуозностью лучшего мага крови... а теперь еще этот! Андерс коротко вякнул, когда не слишком крупное, но сильное тело Джанеки прижало его к стене. — Э-эй, ты... полегче... Взгляд Андерса елозил по доспехам на уровне груди. Интересно, что ему там понадобилось, удивился Корифей. Желательно бы связать «путами крови», но парень — маг, возни многовато. — Эй... полегче, — Андерс сглотнул. Джанека прижимала его пахом, даже сквозь доспех ощущался жар. Церковь. Они в церкви. В темном церковном закоулке, где никто не заметит. По-прежнему пахло благовониями и старым деревом. — Т-ты... ничего, конечно, но... я уже с Хоуком... и нет, я не поведу тебя к нему! Корифей осклабился. Блондинистый маг — любовник Хоука? Тем лучше. Жаль, конечно, хорошенькую рыжеволосую оболочку (он так и не рассмотрел, есть ли на груди Джанеки веснушки), но в мужском теле как-то... привычнее. — Один поцелуй. Андерс. «УБИРАЙСЯ ПРОЧЬ!» Корифей не отшатнулся только потому, что упрямство всегда пересиливало удивление и страх. «УБИРАЙСЯ. ЭТОТ ЧЕЛОВЕК УЖЕ ЗАНЯТ». У Андерса были влажные теплые губы, жестко кололась щетина. А под щетиной ворохом мелких морщин пробивались трещины. «Что за...? Дух Тени? Одержимый?!» — Тьфу ты, — Корифей оттолкнул ошарашенного мага; тот медленно стер чужую слюну со рта. Среди приятелей Хоука определенно не было нормальных людей. Эльфов тоже. — Эй... было так плохо, детка? — услышал он вслед. — А мне даже понравилось! Корифей чувствовал себя неудачником. Нет, не так. Самым главным и самым неудачливым из всех неудачников Тедаса. В теле женщины, без денег и единственная плохонькая цель — добраться до Хоука, отомстить или забрать его тело (лучше то и другое сразу) рассыпалась в прах, словно истлелая тысячу лет назад мантия. Хорошо хоть не в подворотне ночует. Заведение с красноречивым названием «Висельник» не блистало черно-золотым мрамором, бронзой и серебряными зеркалами. Гнилые доски, пивная вонь, сомнительный сброд... заплатить придется то ли посохом, то ли доспехами. Когда лупоглазый хозяин узнал, что «Джанека» — магесса, присвистнул: поосторожнее, сцапают храмовники — доказывай, мол, из Серых. Пока не Усмирят. Корифея передернуло. Теперешний Киркволл пугал его куда сильнее кровавой тюрьмы-лаборатории прежних времен... «У меня есть комната, где можно наконец вымыться». Жестяная бадья, кувшин с ржавчиной и ледяная вода — это, конечно, не термы розового мрамора с лавандовым маслом и услужливыми рабынями, но Корифей не жаловался. На темной стене даже висело засиженное мухами или клопами зеркало. Воду нагрел магией, и жизнь показалась почти терпимой. Наконец-то он мог рассмотреть «себя». В точности, как представлял. У этой Джанеки жесткое, угловатое тело с маленькой грудью и по-мужски узкими бедрами, тело воина — хорошо, не мечника, всего-навсего воина-мага. Кожа светлая, с «перцем» веснушек — вокруг сосков тоже веснушки, несколько на животе и повыше лобка. Джанеке лет тридцать, лицо — старше, а фигура — моложе. Кожа гладкая. Корифей погладил соски, талию, низ живота, наслаждаясь теплом воды и теплом внутри. Хорошее тело... красивая женщина. Палец скользнул между ног, нащупывая среди мякоти выпуклость. Запрокинул голову, зажмурился, лаская себя; снова *живой*. Человек — не перерожденный, не тварь из боли и магии. Хорошо. Очень хорошо. Чужой взгляд ощутила скорее Джанека — готовая выхватить посох и убивать врагов в любую секунду. В грязноватом зеркале мелькнула тень. — Извини, — сказала тень; это тоже оказалась женщина и у нее был голос сладкий, как варенье из абрикосов. — Кажется, я тебе помешала. Корифей понятия не имел, как реагировать. За ним подсматривали. Испепелить? Выставить? Устроить скандал? Познания Джанеки молчали на сей счет. Он развернулся и пожал веснушчатыми плечами. — Не слишком. Это ведь правда. Теперь незваная гостья пялилась на него в открытую, а Корифей платил тем же. «Вот в кого следовало вселяться, если уж в женщину», мелькнула мысль; он облизал губы. Джанеку оценил просто как «красивую», а гостья была прекрасна. В прежние времена Корифей заплатил бы золотом, алмазами и чистым лириумом за подобную наложницу. Он разглядывал поочередно — длинные ноги, бесстыдно открытые; смуглая кожа блестит от пота, бедра — как и у Джанеки, скорее мускулы, чем мягкие женские округлости, но словно постарался величайший из скульпторов. Взгляд соскальзывал с глаз цвета темного янтаря к корсету, что едва сдерживал пышную грудь. — Ты достойна самого Думата, — проговорил Корифей тихо. Темноволосая красавица рассмеялась, звеня золотыми серьгами и массивным колье: — Что? — Ты... совершенство, — исправился он, преисполняясь тоски. Его время ушло. Он в чужом теле, потерянный и ненужный в изменившемся мире; меньше всего нужен этой красавице. Она развернется и уйдет. Она уже смеется над ним... не над Джанекой. А затем женщина подошла ближе, скользнула длинными темными пальцами по бледной щеке: — О. Спасибо. Но ты можешь звать меня Изабеллой. И поцеловала. Губы пахли ячменем — виски, наверняка, и смуглой, словно ее кожа, корицей. Корифей полагал, будто свыкся с новой оболочкой, но на поцелуй едва сумел ответить, а сердце заколотилось в барабанных перепонках, одновременно — между ног, заставляя точиться соком. — О, ты горячая девочка. Невинная и горячая. У вас в Стражах совсем плохо с этим? — Изабелла хихикнула. Впору возмутиться, но Корифей только вновь пожал плечами. Он хотел поцелуя. Еще. Все золото Златого Града не стоило пирсинга-гвоздика в нижней губе Изабеллы. Изабелла не возражала. Во второй раз целовалась медленно, толчками раздвигая губы. Одна рука скользнула между бедер Джанеки (моих бедер, моих! Это мое тело!), вторая ослабила корсет. — Поможешь? Еще бы. Корифей сглотнул; перехватил отражение в зеркале — рыжеволосая и брюнетка в ряби теплого от водяного пара, воздуха, запотевшее серебро и капельки пота. Он рванул корсет. — И-извини... — Ничего. Мне нравятся *горячие* девочки. «Изабелла. Она тоже была среди спутников Хоука», вспомнилось Корифею. Хоука нужно найти. Забрать его кровь, его оболочку; Хоук достоин кары за то, что осмелился вторгнуться в... Он застонал, когда Изабелла сбросила одежду, прижалась смуглыми сосками и теперь обе ее ладони ласкали между ног Джанеки. По ногам текло. Но Корифей оставался мужчиной; причем, мужчиной, который всегда старался доставить удовольствие женщине. Кто сказал, будто теперь «нечем»? Провел тыльной стороной кисти по курчавому темному треугольнику Изабеллы, и аккуратно повторил ее движения. Вперед назад, словно... качаешься по волнам, — странное сравнение. Чужое немного. Но, пожалуй, подходящее. Действительно, пахло соленой морской водой. Изабелла часто дышала и в перерывах между поцелуями гортанно, по-кошачьи мурлыкала. Это был самый прекрасный звук за тысячу лет. Женский оргазм отличался от мужского. Тело Джанеки вздрогнуло, замерло на несколько пару мгновений, зубами прихватывая, прикусывая небольно пирсинг в нижней губе Изабеллы, но почти сразу было готово продолжать. Если так, решил Корифей, не стоит вовсе сожалеть о выборе. Вряд ли Изабелла заинтересовалась бы полугнилым трупом — Лариусом, верно? А еще потом тевинтерский магистр, некогда хозяин целого мира, по нынешние времена символ гордыни и высокомерной жестокости, опустился на колени перед смуглокожей ривейнской девкой, чтобы раздвинуть языком обведенные жесткими волосами лепестки. Изабелла вцепилась в рыжие волосы, прижимаясь грудью и по-прежнему мурлыкая, срываясь на всхлипы-полустоны. Гордость оказалась бессмыслицей. Златой Град — ложью; черный и мертвый, как труп на жаре. Сам великий Думат покинул его. В обмен Корифей получил плоть Джанеки и Изабеллу. И не жалел об обмене. И потом, все еще стоя на коленях, с колотящимся сердцем, и не решаясь поднять взгляда, он спросил Изабеллу: — Ты позволишь остаться с тобой? Остывающий пар морозил голую кожу. Откажет, думал он; ривейнская девка, смуглокожая шлюха, такими они были тысячу лет назад — меняются города, но не люди. Рассмеется. Тогда Корифей убьет ее. А затем Хоука. — Девочка... Джанека. Убьет. На кончиках пальцев покалывали, готовые искрить, молнии; Корифею потребуется один удар ее сердца — и оно остановится. Магистры и шлюхи неспособны любить, верно? — ...почему бы и нет? Если ты только пошлешь своих Серых. Изабелла села рядом и снова поцеловала в пахнущие ее соками губы. — И у тебя получилось? — Варрик присвистнул, хлебнул эля и покачал головой. Изабелла пожала плечами. Вид у ривейнской пиратки был слегка взъерошенный, но довольный. Не просто довольный — мечтательный. — Как речку переплыть, — фыркнула она. Сидящая рядом Мерриль покраснела. — Может, это Маргаритка ошиблась? — не успокаивался Варрик. Эльфийка обиженно нахмурилась. Ее нелегко задеть — только когда сомневаешься в магических способностях. — Я почувствовала его в нем. Или ее... ох, — она запуталась и умолкла. Варрик рассмеялся. — Итак, у нас в компании к одержимым, магам крови, рабам-убийцам еще и древний магистр в теле Серого Стража? — Женщины-Стража, — уточнила Изабелла, улыбаясь. И ответила на невысказанный вопрос «что дальше?» — Я обещала ему... ей... в общем, взять с собой. Не бойтесь, он совсем незлой и милашка. Хоука не тронет и вообще... Изабелла расслабила туго зашнурованный корсаж, кивнула трактирщику — виски, как обычно: — У меня были мужчины, женщины, но не два в одном. Я не собираюсь упускать такое.