Метель

На улице слишком холодно. Руки краснеют и немеют от порывистого ветра, горло пробирает острой болью от ледяного зимнего воздуха, а мелкие снежинки неприятно просачиваются сквозь неплотно замотанный шарф. Гарри медленно выдыхает небольшое облачко пара и обреченно смотрит на небо — это тяжело. Сознание все еще затягивает, будто плотным непробиваемым туманом, равнодушный взгляд Джинни, которая просто-напросто забыла об их пятой годовщине свадьбы, а когда он ей напомнил — безразлично повела плечами, сетуя на обилие неотложных дел. Гарри жалеет. Они поспешили со свадьбой. За несколько лет жизни вместе, утягиваемые личностными амбициями, когда-то сильные чувства пошли на убыль и в итоге оставили после себя лишь пепелище — Гарри не согласен на такую жизнь. Вместо друг друга они занимают себя работой, чтобы самореализоваться. Вместо детей они делают добрые дела магическому миру, принимая самое активное участие в его отстройке. Вместо романтического ужина на годовщину — сухое приветствие и возврат к собственным делам. Без участия друг друга. Он считает, что все пошло под откос уже в тот момент, когда они решили пожениться — все еще мелкие, едва выжившие, эмоциональные. Тогда все казалось таким правильным, таким естественным. Жаль, что они потратили столько времени впустую. Следовало уже давно отпустить Джинни — и попросить ее отпустить его самого. Гарри стоит где-то посреди Лондона, в мороз минус тридцать, и думает о своей жизни. Нужно заканчивать с этим — раз и навсегда. Не бояться. Отпустить. Руки сжимаются в кулаки, а из горла слышится приглушенный всхлип — тяжело. Джинни за все эти годы стала слишком дорогим и привычным ему человеком. Но, к сожалению, не любимым. Хотя, возможно, если бы он еще немного постарался, проявил инициативу, попробовал все исправ…  — Ох, неужели это… как-там-тебя? Ах, да, великий и ужасный Гарри Поттер? Гарри оборачивается на знакомый голос и видит позади себя Малфоя, который, несмотря на ехидное содержание собственного приветствия, улыбается весьма дружелюбно.  — Привет, Малфой, — устало вздыхает Гарри, кивая головой в ответном приветствии. Он, может быть, и с удовольствием ответил бы на шутливую подначку такой же подначкой, как они обычно и общаются в Министерстве в последнее время, но сейчас совершенно нет ни сил, ни настроения. Потому что собственная привычная и комфортная жизнь разрушается, как хрупкий карточный домик.  — Что ты здесь делаешь в такую метель, Поттер? Сокрушаешься о собственной никчемной жизни, пытаясь замерзнуть до смерти? — ерничает, как бог. Стоит, мерзнет в своей маггловской одежде, пряча замерзшие руки в карманах, и ждет ответа — Поттер просто обязан на такое ответить. Драко ждет этого с нетерпением — и нет, он не признается себе, что подобные перепалки стали единственным развлечением в его скучной одинокой жизни. Поттер молчит, ничего не говорит, только смотрит пронзительно. Обиженно. И Малфой понимает, что перегнул палку. И, похоже, попал в точку.  — С Уизлеттой, что ли, что-то случилось? — Малфой не хочет дерзить или грубить, но стиль общения, сформированный с детства, не пропьешь. И обычно Поттер это понимает. Но, похоже, не в этот раз.  — Чего ты вообще прицепился? — Гарри раздраженно рычит и собирается трансгрессировать в другое место, но Малфой резво хватает его за руку, удерживая.  — Не злись, mignonne (фр. милашка). Увидел знакомое лицо, вот и решил поздороваться. Типа невежливо просто пройти мимо, да и скучно мне.  — Опять твой французский? Если ты пытаешься таким образом подколоть меня, то знай — я все еще его не понимаю. Гарри уже давно не считает Малфоя врагом, а кем-то, что странно, вроде приятеля по дружескому острословию — хотя в дружеское оно превратилось не так и давно, — но прямо сейчас не хочется острословить. Хочется, чтобы его обняли, заботливо замотали в плед и сунули в руки чашку какао — до смерти хочется домашнего уюта. Того самого, которого у него никогда не было с Джинни.  — Хочешь чаю, mon bonhomme de neige (фр. снеговичок мой)?  — Чего? — Гарри, наверное, слишком задумался и что-то пропустил. И нет, это не французские слова, которыми тот время от времени его засыпает — к этому-то он привык. Малфой только что предложил ему чаю? Ему?  — Чаю, говорю, хочешь? — флегматично повторяет Малфой, как будто они каждую пятницу после работы собираются на чай с пироженками у камина и трещат о последних новостях квиддичных турниров. — Ты можешь пострадать и в тепле — у тебя нос настолько красный, что мне кажется, когда ты отогреешься, то он просто разморозится и отвалится куском льда.  — Хочу чаю — имбирного. А еще лучше какао, — Гарри все достало. Он хочет согреться, выпить чего-нибудь горячего и тепла. Внешне, внутри и в душе. И если Малфой хочет возиться с ним разбитым сегодня — пускай возится. Гарри хочется, чтоб хотя бы сегодня с ним кто-нибудь повозился. Хочет чего-нибудь нового, свежего — заботы, например. Драко, к удивлению Гарри, не спорит и не огрызается — просто берет за руку и ведет по заваленной снегом улице куда-то. Рука держит крепко, обжигает жаром замерзшие ладони — Гарри чувствует себя ванильной девицей, и ему это нравится. Теперь за ним ухаживают, а не он за кем-то. Малфой заводит его в какую-то маггловскую кафешку и, крикнув официантке что-то наподобие «имбирный чай и какао», уводит его в конец зала, сажая на небольшой диванчик возле миниатюрного стола. — Отогревайся давай. Страдалец, мать твою, — Малфой бросает ему небольшой шерстяной плед, который предусмотрительно лежит на каждом сидении, и Гарри безуспешно пытается заблокировать собственное сознание. Малфой точно читает мысли, не бывает таких совпадений.  — Спасибо, — неловко булькает он, заматываясь в плед по уши. Гарри переводит взгляд с окна на Драко, который сидит напротив, и успевает заметить умиленную улыбку кончиками губ, прежде чем она бесследно пропадает — Гарри понимает, что, походу, перемерз. Ибо уж слишком удивительные видения его посещают в этот вечер.  — Ваш имбирный чай и какао, господин Малфой, — симпатичная официантка ставит им на стол небольшой чайник с чаем, огромную чашку какао с зефирками и внезапно подмигивает Драко. Гарри смотрит на это, выпучив глаза, но сам Драко только равнодушно вскидывает плечи.  — Временами даже маггловские места бывают весьма приятными. И да, я тут постоянный клиент, — Малфой даже не оправдывается, а просто сухо констатирует факт. Похоже, он и правда повзрослел. Морально. — Вот черт, холод собачий, все руки отморозил, — он обхватывает чашку с горячим чаем и облегченно выдыхает. Неохотно высунув руку из пледа, Гарри тоже хватает чашку с какао и блаженно отхлебывает глоток, ощущая, как тепло и спокойствие разливаются по венам, согревая замерзшую сущность:  — Как же хорошо.  — Согласен.  — Вот уж никогда не думал, что буду сидеть фиг знает где и пить какао вместе с тобой.  — М-м… — Драко не обращает внимание на эту тираду, безотрывно рассматривая бушующую за окном метель. Гарри сейчас невероятно уютно. Сама по себе кофейня крошечная, прогретая щедро затопленным каменным камином, заставленная мягкими, пушистыми креслами и диванчиками, накрытыми разноцветными шерстяными пледами, и заполненная сладким запахом медовых пряников с капучино. Свет мягкий, приглушенный — укутывает в сонливость и безмятежность, как в теплую перину, а снежная метель и ледяные узоры на окне будто отрезают это место от остального мира. Гарри сейчас хорошо. Гарри уютно. Гарри чувствует себя счастливым — сознание удивительно пусто, и в этот момент в голове только мягкая, практически незаметная улыбка и горьковатый кофейный аромат. Они уютно молчат и потягивают свои напитки. Несмотря на то, что Гарри плотно замотан в плед, тот слишком тонкий и ни черта не греет — по крайней мере, сильно промерзшего Гарри. Он крупно дрожит, огромными глотками поглощая горячее какао, и изо всех сил пытается хоть как-нибудь согреться. Жаль, что рядом нет какого-нибудь перечного зелья. Только сейчас он понимает, насколько сильно замерз.  — Сколько ты там простоял? Прохладный, но, к удивлению, достаточно мягкий голос выхватывает Гарри из прострации. Он смотрит на Драко и видит в его глазах еле заметное, но искреннее волнение.  — Не знаю, — смущенно буркает он. С чего бы Малфою переживать за него? Драко на это только раздраженно фыркает и, тяжело поднявшись с нагретого местечка, плюхается рядом с Гарри.  — Что ты делаешь? — он удивленно отодвигается, но Драко уверенно хватает за плечи и притягивает к себе. Подхватив рукой еще один плед, он приобнимает укутанного Гарри за талию и накидывает на них обоих слегка колючую ткань.  — Я же вижу, что ты замерз до полусмерти. Не дергайся и грейся, пока я добрый, — безразлично хмыкает он, но Гарри замечает краем глаза еле видимый румянец на щеках. Сидя в горячих объятиях Малфоя, он чувствует, что дрожь понемногу отступает и тело наполняется приятной тяжестью и расслабленностью от долгожданного тепла.  — Я, конечно, все понимаю, но тебе не кажется, что это слишком? — Гарри в полном замешательстве. Драко Малфой сначала привел его в кафе, напоил какао, замотал в плед, а теперь обнимает его, чтобы согреть. Сказал бы ему кто-нибудь раньше — не поверил бы, но… Но Гарри даже не собирается сопротивляться. Ему нравится. Они молча сидят в объятиях друг друга, наблюдая за сильным снегопадом, что уже вовсю бушует на улице. Тепло, словно опьяняющий наркотик, разливается по телу, принося сонливость и чувство невесомости. Так и хочется уснуть в этих объятиях, полностью раствориться в безмятежности и даже не вспоминать о уже забытых проблемах. Ему слишком хорошо сейчас. Гарри чувствует, как слабость и расслабленность укрывают его с головой и уносят куда-то далеко. Совершенно неосознанно он еще теснее прижимается к своей неожиданной грелке, закрывает глаза и утыкается носом куда-то в ключицу, не в силах сдержать накатывающую сонливость.  — Ты знаешь, у меня сегодня годовщина — пять лет семейной жизни. По идее, я бы должен был сейчас сидеть в своем доме вместе с Джинни и праздновать, но я здесь, с тобой. И должен сказать, что не жалею — мне нравится мой праздник.  — Разводитесь, что ли?  — Да, — теперь Гарри может сказать это свободно. Он решается. И он, и Джинни еще смогут найти свое счастье — но не друг с другом.  — Ну и отлично, давно пора, bien-aimée (фр. любимый), — будто издалека слышится приглушенный голос, и к губам прикасается что-то мягкое и слегка влажное. — Спи. Сегодня можно, я о тебе позабочусь. Так как твоя последняя годовщина с Джинни станет первой для нас. Fais de beaux rêves (фр. сладких снов). И Гарри поддается и засыпает, все еще смакуя на губах привкус освежающего имбирного чая и чужого признания — он знает, что значит bien-aimée.