***
Гарри в ужасе смотрит на Беллатрикс. Она — воплощение всего самого худшего, что есть в Тёмном Лорде. И Гарри ужасно страшно за Гермиону, которая остаётся наедине с кровожадной, безумной ведьмой, когда их уводят в подземелье. Глаза щиплет, ему хочется расплакаться, но рядом Рон, Крюкохват и Симус, и ему нужно быть сильным в их глазах. Ему нельзя показывать, на сколько бездумно он сейчас хочет сорваться и побежать спасать Гермиону; насколько загнанно и опустошённо он чувствует себя, запертый в темнице Малфой-мэнора. Он только открывает рот, чтобы хоть как-то утешить разбитого, яростно сжимающего кулаки Рона, когда рядом внезапно появляется Дневник. Хоркрукс один, без остальных, но даже этого достаточно, чтобы шокировать Гарри. Потому что хоть они и посещали его во «снах», ещё никогда до этого грани между реальностью и сном не стирались так сильно. — Ты не должен быть здесь, — шепчет Поттер, отступая на шаг назад. Краем глаза он видит, как вздрагивает Рон, как тот смотрит прямо на молодого, ухмыляющегося Тома Риддла, и это кажется Гарри совершенно невозможным… ведь Рон не должен видеть его персональных призраков. — Но всё же я здесь, дорогой, — произносит Дневник с той же самоуверенностью, с которой в своё время разговаривал Том Риддл в Тайной Комнате. Он медленно подходит к Гарри, слегка наклоняется и почти невесомо проводит кончиками пальцев по его щеке. Гарри чувствует, как его изувеченное, уродливое лицо исцеляется и принимает свой истинный облик, но не может выдавить из себя даже слов благодарности, слишком ошарашенный тем, что Дневник находится здесь, живой, материальный и, что более важно, способный использовать магию. — И как… как ты здесь оказался? — вместо всего прочего хрипло выдавливает из себя Гарри. Вместо ответа Дневник таинственно ухмыляется, переплетает пальцы левой руки с пальцами Гарри, правой притягивает парня ближе к себе и, наклонив голову, целует. Гарри протестующе мычит в поцелуй, сопротивляется, с негодованием вспоминая, что Дневник при каждой их встрече распускал руки куда чаще, чем остальные воплощения осколков души Волдеморта. Когда он, наконец, отталкивает Хоркрукс, тот выглядит до неприличия довольно, тягуче-медленно проводя языком по собственным губам, будто слизывая с них вкус Гарри. Смотря на это до одури пошлое, развратное действие, Поттер чувствует, как жар приливает к щекам. — Не смей больше целовать меня… вот так… — яростно рычит он, но его явно враждебный тон, видимо, нисколько не задевает Хоркрукс. Напротив, довольная улыбка на лице того становится лишь шире. — Просто заимствую частичку твоей магии, дорогой. Ты ведь должен дать мне хоть что-то, если хочешь, чтобы я спас твою Грязнокровку. — Эй! — внезапно подаёт голос молчавший до этого Рон. — Не называй её так! Дневник вздыхает. — Ладно-ладно. Магглорожденную. Разве имеет значение, как я называю её, пока спасаю? — Но ведь ты… не настоящий, — качает головой Гарри прежде, чем Рон снова заговорит. — Кажется, мы это уже проходили, — недовольно ворчит Хоркрукс, — и пришли к выводу, что мы определённо не твои воображаемые друзья, дорогой. Хотя, что-то мне подсказывает, что ты так и продолжишь верить в удобную тебе ложь, пока я не спасу девчонку. Так что… — его губы кривит озорная улыбка. — Ещё один поцелуй на удачу? Гарри не знает, почему жар вновь завладевает его лицом — из-за гнева или смущения, но все мысли вышибает из головы, когда Дневник, не дождавшись ответа, всё же склоняет голову и быстро целует его в губы почти целомудренно. — Спасибо за магию, любовь моя, — тихо тянет Дневник так, чтобы слышал лишь Гарри, и отступает на шаг, намереваясь аппарировать. Гарри успевает схватить его за запястье, и Хоркрукс смотрит на него, вопросительно вскинув бровь. — Она ведь узнает тебя, не так ли? — спешно спрашивает он. — Она знает, как ты… он выглядел. — Повтори это, если она переживёт сегодняшний вечер, — произносит Дневник совершенно спокойно. Душераздирающий вопль Гермионы раздирает пространство, и Гарри шокировано отпускает руку Хоркрукса. Дневник продолжает издевательски ухмыляться даже когда исчезает с приглушённым хлопком. Менее чем через час дверь в темницу легко распахивается, будто и не была заперта. За ней стоит Дневник, а на его руках безвольно лежит ослабленное тело Гермионы. Всё будто замирает на одно долгое мгновение, но потом Рон срывается с места и бросается к девушке, бережно забирает её из рук Хоркрукса, судорожно говорит что-то, пока слова не скатываются в невнятный, успокаивающий шёпот. Гарри недвижимо стоит на месте, предоставляя другу возможность обнять и первому убедится в том, что Гермиона жива. Поттер понимает, что Дневник вряд ли бы вернулся, если бы потерпел неудачу. — Ты ведь не обязан был этого делать, — шепчет Гарри вместо всего остального, и встряхивает головой, когда слышит тихий вздох Дневника. — Но спасибо, — тихо добавляет он. — Я не знаю, что бы мы без неё делали. — С тобой всё было бы в порядке, — говорит Дневник. — Ты сильнее, чем думаешь, Гарри. — Я… — Гарри и сам не знает, что хочет сказать, но всё равно его слова поглощает бесцеремонный поцелуй. — Что же, думаю, мне на этой ноте будет к месту откланяться, — беспечно произносит Дневник, спешно отстраняясь, но Гарри видит пакостливую улыбку на его губах. — Не стесняйся звать любого из нас, если вновь будешь в опасности. Стоит Гарри лишь на долю секунды прикрыть глаза, как Дневник исчезает, оставляя после себя лишь пустоту, бесконечные вопросы Рона и абсурдно-понимающий взгляд Гермионы.***
— Итак, ты знаешь. Голос Перстня звучит до отвратительного ровно, безэмоционально, из-за чего Гарри напрягается. Медальон почти моментально оказывается рядом, и всё напряжение чудесным образом тает под его тёплыми руками. Если бы его спросили, Гарри не смог бы сказать, в какой момент начал чувствовать себя так комфортно рядом с ними. В какой момент стал испытывать к ним нечто ещё, помимо опаски или подозрения и начал с нетерпением ожидать их каждой последующей встречи. Хотя, нет, наверняка смог бы… Это случилось тогда, когда Дневник спас Гермиону несколько месяцев назад. И когда каждый из Хоркруксов продолжал приходить ему на помощь, откликаясь на его страх или нужду. И сейчас они тоже были рядом с ним, в кабинете Дамблдора, откликнувшись на его отчаяние, когда он узнал, что действительно является одним из них. Перевёрнутый на пол Омут Памяти, несмотря на удар Гарри, нисколько не повредился, только серебристая вязь переливающихся воспоминаний Снейпа вытекала из него. Юноша задержал взгляд на светлой нити, глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и покорно приподнял голову, когда Дневник мягко подцепил пальцами его подбородок. Всей квинтэссенции нежности и заботы в этих тёмных глазах достаточно, чтобы Гарри задрожал и попытался отступить назад, спиной упираясь в тёплую грудь Медальона, всё ещё поддерживающего его. — Всё в порядке, Гарри, — успокаивающе произносит Кубок. — Мы всегда знали, что твоя конечная цель — уничтожить нас. — Мы были в курсе всех твоих мыслей с самого начала, дорогой, — продолжает Дневник, и голос его звучит необычайно серьёзно и немного грустно. — Тогда почему? — с болезненной обречённостью, но твёрдо спрашивает Гарри. — Почему вы защищали меня? Даже если я сам являюсь Хоркруксом, это не станет для меня причиной не убивать Волдеморта. — Потому что ты — это ты, — просто пожимает плечами Медальон. — Мы не могли оставить тебя одного. Не тогда, когда все остальные бросили тебя на произвол судьбы. Юноша смаргивает внезапно набежавшие на глаза слёзы, осознавая, что Дамблдор всё это время прекрасно знал о том, что отправляет его, Гарри, на верную смерть. И, видимо, этот факт совершенно не волновал старого волшебника. — Я должен уничтожить вас, — глухо говорит он вместо прокручивающегося в мозгу неправильного признания. — Адским пламенем, — с до боли понимающей улыбкой произносит Медальон. — Мы смирились. — А вот я — нет! — резко подаёт голос Венец, новое воплощение частички души Волдеморта. Они лишь недавно нашли его в Выручай-комнате, и у Гарри ещё не было возможности изучить его. Венец моложе Перстня на несколько месяцев, его длинные волосы собраны на затылке в низкий хвост, но точёные черты лица уже столь родные, знакомые, что Гарри воспринимает этот Хоркрукс наравне с остальными. В конце концов, все они хранят в себе части одной души. Вот почему Гарри совершенно не удивляется, когда Дневник втягивает его в очередной поцелуй. Он чуть ли не смеётся в его губы, ощущая удивление Хоркрукса, когда отвечает на ласку, открывая рот и путаясь пальцами в смоляных кудрях, притягивая ближе. Дневник шокировано выдыхает, но быстро берёт себя в руки, пленяя, покусывая покрасневшие губы Поттера. Гарри не сопротивляется, и лишь когда они отрываются друг от друга, понимает, как тесно его прижимает к себе со спины Медальон. — Пожалуйста, — тихо просит Дневник, мягко проводя кончиками пальцев по щеке парня. — Только один раз с тобой, а после… я смогу уйти без сожалений. Выражение лица Дневника в этот момент почти разбивает Поттеру сердце, но он послушно поворачивает голову, когда Медальон внезапно недовольно хмыкает. — Только он? — спрашивает Хоркрукс, хмурясь. — Мы все одинаково заботились о тебе и защищали, Гарри. Разве не можем все мы насладиться тобой? Гарри уверен, что его щёки загораются ярким румянцем, но лишь согласно кивает, не доверяя собственному голосу. Улыбка Медальона становится хищной, когда он ловит губы Поттера своими собственными. Хоркрукс не позволяет ему отстраниться до тех пор, пока парень сам не упирается руками ему в грудь, жадно ловя ртом желанный воздух, ощущая, как кружится голова. Как только Медальон отпускает его, Гарри пошатывается и судорожно выдыхает, когда его поперёк груди перехватывает Перстень и втягивает в очередной голодный поцелуй. Он не сопротивляется, ведь, в конце концов, пообещал им… и если этой ночью Гарри суждено умереть, он, по-крайней мере, сумеет подарить пятерым осколкам одной души хоть частичку счастья. Юноша не знает, сколько проходит времени, прежде чем его аккуратно опускают на пол, а над ним нависает тело Дневника, покрывающего его лицо, губы, тело жадными, нуждающимися поцелуями. Гарри комкает в руках его рубашку, стараясь хоть немного подавить дрожь, прошибающую всё естество. Удивлённый выдох срывается с губ, когда Венец опускается рядом и уже его губы сменяют губы Дневника. Гарри действительно считал, что Венец предпочтёт лишь наблюдать, но всё же не протестует против его участия, не собирается ничего им запрещать на этот раз. Подобное для него слишком ново, и такое количество партнёров за раз просто ошеломляет. Но они нежны с ним, их поцелуи сладки, а прикосновения слишком желанны, поэтому Гарри безропотно принимает их и отдаёт всего себя взамен. Чужие руки скользят по его телу, и Гарри сам не знает, кто первым начинает снимать с него рубаху. Поцелуи Медальона затягивают, кружат голову, поэтому парень крупно вздрагивает, когда чьи-то горячие губы впервые касаются его обнажённой груди. Его сразу же удерживают на месте, обе руки тянут вверх и фиксируют за запястья, другой Хоркрукс крепко прижимает его ноги к полу. — Вам не обязательно обездвиживать меня, — хрипло произносит Гарри, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. — Я не собираюсь сопротивляться. — Но ты выглядишь так привлекательно в этом положении, — томно шепчет Дневник, его голос низкий и до одури сексуальный. Он мучительно медленно проводит ладонью по груди Гарри, заставляя того исступлённо дрожать от одного лишь прикосновения. Когда юноша приподнимает голову и смотрит на него, Дневник похотливо ухмыляется. — Ты всегда должен выглядеть вот так, Гарри. Уязвимый, полностью открытый… не способный сбежать, даже если бы пожелал. — Это… — Гарри пытается возмутиться, но жар приливает к щекам, а слова застревают в горле, когда Медальон седлает его бёдра и целует. На лице Хоркрукса блуждает лукавая улыбка, когда он отстраняется, а тихий шёпот пропускает стаю мурашек по телу Гарри: — Хорошие мальчики не сопротивляются, дорогой. — Хорошие мальчики расслабляются… — продолжает за него Перстень, и юноша вскрикивает, когда мозолистые руки начинают насильно стягивать с него штаны. — … и дают себя… отыметь. Ты ведь хочешь поиграть, Гарри? Подобные грязные слова, произнесённые обычно вежливым, спокойным голосом Перстня, звучат дико. Гарри дёргается, пытаясь вырваться из крепкой хватки Кубка, уже жалея о том, что так беспечно доверился Хоркруксам. — Ну-ну, — успокаивающее шипение Кубка полностью идёт вразрез с усилившейся хваткой на запястьях юноши. — Не надо так, Гарри. Мы не хотим навредить тебе. — Сильно, — совсем тихо добавляет Венец и тут же охает, получив тычок в бок. Хоркрукс недовольно вздыхает. — Будет… больно? — еле слышно спрашивает Гарри, почти обречённо прекращая сопротивление. Медальон качает головой, выглядя донельзя довольно. — Конечно, нет, драгоценный, — обещает он. — Мы подготовим тебя. Перстень согласно мурлыкает, а после Гарри ощущает, как нечто влажное и тёплое проникает в его задницу. Мягкий язык кружит вокруг его входа, скользит внутрь, вырывая из горла юноши задушенный всхлип. Он тут же заливается стыдливым румянцем, и когда Перстень с тихим смешком вновь начинает усерднее ласкать его, парень испуганно, протяжно стонет. Потому что ему до одури хорошо, так хорошо, как никогда раньше. Он даже представить не мог, что кто-то будет касаться его так. Но сейчас голова Перстня находится меж его разведёнными ногами, и его язык дарит ему эти совершенно сумасшедшие, неправильные ощущения. Гарри извивается на полу, непроизвольно стонет, когда Перстень мягко раздвигает его ягодицы и проникает ещё глубже. Юноша дуреет от возбуждения, от стыда, от ласк Хоркрукса, и думает о том, что его тело не может так покорно отзываться на подобное, что его тело не должно быть столь… чувствительным. — Ты планируешь делать это весь день или мы, наконец, трахнем его? — с недовольством бесцеремонно спрашивает Дневник, и Перстень глухо смеётся, отстраняясь. — Желаешь отдать почести? — Несомненно, — многообещающе тянет Дневник, и Гарри напрягается, когда Перстень отходит в сторону, и язык заменяют длинные пальцы. Юноша сцепляет зубы, когда первый палец кружит около его входа, дразня. Нестерпимо хочется податься вперёд, закричать, что он уже готов, прекратить эти игры, но он сопротивляется этому желанию. Безрезультатно, как оказывается, потому что Хоркруксы всё равно могут читать его мысли. Гарри почти до крови закусывает нижнюю губу, подавляя развратный стон, рвущийся наружу, когда палец, наконец, проникает внутрь. Он куда длиннее языка, и Гарри прошибает дрожь от страха и вожделения. Медальон, видимо, точно знает, что происходит, потому что подаётся вперёд, отвлекая Гарри поцелуем и опуская руку на его болезненно пульсирующий член. Юноша дёргается и шипит, когда ладонь Медальона крепко сжимает его плоть и двигается мучительно медленно, дразня. Совершенно новые, незнакомые ощущения ошеломляют, пугают, и Гарри осознаёт, что Медальон использует их связь, чтобы читать его, играть с ним: как только юноша оказывается почти на пике удовольствия, Хоркрукс тут же замедляет движения и пережимает его плоть у основания, не давая такой желанной разрядки. Гарри утопает в почти болезненном разочаровании, и не замечает, как внутрь него проникает и второй палец. Парень понимает это лишь тогда, когда Перстень начинает двигать пальцами на манер ножниц, растягивая его ещё больше. Он громко стонет, дёргая пленёнными Кубком руками, ощущая куда более глубокие толчки Перстня, извиваясь под прикосновениями Медальона, не дающего ему кончить. — Тебе хорошо? — мурлычет Медальон в нескольких дюймах от лица Гарри, не целуя, но и не отстраняясь. Тяжёлое дыхание и сладкая дрожь податливого тела под руками — самый сильный дурман. — Да… — едва не срываясь на шипение, исступлённо тянет Гарри, и улыбка на лице Хоркрукса становится лишь шире. Он был бы не против остаться в таком положении навсегда, но позади нетерпеливо ворчит Дневник и раздражённо постукивает пальцами по спине Медальона. Тот разочарованно вздыхает, но покорно слезает с Гарри, уступая место Дневнику. Последний подхватывает ноги юноши, сгибая их в коленях и раздвигая шире. Кубок отпускает руки парня, и тот внезапно осознаёт, что остальные Хоркруксы отходят, предоставляя Дневнику абсолютную свободу действий. Гарри невольно представляет, как выглядит сейчас со стороны, и закрывает лицо руками, желая провалиться сквозь землю от стыда. Кажется, Дневника совершенно не смущает ситуация, и когда Гарри, набравшись смелости, наконец, открывает глаза, Хоркрукс целует его во внутреннюю сторону бедра, глядя на юношу ярко-алыми глазами, в которых пляшут черти. — Ты готов, дорогой? — спрашивает он, и Гарри даже не нужно отвечать вслух, потому что Хоркрукс может прочесть ответ в его мыслях. Дневник входит в него мучительно медленно. Гарри кажется, будто его сейчас разорвёт, его глаза широко раскрыты, руки судорожно цепляются за плечи Хоркрукса. Воздуха катастрофически не хватает, он задыхается, и весь мир сужается до единственной точки, где их тела соединяются. Боли нет, только не после всех ласк и приготовлений, но Гарри всё равно не может игнорировать неприятные ощущения. Дневник слишком большой, слишком горячий, и когда он входит полностью, с губ Поттера срываются жалобные всхлипы, ногти с силой впиваются в предплечья Хоркрукса. Дневника это, кажется, совершенно не волнует — сейчас он выглядит совершенно невменяемо и возбуждённо, задыхаясь в желании и напряжении. У Гарри кружится голова, когда к нему, наконец, приходит осознание, что его сейчас трахает другой мужчина, более того — часть сущности его заклятого врага. Он отстранённо думает о том, как вообще докатился до такого, но мысли быстро покидают его голову, когда Дневник медленно выходит из него, вырывая из горла Гарри очередной стон и заставляя его сильнее впиться ногтями в свои руки. Парень шумно выдыхает, в уголках его глаз собираются предательские слёзы, когда Дневник снова плавно двигается и входит. — Ты слишком много думаешь, — шепчет он. — Сейчас тебе следует сосредоточиться на мне, а не на нём, милый. Дневник не ждёт ответа, сразу набирая быстрый, рваный темп, несмотря на то, что для Гарри это первый раз. Юноша громко, беспрерывно стонет, не заботясь о том, что его крики могут услышать и кто-то может зайти в кабинет и увидеть всё. Сейчас это не имеет никакого значения. Он уже отдал себя в руки пяти Хоркруксов, и вряд ли кто-то теперь сможет остановить их. Поэтому он просто закрывает глаза и слушает хаотичные нашёптывания Дневника, сосредотачивается на его резких движениях, от которых Гарри каждый раз практически подбрасывает на месте. Юноша шокировано распахивает глаза, когда Хоркрукс забрасывает его ноги себе на плечи, болезненно сгибая и проникая ещё глубже. Гарри лихорадочно цепляется за руки, широкую грудь Дневника и откидывается на спину, почти срывая голос в громком крике. Дневник двигается резко, жёстко, но при этом нисколько не выглядит уставшим. Ритм слишком быстрый, и хоть Гарри почти не двигается, дыхания не хватает, как и сил. Каждый раз, когда Дневник вновь входит, тело юноши прошибает электрическими импульсами, он чувствует, как нечто отзывается в его душе, как в голове исступлённо пульсирует чувство абсолютного наслаждения. Ему чертовски хорошо. Тело сотрясает тремор, когда удовольствие становится ещё глубже, острее, из горла вырываются хрипы и шумное дыхание, перед глазами всё плывёт. Гарри едва ли может сейчас понимать, из-за чего до судорог поджимает пальцы на ногах, но Дневник, конечно же, знает, под каким углом нужно двигаться, чтобы вырывать из Гарри более громкие стоны, заставлять его сильнее дрожать и желать. Это преимущество их связи, хоть и односторонней, чем Хоркрукс бесстыдно пользуется, доводя Гарри до безумия. Глаза юноши закатываются, когда спустя, кажется, вечность, Дневник берёт его член в свою руку и несколько раз двигает вверх-вниз. Это слишком много для его неопытного тела, и Гарри лишь спустя несколько движений чужой руки изливается на собственную грудь, ощущая, как горячее семя Дневника растекается внутри него. — Это… слишком… — с трудом выдавливает из себя Поттер, когда, наконец, может сосредоточиться на чём-то, кроме безумного удовольствия. Осознание того, что Дневник, недвижимый, всё ещё внутри него, всё такой же твёрдый и возбуждённый, вызывает ужас наравне с трепетом. — Я знаю, — говорит Дневник, на его лице ни толики усталости, лишь довольная, лукавая улыбка. Без предупреждения, он выходит из Гарри, и тот вздрагивает, внезапно ощущая в себе болезненную пустоту. — Встань на колени и обопрись на руки, дорогой. Гарри подчиняется без вопросов, хотя конечности дрожат и он чувствует себя так, будто из него вынули все кости. Парень не понимает, что планирует делать Дневник, но послушно опускается на колени, ощущая себя унизительно беспомощным и уязвимым в этой позе. Он встречается взглядом с Венцом, когда поднимает голову, и что-то в выражении лица Хоркрукса заставляет юношу почти задержать дыхание. Венец смотрит на него со странным смешением вожделения и забавы, и в ответ на взгляд Гарри лишь качает головой. — Ты ведь даже понятия не имеешь, что сейчас случится, не так ли? — спрашивает Хоркрукс, но парень не успевает что-либо ответить, внезапно ощущая сильные руки Дневника на своих бёдрах и то, как тот снова проникает в него. Гарри не может сдержать испуганного вскрика. От неожиданности он падает грудью на стол, судорожно скребя ногтями по полированному дереву в попытке подняться. Член Дневника ощущается больше в этой позиции, и Гарри на ужасное мгновение кажется, что его сейчас разорвёт. Горячие ладони Хоркрукса лежат на его бёдрах, легко приподнимая их в более удобную позицию, и в этот раз Поттер действительно не может сдерживать свои крики. Он судорожно сцепляет зубы на собственной руке, пытаясь хоть немного заглушить самые громкие и смущающие. Он чувствует себя унизительно, полностью обнажённый, распростёртый на столе Дамблдора в то время, как его жёстко имеют сзади. Он не может даже предпринять попытку сбежать: на самом деле, все силы уходят лишь на то, чтобы стоять на коленях, да пытаться вновь опереться на непослушные руки. Гарри всего трясёт, и хотя он только что кончил, юноша ощущает, как вновь возбуждается, когда с каждым толчком Дневник попадает по какой-то точке внутри него. От осознания того, что за тем, как его жёстко трахают, наблюдают ещё четверо Хоркруксов, становится противно. Он захлёбывается стыдом и новой волной неправильного возбуждения, когда представляет, как выглядит со стороны. — Ты выглядишь порабощённым, — произносит Медальон, опускаясь перед Гарри на колени, оказываясь с ним лицом к лицу. Юноша смотрит на него затуманенным взглядом, с трудом замечая мягкую улыбку на губах Хоркрукса. — Я уже говорил тебе, Гарри, что ты принадлежишь нам. Разве так сложно поверить, что ты можешь принадлежать вот так? — Вот так? — едва слышно переспрашивает юноша между толчками и собственными хаотичными вздохами. На этот раз отвечает Перстень: — Стоя перед нами на коленях, малыш. Полностью открытый и податливый, утопающий в том удовольствии, которое мы дарим тебе. — Вы… — начинает Гарри, его щёки покрывает лихорадочный румянец усталости и смущения, и Дневник приглушённо хихикает позади него, увеличивая темп и проводя ладонью по спине юноши, вызывая одним прикосновением стаю мурашек, бегущих вдоль позвоночника. — Дарить тебе удовольствие — это всё, что я когда-либо желал, — мурлычет ему на ухо Дневник, обхватывая рукой Гарри за талию и резко притягивая его спиной к своей горячей груди. Резкая смена положения вырывает из горла парня особенно громкий вскрик, но он тонет в глубоком поцелуе, в который его тут же затягивает Хоркрукс. Дневник успокаивающе прикусывает мочку его уха, и Гарри исступлённо извивается в его руках, доходя до пика, когда Хоркрукс куда сильнее и глубже насаживает его на себя. Тело более не слушается, и в вертикальном положении юношу удерживают лишь руки Дневника, который обнимает его лишь крепче, изливаясь внутрь него. У Гарри кружится голова, он окончательно обмякает в руках вздрагивающего в оргазме Дневника. Это странно — головокружения не было, когда он сам кончил, а сейчас ему понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы прийти в себя. — Пришёл в себя? — мягко спрашивает Дневник, плавно выскальзывая из Гарри. Юноша едва ли не падает, ощущая, как по бёдрам стекает тёплая сперма. — Что со мной?.. Почему так кружится голова? — загнанно выдавливает из себя он, опираясь на стол дрожащими руками. — Интересно, почему же? — лукаво тянет Дневник, ловя испуганный взгляд Гарри. — Может, потому что ты ещё не привык? Как думаешь, сможешь быть хорошим мальчиком и удовлетворить остальных из нас? Гарри замирает на мгновение, прислушиваясь к собственным ощущениям. Ему плохо, он ощущает себя полностью выжатым, но что-то заставляет его покорно кивнуть. Дневник успокаивающе гладит его по спине, шепчет что-то, когда Гарри накрывает новая волна отвратительного головокружения и мысли о том, почему он чувствует себя настолько паршиво. А потом что-то будто щёлкает в голове, и юноша бьёт Дневника по руке, — слишком слабо и жалко, на его взгляд — обвинительно, ядовито рыча: — Ты забрал часть моей магии. Дневника, кажется, нисколько не задевает его тон. Напротив, Хоркрукс выглядит донельзя сыто и удовлетворённо. — Милый, — мягко произносит он, — я ведь только через какой-то поцелуй уже заимствовал у тебя небольшую часть магии. Не думаешь же ты, что секс с тобой, лишение тебя девственности и то, что я кончил в тебя даст мне такую же малость? Гарри охватывает ужас, он хочет сбежать, и даже пытается сделать это, но тело не слушается, перед глазами всё плывёт, и в конечном итоге он просто неловко соскальзывает со стола, падая прямо в руки Медальона. — Я говорил, что мы не хотим навредить тебе, — мягко шепчет Хоркрукс, заключая юношу в объятия. — Вы забираете мою магию! — хрипло огрызается Гарри, всё ещё задыхаясь. Его сердце пропускает удар, когда он видит, как Дневник почти небрежно взмахивает рукой. Остролистовая палочка покорно вылетает из кармана скинутых брюк, и парень с отчаянием следит за тем, как она предательски-покорно прокручивается между длинных пальцев Дневника. — Что ты собираешься сделать? — голос невольно дрожит, хотя Гарри и сам уже знает ответ на свой вопрос. Он не должен был доверять им. Парень в страхе зажмуривает глаза, напрягаясь всем телом, и хоть Медальон нашёптывает ему на ухо какую-то успокаивающую чушь, юноша не верит ни единому слову. За закрытыми веками ему видится всполох ядовито-зелёного света. — Ты действительно веришь, что я убью тебя? — почти обиженно и неверяще спрашивает Дневник, а после шепчет, чуть понизив тон: — Инкарцеро. Это доказательство того, насколько Хоркрукс стал сильнее — из палочки вырывается множество верёвок, которые тут же крепко оплетают запястья Гарри. Узлы сжимаются слишком сильно, и у юноши нет ни шанса освободится. Он отвратительно обнажён и уязвим, полностью во власти остальных Хоркруксов. Гарри предпринимает жалкие попытки освободить руки, призвать свою магию без палочки, но ничего не получается. Около уха раздаётся тихий смешок Медальона, и он игриво произносит: — Я полагаю, сейчас моя очередь, не так ли, Гарри? Помнится, ты обещал нам, любимый. — Вы не должны были забирать мою магию! — отчаянно мотает головой юноша, пытаясь заставить Медальона понять, но в ответ Хоркрукс лишь снисходительно улыбается и отвратительно-нежно целует парня в висок. — Но ведь это совсем немного, любимый. — Это сути не меняет… — обречённо протестует он, но слова обрываются грубым поцелуем, Медальон болезненно прикусывает его нижнюю губу и тут же проводит по ней языком, слизывая металлический привкус. Гарри всё ещё в их полной власти, связанный и обнажённый, вынужденный подчиняться. Он приглушённо стонет в губы Хоркрукса, когда пальцы последнего легко проскальзывают в него. Гарри всё ещё влажный и достаточно растянутый, чтобы пальцы Медальона проникли в него одним плавным движением. Перед глазами взрываются звёзды, когда длинные пальцы Хоркрукса безошибочно бьют по самой чувствительной точке внутри него, с каждым движением подбрасывая Гарри на коленях Медальона. Последний очень быстро устаёт просто дразнить Гарри, и тот скулит, когда Хоркрукс резко насаживает его на свою возбуждённую плоть. Члены Медальона и Дневника почти идентичны, и Хоркрукс терпеливо ждёт, когда дыхание Гарри более-менее выровняется. Юноша опирается лбом о его плечо, ощущая успокаивающие поглаживания на своей спине, и слабо кивает. Медальон обхватывает его бёдра горячими ладонями и приподнимает, почти сразу опуская обратно на свой член. — Тебе хорошо? — тихо спрашивает Хоркрукс, и Гарри легко сцепляет зубы на его плече вместо ответа, потому что знает — Медальон сам может прочесть его мысли. Нет смысла озвучивать то, как… хорошо сейчас Гарри, несмотря на ясное осознание, что Хоркруксы трахают его лишь ради того, чтобы получить магию. — Мы не трахаем тебя просто ради магии, — с раздражением говорит Перстень. — Это лишь временное заимствование твоей силы. Побочный эффект всего происходящего. Если бы нам нужна была лишь твоя магия, достаточно было просто полностью отдать тебя Дневнику. — Но это было бы несправедливо, — с ухмылкой комментирует Медальон, не выглядя нисколько уставшим. Гарри не может скрыть невольной радости от осознания того, что они не просто используют его. Видимо, Хоркруксы вновь читают его мысли, потому что сзади слышится смех Кубка. Гарри смущённо закрывает глаза, не желая сталкиваться с ними взглядом. — Прекрати, — глухо бормочет он, и Медальон усмехается, прекрасно понимая, что Гарри обращается совсем не к нему. — Видимо, ты не достаточно удовлетворяешь его, раз он всё ещё может соображать, — скалится Венец, и Медальон вздыхает, останавливаясь и вопросительно вскидывая бровь. — И что же ты предлагаешь? Я не собираюсь брать его так же, как это делал Дневник. — Ты готов поделиться? — Меня можно убедить… — медленно произносит Медальон, несмотря на то, что уже откидывается на спину. Венец чуть толкает Гарри сзади, вынуждая его упасть на Медальон. У юноши просто нет сил сопротивляться, когда руки Хоркрукса прижимают его к широкой груди, обнимают за талию, располагая на себе поудобнее. Гарри понятия не имеет, что должно произойти дальше, но не протестует, полностью смиряясь со своим положением. Но не может сдержать ошеломлённый вскрик, когда к возбуждённому члену Медальона добавляются длинные пальцы. Внутри себя он уже ощущает невыносимое давление, почти приносящее боль. В комнате раздаётся тихий шёпот и кожу покалывает от магии, что окутывает его тело, заменяя боль на терпимый дискомфорт. — Такой хороший мальчик, — пальцы Медальона путаются в его взмокших волосах. — Готовый принять нас даже так… Он слышит слова Хоркрукса, его пошлый шёпот на ухо, но не отвечает, испуганно шипя, когда к его входу прижимается головка члена Венца. Магия должна помочь облегчить возможную боль, но Гарри всё равно слишком напряжён, потому что не уверен, что действительно хочет этого. Не уверен, что готов отдать ещё двоим Хоркруксам всего себя: и тело, и магию… Не уверен, что сможет выдержать и выжить, когда всё это, наконец, закончится. — Если ты умрёшь, — звенящим от напряжения шёпотом произносит Венец, медленно толкаясь в Гарри, — то лишь потому, что мы играли с тобой слишком долго, а не потому, что убили. — Хотя мы бы этого никогда не допустили, — вставляет Кубок. — Потому что позволить тебе так легко спастись — определённо не часть плана. Гарри едва может отдышаться, его всего колотит от невозможного чувства заполненности, и лишь крепкие объятия Медальона слегка гасят его дрожь. Но слова Кубка всё же с трудом доходят до его сознания, и по позвоночнику разливается холод. — Какого плана? — выдавливает он из себя, но Кубок в ответ лишь качает головой, его глаза лукаво мерцают, и губы слегка подрагивают в ухмылке. — Ничего такого, чем тебе следовало бы забивать свою хорошенькую головку, — отвечает он, и Гарри хочет надавить, хочет знать о том, что эти пять Хоркурксов планируют на его счёт, но все мысли вылетают из головы, когда Венец начинает двигаться. Из горла вырывается громкий стон, когда Хоркрукс входит в него настолько глубоко, насколько может. Спустя всего лишь короткое мгновение Венец уже двигается в нём дробно и ритмично, заставляя Гарри дрожать с каждым толчком. Стоны непрекращающимся потоком вырываются из горла, и на краю сознания вспыхивает и тут же гаснет мысль о том, что же его ещё ждёт в ближайший час. Чувство заполненности и давление двух членов внутри слишком быстро доводят его до исступления, и Гарри с протяжным стоном закрывает глаза, обессилено наваливаясь на Медальон, веря, что Хоркруксы сумеют сдержаться и не причинят вреда. И это оказывается правдой. Медальон не двигается внутри него, предоставляя Венцу полную свободу действий, но сам успокаивающе одной рукой гладит Гарри по спине, а второй скользит по его бедру. Эти невесомые прикосновения помогают ему сохранять остатки сознания, и когда Венец с гортанным рычанием выходит из парня и изливается на его спину, Гарри лишь слегка дрожит от физического истощения. Медальон тихонько шепчет ему на ухо слова утешения, легко подхватывая под бёдра и укладывая спиной на прохладную поверхность стола. Гарри ощущает скользкую сперму под спиной и задницей, морщится, внезапно осознавая, что они сейчас так грязно пачкают стол Дамблдора. И это осознание, вопреки здравому смыслу, проносится по телу сладостно-жгучим разрядом тока. Медальон тихо посмеивается и, приподнимая бёдра юноши, глубоко и резко толкается в него. Гарри захлёбывается криком, судорожно цепляясь всё ещё связанными руками за рубашку Хоркрукса. Ткань под пальцами едва ли не трещит. Медальон при этом слегка морщит нос и, будто в наказание, резко увеличивает темп, вырывая из парня пронзительный стон. Гарри почти подбрасывает на столе, спину неприятно саднит, но всё это меркнет в пучине дурманящего наслаждения, когда Хоркрукс снова и снова попадает по простате. Поттер до судорог поджимает пальцы на ногах, когда Медальон, наконец, изливается внутрь. Головокружение вновь волной накатывает на юношу, сигнализируя о том, что от него снова украли частицу магической силы, но по какой-то причине Гарри сейчас абсолютно всё равно. Наверное, потому, что он уже слишком сильно погряз во всём этом, и даже если ему всё же удастся каким-то чудом сбежать, Хоркруксы уже в достаточной мере напитались силой, чтобы поймать его и делать с ним всё, что заблагорассудится. — Всё хорошо, Гарри? — заботливо спрашивает Кубок, когда головокружение немного отступает, и Гарри, сделав судорожный вдох, кивает. — Справлюсь, — хрипло отвечает он, хоть и понимает, что Хоркруксы и так знают, что он сможет. В ответ Кубок с гордостью хмыкает и заключает его подрагивающее тело в объятия, отрывая от липкой поверхности стола. — Неужели? — игриво уточняет Кубок, и Гарри шумно выдыхает, когда тот на пробу толкается в него пальцами, дразняще прокручивая и тут же доставая. Юноша ногтями впивается в плечи Хоркрукса, на что тот лишь издаёт снисходительный смешок и успокаивающе целует его в ухо. — У нас заканчивается время, — вмешивается Перстень, и Кубок тяжело, разочарованно вздыхает, лишь крепче прижимая Гарри к своей груди. — Не спорь, ты и сам всё знаешь. — Знаю, — угрюмо соглашается Кубок. Пульс Гарри учащается при словах Перстня, но тот чувственно проводит большим пальцем по нижней губе парня прежде, чем тот успевает что-то произнести. — Дорогой, — обольстительно выдыхает он, — ты когда-нибудь ублажал мужчину своим ртом? — Гарри густо краснеет, и ухмылка на лице Перстня становится ещё шире, когда он, видимо, читает его мысли. — Ах, ну тогда я буду первым, — произносит он и чуть наклоняется, запечатлевая на устах Гарри целомудренный поцелуй. Отстранившись, он слегка давит на губы юноши пальцами и когда тот немного несмело приоткрывает рот, скользит ими по зубам и языку, слегка отклоняя голову Поттера. — Вот так, — поясняет Перстень, ритмично двигая пальцами во рту парня, и когда тот начинает слегка двигать головой в такт, удовлетворённо улыбается, бегло проводя влажными подушечками по нижней губе юноши и легко целуя его в лоб. — Хороший мальчик. — Тогда, на колени? — спрашивает Кубок, уже подталкивая Гарри в нужное положение. Последний едва не падает, потому что его руки всё ещё связаны, но Перстень ловко подхватывает его и мягко опускает на мягкий ковёр. Поза слишком развратная и смущающая, и тем сложнее сдержать стон, когда Кубок без предупреждения входит в него сразу до основания. — Прекрасен… — на грани слышимости выдыхает Перстень, и Гарри покорно размыкает губы, прикрывая глаза. Он едва не задыхается, когда плоть Перстня слишком резко врывается в рот, потому что Кубок выбирает именно этот момент, чтобы сделать глубокий толчок сзади. Хоркрукс прекрасно ощущает недовольство юноши, но продолжает двигаться в рваном, почти грубом темпе, вероятно, делая ставку на то, что удовольствие затмит собой всякую мимолётную обиду. И он прав, потому что с каждым толчком Гарри всё глубже вбирает в себя член Перстня, захлёбываясь слюной, слезами и собственным, совершенно безумным возбуждением. Перстень путается пальцами в чёрных, влажных волосах Гарри, и последний прилагает все силы, чтобы сосредоточится на горячей плоти у себя во рту, но это до одури сложно, когда Кубок столь беспощадно имеет его сзади. Но Перстень, кажется, совершенно не против: он наслаждается видом стоящего перед ним на коленях парня, дрожащего и столь беззащитного, что это возбуждает лишь сильнее. Гарри ощущает на губах солоноватый привкус наслаждения Хоркрукса и жутко краснеет, чем вызывает улыбку на лице Перстня, точно знающего, о чём сейчас думает юноша. О том, что Гарри возбуждён куда сильнее, чем мог бы признать; о том, как грязно и развратно он выглядит, стоящий на коленях между двумя привлекательными волшебниками; о том, насколько сильно погряз в пучине порока, столь самозабвенно отсасывая кому-то. — Твои мысли — чистейшая амортенция, драгоценный, — шепчет Перстень, невесомо проводя кончиками пальцев по немного влажной от слёз щеке юноши. Кубок обнимает его за талию, и Гарри кажется, что он сходит с ума, доходя до пика. Кубок задушено стонет, делая ещё несколько резких толчков прежде, чем последовать за Гарри. Того вновь сражает уже знакомое головокружение как раз в тот момент, когда Перстень почти доходит до финала, но Гарри держится за ускользающее сознание, проглатывая вязкую сперму, несколько капель которой всё же пачкают его подбородок. Когда Гарри приходит в себя, то внезапно обнаруживает, что облачён в свою мантию на голое тело. Штаны и смятая рубашка небрежной кучей валяются на полу, но юноша чувствует, что сейчас ему стоит волноваться совершенно о другом. О том, что будет дальше. Конечности слишком тяжёлые и непослушные, в голове — сплошная вязкая каша, и пошевелить хоть пальцем не представляется возможным. Дневник склоняется над ним и мягко, почти невесомо целует в лоб перед тем, как подходит Медальон и легко подхватывает его безвольное тело под спиной и коленями. — Вы… убьёте меня? — едва слышно спрашивает он, ощущая, как в уголках глаз собираются предательские слёзы. В ответ юноша получает лишь не к месту весёлое фырканье. Последнее, что он видит — кончик волшебной палочки перед своим лицом.***
— Он столь чарующе легковерен, не так ли? — весело спрашивает Дневник вслух, хотя они прекрасно могут понимать друг друга на ментальном уровне. Он бережно смахивает капельки пота со лба бессознательного юноши на руках Медальона, млея от лёгкой пульсации шрама под своими пальцами. Медальон согласно фыркает, крепче прижимая к себе кажущееся хрупким тело. — Он знал, что мы можем забрать часть его магии, занимаясь с ним любовью, но всё же позволил нам это? Наш маленький Хоркрукс действительно потрясающий. — И очаровательный, — добавляет Перстень. — Надеюсь, Создатель позволит нам побыть с ним ещё несколько раз, прежде чем оставит его себе. Они замолкают, глядя на Гарри с разным выражением задумчивости и тоски. Понимают, что как только мальчик попадёт в руки Волдеморта, их маленькая игра с ним подойдёт к концу. В конце концов, если их пленило очарование и столь искренние чувства Гарри, то и Волдеморт ни за что не останется в стороне. Дневник тяжело вздыхает, его нежелание делать то, что должно передаётся всем, но, сцепив зубы, он с треском аппарирует их всех в центр Запретного Леса. Пришло время Волдеморту встретиться с их маленьким Хоркруксом.