Сказание о чёрном вороне и белом змее

      Ночь была длинной, но на всём её протяжении ни Такэнака, ни Катакура не сомкнули глаз. Когда же в окна пробились первые лучи рассвета, ложиться обоим уже не хотелось. Да и не было возможности. Такэнака Хамбэй должен был выяснить, что сделал Мацунага с Катакурой, и после сразу идти к Тоётоми, чтобы обсудить последний этап стратегии. Катакура Кодзюро просто не мог уснуть, когда светило солнце. Поэтому оба принялись за привычные занятия.       Правый Глаз Дракона вслушивался в шаги. Определить стратега Тоётоми было несложно, а вот понять его действия… Вопреки ожиданиям Катакуры Такэнака не стал заходить внутрь: он просто посмотрел через решётку, на месте ли пленник, замер на какое-то время, словно в нерешительности, и быстро удалился. Удивлялся Катакура Кодзюро не долго – списал поведение стратега Тоётоми на борьбу занятости с желанием получить ответ. Не став больше на этом зацикливаться, Правый Глаз Дракона повернулся к окну, чтобы определить направление движения войск, когда те выступят. Закрыв глаза, он принялся ждать.       Тем временем Такэнака Хамбэй спешно искал карты. Он уже опаздывал на десять минут, и дело было не только в заминке перед темницей. По дороге его охватил уже опостылевший приступ кашля, и стратег, стараясь сохранять невозмутимый вид, еле добрался до своей комнаты, где мгновенно осел. На этот раз приступ был ложным – крови не было.       Найдя, наконец, карту, Такэнака поспешил на место обсуждение.       Со вчерашнего совета местом обсуждения стал кабинет Тоётоми Хидэёши, убранство которого состояло из западных кресла и стола, вокруг которых стояли канделябры, а также полок с вазами и двумя мечами. Всё расположилось в линию именно в том порядке, в каком перечислено. В кабинет всегда попадало мало света: три небольших окна способствовали поддержанию полумрака. И в такой атмосфере должен был пройти последний совет.       Солнце давно прошло зенит. Тоётоми Хидэёши уже заждался стратега. Он сидел, закинув ногу на ногу и подперев кулаком голову, и, когда в кабинет без спроса скользнул Такэнака, посмотрел в сторону вошедшего. Тоётоми кивнул и прикрыл глаза, позволяя стратегу расправить карту.       – Мацунага-доно решил оставить Катакуру-куна здесь… – начал Такэнака Хамбэй, всё ещё борясь с непослушной картой. – Похоже, Мацунаге-доно хватило одной из личных вещей. Нас это тоже устраивает, ведь мы хотели убедить Катакуру-куна примкнуть к нам, – заставив карту не сворачиваться, подвёл небольшой итог он и улыбнулся.       Казалось, Тоётоми впал в раздумья и не слышал, что говорил его стратег. Однако на словах «мы хотели» его зрачок слегка дёрнулся. Хоть в целом главу клана Тоётоми и не заботили нахождение Правого Глаза Дракона в замке и далеко идущие планы Такэнаки на этого человека, приписать себе желание переманить пленника на свою сторону он не мог. Но такое проявление протеста осталось незамеченным.       Такэнака Хамбэй хотел продолжить, но в этот неподходящий момент болезнь снова дала о себе знать. Молясь, чтобы приступ вновь оказался ложным, стратег с ударом опёрся на стол, делая вид, что сосредотачивается на карте, и вновь заговорил:       – Уэсуги пока сдерживает войска в Уцуномии. Касугаяма, похоже, теперь под защитой армии Маэды, – Такэнаке стало легче, и он аккуратно ослабил нажим, стараясь не вызвать подозрений. Продолжать было проще. – Обычно жена не отходит от Тошиэ ни на шаг, но в этот раз она осталась в Каге, полагаю, из-за Кэйдзи-куна…       – Оставь их в покое, – прервал Тоётоми Хидэёши стратега. – Просто воспользуемся этой возможностью, чтобы захватить Одавару прежде, чем Такэда что-нибудь предпримет.       Уголок рта Такэнаки дёрнулся: хорошо, что Тоётоми видел его лицо с другой стороны. Стратег тоже не желал страданий Маэде Кэйдзи. Однако же хотел расправиться с прошлым как можно скорее, потому как сражение неизбежно. Приняв во внимание уступку со стороны господина в плане Катакуры Кодзюро, он смиряется с тем, что расправа с кланом Маэда пока отложена на неопределённое время.       – Так или иначе, Такэда не сможет напасть на Одавару, – переключился на другие составляющие плана Такэнака Хамбэй. – Наша армия, что скрывается на Севере, нападёт на Такэду и Уэсуги. Я же отправлюсь в Хариму, чтобы избавить Мори от хлопот с крепостью, что он достроил…       Тут лицо Такэнаки на миг исказилось зловещей улыбкой – он уже давно хотел убрать человека, так похожего на него образом мышления.       – Мотонари-кун скоро сойдёт со сцены. Выступит ли он сражаться в Сацуме или вернётся за крепостью – не важно, – продолжил он, приняв бесстрастный вид. – А волнения в Сацуме подавит человек, что командует армией, посланной на север Кюсю.       Стратег оторвался от карты и повернулся к Тоётоми Хидэёши, чтобы торжественно закончить последний совет:       – Наши тщательные приготовления всегда подкрепляются огромной армией отлично обученных солдат. Так сражается клан Тоётоми, Хидэёши.       Глава клана Тоётоми прикрыл глаза и чуть кивнул, соглашаясь со стратегом.       – Значит, мы направляемся в Одавару, – смотря прямо в глаза Такэнаки, подытожил Тоётоми и поднялся с кресла.       Тоётоми Хидэёши удалился, не говоря больше ни слова. У него ещё были незавершённые административные дела, с которыми он надеялся покончить до похода. Такэнака, понимающий намерения своего господина, чуть склонил голову, провожая его. У самого стратега тоже имелись неотложные дела. Во-первых, требовалось предупредить Ишиду и Токугаву, которые были сосланы на восток и запад страны соответственно, чтобы те начали наступление утром следующего дня. Во-вторых…       Болезнь стратега Тоётоми вышла на завершающую стадию. Приступы кашля становились всё чаще, хоть не всегда сопровождались кровью. Из-за того, что Такэнака иногда подавлял кашель, лёгкие горели – так казалось ему, – и появлялось ощущение, будто их кромсают изнутри. Страшно, но в какой-то степени так и было. Когда боль в лёгких становилась нестерпимой, сдержать кашель уже не получалось. В такие моменты крови было много… И хоть Такэнака решил, что скрываться уже бессмысленно, он до последнего поддерживал видимость, что всё не так уж плохо. Ему верили. Не потому, что стратег так убедительно играл роль – это было просто невозможно, – а потому, что не верить было нельзя. Только один человек в этом замке мог усомниться в здоровье Такэнаки Хамбэя, но он, видимо, ещё ничего не заметил.       Когда все приготовления были закончены, солнце уже скрылось за горизонтом. Солдаты поспешно зажигали факелы, а стратег проходил между рядами, бегло оценивая готовность каждого подчинённого.       На самом деле проверка была не обязательна – просто Такэнака Хамбэй цеплялся за любую возможность, чтобы проводить Тоётоми. Стратега не отпускало чувство, что он видит господина в последний раз. И он старался побыть с ним подольше, списав тревогу на приближающуюся собственную кончину от болезни.       Наконец все факелы зажглись, и солдаты выровнялись. Такэнака подошёл к Тоётоми Хидэёши, чтобы подтвердить готовность армии выступать.       – Хамбэй…       Стратег напрягся. Обычно такое обращение заканчивается одним – просьбой отдохнуть. Сейчас он не мог её выполнить, да и не был уверен, что сможет дожить до завоевания Японии. Но всё же, приняв чуть удивлённый вид, стратег спросил:       – Что такое, Хидэёши?       – Когда мы покорим эту страну, отдохни немного, – начал Тоётоми, как и ожидал Такэнака. Но продолжение немало удивило стратега. – Думаешь, я ещё не заметил? Ты ещё нужен мне.       Такэнака потупил взгляд. Губы его невольно поджались, а глаза увлажнились – результат слов, или же так казалось из-за огня факела, пляшущего на его лице и отражающегося в радужке? Стратег так ничего и не ответил своему господину, а тот и не смотрел на него: то ли ответ ему не требовался, то ли он не хотел давать волю чувствам.       Армия Тоётоми отправилась в путь, а Такэнака Хамбэй замер, провожая её взглядом. Он решил не показывать своей слабости господину и потому дождался, когда последние солдаты выйдут за внешнюю стену.       – Хидэёши… Эти слова – всё, что нужно мне, – тихо произнёс стратег.       Врата за армией почти закрылись, и тут Такэнака согнулся от боли. Приступ кашля накатил с небывалой силой – если раньше жар в лёгких был терпимым, и казалось, что их пару раз полоснули мечом, то теперь они будто разрывались изнутри. От этих ощущений стратег рухнул на колени. Ему казалось, что с кашлем выйдут и куски лёгких, но даже такие ожидания не уберегли от ужаса. По камню растеклась кровавая лужа, в которой стратег увидел отражение своего лица, искажённого от боли. Кашель прекратился. И на мгновенье в этой луже показался тёмный силуэт, исчезнувший с падением стёкшей с ладони капли крови.       Каким-то образом стратег Тоётоми смог найти в себе силы, чтобы скрыться между строениями замка. Повторный приступ пришёл почти сразу. Такэнака надеялся, что его не увидят в таком состоянии – иначе он не сможет отправиться в Хариму, и успешность всего плана будет под угрозой.       Однако время уже давно было не на его стороне. Солдаты, вошедшие в отряд Такэнаки, начали беспокоиться из-за отсутствия предводителя и отправились на его поиски. Они не сразу осознали, насколько серьёзна ситуация, но, поняв, засуетились: кто-то предложил позвать лекаря, кто-то и вовсе – доложить господину.       Держась за стену, Такэнака быстро, как мог, приблизился к обеспокоенным солдатам.       – Не… нужно… – говорить ему поначалу было трудно, но голос постепенно восстанавливался после продолжительного кашля. – Отправляйтесь в Хариму, как и планировалось. Я немного отдохну и позже догоню вас.       – Но Такэнака-сама… – попытался возразить один из солдат, но его остановил решительный взгляд стратега.       – Это приказ!       Больше возражать никто не стал. Солдаты поклонились и побежали к лошадям. Такэнака Хамбэй провожал их взглядом, решая, как можно распорядиться выдавшимися свободными минутами с пользой. Он и не думал отдыхать.

***

      Прислушивающийся всё это время к происходящему на улице Катакура нисколько не удивился, когда уловил звук знакомых шагов. Хоть он сосредотачивался на другом, пропустить этот звук не мог – сработал своего рода защитный рефлекс. Однако оборачиваться не спешил. Вошедший в темницу Такэнака не стал дожидаться, когда Катакура повернётся к нему лицом. Он начал серьёзно, будто читая приговор, говорить в спину пленнику:       – Катакура-кун… Время, данное тебе на раздумья, почти закончилось.       Стратег хотел сказать, что ответ нужен ему уже сейчас, но отчего-то вышло, что пленник ещё может думать. Исправлять себя Такэнака не пожелал. Вместо этого он продолжил:       – Я хочу, чтобы к моему возвращению ты принял решение.       Катакура Кодзюро всё ещё сидел, прикрыв глаза, и не желал оборачиваться. Это несколько раздражало Такэнаку Хамбэя, но тот не предпринимал никаких попыток для привлечения внимания и лишь сверлил взглядом чужой затылок.       – Направляешься уничтожить Мори из Аки? Так вот зачем тебе был нужен этот союз, – прервал молчание Катакура. – Хотя я уверен, что Мори поступит так же. Судя по звукам, основные силы отправляются на Восток. Скорей всего, в Одавару. Кроме отряда, которым командуешь ты, у вас ещё есть пара, столь же крупных, что и основная армия. Так ты хочешь положить всему конец?       Такэнака Хамбэй слушал пленника и улыбался. Ему уже не досаждало то, что собеседник не смотрит на него, – он наслаждался подтверждением своей оценки способностей потенциально нового стратега Тоётоми. Наверное, Катакуре даже удалось превзойти ожидания Такэнаки – догадаться в сложившихся условиях о наличии отрядов, размеры коих были близки к размеру основной армии, было практически невозможно. Однако даже если бы Правый Глаз Дракона смотрел на стратега Тоётоми, то не смог бы понять настоящую его реакцию.       – У тебя есть два варианта: служить Тоётоми и помочь воспрянуть Стране Восходящего Солнца или же продолжить бессмысленную погоню за призраком Масамунэ-куна. Вряд ли ты способен на такую глупость – противостоять Тоётоми в одиночку, – ответил Такэнака, как только Катакура закончил высказывать предположения.       Хоть говорил стратег уверенно, он уже и сам не понимал, почему продолжал цепляться за возможность присоединения Катакуры Кодзюро к Тоётоми. Не понимал, что вызывало такое упорство, влияние болезни или же обычное желание выполнять всё идеально. Такэнака уже знал, что Катакура навсегда останется Правым Глазом Дракона. Но почему-то до сих пор надежда продолжала жить.       Катакура Кодзюро наконец повернулся к собеседнику. Улыбка на его лице перенесла Такэнаку на миг в ту ночь, когда они сражались на территории Осю, и это видение напугало стратега. Но ему удалось удержать маску.       – Есть ещё вариант, Такэнака, – сказал Катакура, подняв взгляд до фиолетовых глаз собеседника. – Датэ вырвется из вашей с Мацунагой ловушки и сокрушит Тоётоми.       Глаза стратега Тоётоми стали непроницаемыми, но тень улыбки не спала с лица. Было трудно понять, что он чувствовал в этот момент: злость, досаду или же… страх? Ещё сложнее – выявить причину, вызвавшую изменения. Слова Правого Глаза Дракона или же его улыбка – что наполнило голос Такэнаки ядом?       – Звучит неправдоподобно…       От ответа Такэнаки Хамбэя Катакура вмиг стал серьёзным. Было в голосе стратега Тоётоми что-то такое, что заставляло сосредоточиться на словах.       – Я не верю, что Мацунага-доно собирается уничтожить Датэ – у него нет намерений поступать так, – продолжил Такэнака, избегая взгляда внимательных глаз. – Да и задача его лишь задержать армию Датэ, пока я не вернусь.       Бегло взглянув на напряжённое лицо Катакуры, Такэнака Хамбэй уходит. Оставшийся наедине со своими мыслями Правый Глаз Дракона даже не слышит, как тот поднимается по лестнице. Он уловил в голосе стратега Тоётоми угрозу, и это сейчас его заботит больше, чем подтверждение своих догадок насчёт передвижений отряда под командованием этого стратега. Катакура понимал, что не знает какой-то важной детали, но старался предугадать действия Такэнаки Хамбэя:       «Если Масамунэ-сама не получит информацию о передвижении основной армии Тоётоми, то он продолжит путь в Осаку… Что тогда сможет сделать Такэнака?»       Вывод никак не приходил в голову. Нарастающая тревога и вовсе мешала трезво мыслить. Единственное заключение, к которому пришёл Правый Глаз Дракона, – выбираться из замка Осака нужно срочно. Катакура просчитал, что лучший способ остановить Тоётоми – опередить их на пути в Одавару одновременно с перехватом отряда Такэнаки. А для этого нужно предупредить Датэ.       Змей завершил все приготовления, но не может в полной мере насладиться окончанием своей работы. Повсюду его преследует тёмный силуэт смерти, смутно напоминающий кого-то. Хоть он уже не верит в возможность сотрудничества с вороном, но всё равно продолжает цепляться за надежду, что тот изменит решение. Ворон же твёрдо стоит на своей позиции. Более того, он уверен, что в этой схватке змею не победить, и доносит эту мысль до того. Однако реакция змея настораживает ворона. Он вновь пытается понять ход мыслей своего соперника, но чего-то не хватает. Одолеваемый тревогой ворон жаждет выбраться из клетки, в которой его запер змей. И если ему удастся обрести свободу, они вернутся к самому началу в своём противостоянии.