Как животные

Родители говорят, что Сет умный, и это правда. Он действительно много чего знает. Казалось бы, не было вопроса или темы, на которой он не смог бы дать ответ. Он может рассказать, почему небо голубое, почему в идиотскую школу нужно ходить по утрам, чем человек отличается от животного, а, самое главное, почему некоторые люди не хотят заводить детей. Сет правда старается и его любят за это. Он разводит руками, и объясняет простейшие вычисления для гребаной домашки, уже привычно приговаривая, что нет ничего плохого, чтобы быть тупым, потому что всегда найдутся люди, которые этим воспользуются. А потом больно отвешивает в затылок, будто показательно, потому что младший брат действительно пустоголовый, и нет ничего в его черепной коробке, что он мог бы повредить. Неважно, замахивается он просто рукой или старой клюшкой от гольфа. Если спросить у Пиклза, почему он родился с таким цветом волос, он сначала опустит глаза, шмыгнет носом, а потом скажет, что все потому, что женщинам не стоит употреблять в пищу красную краску. Он не среагирует на нервный смех, но его уши покраснеют, ведь он сказал все так, как говорил ему Сет. У него нет причин сомневаться в том, что он рассказывает. По крайней мере, так ему думается поначалу. Он и сам пробовал краску, потому что какие-то там пигменты, в которых он нихера не разбирается, потому что ему нет дела до химии, но оно делают детей умнее с возрастом, а он не баба, чтобы его дети родились, вдруг, с зеленой головой. Он находит эту банку в отцовском гараже, и, под одобрительные кивки брата, макает пальцем в вязкую жидкость, а потом подносит к губам. Он не понимает, почему Сет выглядит неудовлетворенным, когда он говорит, что она просто мерзкая на вкус. Запах все же приятнее, и чуткий нос улавливает аромат растворителя, которым так же шманит от соседской шпаны каждый раз, когда они проносятся мимо. Зато так же пахнет и от друга брата, который вдруг спустя пару месяцев заявляется на порог их дома с отращенными волосами на затылке, бритыми висками и дурацкой ровной челкой. Они громко и неприятно ржут, когда оставляют дырку на его любимой футболке, которую мать ему покупает спустя неделю уговоров, потому что это реально крутой цвет. И она не кричит на Сета за его идиотского вида жидкие усики, которые появляются на его лице с тех пор, как после каникул он воссоединяется с тем парнишкой, а тыкает на прорезь в плотной ткани, когда во время стирки разбирает вещи. Она на повышенных тонах объясняет, что с новыми вещами нужно обходиться бережно, и ничего не хочет слушать, лишь только бросает коротко, что это было последнее, что младший увидит до рождественских праздников. А Пиклз опять шмыгает носом и обиженно думает, что будто оно ему надо и на чертов праздник. Пусть подавятся со своими подачками, будто они ему действительно нужны. А мать просто похожа на корову со своим потерянным взглядом и желанием разве что пастись под отцовские наставления. Когда он ползает по полкам в поисках обеззараживающей жидкости, потому что ссадина на его челюсти нещадно ноет, Сет впервые улыбается ему уже не наигранно, а откровенно издевательски, потому что последняя его подножка находит свою цель пару часов назад, и опять его друг-идиот ржет своим прокуренным голосом над ним. Почему-то это реально вдруг бесит, и, наверное, мальчишка вроде него не должен испытывать такой злости, потому что это несерьезно и наигранно. Когда-нибудь, когда он вырастет, он точно его уроет. Когда Пиклз бьет своего брата в бедро от обиды, отец ему говорит, что он превращается в его мать-истеричку, а потом раздраженно цыкает и продолжает дальше читать утреннюю сводку новостей в газете. Не обращая совершенно внимания на то, как Сет наматывает на кулак рыжие короткие волосы и обещает поучить хорошим манерам своего невоспитанного упырка-младшего. Благородный пастух, который знает, что пойдет на пользу этому никчемному стаду. Сет тоже зол на мать, потому он находит новенькие мамины туфли и отрывает дорогую на вид закрепку, орудуя мастерски своим неизвесть откуда взявшимся миниатюрным ножичком. Он просит подержать свое теплое и вонючее на вид пиво, заранее предупредив, чтобы Пиклз не смел даже пробовать, иначе он его реально прикончит. Пиклз молчит, потому что-то единственное, что в его друге было нормальным, это когда рассеянный взгляд раскрасневшихся глаз и протянутая банка с тем, что пахнет определенно лучше. Он почти даже не обращает внимание на то, что братский укурок всякий раз смеется над его именем и выражает свое никому не нужное сочувствие. Этот был похож просто на бесполезную обезьяну, которая устала кривляться, и пристроилась в тени дерева, пока людишки пялятся на нее сквозь решетку. Но иногда он был не таким ужасным. И все же они с Сетом иногда напоминали парочку мультяшных тупиц-животных, сбежавших из Диснейленда, потому как у второго еще и глаза были готовы разойтись в разные стороны после того, как прямо на учебнике они расчертили какую-то белую херню, и он похож на хамелеона или что-то вроде того. Когда он рассказывает об этом матери, потому что она обо всем и так догадается, Сет улыбается ей, а потом утыкается смиренно в теплую грудь, ведь мать не может на него долго злиться. Потому что Сет такой хороший и действительно умный. Настоящий пример. Ведь ее старший сын надежда и опора — тот человек, на которого может положиться вся семья. Не похожий на окружающих, уникальный и целеустремленный. Существо с чувствами, который растет и не может пока справиться с собой, а, значит, заслуживает сострадания. И ей нет дела до того, куда делся младший, пока Сет фальшиво плачет ей в плечо, рассказывая о том, как пытается отговорить дурного ребенка делать плохие вещи, ведь они должны любить свою семью. И пока он тратит свой непревзойденный актерский талант, Пиклз лежит под своей кроватью, и ковыряет украденным ножичком деревянную опору, надеясь, что никто его не найдет. Он смотрит на прорези, оставленные в текстуре материала, и думает безостановочно о том, как бы он хотел сделать то же самое с братом. Потому что если он зайдет, он так и сделает. И даже если мать зайдет, то и с ней. Ему, в общем-то, все равно, он давно смирился со словами Сета о том, что его не вырезали из живота матери просто потому, что какой-то там врач сказал, что это опасно. Скорее всего, среди них он на своем месте — с возрастом это станет очевиднее. Такое же животное, как и они, не наученное, подобно человеку, если и приносить боль, то вкладывать в это какой-то смысл. Объяснять. Оправдываться. Бормотать себе под нос где-то на Великом Суде. Возможно, ему стоило бы просто воткнуть этот ножик в свой живот. Или порезать запястья. Может, эффектнее всего оно бы торчало у него из глаза. Было бы проще оставить свое бездыханное тело как братский трофей для Сета, который был готов нарядиться в любую шкуру, лишь бы предстать человеком перед сборищем тварей из Диснейленда. Все могло бы быть проще, если не дурацкая дрожь в руках, и страх, из-за которого на глаза наползает влажная пелена, свертываясь жгучим комом где-то внутри живота. Как и осознание того, что животным не свойственно испытывать сожаление о собственной жизни.