***
— А давай зайдем за булочками? Он с удивлением повернулся к ней. Они только что покинули Синий Дворец, предупредив Фолка о Потеме, так что эта просьба была несколько странной. — За булочками? — Ну да, — она пожала плечами, — знаешь дочку местного трактирщика, Минецию? Такие булочки с черникой печет, что пальчики оближешь! Он улыбнулся и кивнул головой, позволяя ей вести себя в таверну, где он еще недавно бывал. Мысли на какое-то время успокоились, и он к своему удивлению почувствовал себя обычным горожанином, прогуливающимся со своей женщиной вечером до ближайшего бара. Эта мысль насмешила его, потому что была нелепой, но думать ее было приятно. На секунду ему даже захотелось бросить наемничество, но потом он отдернул себя от этой мысли и подумал, что не хотел бы становиться фермером или, тем более, шахтером. Нет-нет, ни за какие коврижки! Может быть, повесив на стену меч, он стал бы незаметным рыбаком, осевшим в тихой деревушке. Ловил бы лосося и форель, продавал ворчливым хозяйкам на рынке, а под вечер уходил обратно к реке — любоваться на чернеющую с приходом ночи водную гладь. Почему нет? Идиллия. Нет опасностей, нет тех, кто охотился бы за тобой и следовал по пятам. А с другой стороны, он бы снова был один. Вряд ли его спутница захотела бы такой жизни, с учетом ее судьбы. Судьбы Довакина, которая вечно впутывалась в какие-либо неприятности: масштабные и не очень. Роль жены рыбака однозначно ей не подходила, и это знали оба. К тому же, у них обоих была страсть к приключением, которая взаимно подогревалась. Телдрин посмотрел на нее. Сирень шла рядом, обхватив его за руку, и насвистывала незатейливую мелодию, пришедшую ей на ум. Она выглядела удовлетворенной и, он не побоялся этого слова, счастливой, отчего сердце успокаивалось. Сирень распахнула дверь «Смеющейся крысы», и Серо обдало запахом еды и выпивки, а еще тепла и чего-то пряного. Уши заполонил шум от галдящих людей, которые только-только подтянулись после работы и еще внимательно оглядывали помещение в поиске свободного места. Кто-то квасил еще с полудня, кто-то уже спал, откинувшись на спинку стула. Другие шумно играли в карты, чокаясь пивом, которое выливалось наружу с шипящей пеной при соприкосновении деревянных кружек. Некоторые же негромко переговаривались между собой, обсуждая личные проблемы за бутылкой медовухи. Все тянулись в Смеющуюся крысу с разных концов города: это была самая шумная, но оттого и самая веселая таверна в Солитьюде. Часто здесь случались такие мордобои, о которых потом вспоминали годами, а бедный Корпул прослыл самым незадачливым и самым счастливым трактирщиком одновременно. Впрочем, поток клиентов у него не уменьшался, так что Корпула все устраивало. Денег на ремонт вполне хватало, с учетом того, что часть из них еще удавалось стрясти с провинившихся. К слову, о Виние. Вот и он. Имперец стоял, как и всегда, за стойкой и горячо спорил с каким-то нордом о чем-то своем, пока не завидел приближающуюся к нему Сирень. — Какие люди! — всплеснул руками мужчина. — Сама Довакин в нашем заведении! Он сказал это достаточно громко, но его голос все равно утонул в шуме его же посетителей. — Тише, Корпул, тише ты, — шикнула босмерка. — Не хочу привлекать здесь лишнего внимания, терпеть этого не могу. Она села на стул рядом со стойкой и откинула волосы назад. — Я ненадолго, вообще-то. Минеция еще печет черничные булочки? Я бы купила. — Как раз допекает новую партию. Сколько возьмешь? — Все, — решительно ответила девушка. — Обожаю ее булочки. Корпул аж засветился от гордости за свою талантливую дочурку и со словами «сейчас, погоди, спрошу, когда закончит» скрылся на кухне. Сирень кинула ему вдогонку добродушный взгляд. Телдрин стоял рядом, облокотившись о стену и слившись с тенью, так что его с первого раза было даже трудно заметить. Вдруг они услышали шаги, приближающиеся к ним. Наемник повернул голову и увидел того самого ящера, которого встретил при прошлом посещении сего питейного заведения. Аргонианин скалился в такой же насмешливой улыбке, выставляя напоказ острые белоснежные клыки, от которых бежали мурашки по спине. — С-Сирень... — приветственно прошипел он, садясь рядом с эльфийкой. — Какая чудная вс-стреча! — Как дела, Гулум-Ай? — тихо спросила Сирень, подперев щеку рукой и обратив все свое внимание на появившегося собеседника. Телдрин вопросительно посмотрел на напарницу, но та не заметила. Гулум-Ай? Разве этого ящера зовут не Гаджул-Лей? — Дела идут хорош-шо, как видишь, — протянул Гулум-Ай, взглядом обводя эльфийку. — А твои, как я вижу, не очень… Он кивнул на перебинтованную ладонь. — Да так, сам знаешь, как оно бывает, — отмахнулась Довакин. — Тебя давненько не было, я уже начал думать, что ты совсем забыла своего с-с-ста-а-арого (он протянул это слово) друга. — Дела, Гулум-Ай, дела, — девушка пожала плечами. — Но ты не расстраивайся. Я не с пустыми руками пришла. — Привезла мне подарков? — Еще каких. Ты будешь вне себя от счастья, — фыркнула Сирень. — Приходи как всегда, — пропел он. — В любое время. У меня теперь даже с-свой кабинет есть. Телдрин слушал, насторожив уши. Речь явно шла о сделке, но о каких подарках говорила босмерка, он не знал точно. Или не хотел знать. Об этих ночных вылазках куда-то. Об этих возвращениях ближе к утру. Сирень иногда уходила посреди ночи, оставляя Телдрина одного, и не объясняла никак своих действий. Прерывала каждое упоминание об этом в разговорах, сводила тему, увиливала от ответа, так что Серо просто перестал спрашивать. Не хочет — пусть не говорит. Он делал попытки проследить за ней, но каждый раз она будто знала, что за ней следят, и ускользала от его взора в два раза быстрее, так что он не мог понять, куда она каждый раз девалась. Когда он узнал, что она состояла в Гильдии Воров, это стало для него по-настоящему открытием. Это как-то не укладывалось в голове: Сирень была доброй, честной (он... надеется на это, во всяком случае) и благородной девушкой. Слегка вспыльчивой, конечно, но это были мелочи. Она боролась за тех, кого принижали, помогала тем, кто в этом нуждался, и рисковала своей шкурой ради обычных, простых людей. Ради людей, которых она обворовывала. Вот, что неукладывалось у Серо в голове. Не сказать, что он презирал ее за это, хотя, по правде говоря, он не презирал ее, наверное, только потому, что долго знал. Попадись ему вор с рукой в его кармане — Телдрин отрубил бы ему ее и даже не моргнул бы. Он бы не стал церемониться и с Сиренью, если бы не знал ее, но, черт возьми, он знал ее! И чистосердечно пытался понять. Даже однажды завел на эту тему разговор. Сирень, он помнил, сморщилась, как будто он ее ударил, помрачнела, отвела взгляд. — Если ты думал, что я — человек высоких моральных устоев... — негромко сказала она, скрестив руки на груди, будто закрываясь от него сильнее. Да, черт возьми, он так и думал! На фоне ее героических поступков он даже иногда чувствовал себя темным греховным пятном, которое тащилось за ней просто из-за денег. Всё так и было, пока, приехав в Скайрим, он не узнал, что она, оказывается, вор. — То нет, Телдрин, это не так. Она взглянула на него, и Телдрин не увидел в ее взгляде даже намека на то, что она жалела. Нет. Самое страшное в том, что... — Я — вор, Телдрин. И этого не изменить. ...она совсем не жалела об этом. Телдрин спрашивал, почему. Зачем ей это надо было? Зачем надо было спасать и предавать спасенных же людей? Сирень закатывала глаза и смотрела на него таким взглядом, словно он был храмовым проповедником. Серо в такие моменты хотелось долбануть себя по голове и рассмеяться. Какое ему дело? Нет, серьезно, какое ему до этого дело? Да никакого. Да его нахрен это вообще не должно волновать: чем там занимается его наниматель в свое свободное время. Не втягивает его — ну и славно. Ну и замечательно, главное — его собственная шкура в порядке. Так ведь? Так. Так что ему, конечно, решительно должно быть все равно на то, что Сирень — вор. Мефала, да будь она хоть ассасином Темного Братства, плевать ему на это. В идеале. От ее взгляда даже становилось не по себе, потому что Телдрин вдруг сам осознал ту самую границу действий, за которую он не мог переступить. Перебить толпу людей в бандитском лагере и насадить голову главаря на пику — пожалуйста. Пробраться в дом и украсть что-то — нет. Странно, с учетом того, что в первом случае нужно проявлять большую жестокость и беспощадность, чем во-втором. Воры вообще не убивают. Они просто тихо забираются в дома и крадут, прячась в тенях. Серо отчего-то считал, что воры поступают ужаснее, чем наемники. Одно дело сразиться в открытом бою и победить, другое дело — лишить врага чего-то ценного, заставить его страдать, не оставив на нем ни единой царапины. Мастерство — скажете вы. Несомненно — ответит Телдрин, и будет прав, потому что воровство было поистине искусством, которое могли постичь не всё. Сирень вот смогла. Однако, он бы не сказал, что был рад этому. Сирень не впутывала его в свои дела настолько, насколько могла. Серо даже не мог выразить внятно свое отношение к этому: то ли радовался, что не знал чего-то такого, что могло резко подпортить ему впечатление о персоне его нанимательницы, то ли был расстроен из-за того, что Сирень не доверяла ему какую-то часть своей жизни. Вероятно, очень важную, потому что она часто занималась особыми делами, куда не давала ему совать нос. Что ж, его обида была несправедливой и больше походила на детскую — он это понимал в глубине души, но все равно не мог отделаться от неприятного ощущения. — Что ж, славно, — Гулум-Ай почтительно склонил голову. — Всегда буду рад видеть тебя снова, С-сирень. Ящер отошел куда-то вглубь таверны с кружкой пива, а внимание Телдрина привлек шумный столик, за которым сидели местные барды. Учителя и ученики — они о чем-то спорили, да так, что на их фоне остальные не орали, а шептались. — Да я вам говорю, что мы должны найти эту книгу! — стукнул кулаком по столу альтмер-бард. Кажется, его звали Виармо. — Это бесценная рукопись, как до тебя не доходит-то?! — Твоя бесценная рукопись, — прошипела в ответ красивая имперка, складывая руки на груди, — хранится, а может и не хранится, в нордских руинах, дорогой мой. Не думаю, что ты будешь рисковать своей эльфийской шкуркой, чтобы найти то, чего там, возможно, и нет. — Пантея, — теряя терпение, продолжал эльф, — существуют наемники... — Ты всерьез думаешь, что за ней ни разу не посылали этих твоих наемников? — фыркнула бард. — Да посылали, и не раз, и как думаешь, оттуда кто-нибудь вернулся с рукописью? Нет! Одни померли там же, в руинах, другие сбежали оттуда с поседевшими головами. Не в наших традициях тревожить предков, и я уверена: раз древние норды, опять же, возможно поместили это сказание в сердце одной из своих усыпальниц, значит, была на то причина! — Пантея-я-я-я! — раздосадованно простонал Виармо. — Ты понимаешь, чего мы можем достичь, если раздобудем эту песнь? Нам вернут праздник сожжения! Сожжения короля Олафа, Пантея! Атейя закатила глаза с таким видом, будто пыталась что-то безрезультатно объяснить ребенку. — Я не позволю тебе тратить средства Коллегии на твои хотелки, Виармо! — процедила сквозь зубы имперка, явно сдерживаясь, чтобы не добавить «эльф проклятый». — Не то время сейчас. Альтмер уже хотел возмутиться, но неожиданный голос прервал его. Сирень встала из-за стола, и людские взоры обратились к ней. По толпе прокатились вздохи и ахи изумления. Не все люди знали Довакина в лицо, но те, кто знал, тут же стали нашептывать что-то остальным, и все больше и больше голов стало оборачиваться в ее сторону с сияющими от любопытства и благоговения глазами. Телдрину захотелось скрыть ее ото всех, спрятать от этих навязчивых, пожирающих глаз. Резко ему стало некомфортно — словно, смотря на Сирень, они также замечали и его. В таверне вмиг стало тихо. Все открыто пялились в сторону босмерки и даже не подумывали отворачиваться. Кажется, это смутило Довакина. Она неуверенными шагами прошла к столику бардов и отодвинула стул, чтобы сесть, как услышала детский голос: — Мам, а почему на нее все смотрят? — Она — Довакин, милый, — прошептала мать. — Спасла наш мир от повелителя драконов. — Ого... — прошептал детский голос, и Сирень не выдержала. Откашлявшись, она обвела взглядом толпу и начала громко: — Мне приятно видеть вас, народ Солитьюда. Телдрина поразила четкость и уверенность речи Довакина, словно она не раз выступала оратором на больших мероприятиях. Странно было видеть ее такой: открытой мишенью под общим прицелом, хотя она держалась достойно, с учетом того, что обычно предпочитала вести скрытную жизнь и нигде не светиться. Он не замечал этой черты оратора за ней раньше: ее голос был громок, а слова приковывали к себе внимание. Ее слушали абсолютно все. — Я приехала навестить этот город, чтобы закончить свои дела и по мере возможности помочь... руководству, — на ум тут же пришел изнуренный обязанностями Фолк. — Конечно, я зашла и сюда, в Смеющуюся крысу, потому что эта таверна знала меня еще с тех времен, когда я не была народным героем. Девушка улыбнулась, и несколько людей ответили ей тем же. — Я не хочу отвлекать вас от ваших повседневных дел и бесед, поэтому, пожалуйста, продолжайте веселиться и радоваться своим приятным мелочам, не обращая на меня внимания. А я порадуюсь за вас. Наступила тишина. Казалось, она продлилась несколько минут, хотя на деле прошло от силы пара секунд. Какой-то старый норд с густой и лохматой рыжей бородой, которая дотягивала до его грудной клетки, вдруг поднял огромную пивную кружку, сидя за столом, и пьяным голосом заорал: — Слышали, черти, что Довакин приказала? — его бас эхом разнесся по всему залу. — Довакин сказала «бухать»! ЗА ДОВАКИ-И-ИНА! Его голос утонул в сотне других. Посетители таверны подняли стаканы, бокалы и кружки, поддерживая крик норда. Тут же таверна наполнилась прежним шумом: правда, народ галдел в два раза громче, довольный присутствием Драконорожденной рядом, и никто больше не обращал на Сирень внимания. Телдрин выдохнул. Молодец. Чувство прицела сняло удавку с шеи, заставило вздохнуть спокойно и расслабиться. Оказывается, он не любил, когда люди смотрели в его сторону. Это... сковывало движения. Он посмотрел на Сирень. Та, кажется, тоже расслабилась, когда все внимание переключилось с нее на что-то другое. Она села к бардам, и они начали о чем-то шушукаться. Виармо выглядел явно приободренным и частенько поглядывал на Довакина, будто ожидая от нее помощи в споре. Пантея сначала хмурилась всё также, а потом покосилась на босмерку с неуверенностью, будто боялась чего-то. Сирень же, наоборот, выглядела решительной, будто уже приняла решение. Вот всегда она так. Придумает что-то и тащит Телдрина за собой, а с другой стороны, он ведь сам на это подписался в тот день, когда она вошла в Нетч и бросила ему кошель с деньгами со словами «идем со мной». Вот он и пошел. И уходить, если говорить по-честному, хотя данмер вряд ли себе в этом признался бы, уже не хотелось. Он уже думал о том, в какие приключения их втащит эльфийка в этот раз, как вдруг услышал: — Погоди, Виармо, еще ничего не решено, — Сирень откинулась на спинку стула и потерла пальцами висок. — Дело серьезное, сам понимаешь. Я должна посоветоваться со своим компаньоном — одна я туда, прости уж, не сунусь. Телдрину показалось, что он ослышался. Она? Хочет посоветоваться? С ним? Азура, дай мне сил. Видимо, ситуация в Волчьем Черепе серьезно повлияла на нее, а иначе он не мог объяснить этого. Обычно она говорила, что они пойдут туда-то и туда-то, потому что надо сделать то-то и то-то, и Серо соглашался, как никак, оно того стоило, а еще у него просто не было выбора. Или, точнее, нет, формально выбор-то был, но на практике кто в здравом уме откажется от сокровищ? Вот и Серо не отказывался. Сирень глянула на него с немым вопросом и встала из-за стола. Она быстро подошла к нему и села рядом. — Слышал, о чем они спорили? — О какой-то бардовской книженции, как я понял, — пожал плечами наемник. — Зачем она им? — Виармо хочет вернуть один старый солитьюдский обычай. Сожжение короля Олафа. Это поможет жителям немного воспрянуть духом после потрясений от гражданской войны и буйствования драконов. Для этого ему нужна «Песнь о короле Олафе». Но вот в чем загвоздка, — она забавно цокнула, будто расщелкивала суть проблемы, как орех, — эта книженция в статусе «утеряна» уже бог знает сколько времени. Есть мысли, что она лежит в одном месте, но... — Но что-то мне подсказывает, что хлебом и солью нас там не встретят. — Она в древних нордских руинах, Телдрин. Может, лежит, а может, уже рассыпалась от старости и разметалась по всем залам пылью. Итак, — Сирень кашлянула, подставив кулак ко рту, — ты пойдешь со мной? — Пойти туда, не знаю куда, найти то, не знаю что? — хмыкнул Серо и сделал вид, что глубоко задумался. Затем скривился. — Знаешь, я думаю, что это... ну... Сирень вздохнула, прикрыв глаза. Кажется, она уже знала, какая реакция последует за этим. Конечно же он откажется, ведь драугры и призраки всегда не нравились Телдрину. — ...наше обычное занятие, м? — он усмехнулся, когда она в удивлении распахнула глаза. — Одним исследованным подземельем больше, одним меньше. А так хоть народ порадуется. — Ты делаешь это ради народа? — в ее глазах играли нотки смеха, а губы скривила едва сдерживаемая улыбка. — Ты что, альтруист? — Упаси Боэтия, — хохотнул данмер, отмахиваясь. — Ни в коем случае. Я делаю это не ради самого народа, — он пожал плечами. — Я делаю это ради тебя. Глаза Довакина еще больше округлились, теперь походя на два зеленых блюдца, отчего данмеру хотелось рассмеяться еще раз. Она даже не сказала ничего в ответ, как он продолжил: — Мне-то по боку, будут ли солитьюдцы праздновать свое королевское сожжение, но тебя это, почему-то, волнует, так что... Не знаю. Пойдем и найдем эту твою песнь. Я, конечно, не совсем понимаю твоих альтруистических намерений в сторону этого города, — он закатил глаза, покачав головой, — но это не мое дело. — Телдрин, ты — лучший! — она засияла от счастья и чуть ли не галопом помчалась сообщать напряженно косящемуся на них все это время Виармо радостную весть. — Да-да, я знаю, — полетела убедительная реплика ей вслед. Новое приключение настигло их, как всегда, внезапно и в самом необычном для этого месте. Пока Сирень договаривалась о последних мелочах дела с Виармо, который теперь сам сиял похлеще солнца, Телдрин заметил, как на него косился Корпул Виний с какой-то странной усмешкой, которая Серо не понравилась. — Чего тебе? — Вот уж не думал, что ты знаком с Довакином, — покачал головой имперец. — Это ты из-за нее пару дней назад тут полбара моего выдул? Говорил ж, вернется! Телдрин закатил глаза и поборол в себе желание приложить руку к лицу. Азура, храни этих горожан...***
— И куда мы держим путь? — спросил он. — Упокоище, прямо на юг от Солитьюда. Пойдем завтра утром, — решила она. — Чем быстрее управимся — тем лучше. Надо будет смазать петли Ома перед походом... — Я недавно смазывал уже. Сирень удивленно обернулась к компаньону и недоверчиво покосилась на него. — Ты? Ому? Петли смазал? — каждое ее слово звенело вопросительной интонацией, будто она не верила в то, что слышала. Так оно и было. Оба прекрасно знали, как Телдрин относился к Ому. По началу он его терпеть не мог, называя «ходячим двемерским мусором». Сколько же споров возникало у них двоих по поводу присутствия этой машины, но как бы Серо не хотелось признавать в пауке маленького напарника, он все же им являлся и частенько выручал эльфов на заданиях. Например, подкрадывался сзади и вырубал обидчика мощным разрядом тока, что не раз спасало компаньонов из крайне щепетильных ситуаций. Данмер не знал, как именно использовались пауки: может, они защищали двемерские подземные города (хотя, признаться, те же сферы и особенно центурионы больше походили на защитников, нежели крохи-пауки) или, может быть, двемеры использовали их как рабочую силу, и эти мелкие машины могли выполнять особо тонкую работу, для которой как раз требовались габариты паука. А, может быть, они были домашними «любимцами» маленьких двемеров. Как собаки. Кто этих глубинных эльфов знал, это был тот еще странный народец. «Держать машину в качестве питомца...» — подумалось наемнику. «Да бред какой-то!» И тем не менее, Ом стал важной частью их группы, превратив дуэт в троицу. Сирень таскалась с ним, как с маленьким, у них даже была своя игра, которую босмерка называла «ладушками». Что самое странное, паук, кажется, любил в нее играть, что не укладывалось у Серо в голове. «Ладушки» представляла собой странное тыканье ладоней играющих друг об друга и напевание не менее странной песенки. Сирень пела ее во время привала, посадив Ома на коленки. Телдрин не знал этого языка, возможно, это был босмерский, но песня звучала мелодично и даже производила какой-то сонный эффект: эльф, сам того не понимая, чуть ли не засыпал, прислонившись к дереву и наслаждаясь прохладой, пока его спутница напевала странный мотив, играя с Омом. Так они и путешествовали втроем: Довакин, наемник и двемерский паук. Постепенно и сам данмер начал привыкать к такому раскладу и даже больше не бурчал в те моменты, когда механизм выпускал излишки пара с тихим свистом и шипением. Дошло до того, что он сам начал собирать двемерское масло, неосознанно, получилось как-то само, но Серо с этим быстро смирился. В конце концов, важно было поддерживать боеспособное состояние Ома, ибо он бы мог защитить Сирень в случае, если Телдрин не имел бы такой возможности. Данмер не знал, умели ли двемерские машины привязываться к своим хозяевам, но Ом всюду таскался только за Сиренью, иной раз, сидя у ее спального мешка, будто сонно сопел вместе с ней ночью. Странное зрелище. Но Ому можно было доверить Довакина. — Конечно, смазал. Ты же о нем забыла, — фыркнул данмер. — Пришлось брать мелкого в свои руки. — И вовсе я не забыла! — возмутилась Довакин. — Просто было много дел. — Так много, что бедный Ом скрипел и плакал в своем темном углу, пока ты с мелким нордом таскалась по городу... — Ой, Телдрин, не драматизируй, — она закатила глаза и быстро пошла вперед, чем вызвала приглушенные смешки сзади. Горноцвет уже виднелся на холме, утопая в серых сумерках.***
— Идут! Идут-идут! — Идут! — Они наконец-то идут! Десятки голосов захихикали, зашуршали, заворочались, проснулись. Дом вмиг посветлел от зажженных свечей и наполнился ароматом горных цветов и пряностей. В котелке, шипя, жарились крабовые ноги, а лук-порей, прекратив нарезаться, сполз в миску с салатом. Из печи выдвинулся ароматный пирог с малиной, благоухая, как творение божье. Дверь со скрипом открылась. Всё было тихо. Первым вошел Телдрин, рассказывая какую-то историю из своих приключений, и вдруг резко оборвался на полуслове, когда увидел погруженный во тьму коридор и ряд свечей, зажженных с обеих сторон. Световая дорожка вела вперед, прямо в кухню, где почему-то всё переливалось разными цветами. Разноцветные световые блики мелькали в конце коридора, выгодно рассеивая тьму, отчего у наемника сложилось впечатление, что он попал в какой-то потусторонний мир. — Ты чего в проходе встал? Ничего ж не видно! — проворчал знакомый голос сзади. Телдрин с немым вопросом обернулся к ней и, отодвинувшись, дал взглянуть на преображенный интерьер. Сирень застыла, и выражение лица у нее выражало такое же непонимание, как и у Телдрина. — Если б я не знал, что Ом — двемерский паук, я бы подумал, что он устроил нам романтический ужин. — Это... не Ом, — пробормотала Довакин, сжав кулаки. Ее голос дрогнул в этот момент, видимо, получилось слишком нервно. — Пошли. Надеюсь, там нет ничего такого. Она несмело ступила вперед, а потом, глубоко вздохнув (видимо, собиралась с духом), пошла вперед, углубляясь в коридор. Серо поспешил за ней, не желая оставаться в одиночестве в темном коридоре, где единственным источником света были старые, потекшие свечи, которые, похоже, использовались не один десяток раз. Когда он прошел мимо зеркала, висящего в холле, то боковым зрением заметил, как что-то в нем промелькнуло. Быстрое, тонкое, как стрела. Он резко развернулся, но увидел лишь свое напряженное лицо, освещенное с одной стороны свечой. Наемник тут же отвернулся, ища взглядом Сирень. К счастью, она шла в паре шагов от него, все еще сжатыми кулаками. Нервничала. Стыдно было признавать, но он не любил смотреть на себя в зеркало ночью: черты его лица словно становились острее, глубже, темнее, а глаза приобретали какой-то злой, кровожадный блеск. Телдрину казалось, что еще секунда, и тот зазеркальный он растянется в широком безумном оскале и захихикает, глядя ему в глаза своим бешеным взглядом. Прямо как в детстве. Серо содрогнулся, отгоняя от себя детские воспоминания, которые хлынули в его мозг, как ром из откупорившейся бутыли. Нет, не сейчас. Не тогда, когда она рядом. Давайте потом. Когда он останется один и начнет пережевывать это в сотый раз. Зеркало, свечи, темная комната. Скушаю тебя. Скушаем. Съем. Мы съедим тебя. Так вкусно пахнет. Не смотри в зеркало. Никогда не смотри в зеркало по ночам, Телдрин. Туманный образ незнакомца в темно-серой ткани: плотной и местами рваной. Широкий капюшон, и не видно лица, но секундный проблеск молнии и страшный грохот разбушевавшейся грозы кричит ему беги. Свист блеснувшего кинжала. Топот босых ножек по деревянному полу. Топ-топ-топ. Топ-топ-топ-топ-топ. — Сирень! Она молниеносно развернулась к нему — ее передернуло от испуга. — Ты чего так орешь? — П-прости, случайно вышло, — неловкость. Неловкость, заливающая щеки, хватающая за горло и сжимающая со всей силы маленького ребенка, оторвавшегося от земли. Отпусти меня сейчас же. Только не снова. Не трогай. Я не хочу оставаться один. Иначе меня съедят. Они ступили на неосвещенный ничем участок пола. Следующая свеча находилась в далеких двух метрах, и Серо почувствовал, как ему физически поплохело. Он кашлянул, пытаясь избавиться от застрявшего в горле нервозного комка, и почувствовал, как область возле ноздрей начинает мерзнуть. Плохо дело. Это что, паника? С каких пор он стал бояться темноты? Неужели чертово зеркало вот так просто сделало его уязвимым? Если да, то он слабак. Точно говорю. Телдрин Серо — слабак, который боится кого-то. Данмер хотел было снова кашлянуть, пытаясь успокоиться, но теплые пальцы коснулись его запястья и спустились чуть ниже. Телдрин осознал, что не чувствовал собственных пальцев до того, как их коснулись. — Телдрин, ты что, боишься? — тихо шепнула Сирень. — Нет. — Получилось менее уверенно, чем он ожидал, и наверняка Сирень это почувствовала. Чертова Сирень всегда чувствует. Она всегда знает, когда он врет, он не понимает как, но она всегда видит его насквозь. Вот и сейчас она оборачивается к нему, и ее глаза блестят во тьме. Ему хочется отвернуться: глаза Сирени темные и какие-то... угрожающие. Страшные. Он готовится к тому, что она выдаст очередную насмешку в его адрес, но Довакин только качает головой и тихо вздыхает. Крепче сжимает его холодную ладонь. — Ты не один. Я тут. Идем. И тянет его за собой. Когда они заходят на кухню, холодные пальцы внезапной и удушающей паники освобождают горло Телдрина. Темный коридор позади, и он туда больше не вернется. Деревянный дом позади, и он туда больше не вернется. Напряженные плечи Сирени опускаются, и она облегченно-устало выдыхает. Отпускает его руку. Складывает руки на груди, критически смотря на стол. На столе стоит их нетронутый горячий ужин. — Ну и напугали вы меня, — пробормотала девушка, но Телдрин все равно услышал. — Кто? — Присаживайся, — она кивнула в сторону свободного места и села напротив. — Духи этого поместья. — Так тут все-таки обитают призраки? — как бы упорно он не скрывал волнения в своем голосе, оно все же на нем отразилось. Телдрин сел на табуретку, взглянув на Сирень. Половина ее лица освещалась ярким светом камина, а другая половина была погружена во тьму. Телдрину отчего-то вспомнился Вивек, и он даже готов был рассмеяться от этой ассоциации. Нервно рассмеяться. Какой только бред не выстрельнет в голову, когда нервы на пределе. Перед ним сидит Вивек и спокойно поглощает суп. Мефала, спаси его разум. — Они принесли тебе неприятности? — обеспокоенно спросила Сирень, принимаясь за горбушку хлеба. Пару пушинок муки слетели с горбушки, оставшись на щеке и одежде Довакина. — Помимо того, что кто-то меня лизал в ванной, они мне устроили чертов дом пыток тогда, когда ты ушла к Фолку. Не хотели меня выпускать и бросались в меня вещами. Скидывали книги и запирали двери. Еще и судачили обо мне! — Ты их слышал? — она удивленно подняла брови, будто это действительно удивило ее до глубины души. — Они не показывались, когда приходил... — и тут она запнулась. Опустила взгляд и съела еще одну ложку горячего супа. — В общем, они довольно скромные и редко показываются, так что я удивлена, что они так быстро выдали свое присутствие тебе. Наемник решил не докапываться до того, что изначально хотела сказать эльфийка, а потому просто продолжил: — Объясни мне, что здесь происходит. Сирень снова вздохнула, будто это объяснение было чем-то неприятным и долгим для нее. Хотя, возможно, так оно и было. — Я купила это поместье потому, что никто не хотел его брать. Все говорили о том, что здесь, в Горноцвете, водятся призраки. Я сначала довольно скептически отнеслась к этому, несколько раз ночевала в поместье: одна и в компании, но ни следа призраков не обнаружила. И всё-таки, мне была интересна одна вещь: поместье не было заселено долгое время, но находилось в таком порядке, словно каждый день сюда приходили горничные и прибирались. Я поспрашивала у местных, но все в один голос твердили, что никто это место не убирает, и вообще, людям, а тем более хрупким женщинам, там не место, соответственно, горничных там не водится. У продавца я узнала историю этого поместья, — она с задумчивым видом поводила ложкой в супе, подперев щеку кулаком, — и она оказалась довольно... мрачной. — То есть? — На месте поместья раньше было что-то вроде приюта. Однажды там случился пожар, и все, находящиеся в здании, сгорели заживо. В основном там были дети, и все они погибли, потому что входы и выходы по непонятным причинам были замурованы. Не знаю, чьих это было рук дело, но что-то мне подсказывает, это было жертвоприношением кому-то из даэдра. Понимаешь... — Сирень нахмурилась, — раньше культисты часто проворачивали нечто подобное. Уже потом, когда орден Стендарра начал набирать силу здесь, в Скайриме, таких страшных случаев становилось все меньше и меньше. И тем не менее, приют сгорел, а один старый граф построил на этом пепелище поместье. Тем не менее, долго он там не прожил, сбежал. Поместье перекупалось, и все владельцы, как один, сбегали из него, не стерпев и года. Постепенно народ начал судачить о призраках, в результате Горноцвет остался совсем заброшенным. Я еле-еле нашла его последнего хозяина и то, честно говоря, он долго не хотел говорить об этом доме. Только когда я предложила ему избавиться от него путем продажи, он согласился и оформил все так быстро, что мне самой даже не пришлось разъезжать по этим бумажным конторкам. Ну, знаешь, бумаги — это не мое. Видать, бедняга действительно мечтал избавиться от Горноцвета. В общем, так он у меня и появился. — То есть ты на полном серьезе хочешь сказать, что сейчас тут живет толпа умерших детей вместе с персоналом, который заботится о поместье во время твоего отсутствия? — Телдрин так глупо похлопал глазами, что это выглядело почти смешно. — Да, именно это я и хочу тебе сказать. — Пиздец, — заключил данмер, в растерянности потирая лоб. — Как ты их терпишь? Это же в буквальном смысле толпа мертвецов, разгуливающих по ночам в твоем собственном доме. — Полегче в выражениях, — эльфийка улыбнулась. — Они довольно обидчивые. Серо фыркнул, повернувшись сначала в одну, потом в другую сторону, поднял голову наверх и громко сказал: — Прошу прощения! Сирень рассмеялась. — На твое счастье, они не обиделись. Ты им почему-то нравишься, — она улыбнулась, пожав плечами, и отпила из кубка. — Приятно знать, что нравишься хотя бы духам чьего-то поместья, — фыркнул данмер и засунул в рот приличный кусок мяса, чтобы дольше жевать. Даже несмотря на тот факт, что Сирень официально, так скажем, призналась в существовании призраков, легче Телдрину не стало. Он не знал, что еще могли придумать эти маленькие гады на его счет, поэтому слегка нервничал. Ему не хотелось проснуться однажды ночью привязанным к вертелу. Хотя ладно, вряд ли бы они хотели его убить, в конце концов, у них уже была масса возможностей для этого, и они ими не воспользовались. — Они не станут тебе серьезно вредить, не переживай, — будто прочитав его мысли, ответила Довакин, и его снова передернуло от мысли, что она видит его насквозь и отвечает на важные, но неозвученные вопросы. — Они не убивают. Пугают, шугают, выгоняют нежелательных личностей, но убивать — не убивают. В конце концов, они — духи домашнего очага, а не призрачные мстители и защитники, которых мы встречали в гробницах. Так что будь спокоен. Телдрин благодарно кивнул, радуясь тому, что ему не пришлось озвучивать свои опасения вслух. Проглотив пережеванный кусок мяса, данмер принялся за жареные крабовые ноги, которые пошли на ура. — Не думал, что ты сможешь поселиться в подобном месте, — пробормотал он. — С учетом того, что отсюда сбегали даже мужчины... — Их боятся и частенько презирают, — вздохнула Сирень. — Духов. Мне не хотелось, чтобы от них вечно бегали, поэтому и решилась купить. Впрочем, ладно. Пора спать. Этот ужин далеко не походил на романтический. Обыденная болтовня да обмен какими-то историями, как они делали всегда. Хотя, признаться, Телдрину стало спокойнее. Он вдруг обнаружил, что в последние дни им не удавалось посидеть вот так, просто. Вдвоем. Ему не хватало этого. Сирень тоже казалась довольной, так что переживать было не о чем. Он даже успел забыть о том, как посередине темного коридора ощутил приступ душащей из детства паники, которая словно спряталась там, во тьме, и ожидала, когда он выйдет из кухни с набитым животом. Это было воспоминание — старое, далекое, смутное, почти ненастоящее. И оно определенно не стоило того, чтобы его вспоминали заново. Допив остатки вина, Телдрин сонно похлопал глазами. — Я устал, пойду спать, — зевнул он. — Ты идешь? — Я задержусь. Иди. Серо не стал спрашивать, что она собиралась делать, просто молча встал и, кивнув на прощание, вышел из кухни. Быстро пройдя коридор, он кое-как взобрался по лестнице, все еще зевая, и уже по инерции поплелся в правую сторону, но на полпути вспомнил, что в той стороне находилась спальня Сирени, а не его. — По-моему, я туда хожу чаще, чем к себе... — пробормотал данмер и встряхнул головой. — Так. Налево. И пошел обратно. Наемник дернул ручку двери, но та не отворилась. Тогда он стал рыскать по карманам, пытаясь найти ключ от комнаты. — Черт, ну где он... Безрезультатно похлопав себя со всех сторон пару раз, данмер наконец вспомнил, что положил ключ в поясную сумку, а эту самую сумку оставил на лавке, в кухне. Простонав от негодования, Телдрин поплелся обратно, а когда дошел до лестницы, предусмотрительно схватился рукой за перила, чтобы случайно не навернуться вниз. Преодолев лестницу еще раз, Серо с полузакрытыми глазами прошествовал через коридор в сторону света и хотел было позвать Сирень, но резко остановился, услышав пронзительный хохот и гомон детских голосов. Что? Там, на кухне, он увидал чью-то фигуру. Глаза его распахнулись в изумлении, и Серо узнал в ней Сирень. Она стояла напротив горящего камина, а вокруг нее, плывя по воздуху плясали... ...дети. Они были прозрачными, словно видение, их движения были размытыми, круговыми, каким-то невесомыми. Дети светились оранжевым сиянием и водили хоровод вокруг своей хозяйки, весело смеясь. — Сладкий рулет! Сладкий рулет! — пели призраки. — Кого выбираешь — дай нам ответ! Сирень стояла, с улыбкой задумчивости приложив ладонь к щеке. — Пусть сегодня будет Гаррет. Телдрин застыл на месте, прямо там, во тьме коридора, не в силах пошевелиться. Он не мог понять, свихнулся ли или нет, но глаза упорно показывали ему картину пляшущих детей. Из толпы выскочил какой-то мальчуган — такой же оранжевый и прозрачный, как и все остальные, протягивая руки к Довакину. Сирень широко улыбнулась и закружилась с ними в танце, хихикая. Мальчуган резво отплясывал какой-то знакомый танец, но Серо не мог вспомнить его названия. — Я целых три месяца ждал! — пропищал Гаррет. Его голос — молодой и детский — совсем не отличался от голоса обычного мальчика, разве что издавался как будто откуда-то издалека, словно он находился не тут, а где-то в другом месте. — Я тренировался, мадам Сирень! Видите? И тут он сделал солнышко. — Уже получается! — Очаровательно, Гаррет! — Сирень захлопала в ладоши. Ее щеки покраснели от танца и жары, и глаза светились небывалым восторгом. — Просто чудесно, ты умница! Телдрин своими глазами видел, как силуэт Гаррета засиял. От счастья, видимо. — Мадам Сирень, мадам Сирень! — наперебой голосили призраки. — Вы так долго спали, мадам Сирень! — Мы волновались, госпожа Сирень! — Руди даже щекотал вас перышком, но вы не просыпались! — Руди! — Сирень покачала головой и уперла руки в бока. — Кому было сказано не заходить ко мне? — Простите, мадам! — пискнул голос с толпы. — Но вы так давно не просыпались, я ужасно волновался. Вы обещали послушать мою игру на флейте, помните? Я ждал. — И поиграть со мной в мяч! — И почитать сказки! — И погадать на удачу! — А у меня вчера было день рождение! — А Игнатиус опять гонял меня палкой! — Наверное, ты мешала старику спокойно спать в его кресле? — Сирень расхохоталась, потрепав какую-то девчонку по макушке. — Герда, это не ты случайно бросалась книжками в моего компаньона? — Он нам хамил! — смутилась Герда. — Герда, сколько раз я тебе говорила, что книжками нельзя бросаться? — Ну вот не будет хамить, не буду бросаться... — Мадам Сирень, а Кристофер... — завизжал один из детей. Этот голос подхватили остальные. — Да, мадам Сирень, а вы знаете, что Кристофер...! — А что с Кристофером случилось? — босмерка огляделась. — Его не видно что-то сегодня... — А Ари узнала, как Гивс говорил Марене, что Роланд случайно услышал от самого Кристофера, когда он сажал паслен специально по вашему велению, что... — Кристофер вас любит! — завопила в нетерпении девочка лет десяти. — Вот прямо очень-очень любит! Сирень улыбнулась. — Передай Кристоферу, что я его тоже очень люблю. — Да нет же, госпожа Сирень! — девочка в нетерпении топнула ногой. — Он вас прямо любит, представляете?! — Он раньше всех с камина выходит! — И позже всех уходит! — Да-да, а еще торчит вечно в саду! — Вы задний двор видели?! Вас так давно не было, он там тако-о-о-ое сделал, мадам Сирень! Дети окружили ее со всех сторон, нахваливая Кристофера. — Точно влюбился, я вам говорю! — Он там такой кустище сирени посадил... — мечтательно вздохнула девочка. — Во-о-о-от такенный! — и развела руками так широко, как могла. — Тихо, Славя, не говори! — шикнула на нее другая девочка. — Кристофер рассердится, если все разболтаешь! Сирень с умилением смотрела на бранящихся девочек и с каждой их репликой краснела еще больше. — А я вам булочек взяла черничных. Кто хочет? Дети заголосили, и каждый поднял руку. Довакин кивнула в сторону корзинки, накрытой полотенцем, и орава бросилась в ту сторону, хихикая и голося. Только один огонек остался возле Довакина. Он вспыхнул, как маленькое солнце, и Телдрин еле-еле различил бледный желтый силуэт парня, который был выше Сирени, кажется, на голову. Силуэт скромно стоял возле шкафа с продуктами, сжимая что-то призрачное в руке. Кажется, это была шапка. Сирень заметила его и поманила к себе. Парень неуверенно подошел к босмерке какой-то плывущей походкой. Девушка положила ему руку на лохматую светлую макушку и поводила по волосам, добродушно кивая. — Ты как всегда теплый, Кристофер. — Извини, я опоздал... — голос у призрака был такой же мягкий и добрый, как и наружность. Тихий, ласковый, но очень и очень... далекий. Он отвел взгляд. — Пропустил самое интересное. Кого выбрала? — Гаррета, он наконец смог сделать солнышко, представляешь? — Он уже давно научился, все никак не мог тебе продемонстрировать... — тихий смех Кристофера заставил Телдрина вздрогнуть во тьме. — В следующий раз обязательно приду вовремя. — Да брось, это же занятие для малышей, чего тут смотреть. — Кто знает, может, и мне выпадет удача быть избранным хозяйкой поместья... — хмыкнул Кристофер и по-доброму улыбнулся. — Впрочем, оставим диалог на более поздний срок... госпожа Сирень. И тут Кристофер посмотрел на него, на Серо, который все еще стоял посреди коридора, сливаясь с тенью лестницы. В желудке данмера все резко похолодело, и он почувствовал, как табун мурашек пронесся галопом по его спине и рукам. Призрак смотрел ему прямо в глаза. Телдрин боялся даже моргнуть, но когда сделал это, все пропали. И садовник-Кристофер, и орава хохочущих детей, стих даже огонь в камине, который до этого пылал, как миниатюрный маяк. Видение? Нет, не может быть, что видение. Телдрин пробила крупная судорога, которая прокатилась по всем телу. Эльф со свистом выдохнул и на ватных ногах медленно пошел к Сирени, которая не двигалась, все еще в задумчивости подперев щеку ладонью. Она не сразу заметила наемника, но когда заметила, с удивлением покосилась на него. Вероятно от того, что глаза его были вытаращены, а нижняя челюсть слегка дрожала. — Я... — заикнувшись, начал он, — я с вином перебрал, или тут действительно был призрачный шабаш? — Чего? — Сирень еще больше удивилась. — Ты видел их? — Да, черт возьми, целый табун призрачных малолеток, Сирень! — Телдрин всплеснул руками и с эмоциями продолжил: — Что за песни-пляски вы тут устроили? Какого черта они хомячат черничные булочки? Кто этот долговязый пацан с шапкой в руках? — Стоп-стоп, притормози. — Сирень покачала головой. — Я же говорила, что здесь есть призраки. — Но ты не говорила, что устраиваешь им конкурсы и ведешь себя с ними, как мать! Почему они так... легко приходят? — Они не могут уйти, потому что привязаны ко мне и этому месту, — пожала плечами Довакин. — Я их друг и люблю с ним поговорить. — Сирень, ты говоришь, черт возьми, с призраками? — Да, Телдрин, представь себе, иной раз они бывают гораздо лучшей компанией, чем люди. Так что не удивляйся тому, что видел. Я в последний раз давно здесь бывала, так что мои по мне соскучились. — Твои? — Мои призраки. — А, вот оно как... Ага, твои призраки, ясно, понял... — он утер испарину со лба. — Неплохо, да, супер... — Меня больше интересует то, что они тебя не стесняются, — она задумчиво прищурила глаза и приложила палец к подбородку. — Прямо освоились с тобой, странно. Обычно они не любят показываться. — А этот парень, который рядом с тобой был? Кто он? — Кристофер, садовник. Это благодаря ему у меня растут все нужные ингредиенты для зелий. — Он не выглядит, как малолетка. — Он рос в этом приюте, но его никто не забирал. Когда достиг совершеннолетия, то остался здесь и помогал другим детям, ухаживал за ними до... — Сирень замолчала, и ее лицо резко погрустнело. Она даже закусила губу и отвернулась. Телдрин заметил, как ее голос болезненно дрогнул, когда она продолжила: — Он... пытался их спасти... Она упорно не смотрела на него. — И в итоге теперь навечно двадцатидвухлетний. Телдрин отвел взгляд и его мозг пронзила страшная мысль: дети, сияющие оранжевым светом. Дети во огне. Этот огонь впечатался в их кожу навечно, вот, почему они так светились. Они все сгорели заживо прямо здесь. Данмер встряхнул головой, убивая в себе картину кричащих в отчаянии детей, горящих в запертом приюте. Это было слишком для его уставшего мозга. Он подошел к скамейке, взял свою забытую сумку, а затем подошел к Сирени, которая молча смотрела в камин, будто надеялась снова разглядеть пляшущих в огне детей. Телдрин мягко взял ее за подбородок и отвел ее лицо от огня. Похлопал ее по небольшому плечу и притянул к себе. Сирень не обняла его, но не отстранилась, лишь негромко дышала ему в плечо, думая о чем-то своем. Наверняка, о призраках, которые заботились о ней. — Идем. Спать пора, хозяйка. Довакин лишь хмыкнула, когда он назвал ее так. Вместе эльфы поплелись прочь из кухни к лестнице, а когда их шаги почти стихли наверху, возле камина возник силуэт девочки и высокого парня, которые принялись прибирать тарелки. — Он увел ее, Кристофер... — вздохнула девочка. — А я так хотела, чтобы она со мной побыла, а не с ним... — Ничего, Лелея, она обязательно к нам вернется, — мягко ответил ее собеседник. — Она же нас больше него любит, правда, Кристофер? — Конечно больше. Девочка ему улыбнулась и скоро кухня совсем опустела.***
Когда они вышли из поместья, небо было каким-то ядовито-зеленым, словно в небо выпустили зловонный болотный газ. Желтые полосы прорезали его, словно загноившиеся раны, и Сирень поморщилась при мысли об этом. «Непременно кто-то умрет под этим небом», — подумалось ей. «Какой-нибудь бесчестный и мелкий человек». Она даже не ведала, насколько была права. Телдрин встал раньше нее и подготовил лошадей, так что сейчас они спускались вниз к Драконьему мосту, чтобы потом завернуть на восток в сторону Упокоища. — У меня ощущение, что Морфал выпрыснул из себя все испарения, которые мог, — фыркнул данмер, кивнув в сторону неба. — Отвратительное утро. — Ну, хотя бы ясное, — пожала плечами Сирень и поежилась, натягивая капюшон посильнее. В это утро было прохладнее, чем обычно, и ситуацию усугублял ветер. — С моря несет, — пробормотал ее спутник. — Видать, шторма не миновать. И что с погодой этой чертовой делается... — Не ворчи, — хихикнула босмерка и похлопала рукой по большой сумке, привязанной к лошади. — Эй, старичок, ты как там? Из сумки высунулся Ом и ткнулся лапкой в ладонь хозяйки. — Отлично, извини, что побеспокоила, старина. Паук обратно спрятался в сумке и тихо зашипел оттуда. — Он что, в спячку впал? — Холодно сегодня. — Ну да, ну да... — фыркнул Телдрин, скрывая усмешку. — Замерзнет небось... Так они и двигались в сторону Драконьего моста, изредка встречая тяжелые груженые повозки и полусонных людей, едущих им навстречу.***
Солнце постепенно поднималось, разбавляя зеленое небо своей бледной желтизной, когда они добрались до Драконьего моста. — Давай возьмем еще припасов на дорогу, — предложил Телдрин. — Кто знает, сколько мы там провозимся. Сирень ответила ему не сразу, глубоко задумавшись. Лишь с третьего раза она отреагировала едва заметным кивком и затем снова погрузилась в раздумья, о причинах которых Телдрин не знал. Впрочем, это было обычное состояние Сирени: она почти всегда в дороге была рассеянной, потому что думала о чем-то очень важном и значительном, как казалось Серо, но с ним почти никогда не делилась. В принципе, он уже к этому привык, так что не стал докапываться с расспросами. Сирень неспешно слезла со своей лошади и, подтянув лямку сумки, направилась вслед за Телдрином в таверну. Едва они зашли, как почувствовали что-то очень неладное. В таверне было тихо: трактирщик, мрачнее тучи, натирал кружку тряпкой, а за барной стойкой сидел изрядно выпивший рыдающий мужчина. Вся таверна находилась в тяжелом напряженном молчании. Эльфы переглянулись, и Сирень увидела собственное недоумение в глазах ее напарника. Что ж, в Мосту явно что-то случилось — это было ясно. Довакин смотрела на компаньона около нескольких секунд, и тот понял ее без лишних слов. Телдрин неуверенно двинулся первым, за ним по пятам шла Сирень, словно прячась от взора трактирщика за спиной данмера. Они прошествовали к стойке почти бесшумно, и Телдрин, откашлявшись, начал: — Э, здравствуй, старина. Трактирщик бросил на него тяжелый вопрошающий взгляд, который словно бы говорил «давай заканчивай быстрее, у меня тут с клиентом все плохо». — Хозяйка где? — Фейда-то? — фыркнул коренастый мужчина. — Нет ее сегодня, она в Солитьюд уехала на выходные. Вам чего? — Припасов купить. Пока Серо разговаривал с трактирщиком, Сирень незаметно прошествовала к знакомому лицу, которое сидело чуть поодаль, в темном закоулке. — Здравствуй, Жюльена, — негромко поприветствовала бретонку Довакин. — Что здесь случилось? Жюльена подняла глаза на босмерку, и та чуть не отшатнулась. Лицо ее было красным, опухшим и заплаканным. Жюльена не сдержалась и пяти секунд, как снова зарыдала, спрятав осунувшееся лицо в руки. — Вампиры... — всхлипнул она. — Вампиры сожрали... выпили Милу... — Кто это? Когда? Жюльен помотала головой, выказывая нежелание говорить. За нее ответил худощавый старый норд в рваной грязной шапке, который сидел неподалеку, изредка кряхтя и покашливая. — Доча-то Перия, — он указал сухим костлявым пальцем на рыдающего мужчину, — того, померла. Вчера ночью вампиры нагрянули — утащили Нерестову козочку, Милу убили... ох, дела, дела... Перий, услышав имя дочери, повернулся к ним. Выглядел он страшно: опухший от долгих рыданий и алкоголя, красный, с влажными от слез блестящими щеками и дергающимися губами. Его глаза: яркие, синие, сейчас были настолько большими и неестественными на фоне красных воспаленных белков, что Сирень содрогнулась. Она видела такое лицо лишь однажды, когда ей посчастливилось нагрянуть в скумный притон. Там был один человек или, точнее сказать, человеческая оболочка, имперец вроде как средних лет да и к тому же легионер. Он сидел с опущенной головой, и его легионерский доспех слегка поблескивал во тьме. От него ужасно воняло алкоголем, рвотой и мочой — похоже, он провел здесь не одни сутки. Он выглядел мерзко, но когда он резко поднял голову, услышав шаги, то Сирень чуть не взвизгнула. Глаза: синие, сумасшедшие, огромные, смотрели на нее с таким ясным безумством, что кровь стыла в жилах. Вот и сейчас она видела похожий взгляд у этого бедного отца погибшей девочки. Страшный взгляд. И тут Перий сделал то, что никто не ожидал: он швырнул кружку подальше от себя, и та отлетела, глухо ударившись о деревянную стену таверны. Оставшийся алкоголь выплеснулся наружу, разлившись по полу, но на это почти никто не обратил внимание, потому как мужчина встал, шатаясь, и упал к ногам босмерки. Он стоял перед ней на коленях, с силой прижав ее к себе, и смотрел этим безумным умоляющим взглядом прямо ей в глаза. — Вы же наемники, я вижу, я знаю... — прохрипел он. — Умоляю, убейте этих тварей, умоляю, убейте их всех... Я... я заплачу, я всё отдам, только убейте их, сожгите каждого, я прошу вас, я умоляю... — он трясся всем телом, как бешеный зверь. Сирень стояла, боясь шевельнуться. Отчего взгляд этого глубокого беспросветного отчаяния сковал ее хуже кандалов, так что она не могла даже вздохнуть. Она чувствовала, как трясется ее тело в такт телу этого бедолаги, как пальцы начинают мелко дрожать. Перий с такой силой обхватывал ее, что Довакин подумала задней мыслью, что еще чуть-чуть, и он ее раздавит. Стало даже больно, но она ничего не могла из себя выдавить: ее так глупо парализовало, просьба отпустить просто не могла вырваться из глотки и металась, глухо запертая там. — Всю выпили, братцы... Досуха выпили! Ни кровиночки не осталось... ничего не осталось... всё сожрали, стаей налетели и всё сожрали... — его голос стал срываться на какой-то нечеловечий визг, отчего все в таверне отшатнулись от них на шаг. Сирень протолкнула выдох из легких — он все никак не хотел вырываться. Стало тяжело мыслить и дышать одновременно: словно в мозг дали разряд тока. Она даже забыла, зачем пришла сюда. — Я... — выдавила она из себя еле-еле, будто находясь под пыткой. — П-послушайте... — Эй, ты че творишь?! — раздалось откуда-то у нее сзади, и Сирень поняла, что это Телдрин. Она представила, как он сейчас оттолкнет этого бедного мужчину от нее, но ничего не произошло. Вместо этого она ощутила тяжесть на плече — это чья-то рука легла на него. Довакин с усилием повернула голову, и ей даже показалось, будто та двинулась с каким-то скрипом, словно проржавевшая петля. Она увидела мужчину. Он был довольно привлекателен и спокоен, и это спокойствие лишь придавало ему привлекательности. У него тоже были синие глаза, но умиротворенные, даже какие-то хладнокровные: они светились некой отеческой мудростью, хотя мужчина был довольно молод. Он сжал ее плечо чуть сильнее, а второй рукой сжал плечо стоящего на коленях человека. — Господин, — негромко и мягко начал он, — я займусь вашей проблемой, отпустите девушку. Сирень заметила белый всполох сбоку и повернула голову. С левой стороны от нее вырос второй незнакомец: он был одет в светлые одежды и выглядел так, словно на него вылили ведро белой краски. Матово-бледная кожа, белоснежные волосы и голубые глаза с внимательной проницательностью покосились на мужчину. Первый незнакомец кивнул второму, и тот послушно схватил мужчину под подмышки и оттащил от Довакина. — Аккуратнее, Мороз. Белый человек едва кивнул и негромко заговорил с Перием. Тот, кажется, стал успокаиваться. Синеглазый незнакомец перевел взгляд на босмерку и тепло улыбнулся ей, убрав руку с ее плеча. — Вы в порядке, мэм? — Да, спасибо вам большое, — рассеяно ответила ему эльфийка. — Вы позаботитесь о том человеке? Она посмотрела в глаза мужчине с немым вопросом. Норд лишь сильнее приподнял уголки губ. — Не волнуйтесь, мэм, я из Стражи Рассвета. Убивать вампиров — моя профессия. Сирень не ответила, лишь едва заметно кивнула. — Вас проводить? — Нет, не стоит. Еще раз спасибо. Она напоследок бросила взгляд на того человека, которого назвали Морозом. Тот все еще говорил с Перием чуть поодаль и не обратил на нее внимания. Кивнув головой своему спасителю, она поспешила выйти из таверны, даже не проследив затем, идет ли за ней Телдрин. Оказавшись на улице, Сирень глубоко вдохнула самый, как ей показалось, чистый и свежий воздух в ее жизни. Сердце бешено колотилось, но шум в ушах стал постепенно стихать, мозг укомплектовывал произошедшее событие. Какая-то часть заставила ее почувствовать стыд за то, как она растерялась, но другая ее часть все еще била тревогу. — Так, соберись, — разозлилась она на себя. Голос ее прозвучал злобно и с долей досады, что конечно же не осталось незамеченным. — Ты в порядке? Кто-то снова положил руку ей на плечо, но она давала голову на отсечение, что в этот раз это был Телдрин. — Эти крестьяне совсем с ума посходили так на людей кидаться... Сирень не ответила, лишь молча прошла вперед, так что рука данмера невольно соскользнула вниз. — Эй, Сирень! — Поехали отсюда, — буркнула она и, не взглянув на него, вскочила на лошадь. Всю оставшуюся дорогу они почти не разговаривали, как бы Телдрин не пытался выдавить из спутницы хоть что-то.***
Ее первой фразой после получасового молчания было «мы на месте». Довакин слезла с коня и, уперев руки в бока, хмуро взглянула на широкую каменную арку в форме полумесяца, которая обозначала вход в руины. Ее спутник сполз вслед за ней, и она услышала едва заметный тяжкий вздох. Сирень предпочла его проигнорировать, вместо этого сняла походный мешок со своего скакуна и, дождавшись напарника, направилась прямиком в руины. Упокоище встретило их абсолютной тишиной. Эльфы неспешно прошли вперед и, выйдя в первую небольшую комнату со столом для бальзамирования, тут же застыли. Рядом с закрытой решеткой стоял призрак. Он сложил руки на груди и с каким-то слишком живым скептицизмом уставился на них. — Да ладно, вы что, издеваетесь? — выдохнул Телдрин. — Опять призраки?! Призрак перевел на него скептический взгляд, а когда Сирень попыталась приблизиться к нему, тот повернулся с ней спиной и спокойно прошел через решетку, а затем исчез в коридоре. — Они все такие загадочные, или только нам такие попадаются? — Ты бы лучше не зевал, — босмерка кивнула в сторону неуклюже поднимающегося драугра. Серо тут же выхватил меч и всадил его между лопаток воскресшему трупу. — Драугры... — скривился он. — Мерзкие создания. Сирень тем временем с интересом рассматривала рубиновый коготь, расположенный демонстративно в центре стола для бальзамирования. Она внимательно оглядела помещения и окликнула Телдрина: — Слушай, ты не видишь тут похожее на раздвижные плиты или отверстия, из которых могут выскочить дротики? Я исследую комнату на предмет ловушек, потому как надо забрать этот коготь, — она указала пальцем на реликвию. — Определенно он нам тут понадобится. Серо обошел комнату пару раз, но ничего не нашел. — Попробуй мечом. На. Он отдал ей в руки старый меч, которым пытался орудовать драугр. Сирень аккуратно спихнула коготь с его пьедестала концом лезвия, но никаких ловушек не вылезло. Более того, решетка в центре открылась. — Отлично, — выдохнула босмерка. Она взяла коготь руками и поспешила вперед. Только эльфика успела войти в коридор, как у нее перед носом прошлась призрачная фигура, словно дразня. Сирень, в оцепенении остановившись, уставилась туда, где-то фигура только что проходила. — Т-ты это видел? — Да, — невесело раздалось позади нее. — Отлично, у этой гробницы есть свой призрак-хранитель, который, похоже, не очень рад нашему присутствию. — Может быть он наоборот нас ведет? — предположила девушка, вертя коготь в руке. — Пошли, может еще встретимся с ним. — Не хотелось бы. Пройдя еще несколько залов и срубив парочку мертвых голов, они остановились перед стеной. — Что ж, это тупик, — заключил Серо, уперев руки в бока. — Не так все просто... Я думаю, тут есть рычаг, — Сирень огляделась по сторонам. — Любят же эти норды ловушек пихать в свои усыпальницы, а... — недовольно проворчал Телдрин, разглядывая старую полуразрушенную вазу, стоящую на пьедестале рядом с почему-то еще горящей жаровней. — И кто сюда вообще приходит зажигать огонь? — Жрецы, — просто ответила Сирень. — Обычно руины расположены неподалеку от поселений, так что людям не нужно ходить слишком далеко, чтобы следить за порядком в гробницах. — Но драугры... — Жрецы владеют магией восстановления. Они часто применяют заклинания, отпугивающие нежить, так что для них это не является пробле... о, нашла! Она дернула за рычаг, и стена повернулась по кругу, обнажив проход. — Смотри! Телдрин схватил девушку за руку и указал пальцем на призрака, который прошел в стену. — Какой настойчивый тип. — Он определенно нас ведет куда-то. Я читала как-то об этом феномене. Призраки обычно привязываются к какому-то месту, которое сыграло важную роль в их жизни. — Например, место их смерти? — Вполне. Возможно, этот человек умер здесь, но я не могу понять, кто же он такой... Она ступила вперед и с ужасом заметила, как плита под ногой ушла вниз. — Осторожно! Тут же на месте, где она только что стояла, выскочили пики, которые, однако, не успели ее пронзить, потому что, слава Кинарет, Телдрин обладал хорошей реакцией. — Смотри, куда ногу ставишь, — фыркнул данмер, отпуская ее локоть. — Не хотелось бы, чтобы ты составила компанию тому малому. — О, да брось, вечно блуждать по пыльным коридорам нордской усыпальницы вместе с драуграми так романтично. Очень рекомендую. — Ты успела попробовать? — хохотнул эльф. — Однажды проходила мимо этих недотеп под зельем невидимости, когда выполняла просьбу одного клиента. Серо догадывался, в каком роде была та просьба, но озвучивать свои мысли не стал. Они пошли дальше. — Так что ты там говорила по поводу жрецов? — Ну, норды очень религиозный народ, — пожала плечами босмерка. — Я много чего знаю о людской культуре и обрядах погребения в частности. — И откуда же? — Однажды меня сильно ранили, — начала она, смахивая впереди себя паутину. — Я... Я думала, что умру. Сирень нахмурилась, вид у нее при этом получился совершенно серьезный и тяжко задумчивый. — Я бы не выжила, если бы не один человек. Он спас меня и залечил рану. Взамен я помогла ему с делами храма, вот и поднатаскалась в знаниях. — И кто это был? — Жрец храма Кинарет, — она улыбнулась, но получилось как-то наигранно. — Очень хороший человек и замечательный лекарь. Может быть, познакомлю вас, когда будем в Вайтране. Заодно посмотрит тебя, вдруг что из твоих ран обработать надо. — Они у меня почти все зажили, терять нечего. — Ну, голова у тебя точно не пострадала, — она постучала кулачком по его шлему. — Носишь эту коробку, оттуда хотя бы что-нибудь видно? — Уж твое скептическое лицо я разглядеть могу, — приглушенно фыркнул данмер. — И вообще, век бы его не снимал, я его очень люблю. — Почистил бы ты своего любимца что ли, — закатила глаза босмерка. — У тебя тут сбоку слизь какая-то. Она оторвала кусок от льняной ткани, валявшейся на каменном столе, и, брезгливо поморщившись, стала стирать с хитинового шлема напарника слизь. — Ощущение, что на тебя драугра вырвало, — морщась, хихикнула босмерка. Она протерла его окуляры и выкинула ткань в ближайшую глиняную урну. Телдрин смирно стоял, пока его очищали. — Почему ты постоянно носишь именно этот шлем? — А что, ты не помнишь? — Серо скорчил мину, но из-за шлема этого не было видно. — Не улавливаю... — Это же ты мне сказала, когда я впервые его снял: «Черт, тебе с ним было лучше...» Сирень прыснула со смеху, закрыв лицо перчаткой. — Я тебе серьезно такое говорила? — Представь себе. — Да ну, я не могла такого сказать, — отмахнулась она, смеясь. — Нет-нет, ты мне врешь. Телдрин закатил глаза, но этого, опять же, заметно не было. Окуляры его шлема как-то сурово глядели на нее (или Сирени так показалось), так что она расхохоталась сильнее. — Ты была той еще занозой, между прочим. — А что, я сейчас не заноза? — Я уже привык. Пришлось. — Бедненький. И эльфы, негромко переговариваясь между собой, пошли дальше. На пути им встретилась еще пара закрытых дверей, еще пара неупокоенных драугров и еще пара тварей вроде морозных пауков, которых Телдрин терпеть не мог, но Сирень, собирая яд с их желез, убедила его, что он убивает их для благого дела. — При желании с их ядом можно создать мощную сыворотку, которая парализует человека и наносит постепенный урон. Ее можно применять в пытках... — последние слова она сказала с задумчивостью, но когда напарник к ней резко обернулся, то она хмыкнула. — Что? — Да я так. Для общего развития. Вскоре они вышли в небольшой зал, также наполненный пауками. Мерзкие твари падали с потолка как раз в тот момент, когда этого эльфы ожидали меньше всего, и плевались своим ядом в разные стороны, превращая комнату в минное поле. Телдрин, однако, не любил возиться с ними долго, так что пауки уже спустя пару минут лежали, грустно прижав лапки к верху. — Мне их даже жаль, — вздохнула босмерка, собирая их яйца. — Почему это тебе их жаль? — Серо брезгливо пнул тушу маленького паучка, и та неуклюже перевернулась. — Ну, приходят к тебе ни с того ни с сего какие-то странные существа, начинают крушить твой дом, вырезать твою семью, забирать твоих будущих детенышей. Явно бы тебе это не понравилось. — Зачем тебе вообще их яйца? — Для зелий, — она деловито складывала ингредиенты в маленький мешочек. — Между прочим, они по-особенному действуют на человеческий мозг. Телдрин хохотнул. — Я даже знаю, как. — Телдрин, — она закатила глаза, — паучьи яйца — очень полезный ингредиент для таких, как я. — В смысле, «для таких, как ты»? — Для воров, Телдрин. Для воров, — ее губы расползлись в недоброй усмешке, и она исподлобья глянула на него каким-то лисьим взглядом. — Повышает искусство взлома и владения луком, между прочим. Толпа мурашек пробежала по его спине от этого хищного взгляда, и образ доброй смеющейся Сирени быстро растворился в стенках его сознания. — И каким образом это действует? — пробормотал данмер, отводя взгляд. — Не знаю, — она пожала плечами. — Просто у меня возникает ощущение, что я четче вижу цель. И мои стрелы... они не промахиваются. Никогда. А замки — это другое дело, — она повертела в руках еще одно яйцо, рассматривая его, словно оно было сокровищем, — я словно вижу... суть замка, понимаешь? Его содержимое. Мне становится понятнее, как он устроен. Его механизм будто становится податливее. Я не знаю, просто ли у меня возникает ощущение этого, или мои руки в самом деле становятся искуснее, но что уж имеем. Телдрин бросил взгляд на Ома, бесцельно петляющего где-то в коридоре. — Ом, ко мне. Короткая фраза, брошенная босмеркой, вывела паука из состояния меланхолии, и он, очень быстро перебирая лапками, вскоре оказался рядом с хозяйкой. Довакин повертела яйцом у него под носом. — Видал, что твои живые собратья умеют, дружище? — она хмыкнула. Ом постоял-постоял рядом с яйцом, проткнул его лапкой и отошел в сторону без явного интереса. Наемник прыснул со смеху. — Ты его обидела. Сирень усмехнулась, закатив глаза. Они спустились по винтовой лестнице вниз и увидели каменную стену. Слева от нее была ручка, которую, однако, никто не спешил дергать. — Дернуть стоит, — сказала Сирень. — Но будь готов на всякий случай. Ом путался у них под ногами, поблескивая своей наэлектризованной головой. Телдрин выхватил меч и в напряженном молчании уставился в стену. Довакин дернула за ручку, и проем с шумом стал открываться. На пол посыпались пыль и земля, набитая в щели. На них никто не набросился, но Телдрин все равно чуть не выронил меч от неожиданности. Им не открылся ни коридор, ни проход в новый зал. Это была комнатка, больше похожая на камеру для пряток. Перед ними сидел призрак с такой же скептически-оценивающей миной, уперев ладони в собственные полупрозрачные колени. Однако, когда он встретился взглядом с Сиренью, то будто бы опечалился. Он с грустью кивнул куда-то под себя, и только сейчас эльфы заметили иссохший, обтянутый мертвой мышечной тканью скелет, лежащий у него под ногами. Мертвец сжимал в руках книгу в синей обложке так, как будто это было самым большим сокровищем в его жизни. Приведение покачало головой, словно сожалея о чем-то своем, но не произнесло ни звука. — Это твоя книга? — спросила Довакин, указав пальцем на фолиант. Призрак безучастно кивнул и вздохнул, ни издав звука. — Можно мы ее заберем? Призрак снова кивнул — на этот раз увереннее — и даже улыбнулся, будто давал разрешение. Довакин наклонилась к трупу и аккуратно вытащила книгу из крепких смертельных объятий. Мужчина смотрел на девушку таким грустным холодным взглядом, что внутри эльфийки все переворачивалось от леденящего ужаса, сковавшего ее органы. От призрака веяло холодом и смертью, и находиться рядом с ним было слегка... неприятно. При это она бы не сказала, что этот странный мужчина был ей противен, наоборот, он помог им и даже сопроводил к песне. Сирень открыла книгу, бросив последний взгляд на призрака, который глядел на нее с такой пожирающей внимательностью, будто ждал своего чтеца долгие годы. — О Олаф, охальник, одноглазый предатель... — негромко начала она. — Легенда твоя лишь ложь и коварство; ты подло поймал Нуминекса... — с каждым словом ее голос становился все неувереннее, — проделка вышла... на славу? Когда она подняла голову, то призрака уже не было. Сирень оглянулась через плечо и увидела Телдрина с Омом, которые все также стояли в проходе. — Кажется... — также неуверенно продолжила Довакин, — я знаю, что тут произошло. — Просвети нас, — приглушенно раздалось из-под шлема. — Я не знаю точно, кто этот человек, но рискну предположить, что бард, — начала девушка. — Ты знаешь Олафа Одноглазого? — Слышал о нем. Он вроде как нордский герой, разве нет? — Ну, похоже, — Довакин хмыкнула, — автор данной книги так не считал. Он почему-то утверждает, что Олаф — предатель. — И ты думаешь, что этот призрак — автор этой Песни? — Кто знает, — она пожала плечами, — но она так или иначе с ним связана. Может, это Олаф его сюда запихнул. — Какая трагичная история. Сирень убрала Песнь в рюкзак и вышла из комнаты. — Сам посуди, изнутри эту каморку не открыть, так что этот человек умер здесь без воды и еды, держа в руках эту книжонку. Очевидно, что она была ему дорога. — Авторы всегда бережно относятся к своим произведениям. Они пошли назад. Однако, это не был конец их приключениям, и они в этом очень скоро убедились, когда, выйдя в коридор, снова увидели знакомую призрачную фигуру. — Эй, смотри, это опять наш предполагаемый бард. Мужчина развернулся и прошествовал в сторону заколдованной двери, которую путешественники обнаружили, отбиваясь от очередного нападения драугров. Они около доброго получаса пытались открыть ее в прошлый раз, но барьер не хотел поддаваться. Сирень тогда предположила, что это было особое древнее колдовство, которое запечатало этот проход с какой-то целью, именно поэтому они не могли пройти туда. Теперь же на их стороне был призрак: он поднял руку перед собой, и из его пальцев вырвался сгусток фиолетовой энергии, который ударился в дверь. Барьер слетел с нее, и проход открылся. — А че, так можно было? — опешил Телдрин. Призрак вынул меч и с беззвучным криком ломанулся вперед, на полном ходу рассекая коридор. — Э, куда это он? — Не знаю! — крикнула ему Сирень, уже бегущая за ним. Дух пронесся через нордскую запечатанную дверь и исчез за ней. — Вот черт! Босмерка затормозила у двери, чуть не впечатавшись в нее. Но сзади нее налетел Ом, видимо решивший, что хозяйка затеяла игру в догонялки, и эльфийка таки впечаталась носом в камень. Со стоном боли она отодвинулась от двери, потирая ушибленную часть тела и оглядела препятствие. Телдрин, подбежав к ней, прыснул со смеху, но та не обратила внимания. Пошарившись в карманах, она достала рубиновый драконий коготь, который предусмотрительно прихватила с собой. Алые когти артефакта угрожающе блеснули в свете жаровни, и Сирень провела перчаткой по выгравированным изображениям животных. — Волк, орел, волк... — пробормотала она, и Телдрин тут же стал поворачивать круги на двери. Когда дело было сделано, Довакин прижала коготь к двери и та, приняв в себя ключ, отворилась. Завернув за угол коридора, они уже поняли по порыву свежего воздуха, что далее их ожидало большое пространство. Они не ошиблись: напарникам предстала потрясающая и одновременно жуткая картина, когда они чуть поднялись наверх. Это был главный зал, и посреди этого зала, обнажив свой призрачный клинок, стоял их знакомый. Он выглядел, как бравый рыцарь, готовый в одиночку сразиться против всех разом. Однако в габаритах зала этот бравый рыцарь выглядел таким маленьким и щуплым, что возникало ощущение, что эта комната сейчас возьмет и сожрет его заживо. Точнее, замертво. Вокруг призрака образовался плотный синий туман, медленно расползавшийся из центра помещения к его бокам, и только сейчас Сирень увидела драугров, восседающих на своих тронах по обеим сторонам усыпальницы. Это словно был зал заседаний: каждый из мертвецов находился в задумчивой позе, как будто все они умерли одновременно, обсуждая что-то. Чуть дальше, в пятне слабого света, стояли два других трона — побольше. На одном из них сидел драугр с совершенно равнодушным и скучающим выражением лица, уперев прогнившую щеку в высохшую кисть. Рядом с ним восседала, вероятно, женщина: она была одета в броню с вставленными в нее сапфирами и тяжелый стальной шлем, который теперь неуклюже висел на ее голом черепе. Они походили на пару заместителей этого мертвого банкета, и от этой мысли у Довакина неприятно скрутило в животе. Она внимательно и тревожно пригляделась к драуграм, которые почему-то все были вооружены, словно они собирали военный совет. — Как же мне это не нравится... — прошептала босмерка, ступая вперед. — Сейчас что-то будет... — прошелестел Телдрин, идя вслед за ней. Ом прошипел что-то на своем механическом, но Сирень подумала, что будь он человеком, то согласился бы с ними. — ОЛАФ! — загремел голос, и девушка поняла, что это говорил призрак. — Время пришло! — Время чего? — не успел задать вопрос данмер, как несколько драугров принялись вставать с трона, словно пробудившись от призыва призрака. Они зашипели, заклокотали, похватали лежащие рядом с ними мечи и топоры и бросились прямо на призрака, явно желая изрубить его прозрачную плоть на мелкие кусочки. Сирень медлить не стала. — Хун-Каль-Зор! Ее голос набатом пролетел по всему залу, и тут же рядом с ней возник еще один призрак, выйдя из разрыва. На поле брани ступила женщина и тут же обнажила свой призрачный топор. — Довакин! — крикнула она, и ее голос оглушил Телдрина. Он еле успел увернуться от драугрской стрелы, летящей прямо в него. — Вперед, Гормлейт, — торопливо поприветствовала ее босмерка и, натянув лук, пустила стрелу прямо во встающего мертвеца. Тот неуклюже плюхнулся обратно, и меч выскользнул у него из ладони, с лязгом упав на пол. Героиня Совнгарда отважно бросилась в бой сразу на двух драугров, крича какое-то нордское проклятье. — Ты смеешь взывать к Совнгарду при нашем Короле?! Этот голос пробрал ее до мурашек. Загробный, холодный, наполненной слишком живой яростью. Он клокотал из мертвой глотки того мужчины, которого Сирень посчитала заместителем. Драугр медленно встал. Встали и остальные драугры, вторя ему. Мертвецы завыли, как бешеные псы, и каждый подхватывал этот загробный вой, означающий, вероятно, боевой клич. Его подруга, женщина в стальном шлеме, поднялась следом, открывая глаза. Они светились магическим ледяным светом чистой агонии, и она, то ли со стоном, то ли с хохотом, взяла старую проржавевшую секиру, прислоненную к ее трону. — Совнгард предал нас, — прошелестела она. — Шор предал нас! Ее друг угрожающе спускался с лестницы, направив меч на эльфов. — Олаф! — снова закричал призрак, пронзая брюхо ожившей даме и спихивая ее с себя. Он будто бы не замечал ни героиню Совнгарда, бок о бок сражающуюся с ним, ни живых эльфов, ни тирады вставших военачальников. — Восстань, Олаф! Я отомщу тебе! Ом запрыгнул на голову одному из драугров, который собирался ударить в спину Телдрина, и пустил мощный разряд тока в его черепную коробку. Драугр со мученическим стоном сел, держась из последних сил, но Ом не собирался давать ему возможности для отдыха, а потому послал второй разряд. «Почищу ему потом генератор», — подумал Серо и призвал огненного атронаха. Элементаль, почтительно склонив голову перед хозяином, ринулась в бой, пустив пару огненных шаров в мертвецов, которые начали протестующе шипеть. Сирень, взглянув на это дело, отбежала в сторону, давая возможность Телдрину разогнаться в полную силу. Тот рубил драугров направо и налево, явно войдя в раж. Сирень сосредоточилась и с шумным выдохом призвала дремору, который тут же пустился в бой, присоединившись к Телдрину. «Пока что хватит», — пронеслось в голове у Сирени, и она, схватив лук, прицелилась в ближайшего драугра и пустила стрелу точно ему в плечо. Тварь взвыла и резко развернулась к ней, но эльфийка не ринулась бежать. Она, не опуская лук, стрельнула второй раз и попала в голову нежити. Мертвые военачальники сцепились с призраками в смертельной схватке. Хотя такое сравнение было бы ошибочным: все-таки, все члены этого сражения уже были мертвы. — Свакнир... — прошипел военачальник, скрестив с ним клинки. — Несчастный певец, я уничтожу тебя! Призрак барда, однако, сдаваться не собирался. — Толдир, ты уже умер однажды, — Свакнир парировал удар нежити, — умрешь и во второй раз! — Я заберу тебя вместе с собой, бард. Военачальник набрал воздуха внутрь себя и выкрикнул Безжалостную силу. Бард отшатнулся. В этом крике было столько чистейшей ярости, что энергия ненависти, пронизавшая клич, заставила бы усмирить любую душу, включая Свакнира. Его бравая умершая подруга сражалась с Гормлейт, которая, однако, была искуснее в бою и одерживала верх. Героиня Совнгарда пихнула щитом драугра и тут же накинулась на нее, словно дикая кошка. — Сигрид! — вскрикнул военачальник. Голова военачальницы слетела с ее сухих плеч и с смачным шлепком плюхнулась на пол. Глаза ее потухли, а тело неуклюже скатилось по лестнице вниз. Гормлейт исчезла, исполнив свой долг. Оставшийся военачальник повернул голову в сторону Довакина и встретился с ней взглядом. Сирень могла поклясться, что перед ней стоял самый что ни на есть живой человек, который только что потерял свой подругу. Он простоял так около двух секунд, а потом резко потопал к ней, с остервенелостью размахивая перед собой старым эбонитовым клинком. Его глаза светились, как два огромных голубых фонаря, выглядывая из-под старого рогатого шлема. Как же громко стучали его сапоги — слишком резво он бежал к ней. — Проклятая призывательница! — заорала нечисть нечеловечьим голосом, который заставил Сирень содрогнуться. У нее задрожали пальцы от страха. Она еле успела увернуться от сокрушительного удара военачальника, прилетевшего в стену. Он был словно бешеный ураган: его энергия так и застилала все чувства, она мешала соображать адекватно. «Что с ним не так?» — пронеслось где-то вдалеке у нее в мозгу. Драугр замахнулся. Она бы не успела прицелиться. «Откуда в нем столько этой уничтожающей энергии?» Сирень подумала, что он сейчас разрубит ее пополам, но лязг мечей заставил ее прийти в себя. Дремора, которого она вызвала, стоял перед хозяйкой, сдерживая напор взбесившегося нелюдя. Сирень на ватных ногах перемахнула через стену и стала рыться в сумке. Пальцы не слушались ее, хотя Довакин упорно пыталась взять под контроль собственные конечности. «И’ффре, помоги мне», — взмолилась босмерка и сжала руки в кулаки. Кровь постепенно стала приливать обратно к пальцам, и эльфийка наконец их ощутила. Девушка нащупала нужный флакон и, резко откупорив его, вылила содержимое на драконью стрелу. Выбросив опустевший сосуд, она натянула отравленную стрелу, взяв на прицел военачальника, который теснил дремору. — Госпожа... — простонало призванное существо. — Давай, родная... — прошептала Сирень. Дремора исчез, и между Довакином и военачальником не осталось преград. свист Стрела глухо врезалась в его плоть, почти впечаталась, пробив насквозь. Драугр будто бы вымученно выдохнул и, пошатнувшись, упал на землю, парализованный ядом. Сирень не помнила, как подлетела к нему, как схватила его меч и отшвырнула его от себя. Не помнила, с каким громким звуком он приземлился на пол и с оглушительным звоном прокатился вперед около двух метров. Не помнила, как выхватила кинжал и как всадила его лезвие до конца, по самую рукоять, в серое горло окоченевшей нежити. Как вытащила. И снова всадила. Она вытаскивала и снова вонзала кинжал в драугра, словно он был мешком с мукой. — Кри-Лун-Аус... — прохрипела Сирень, и из нее вырвался мощный пучок энергии, который сковал драугра, вытягивая из него оставшиеся жизненные силы. Военачальник схватил предплечье эльфийки мертвой хваткой, и она почувствовала эти крепкие кости его кисти и пальцы, которые не хотели разжиматься. Глаза драугра вспыхнули последним предсмертным огнем. Он потянул к убийце свою сухую, облаченную в шлем голову. — До...ва...кин... — прохрипел он. Его зловонное дыхание обожгло ее ноздри. Драугр содрогнулся в последний раз, и голова его упала. Его костлявые пальцы разжали хватку, и рука с глухим стуком рухнула на камень. Военачальник застыл навсегда. Первое, что она услышала, был голос Свакнира. — ОЛАФ! Сирень повернула голову. Там, в самом конце зала, с громким треском обрушилась крышка старинного саркофага. — УМРИ, НАХАЛЬНЫЙ БАРД! — взревело восставшее существо. Это был Король. — Хирсин... — выдохнула Довакин. Телдрин схватил ее за шкирку и оттащил от мертвого военачальника к полуразрушенной колонне. Свакнир вовсю бился с Олафом Одноглазым на возвышающейся площадке. — Покончим с этим, Олаф! Сирень не понимала, что происходит, но Телдрин привел ее в чувство, хорошенько встряхнув. — Ранена? — Нет. Это что, Король Олаф? — Да. Что-то мне подсказывает, — наемник выглянул из-за колонны и тут же спрятался обратно, услышав Безжалостную силу, — что старина Олаф видал деньки получше. — А-ага... — растерянно ответила ему босмерка. — Так, Сирень, слушай, нам надо его того, обратно, — Серо как-то непонятно показал на пальцах жест умертвления восставшей нордской легенды, впрочем, Сирень его поняла. — Уже есть план? — Я бы предпочел слинять ко всем даэдра отсюда и оставить этих двоих махаться между собой, выясняя свои загробные отношения... — Но? — Но, путешествуя с тобой, я привык доводить дела до конца, так что нам надо его завалить. Может, наш товарищ-бард нам подгонит клевую призрачную штучку и все в таком духе... Беззаботность, с которой он сказал эти слова, привела Сирень в сознание. — Так, значит, бард его сейчас успешно отвлекает, так что мы зайдем с флангов. Я слева, ты справа. Возьми с собой Ома на всякий пожарный, пусть в него молнией поблевывает временами. — На, возьми это, — она достала из накладного кармана небольшую пробирку. — Там яд с обморожением, плесни на клинок и ударь со спины, это должно его замедлить. — Понял. Серо хотел было вылезти, но девушка остановила его. — И не отходи далеко от меня. Данмер усмехнулся. — Ладно, не буду. Эльфы одновременно вынырнули из-за колонны, скрываясь в тенях тронов. Ом засеменил вслед за Сиренью, позвякивая своими двемерскими конечностями. Свакнир сражался яростно: он умело парировал атаки нежити и наносил удары с такой остервенелостью, что Довакин невольно поразилась. Было видно, что эти двое были заклятыми врагами и презирали друг друга даже после смерти. Олаф часто использовал крики, поэтому периодически зал содрогался от боевого клича погибшего Короля. Драугр теснил барда к стене, наступая на призрака, как грозовая стена. Сирень прицелилась и задержала дыхание. На конце драконьей стрелы игриво блеснула молния, исчезнув так же быстро, как и появившись. Драконорожденная разжала пальцы, и молния полетела в сторону нежити, сверкая белым светом. Врезавшись Олафу в бок, стрела испустила грозовой разряд, так что на побуревшей пыльной коже остались черные витиеватые следы. Драугр обрушил мощь эбонитового клинка на барда, и тот упал в изнеможении. — Это ты призываешь Совнгард в моем зале, смертная? — Король расхохотался, и эхо повторило его хохот, оттолкнувшись от стен. — И как вам только хватает наглости... Последние слова он прошипел, сузив горящие злые глаза, и пошел на нее. Но ей не было страшно. Стрела вынута из колчана, вырвана из круга своих драконьих сестер. Тетива поет ей заупокойную, натягиваясь в предсмертном мандраже. Наконечник сверкает осколком одной из самых страшных Скайримских гроз, запечатанных в нем силой магии. Довакин не отступает ни на шаг, потому что она уверена, потому что знает — она не одна. вой И стрела, собрав в себя силу тысяч молний, врезается в Короля, заставляя того пошатнуться. Она слышит треск и рокот, шорох и дребезжание. — Фус... — начинает Олаф, но сильный удар меж лопаток заставляет его снова пошатнуться и чуть не упасть прямо под ноги Довакину. Нежить разворачивается. — Поджигай! — командует Серо, и огненный шар прилетает прямо в голову Королю, заставляя ее загореться. Ом налетает на Короля нежити с другой стороны, отталкивая его лапами подальше от хозяйки. Мощная молния вырывается из красного кристалла двемерской машины и прилетает в голову обидчику. Воспользовавшись заминкой, Сирень стреляет еще раз. Телдрин, оказавшись сзади драугра, всаживает меч ему в спину. Свакнир заносит свой призрачный клинок над головой Олафа Одноглазого и резко опускает его вниз. Голова падает к ногам призрака, и усмешка Короля Олафа Одноглазого навсегда остается на его мертвом искалеченном лице. Призрак барда одобрительно кивнул своим помощникам и, как ни в чем не бывало, принялся играть на материализовавшейся призрачной лютне. — Эй, Сирень, смотри, у Короля-то ключик тут за пазухой был... — Телдрин вытащил старый ключ с трупа Олафа, но Довакин уже не слушала его. Она смотрела на то, как дух играет призрачную мелодию возле стены слов, которую она заметила только сейчас. Она наконец услышала сотни голосов, которые не могла слышать до этого, которые игнорировала до этого, сосредоточившись на битве. Они тихо звали ее принять эту силу. Силу, которая была дана ей с рождения. Они шептали, молили ее прийти к ним, воззвать к ним, изучить их, узнать. Они ждали ее. Драконьи души, что оставили свои послания на огромной мемориальной стене, взывали к Драконорожденной с просьбой принять их Слово. Эльфийка медленно стала подходить к стене, и всё исчезло для нее: и свет, и зал, и трупы драугров, и призрак барда, и ее команда. Перед глазами стояла тьма и лишь это слово, сияющее голубым светом драконьих времен. И шум в ушах вдруг принял форму и назвал его шепотом где-то там, внутри: На Ярость И словно бы мир завертелся вокруг нее: видение исчезло, всё стало на свои места. Она узнала силу этого Слова, силу этого места, в котором оно хранилось. Это На, эта Ярость жила в Короле и его приспешниках, охраняющих его даже после смерти. На заставляло их души рваться в бой подобно стремительному вихрю, вот отчего движения драугров были так проворны. Сила драконов была столь велика, что отпечаталась магическим следом на этом месте, на этих людях. На тех, кто когда-то были людьми. Довакин обернулась, в глазах все плыло от переизбытка хлынувшей силы. Лишь на секунду она заметила просветлевшее улыбающееся лицо барда, и, когда Сирень моргнула глазами, оно уже исчезло. — Ты как? — данмер положил ей руку на плечо, и Сирень еще раз поморгала, окончательно придя в себя. — Ощущение, что залпом бутылку черновереского выхлебала, — пробормотала Довакин. — Чертов Виармо, я пошла за книжкой, а встряла в загробный бой между сраным Олафом Одноглазым, нордским героем, и каким-то померевшим бардом. Прекрасно, твою мать. Телдрин хохотнул и, взяв шатающуюся Драконорожденную под руку, потащил ее в сторону закрытой двери. — Чего только в жизни не бывает, Сирень. Пора бы уже привыкнуть. Когда они наконец вышли из пыльных руин на улицу, Довакин подумала, что, пожалуй, тот первый глоток хьялмаркского воздуха был самым сладким и чистым из всех в ее жизни, кто бы что ни говорил про болота.