Non enim quid amor

Историческое AU! Джон Аррен умер, и Лиза везет его тело в Долину, чтобы похоронить. Временный промежуток — до прибытия Неда Старка в Королевскую гавань. Прототип для леди Лизы — Хуана Безумная. Она приказала вскрыть гроб, едва кортеж покинул Королевскую гавань через Божьи ворота. Всадники и пешие остановились, леди Лиза вылезла из кареты вместе с Робертом. Мальчик дрожал, боязливо озирался по сторонам, но послушно шел за матерью. Ее фрейлины двинулись было вслед за ней, словно стайка гусынь за пастухом, но водянисто-голубые глаза негодующе сверкнули и дрябловатый подбородок задрожал. Лиза Аррен прижала к себе сына, загородив собой гроб от пугливо отпрянувших женщин. — Не смейте! Не смейте подходить к нему, не смейте смотреть на него! Он мой! Мой! — Миледи… — толстая веснушчатая септа шагнула к леди Лизе с мягкой улыбкой, простерев к ней пухлые белые руки. Женщина яростно раздула ноздри, вцепившись в сына. Роберт льнул к матери, напуганный ее криком и близостью мертвеца, что лежал в ящике. Мальчик упирался, не желая приближаться к покойнику, но Лиза упрямо теснила его к гробу. — Убирайтесь, слышите! Сир Марвин, уберите их, уберите! Ни одна шлюха не должна даже дышать рядом с ним, осквернять его своими бесстыжими глазенками! Уходите! Прочь, все прочь! Глаза Лизы вылезли из орбит, кровь бросилась ей в лицо, кожа блестела от испарины. Ее трясло, будто в припадке падучей. Женщина дико смотрела на дам, которых мейстер Колемон торопливо уводил подальше, крепко прижимала к себе Зяблика, гладила его по волосам. Мальчик, мальчик, ее любимый мальчик, ее сын, ее маленький лорд… как же он теперь будет расти без отца?.. как жить теперь Лизе? Нечестно, несправедливо, боги жестоки… боги, боги, Семеро… отец… ее лорд-отец… это лорд Хостер во всем виноват! Он и Кет… Кет, Кейтилин, кошечка-Кет… воровка, вороница! Это они, это все они… Лиза судорожно всхлипнула. — Миледи… Женщина вздрогнула, когда массивная крышка со зловещим треском съехала в сторону. Волна сладковатого запаха смерти поднялась из нутра гроба, обитого темно-зеленым бархатом, Лиза жадно кинулась к нему, волоча за собой Роберта. Дрожащая улыбка осветила одутловатое лицо леди Аррен. Джон выглядел таким спокойным, таким умиротворенным… он будто спал, мирно и безмятежно. Лиза часто смотрела на спящего мужа, слушала, как он дышит. Подрагивали веки, Джон беспокойно шевелил пальцами во сне, кряхтел и вздыхал, иногда пускал газы. Тогда она ненавидела его даже больше, чем когда он взбирался на нее, дыша сыром, трогал груди и тыкался своим немощным старческим стручком между ног. Взять подушку, прижать к лицу Джона — так просто, но у нее так и не хватило смелости. А Лунная дверь? Джон любил стоять на краю, глядя на Долину с высоты птичьего полета. Подойти, толкнуть — он оступился, он просто оступился… но не сделала, боялась. Тогда Лиза носила Роберта, который сейчас трусливо жался к ней, не решаясь взглянуть на усопшего отца. Несмотря на все труды Молчаливых сестер, Неведомый все же взял свое. Щеки Джона запали, губы разъехались в стороны, обнажив серо-желтые зубы, ввалились глаза, трупные пятна лежали заплатками. А ведь совсем недавно он, с прытью молодого, отправлялся на соколиную охоту с Робертом. Если бы не слезы… если бы не Петир… Леди Лиза ласково провела ладонью по холодному лбу супруга. Взгляд заволокло туманной пеленой, дыхание перехватило от щемящей нежности, которой она прежде никогда не чувствовала к Джону. Он умер, умер, он мертв… и теперь она свободна. Никто не будет ей указывать, кого любить, чьих сыновей рожать, никто не напоит ее обманами и лунным чаем, никто, никто не отнимет Петира!.. Петир… женщина трепетно улыбнулась, чувствуя, как щекочут кожу слезы. Джон, ее дорогой Джон, добрый батюшка Роберта, ты можешь быть спокоен, Петир будет хорошим отцом их Зяблику. Он защитит Долину, защитит Лизу… после стольких лет они, наконец, будут вместе. Джон бы понял ее, несомненно, ведь Роберт еще мал, чтобы править, а Петир умен. Это ведь он придумал добавить слезы в вино для крепкого сна. Ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Но Лиза ощущала соль на губах, ветер холодил мокрые от слез щеки. Она сжала мертвую руку Джона, переплела свои горячие влажные пальцы с его, холодными и твердыми, напоминающие замороженные кровяные колбаски. — Я делаю все ради нас… ради нашего Зяблика, нашего доброго ласкового мальчика, — Роберт стоял, уткнувшись лицом ей в живот. Лиза знала, что ее кортежу не терпится продолжить путь, но никто не посмел поторопить скорбящую вдову. А Лиза скорбела? О да, она горевала, плакала по тому, кого так жестоко, так бессердечно у нее отобрали. По их с Петиром первенцу… отец, Джон, Кет… они лишили ее счастья тогда, но теперь никто и ничто не отнимет у Лизы радости! Джон умер… умер, правда умер? Женщина пригладила его седые, потускневшие в смерти волосы, предварительно поплевав на ладонь. Джон не любил, когда жена так делала, а сейчас молчал, не шевелился. Замолчал… умолк навечно. Слезы катились по щекам леди Лизы, а сердце заливалось победной песнью, точно соловей, выпущенный на свободу. Она взлетала все выше и выше, глядя, как гвардейцы в кремово-голубых плащах заколачивают гроб. Но… вдруг он проснется? Вдруг вернется за Лизой и Робертом? Семя крепко, семя крепко… нет! Он не получит ее сына! Никто не получит! Лиза плакала, усаживаясь в карету. Плакала от счастья и пьянящей легкости в груди, где сердце билось быстро-быстро, как в ту ночь, когда Петир сделал ее своей. — Матушка… — Роберт коснулся ее мокрой щеки своей маленькой ладошкой. Леди Аррен поцеловала руку сына, крепко обняла его. — Матушка, почему вы плачете? — Потому что ты ушел от нас, Джон. Но мы справимся. Мы справимся. Леди Лиза Аррен верила, что ее почивший супруг слышит ее. Слушает ее ушами их Зяблика. Ибо семя крепко.