quiero para ti, sobre ti y contigo

      Игорь ленится. До невозможности. Просто пиздец какой-то как. Ему даже лениво протянуть руку и взять пульт, чтобы вырубить этот дурацкий и совершенно неинтересный фильм, первый попавшийся, который автовоспроизвёлся после какой-то комедии, какой-то, потому что Игорь, хоть убейте, не вспомнит название и с трудом расскажет сюжет, так как большую часть фильма провёл на рубеже сна и яви, то глубоко проваливаясь в объятия Морфея, то неприятно вздрагивая, вырываясь из них. В своё оправдание, конечно, стоит заметить, он подзаебался и теперь собирается использовать все свалившиеся на его голову выходные по максимуму.       Собрав всю волю в кулак, Игорь всё-таки высовывает руку из-под одеяла и цепляется кончиками пальцев за пульт, подтягивая его к себе, нажимает на кнопку, и телевизор гаснет. В спальне тут же становится тихо-тихо, только из приоткрытого окна доносится щебетание птичек, в кои-то веки не раздражающих своими песнопениями, да и раздаётся мягкое шуршание простыни, когда Игорь тюленчиком перекатывается с одного бока на другой и блаженно прикрывает глаза. Кайф. Спать ему, в принципе, больше не хочется, но что ещё делать? Вставать с кровати? Нет, спасибо. Поэтому Акинфеев зарывается лицом между двух подушек и глубоко вдыхает смешавшийся аромат их с Артёмом парфюмов, ещё цепляющегося за ткань кондиционера для белья и тёплого, расслабляющего чуть ли не наравне с массажем запаха сна. Ещё раз — кайф.       Он скорее дремлет, чем спит, полностью осознавая окружающую его обстановку, и когда открывается входная дверь, а затем захлопывается с глухим стуком, Игорь даже глаз не открывает, но уголок рта чуть приподнимается. Артём долго копошится в прихожей, шуршит какими-то пакетами и, кажется, матерится себе под нос, но Игорь всё равно остаётся лежать, пускай у него где-то глубоко внутри и зарождается желание помочь, но лень сильнее него. В конечном итоге, расправившись со своими «обидчиками» сам, Артём, продолжая ворчать, появляется на пороге спальни.       — Вот это добрый вечерочек, — говорит он всё ещё прячущемуся между подушек Игорю, — Спишь что ли? — в его голосе столько удивления, что хочется утвердительно ответить своим безмолвием, но он знает, Артёму понадобится пару мгновений, чтобы раскусить этот спектакль одного актёра, поэтому Игорь просто неопределённо ведёт плечами, и Артём хмыкает, затем подходит к кровати, упирается в неё коленом и треплет Акинфеева по наверняка взлохмаченному затылку, — Гюльчатай, открой личико, — Игорь с недовольным стоном выныривает из своего убежища и лениво приоткрывает один глаз, чувствуя горячий след от подушки у себя на щеке, — Блять, ну ты и ленивый котяра, конечно, — смеётся нависающий над ним Артём, потом наклоняется и толкается лбом ему в плечо.       — Не хочу, — и это первые его слова за весь день, поэтому голос хриплый, как при больном горле, Артём фыркает и больше не настаивает, чтобы он перевернулся, просто растягивается рядом на кровати. Игорь же настолько расслабленная лужица, что даже не говорит ничего о том, что он завалился на чистое бельё в уличной одежде, вместо этого вновь закрывает глаза, кожей чувствуя, как по его лицу скользит изучающий взгляд.       — Ты хоть вставал с тех пор, как я ушёл? — спрашивает Артём, вырисовывая у него на спине какие-то неопределяемые узоры.       — Неа, — честно отвечает Игорь, потому что два похода в туалет через силу язык не поворачивается окрестить громким словом «вставал».       — И чё, даже не ел? — в голос Дзюбы возвращается удивление, потому что знает, что хотя бы завтраки Игорь предпочитает не пропускать.       — Неа, — повторяет он.       — И кофеёчком не закинулся?       — Не-ет, — признаётся Игорь, безуспешно пытаясь подавить зевок, настигший его посреди слова.       — Не, ты не кот, ты хуже. Коты хотя бы пожрать встают, — смеётся Артём, щекотно скользя кончиками пальцев по шее и открытому участку плеча, с которого съехала растянутая футболка.       — Нахуй сходи, — улыбается Игорь и ведёт плечом, но проще коня (ха-ха) на скаку остановить, чем Артёма в его начинаниях, поэтому ничего не остаётся делать, кроме как с недовольным пыхтением перевернуться с живота на спину.       — Сам сходи.       — Ммм, лень, — говорит Игорь, потягивается, чуть ли не дугой выгибаясь на кровати, и с донельзя довольным выдохом падает обратно на пружинистый матрас, поворачивает голову в сторону Дзюбы и, наконец, открывает глаза. Артём лежит, подпирая голову одной рукой и впиваясь ему в лицо взглядом с чуть расширившимися зрачками. На губах у Игоря непроизвольно расплывается хищная ухмылка, которую Артём, конечно же, видит и склоняется, чтобы сцеловать — мягко, невесомо скользя губами по губам, не углубляя поцелуй и не пуская в ход язык — отвечает Игорь с нежелающей отпускать его сегодня ленцой.       — Совести у тебя нет, Игорёша, — потеревшись кончиком своего носа о нос Игоря, говорит он.       — Это ещё почему? — Игорь сам не знает, как его ещё не разорвало от щемящей нежности, как бы сильно они не старались, как бы не расчищали свои графики, всё ещё преступно редко получается быть вместе вот так, когда никуда не нужно спешить, никуда не нужно убегать, нет никаких дышащих в спину решающих матчей, и можно вот так просто быть.       — Я тут с самого утра, как белка в колесе, то в Останкино, то в центр, а ты дрыхнешь весь день. Мог бы ради приличия поддержать хотя бы морально, — да, и самое главное, что теперь, когда Артём окончательно разобрался со своими охуеть-какими-важными-артём-пожалуйста-это-вопрос-жизни-и-смерти делами, впереди у них ещё три, а если уж совсем повезёт, то четыре дня только друг для друга.       — Морально я всегда с тобой, — отвечает Игорь, проведя большим пальцем по брови Артёма, затем скользнув им по искривлённому носу и пройдясь по контуру губ. Только вот руку приходится одёрнуть, когда Дзюба не сильно, но кусает его за палец, — Эй!       В ответ на возмущения Артём ловит его ладонь в свою и влажно целует прямо по центру.       — Даже, когда спишь? — спрашивает он, всё ещё прижимаясь губами к руке.       — Когда сплю, особенно.       — Ну, так уж и быть, поверю тебе, — с улыбкой отвечает Артём, отпускает игореву ладонь, а свою, пламенно-горячую, укладывает ему на живот, а затем аккуратно проскальзывает под футболку, которая чуть задралась во время потягивания, и снова начинает оглаживать кожу невесомыми касаниями пальцев.       У Игоря, казалось бы выспавшегося на пару дней вперёд, снова начинают предательски слипаться глаза, пока он из-под полуприкрытых век наблюдает за Артёмом, который со скрупулёзностью первооткрывателя следит за своими пальцами, словно наносящими на карту его живота какие-то одному ему понятные метки и знаки, миллиметр за миллиметром увеличивая площадь для изучения, понемногу поднимая футболку всё выше и выше к груди. Мышцы живота то сжимаются, то расслабляются от его прикосновений, и Игорь плавится как фруктовый лёд под палящими солнечными лучами. И теперь понятно, что вот это и есть настоящий кайф, а не всё то, что было до этого момента.       Когда футболка уже дошла до середины груди, Артём неожиданно резко склоняется и впивается губами-зубами в кожу, обтягивающую рёбра, и вот так просто, за пару мгновений, из учёного-первооткрывателя он превращается в вампирище, оставляющего после себя алеющий засос, какой-то особенно яркий на бледной игоревой коже.       — Дурак, — фыркает Игорь при виде гордой усмешки, расцветающей на губах Артёма, который наклоняется к нему, и прикусывает мочку уха. Всё тело в момент покрывается мурашками, и Дзюба, сволочь такая, довольно мычит, пальцами соскальзывая с оставленного им следа на тут же заинтересованно напрягшиеся соски.       — Предложение сходить на хуй всё ещё в силе, — горячий шёпот на ухо на пару с влажными мазками языка и пальцами, катающими меж собой, твёрдый уже, сосок, подают такие импульсы в мозг, что даже лень уходит куда-то совсем уж далеко на задворки сознания. Но Игорь не так прост, чтобы сдаваться, поэтому собрав в кулак всю имеющуюся у него выдержку, как можно безразличнее отвечает:       — Лень.       Артём хрипло смеётся ему на ухо и в отместку сжимает пальцы, и Игорь, словно среагировав на нажатие какой-то секретной кнопки, выгибается над кроватью с гортанным стоном, сорвавшимся с губ. Смех Артёма становится куда громче, с-в-о-л-о-ч-ь, а сам он отталкивается от кровати локтём, о который опирался, усаживается на неё, затем уже двумя руками тянет вверх игореву футболку и, сняв её, откидывает куда-то себе за спину.       Даже больше секса с Артёмом Игорь любит целоваться с Артёмом — долго, вдумчиво, тягуче; мягко, едва касаясь губами; аккуратно, нежно, с безмолвными, и нет, признаниями; мокро, жарко, с приоткрытыми ртами, скользя языками по губам, пуская в ход зубы, с влажными причмокиваниями… Прямо как сейчас. В какой-то момент, Игорь даже не замечает когда, хотя и ненавидит прерываться, футболка Артёма встречается с его футболкой где-то там, в неизвестном направлении. И вот они уже кожа к коже, руки скользят по телам друг друга, а поцелуи теряют свой пыл и превращаются в те самые тягучие и вдумчивые, ноги Игоря сжимают между собой бёдра Артёма (момент, как они оказались в таком положении, Игорь тоже как-то упустил), а сам он подаётся вверх, пытаясь не только грудью прижаться к Артёму, пускай даже и сквозь три слоя ткани между ними.       — Даже не думай, — предупреждает Артём, под капризное мычание Игоря, — Тебе лень, помнишь?       — Мне, может, и лень, но я же не бревно, — недовольно откликается Игорь.       — Уж поверь, я знаю, — смеётся Артём и, оттолкнувшись, снова нависает над ним, — Но сейчас побудь им, просто лежи и получай удовольствие.       — Я так и так планировал заняться именно этим.       Игорь всё же слушается, расслабляет руки, и они соскальзывают со спины Дзюбы и опускаются на кровать, тем самым предоставляя Артёму полный контроль над его телом.       — Вот и умничка, — шепчет он и чуть прикусывает его нижнюю губу, потянув на себя, прежде чем снова вернуться к его груди, только теперь плавя каждую клеточку тела Игоря ртом, а не пальцами. К первому засосу прибавляется ещё парочка, не таких ярких, но в ближайшие дни на людях, с открытым торсом, лучше не показываться, чтобы не было лишних вопросов, не то, чтобы Игорь планировал покидать пределы квартиры в целом и объятия Артёма в частности все имеющиеся у него выходные.       Потом снова настаёт очередь многострадальных (на самом деле нет, но Игорь немного королева драмы) сосков, и кому как не Артёму знать, что это его слабое место — то он размашисто проходится по одному из них языком, затем дует, заставляя сжиматься до приятной дрожи и мурашек, потом покрывает кожу вокруг невесомыми поцелуями, и стоило бы догадаться, что это просто так называемое затишье перед бурей, но у Игоря в голове уже туман, и он не догадывается. Поэтому, когда по покрасневшей, немного раздражённой, от появившейся за день щетины, коже, Артём проходится зубами, спина у него выгибается, и его снова на несколько сантиметров отрывает от матраса, голова запрокидывается сама с собой, а изо рта вырывается полустон-полукрик.       Артём фыркает и, явно довольный собой, прокладывает себе дорожку языком и губами вниз по груди, обводит напряжённым кончиком впадинку пупка, пока его руки медленно тянут вниз тонкую хлопковую ткань домашних шорт.       — Ну привет, — счастливо щерится Дзюба, буквально облапав взглядом его уже практически полностью эрегированный член.       — Ебанутый, Тём? — смеётся Игорь, оперевшись на локти и глядя вниз, вдоль своего тела.       — А чё? Я может соскучился? Давно не виделись и всё такое, — совершенно по дурацки улыбается он, оглаживая большим пальцем выпирающую тазовую косточку.       — Со вчерашнего вечера — это давно?       — Каждая секунда в разлуке подобна вечности, — драме в его голосе смело могут поаплодировать профессиональные актёры, возможно, даже Станиславский расщедрился бы на своё скупое «Верю», Игорь же лишь со смехом откидывается обратно на подушку и закрывает лицо рукой, согнутой в локте.       Только вот и нескольких секунд не проходит, как смех прерывается, сменяясь громким, дрожащим выдохом через нос. Длинные пальцы обвиваются вокруг ствола, а головки касаются мягкие губы, запечатляя на ней десятки коротких поцелуев. Пара движений рукой — и Игорь тут же твёрд как камень, а Артём, отпустив его, запускает ладони под Игоря, проходится короткострижеными ногтями по заднице, оттуда проскальзывает на заднюю часть ног и подталкивает вверх, заставляя согнуть их в коленях.       Игорь замирает, в районе живота тянет от предвкушения, и даже прикрывает глаза. По собственной воле лишённый зрения, он ощущает окружающую обстановку чуть ярче, чем обычно: чувствует, как Артём копошится у него в ногах, шуршание джинсовой ткани, стягиваемой с тела, кажется куда громче, чем может быть, а звук открываемого колпачка смазки и подавно получается каким-то уж слишком оглушительным. Игорь заранее глубоко вдыхает, наполняя лёгкие воздухом, готовясь ощутить прохладную влажность, но ему приходится широко распахнуть в удивлении глаза, когда Артём касается его смазанными, но тёплыми пальцами, и только теперь он понимает, что не слышал, как Артём забирал бутылочку с тумбочки. Он поворачивает голову, но там пусто.       — Стратег, блять, — хмыкает Игорь, понимая, что Артём не экспериментирует с новыми видами какой-нибудь разогревающей смазки, а просто заранее, скорее всего ещё когда Игорь прикидывался тут спящим, взял бутылочку и сунул её в карман, где она успела нагреться. Артём усмехается в подтверждение его слов, продолжая скользить по плотно сжатому колечку мышц.       — Я-то стратег, а ты может быть уже расслабишь это прекрасное национальное достояние страны и дашь мне растянуть тебя? А то опять как девственник, честное слово, Игорёш, — говорит всё это Артём прокладывая дорожку из поцелуев от колена и вниз по внутренней стороне бедра, пока снова не касается губами забытого члена.       Игорь тут же, привычно, расслабляет мышцы и сдавлено выдыхает, когда внутрь проскальзывает палец, сразу до костяшки. По телу проходит дрожь, ногти впиваются в тонкую кожу ладони, оставляя на ней месяцеобразные углубления. То, что он девственно туг, чистая правда, с их последнего секса с проникновением прошло не меньше месяца, вчера, истосковавшимся за недели разлуки, им хватило только рук — они нетерпеливо скользили по телам и целовались самым грязным образом, доводя друг друга до исступления одними лишь прикосновениями. Теперь же они могли позволить себе тягуче-медленную прелюдию, заставляющую Игоря метаться по кровати, наверное, совершенно мазохистски наслаждаясь жжением от мучительно-медленно скользящего в нём пальца, и закусывать губу, до металлического привкуса, от языка, раз за разом обводящего его головку.       Когда Артём выпускает его изо рта, то прижимается влажными губами к внутренней стороне бедра и спрашивает:       — Ещё?       Игорь хочет закричать «да, господи, да!», но закричать не получается. «Да» выходит задушено-гортанным, переросшим в хриплый стон, когда в него входит уже два пальца, а затем во всхлип, когда они так по-особенному изгибаются внутри, вскользь касаясь комка нервов, заставляющего каждую мышцу в теле сладко сжаться.       Ещё пара таких касаний, и язык Артёма снова на его члене, слизывает с головки выступивший предэякулят, словно это капля на растаявшем мороженом. Возможно, раньше Игорь бы смутился этого, но и то, далеко не факт, теперь же и подавно нет никакого смущения, лишь пелена наслаждения, застилающая глаза.       Когда к двум другим пальцам присоединяется третий, Артём уже ничего не спрашивает, потому что всё прекрасно знает сам. Только вот с минетом он в этот раз явно перестарался, поэтому Игорю ничего не остаётся, как со сдавленным: «Не надо, Тём», оттолкнуть его голову и до белых пятен перед глазами сжать себя в основании, иначе долго он так не протянет, горячий комок внизу живота слишком явно на это намекает. Поэтому Артём, свободной рукой убрав ладонь Игоря и сменив её своей, опять прижимается губами к бедру и оставляет там очередной засос.       — Да что с тобой сегодня такое? — выдавливает из себя Игорь, не то, чтобы он против, просто любопытно.       — Мой, — шепчет в его кожу Артём, мягко обводя языком расплывающийся красный след на ноге.       — Никто и не спорит, — выдыхает он и до белых костяшек сжимает простынь, когда пальцы внутри него снова надавливают на простату, а горячий комок возбуждения едва ли не затмевает обжигающая нежность.       Пара мгновений и становится понятно, что даже плотно сжимающиеся в основании пальцы мало чем помогают от готового вот-вот накрыть его оргазма.       — Артём, хватит, тебя… хочу тебя, — умоляющий тон в совокупности с дрожащей рукой, отталкивающий его руку, действуют на Артёма как приказ, не поддающийся обсуждению, хотя они оба знают, что такой подготовки было маловато. Потянувшегося было за упаковкой презервативов Артёма Игорь снова останавливает, — Так. Хочу так.       — Уверен? — спрашивает Артём, Игорь знает, что бывает тем ещё привередой, но сегодня не один из таких дней, хочется быть настолько близко, что даже мысль об одном только тонком слое резинки вызывает раздражение, поэтому утвердительно кивает.       Наверное, в глазах Игоря, наблюдающего за Артёмом, который выдавливает на пальцы смазку и распределяет её по своему члену, столько голода, что поднявший на него взгляд Дзюба криво ухмыляется и начинает нарочито медленно двигать рукой.       — Не беси, — шипит на него Игорь, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не прикоснуться к себе, потому что гарантий, что его тут же не перекинет через край от ощущений и открывшегося перед глазами вида, нет никаких.       — Ладно, ладно, — примирительно отвечает Артём, убирая руку и снова, без предупреждения, запускает в него сразу три пальца, распределяя оставшийся лубрикант и снова надавливая на простату, Игоря тут же выгибает в спине, а с губ срывается скорее крик, чем стон.       Не успевший прийти в себя от такой приятной подлости со стороны Артёма, он не сразу замечает, что пальцы исчезли, и теперь в него медленно проскальзывает головка. То, что подготовки было недостаточно становится понятно тут же и, наверное, Игорь всё-таки мазохист, потому что наслаждается этой жгущей болью, из-за которой даже член теряет немного своей твёрдости.       — Прости-прости-прости-прости, — часто шепчет Артём, прижимаясь губами к колену, — Ещё немного, потерпи, хорошо? Прости, люблю тебя, — но Артём слишком осторожен для сегодняшнего настроя Игоря, поэтому он сам подаётся вперёд, насаживаясь на него, — Дурной что ли? Чего творишь-то? — как-то даже испугано спрашивает Артём, хватая его за бедро и сжимая, заставляя остановиться.       — Нормально, Тём, — сквозь шипяще-болезненный стон выдавливает Игорь.       — Ага, я вижу, — голосом полным сарказма отзывается Дзюба и, для надёжности удерживая его руками уже за оба бедра, да так, что на светлой коже наверняка останутся следы от пальцев, снова медленно погружается внутрь, пока не входит до основания и не замирает.       Игорь благодарит бога за вратарскую гибкость, тянется вверх, обхватывает Артёма рукой за шею, заставляя наклониться к себе, в процессе чуть ли не складываясь пополам и обвивая ногами артёмову талию.       — Ну привет, — говорит он Артёму, сталкиваясь с ним носами, и довольно усмехается, чувствуя, как грудь Дзюбы сотрясается от смеха.       — Кто ещё из нас ебанутый, Игорёк?       — Вот видишь, как идеально мы дополняем друг друга, а если бы ты, блять, уже начал двигаться, было бы ещё идеальнее, — и для верности подталкивает его пяткой в пятую точку.       Артём, всё ещё смеясь, прижимается к его губам и нарочито медленно, словно на пробу, немного выходит из него и входит вновь, глотая тихий стон Игоря поцелуем. Одновременно с этим, между их тел проскальзывает рука Артёма и опять несколькими размашистыми движениями, заставляет Игоря снова потвердеть, а чуть затухший пожар внизу живота разгореться с удвоенной силой.       С каждым новым толчком стоны Игоря становятся всё чаще и громче, в какой-то момент Артём чуть меняет направление, и их поцелуй заканчивается, потому что Игорь запрокидывает голову, распахнув рот в немом крике. Артём, явно уже с большим трудом контролирующий свою выдержку, судя по его с каждым разом всё более и более хаотичным движениям, осыпает открывшуюся, шею мокрыми поцелуями. И хаотичность движений внутри, ударов по простате, совершенно не совпадает с хаотичностью движения руки на его уже просто-напросто истекающем члене, и от этого так мучительно хорошо, что Игорь знает, что теперь действительно всё, захватывающий его оргазм не отсрочить никаким способом. Он буквально чувствует, как каждая клеточка, каждый мускул в его теле напрягается за секунду до того, как его накрывает. Всё тело содрогается, руки и ноги так сжимаются вокруг Артёма, что просто чудо то, что все кости у него целы, с губ срываются звуки, больше похожие на всхлипы, которые замерший Артём собирает поцелуями, нежно поглаживая большим пальцем его взмокший висок.       — Двигайся, Тём, — чуть расслабившись, но продолжая тонуть в волнах наслаждения, шепчет в губы Игорь, проходясь ладонями по мокрой спине Артёма.       И Артём двигается, совсем уже рвано и дёргано. Несколько резких толчков, каждый из которых вырывает из груди Игоря новый всхлип-стон, и конец… Артём окончательно замирает, глубоко-глубоко, так глубоко, боже, словно пытается прорасти в него, и от ощущения пульсации внутри Игорь, даже не успев удивиться, снова содрогается, чувствуя, как на живот опять выплёскивается горячая, вязкая жидкость. Господи, блять, боже, нахуй. Давно с ним такого не было.       Когда Артёма отпускает, он перестаёт шептать что-то совершенно неопределяемое ему в шею и пытается отстраниться и выйти из него, Игорь в необъяснимой панике крепче обвивает его всеми своими конечностями, совершенно не обращая внимания на девяносто с хвостиком килограмм веса, навалившихся на него сверху.       — Ты чего? — обеспокоено спрашивает Артём, заглядывая Игорю в глаза и зачёсывая с его лба совершенно влажные волосы.       — Погоди, — сорванным шёпотом отзывается Игорь, сам не до конца понимая, что на него нашло, но отпустить от себя Артёма пока нет никаких сил.       Они лежат так, переплетённые, долго, Игорь даже теряет счёт времени, растворяясь в ощущении наполненности и от мягких поглаживаний одного виска и горячих губ, прижимающихся к другому, и, наверное, могли бы лежать дольше, но в горле сухо, как посреди пустыни, и дискомфорт от этого сильнее нежелания распутывать их клубок.       — Попить? — хриплым, как бывает на утро после матчей, на которых он слишком громко орёт на защиту, голосом просит Игорь.       Артём практически тут же, под недовольное хныканье Игоря, выскальзывает из него, скатывается на пустую половину кровати и прямо так, в чём мать родила, идёт на кухню. Пока его нет, Игорь не очень успешно пытается вернуть себе контроль над телом — колени дрожат по страшному, руки тоже не сильно отстают, во рту сухо, и язык неприятно липнет к нёбу, да и подсыхающая липкость на животе и между ног, стягивающая кожу, не добавляет особого комфорта, зато приятный туман в голове даже и не думает рассеиваться, заставляя губы расплываться в дурацкой улыбке. Игорь перекатывается на бок и снова зарывается носом в подушку, она влажная от пота, где-то на задворках сознания он делает себе пометку о том, что нужно поменять бельё. Опять.       Артём возвращается в спальню со стаканом воды и упаковкой салфеток, и Игорь не знает, что из этого, он рад видеть больше всего. Он сразу двумя подрагивающими руками хватается за стакан и опустошает его большими, громкими глотками, избавляясь, наконец, от душащей сухости, снова падает на кровать и пытается забрать у Артёма вытащенную уже салфетку, но он отводит его руку в сторону.       Когда с результатами их времяпрепровождения относительно покончено — Игорь всё равно начинает привередливо морщиться и уже находится на низком старте для того, чтобы сорваться в душ, осталось только прогнать из ног чувство, что они желе — Артём снова опускается на кровать рядом, Игорь укладывает голову ему на плечо так, чтобы иметь возможность заглядывать в лицо.       — Ну и что это было? — спрашивает Артём, оглаживая его скулу и скользя пальцами другой руки вдоль впадинки позвоночника. Игорь неопределённо ведёт плечами, сам не в силах подобрать правильное определение его нежеланию отпускать от себя Артёма.       — Затрахал ты меня, Тём, чё ещё-то? — отвечает он, чувствуя, как лень, мучившая его сегодня весь день, возвращает себе свои позиции, ещё немного и до душа он вряд ли дойдёт в ближайшее время, несмотря на неприятную липкость потной кожи и мест, которые упустил Артём на пару со своей салфеткой.       На других объяснениях Артём не настаивает, явно понимая, что ничего путного от него в данный момент не добьётся, а просто укладывает ладонь ему на затылок и, раз за разом, пропускает волосы между пальцев, заставляя Игоря довольно урчать и всё-таки окончательно забить на душ (как же он потом об этом пожалеет…) И когда Игорь говорил, что Артём его затрахал, это не было ложью, он действительно чувствует себя затраханным и заёбанным в самом наилучшем смысле этих слов. Кажется, понятие кайфа в его личном словаре опять заменяется.