Закаленная сталь

Во время мучений, если только удавалось уснуть, Майтимо часто виделась прошлая жизнь и родные. Теперь же его сознание постоянно возвращалось на жуткую гору, и сон был не отдыхом, а новой мукой. Первые дни он корчился и метался – слабо, так как его несчастное тело не было способно на настоящие движения. Его наибольшее приближение к бодрствованию было, когда его оставляли его страшные сны, и он впадал просто в беспамятство. Эти дни он ничего не знал о том, что происходит вокруг, запертый в собственном страхе, боли и лихорадке. Иногда он ощущал прикосновения к своей коже и слышал шепот, слова, которые, как смутно казалось ему, он должен понимать, но они оставались чужими и далекими. Даже попытки думать были слишком большим усилием, и он быстро соскальзывал назад - в темные сны. Когда, через несколько дней, он полностью пришел в себя, он очнулся резко, вздрогнув и подавив крик, от кошмара, полного орков с плетьми и раскаленным железом. С усилием открыв глаза, он, вместо всего этого, увидел комнату. Он быстро закрыл глаза: это было милосердное видение, и он хотел остаться в нем. В этом видении он лежал, свернувшись, на боку, на чем-то чудесно мягком и теплом; на лицо падал свет, а запах крови почти заглушали запахи дерева и трав, шерсти и меда. Правая рука его почему-то не слушалась, и он левой рукой медленно исследовал поверхность плотной ткани, которой он был укрыт. Она была податлива под его пальцами. Конечно, боль была; она всегда была. Правое плечо, рука и еще больше запястье жестоко горели, и болью отдавался каждый удар сердца. Но, кроме этого, была только тупая ломота, даже близко не похожая на пронзительную муку, к которой он привык. Только голова кружилась. Было жарковато. Возможно, тучи разошлись, и яркое светило снова его жжет, подумал он, хотя тепло было какое-то другое. А возможно, он просто сошел с ума, и это к лучшему. Это было приятное безумие - уже много лет ему не было так хорошо. Когда ему удалось сосредоточиться, его блуждающая рука распознала одеяло и что-то похожее на шкуры животных. Какое-то время он неподвижно лежал, довольный тем, что может вдыхать сладкий воздух без ужасного давления на грудь, которое он волей-неволей привык считать нормальным. Сердце за ноющими ребрами билось ровно и спокойно. Тогда он медленно открыл глаза. Комната не исчезла. Она была маленькая и скудно обставленная: кроме кровати, где он лежал, были только маленький столик, стул и сундук. Больше ничего здесь и не поместилось бы. Стены были выкрашены белым, примерно на высоте плеча по всей комнате шла тонкая линия узора из голубых цветов. Других украшений не было. Но солнечный свет, проходя через оконные стекла, падал на полированную поверхность столика и деревянные доски пола. Это было самое красивое из того, что Майтимо приходилось видеть в последнее время. Он не бывал здесь раньше, испуганно подумал Майтимо, так что он точно не может это воображать? Немыслимо было, чтобы он мог действительно оказаться в таком блаженном месте, но так хотелось поверить! Левая рука отпустила подушку и ощупала дерево спинки кровати, шерстяные одеяла, мягкие меха; все казалось настоящим. Во время прежних галлюцинаций ему никогда не удавалось избавиться от шершавой каменной стены за спиной - значит, это все настоящее? Невозможно, совершенно невозможно. Он призвал себя к порядку, приказал себе мыслить трезво. Наверно , это какая-то уловка Моринготто. Или, может быть, Враг хочет, чтобы он немного поправился, чтобы начать пытки заново? Так, скорее всего , и есть, это имеет смысл. Но на этот раз он сбежит, подумал Майтимо. Может, удастся разбить стекло и убить себя осколком, прежде чем охранники, которые наверняка где-нибудь прячутся, успеют его остановить? Он попытался сесть, но попытка хотя бы приподняться на локтях заставила сильно забиться сердце, в легких появилось жжение. И ничего не получилось. Он упал с болезненным стоном. Как он и ожидал, рядом был страж, и он подошел, услышав звук. Вот чего Майтимо не ожидал, это того, что страж окажется эльфом. Лицо было знакомое, но он никак не мог здесь оказаться. Это было слегка повзрослевшее, несколько похудевшее лицо сына одного из советников Нолофинвэ, он часто играл с Майтимо и его братьями до изгнания Феанаро; Ластаэр, вспомнил Майтимо, так его звали. Но откуда его бывший товарищ по играм взялся здесь, он не мог постичь. Не мог же Моринготто захватить всех эльфов, даже в Благословенных Землях! Он пристально смотрел на стража в недоумении, и обнаружил, что и тот на него смотрит - смотрит с неприкрытой ненавистью. Взгляд не был тусклым, и не светился одной лишь злобой, как у орков. Надежда была опасна, обманчива, грозила только новой болью, если она рухнет; однако потушить ее, растущую в сердце, он не смог. - Ластаэр? - наконец прохрипел он, совершенно уверенный, что тот окажется не более, чем призраком. Но Ластаэр довольно неохотно кивнул. - Ты меня еще помнишь. - Да, - выдохнул Майтимо ошеломленно. - Да. Где мы? Он поднял голову, задрожав от напряжения, пристально глядя на бывшего друга. - В Хисиломэ. Это лагерь Короля Нолофинвэ, - ответил Ластаэр. Лицо его напоминало маску. Майтимо не обратил на это внимания. Такого он точно не мог вообразить. Если бы ответ был - Тирион, лагерь братьев, Мандос, ему могло бы это мерещиться, подумал он. Но сама идея о лагере Нолофинвэ в Хисиломэ никогда не приходила ему в голову, и это не может быть обман его ума, ведь нет? Он закрыл глаза, почувствовал, как они наполняются слезами, хотя уголки рта поползли вверх в улыбке. - Так я свободен, - прошептал он, вздрагивая, - свободен. И он заплакал, и плакал, плакал, шепча хвалы Эру и всем Валар. Ластаэр стоял и смотрел, несколько растерянный. Когда рыдания Майтимо стали стихать, он угрюмо сказал: - Не забудь поблагодарить еще Финдекано, это он рисковал ради тебя жизнью. - Финдекано… - проговорил Майтимо. Он снова зажмурил глаза, и внезапно воспоминания обрушились на него. Правую руку скрутило , она заново ощущала ужасные мгновения, когда он лишился кисти - это, мрачно подумал он, объясняет, почему правая кисть не работает. Ее просто нет. Ее больше нет, она пропала навсегда; ниже правого запястья ничего не было. Мысль была так страшна, что у него опять потекли слезы, и к горлу подступил крик. Но, с надеждой вместе, ожила и гордость Майтимо. Он подавил крик, даже не скрипнул зубами, заставил себя дышать, чтобы голос был твердым: - Да… где он? Если Ластаэр и заметил внутреннюю борьбу или расслышал боль в голосе, он ничем этого не выдал. - Он почти не отходил от тебя. Уже не первый раз наш Король приказывает ему поесть и поспать. - Ваш Король прав, - сказал Майтимо, не собираясь отвечать на очевидную провокацию Ластаэра. Потом попытался пояснить. - Финдекано и представления не имеет, какая это честь - мягкая кровать. Ластаэр совершенно не обрадовался. - Ты что, думаешь, что у нас были мягкие кровати на Льдах? - рявкнул он. Майтимо отшатнулся. - На Льдах? - спросил он, отчасти задетый грубостью Ластаэра, отчасти пораженный. - Так вот как вы сюда попали? Ластаэр разозлился, и на мгновение Майтимо его испугался. Но Ластаэр его не ударил, только устало отвернулся. - Я скажу Принцу Финдекано, что ты очнулся, - сказал он, и вышел, не дожидаясь ответа. - Спасибо, - все-таки сказал Майтимо. Он боялся, что Финдекано будет также враждебен, как Ластаэр. Двоюродный брат, вошедший в комнату, выглядел усталым, но он просто засиял, когда увидел, что Майтимо очнулся. Страх исчез, и он даже умудрился слабо улыбнуться в ответ на восторженное выражение лица Финдекано. Финдекано бросился к кровати и упал на колени возле нее, сжимая костлявые пальцы Майтимо в своих сильных руках. - О, Руссандол, ты очнулся! Как ты себя чувствуешь? Майтимо не сразу ответил. Ему нужно было обдумать вопрос. - Это невозможно , - сказал он, наконец. Голос его напоминал скрежет. Он все еще ощущал безмерную усталость, было нужно сказать столько слов, а его горло, все еще больное от крика, было сухим и воспаленным. - Такой возможности, как мое освобождение, не существовало, и теперь, когда это случилось, я совершенно не готов к ней. Я не могу объяснить… Финдекано по-прежнему улыбался, хотя глаза его были грустными. - Ты только что вернулся. Подожди немного. - Не думаю, что я вернулся, вот в чем дело. Не совсем. Финдекано посмотрел на него с беспокойством. - Мне так жаль твою бедную руку! Поверь, если бы я видел другой способ… но я не видел, а оставить тебя я не мог. И убить не мог. Мне пришлось это сделать. Если ты меня не простишь, я пойму. - Не дури, - сказал Майтимо, безуспешно пытаясь заставить свой голос звучать твердо. Он слабо рассмеялся своей неубедительной суровости, потом смех снова перешел в кашель. Справившись с ним, он попытался объяснить: - Ну да, ты лишил меня руки. Но ты избавил меня от страшной пытки, Финдекано, и просить у меня прощения - последнее, что тебе следует делать. Он успокоился, и , с некоторым усилием склонив голову над руками Финдекано, почтительно поцеловал их, восхищаясь гладкой, здоровой кожей под своими ободранными губами. - Благодарю тебя, от всего сердца благодарю тебя. Нет слов, чтобы выразить мою благодарность. Если я исцелюсь и вернусь к жизни, я никогда не смогу оплатить этот долг. - Не надо, - сказал Финдекано, убирая руки. Он покраснел. - Ты ничего мне не должен. Ты бы сделал для меня то же самое. - Но я не сделал, - сказал Майтимо задумчиво. - Если бы мы поменялись местами… - начал Финдекано, но он перебил его. - Но так и было. И я не пришел, чтобы избавить тебя ото Льдов. Финдекано поморщился. Он думал так же всего несколько месяцев назад , но у него было с тех пор достаточно времени поразмыслить. - Ты не мог. Как? Взять корабль против воли отца? Тебя, скорее всего, уже и в живых бы не было. - Отец бы не сделал этого, - слабо возразил Майтимо, закрывая глаза. - Если бы он знал, что я на борту. Финдекано поджал губы, но удержался от резкого ответа, который чуть не вырвался. С глубоким вздохом он сказал: - Я хочу сказать, ты не пережил бы путешествия. Как бы ты управлял кораблем в одиночку, через льды и встречный ветер? Майтимо опять закрыл глаза, собирая силы, чтобы выразить свои мысли. Через мгновение он сказал: - Может быть, я бы убедил кого-то пойти со мной? - Когда твой отец приказал им оставаться и жечь корабли? - фыркнул Финдекано. - Нет, сомневаюсь, что ты мог чем-то помочь. - Нужно было лучше стараться, - настаивал брат. Голос его был теперь не громче шепота, взгляд начал убегать. Изнеможение одолевало его. Встревоженный Финдекано коснулся его руки, и с огромным усилием Майтимо вернулся в настоящее. Финдекано был расстроен и одновременно пристыжен. - Не нужно обсуждать это сейчас, - сказал он. – Мы напрасно тратим силы, а что сделано, то сделано. Сейчас главное только, чтобы ты исцелился. Послушай, ты голоден?- Голос его выдал огорчение, и он сам вздрогнул от своего резкого тона. Вздрогнул и Майтимо. - Я тебя мучаю. Я не хотел. - Он вздохнул, с трудом поворачивая лицо так, чтобы посмотреть брату в глаза. Финдекано не отвел взгляда, но лоб его тревожно нахмурился; в глазах Руссандола было столько отчаяния, столько страха, так мало света! Он заставил себя улыбнуться. - Я не голоден , - сказал Майтимо, помедлив, - но, возможно, мне следует что-нибудь съесть. - Конечно, следует, - ответил Финдекано, поднимаясь на ноги. - Я принесу тебе что-нибудь. Когда он вернулся с миской бульона, его сопровождала скромная женщина с длинными косами. - Это Истимэ, наша лучшая целительница, - представил ее Финдекано, располагая миску и хлеб на столе. – Она занималась твоим ранами, и желает знать, как ты поживаешь. - Добрый день, Истимэ, - сказал Майтимо, полный решимости не показать своего изнеможения. - Пожалуйста, не сочти меня грубым, потому что я не встал, чтобы тебя приветствовать. Уголки рта Истимэ дрогнули. - Так к тебе вернулся твой разум. Хороший знак. Финдекано, стоявший рядом с ней, заметно расслабился. До сих пор Майтимо даже не замечал, насколько напряжен был его брат. - Ну вот, мы поможем тебе сесть, и ты сможешь поесть и попить. А я осмотрю твои раны. Она сделала Финдекано знак помочь, и вместе они посадили Майтимо. Они были невероятно осторожны, но их прикосновения и напряжение от движения вызвали волну раскаленной боли, и он скрипнул зубами, крепко зажмурив глаза, стараясь не закричать. - Давай, кричи, если нужно; так легче переносится, - сказала Истимэ, но Майтимо покачал головой. Сквозь стиснутые зубы, прерывающимся голосом, он сумел выговорить: - Лучше не буду. Она подняла брови, но не стала с ним спорить. - Никто из нас не увидит в этом ничего постыдного, после того, через что ты прошел, - заметила она, - и от этого действительно становится легче. Но смотри сам. Он и в самом деле ухитрился не закричать, пока Истимэ осматривала его ободранную спину и воспаленное плечо, пока она меняла ему повязки, осторожно очищала раны и наносила мази. Но лицо его более чем явно выдавало муку, пока он не уткнулся им в плечо Финдекано. Его пальцы сжимали одеяло с такой силой, что, казалось, кожа на костяшках порвется. - Ну вот, - выдохнул он, переводя дыхание, когда процедура окончилась, - по крайней мере, я уверен, что это все на самом деле, когда так больно. Он не знал, кого пытается убедить, себя или других. Они же обменялись взглядами над его головой. - Храбрый глупец. Оно еще поболит, боюсь, - сказала Истимэ, моя руки. - Ты не очень-то исцелился – что не удивительно. Уже то поразительно, что тебе хватило сил очнуться. Но мы попытаемся вернуть тебе силы, а? - Она потянулась за миской бульона, которую Финдекано поставил на стол. - Попробуй съесть это, а потом мы дадим тебе снова отдохнуть. Майтимо не лгал, утверждая, что не голоден, но, когда первая ложка бульона попала к нему в рот, и изголодавшееся тело вспомнило, что такое еда, голод пробудился с такой силой, что его чуть не затошнило. Он жадно глотал бульон. Хорошо, что не он сам держал миску, и его кормили, иначе миска опустела бы за секунды. Но и так он обнаружил, что еда кончилась слишком быстро. - Еще, - попросил он, мгновенно забыв и о гордости, и приличиях, и облизал последние капельки бульона с губ. Истимэ покачала головой. - Нет. Ты еще не привык к пище. Если мы тебе дадим ее слишком много, ты не сможешь переварить, и поверь мне, нет ничего огорчительнее, чем потерять еду, которая тебе отчаянно нужна, - Глаза ее чуть потемнели. - Я довольно часто это видала. Финдекано, который по-прежнему поддерживал Майтимо, беспокойно пошевелился. Умом Майтимо понял ее слова, но его голода они не утолили. Он закрыл глаза. - Хорошо, - проговорил он с некоторым трудом, пытаясь сосредоточиться на словах и отвлечься от яростных требований желудка. - Так что же теперь? - Теперь я предлагаю тебе отдохнуть. Ты можешь пить, сколько хочешь. Я положила в напиток травы, которые помогут облегчить боль. Финдекано многое узнал о ремесле целителя за последние дни, так что я пойду. Через несколько часов я принесу тебе еще поесть. А пока - попытайся уснуть. Она поднялась и слегка поклонилась Финдекано, затем удалилась, забрав пустую миску. Майтимо со вздохом снова свернулся в клубок, лежа на боку. - Я, наверно, ужасное бремя для тебя, - сказал он. - Беспомощный, бесполезный, требовательный… - Ты не бремя, а был бы им - это была бы лишь моя вина, - ответил Финдекано, осторожно поглаживая его по плечу. - Тебе не стоило этого делать. Это было слишком опасно. Что, если бы они тебя поймали? - Они меня не поймали, Руссандол, - напомнил Финдекано, несколько суровее. - И не мог же я хотя бы не попытаться. - Все же это было безумие, - пробормотал Майтимо. Его клонило в сон после утра, полного таких событий. Его пальцы искали пальцы Финдекано. Тот молча взял его за руку, и Майтимо продолжал: - Ты слишком рисковал. Не надо было. - Он посмотрел на Финдекано и попытался улыбнуться. - Конечно, теперь, когда все обошлось, я должен признаться, что я безумно благодарен тебе за этот риск. Финдекано с облегчением улыбнулся. - Пожалуйста. Я очень хотел бы, чтобы тебе стало лучше. - Лучше… - тихо сказал он. Глаза у него слипались. - Ах, но мне уже лучше. Так хорошо мне давно не было. Я чистый, меня накормили, и если мне особенно повезет, меня даже сегодня не побьют. - Финдекано вздрогнул, и Майтимо сделал извиняющееся лицо. - Возможно, я поправлюсь. - Он вздохнул. – Возможно, я научусь верить в это.