Задыхаясь в тебе

      Мы плывем по реке судьбы, не замечая и не осознавая того. Нельзя провести линию с будущим, но вера, что точки нашей жизни когда-нибудь соединятся, толкает нас вперёд. Ты принимаешь какие-то решения на протяжении всего своего существования. Они могут быть маленькие, незначительные, как убрать за собой посуду со стола. Так и самыми большими и безбашенными: продать квартиру, отправиться в путь без гроша, купить билет в неизвестную страну, не зная языка. Если наш мозг не успевает остановить нас за короткие пять секунд осознания и уронить обратно в прокрастинацию, мы созданы творить самые великие дела.       Когда Чангюн выбрал именно этот университет далекого Сеула, а не родного Кванджу, он совершенно не знал, чем это может обернуться для него в будущем. Он лишь шёл за мечтой и интуицией.       И ему всё нравилось: хорошее общежитие, любимая специальность, на которую он поступил без лишних проблем. Он даже быстро нашёл себе друзей, заявившись однажды в андеграундный клуб с предложением выйти на сцену. Там его нашел Чжухон, завалившись после выступления в крохотную гримёрку, больше напоминающую чулан для крыс. Похвалил, а потом предложил дружбу и сотрудничество.       Позже, познакомил со своим ещё более шумным (куда уж больше?) парнем, Минхёком. Чангюн по сей день не перестает удивляться, как они умудряются не надоедать друг другу, ведь везде вместе. В университете разве что пары могут их разделить, а потом они снова всё время вместе. И по друзьям вдвоём, и в клуб, ещё и живут вместе. Правда, в наличии две кошки, но это любимые дочки обоих.       Так проходят первые несколько месяцев: они только начали учиться, и многие просто забивают на учёбу, предпочитая ранним побудкам на пары послеполуночное выползание из клубов. Чангюн никогда праведником себя не считал, но ходит он по злачным местам только в сопровождении друзей и только ради выступлений. Те с каждым разом всё популярнее, да так, что в пределах отдельно взятых клубов их даже начинают узнавать. Но если Чжухон и Минхёк не скрывают, что вместе, то к одинокому Чангюну липнут все подряд, и парни, и девушки. Последних, как ни странно, больше. Вот только все они остаются ни с кем. Заводить короткие интрижки Им не намерен, да и не то чтобы он ждал кого-то особо. Просто не верит он в клубную любовь до гроба.       Чангюн, может, и не ищет, да только она сама его находит, совсем близко, в родном универе. Всё, что парень делает в этот день - немного меняет свой распорядок дня. Он не успел поесть дома и пришлось идти не после вполне привычной третьей пары, а на полтора часа раньше.       Едва ли он успевает что-то осознать, когда на перекрёстке двух коридоров появляется фигура: высокая, стройная, с копной кучерявых волос, обрамляющих лицо, и с беретом поверх этого великолепия. Весь парень выглядит как сошедшая с журнального листа мечта. И Чангюн застывает, словно испуганный суслик, хлопая глазами, даже когда проходит несколько минут после исчезновения незнакомца. Ему приходится прислониться к стене, тяжело дыша. В груди зарождается нечто непонятное, болезненное, странно нереальное.       Он так никуда и не успевает, стоит на одном месте, пока не понимает, что опоздает на пару, если не поторопится в аудиторию. На следующей перемене его вылавливают друзья, и незнакомый парень совершенно выпадает из головы под гомоном голосов с двух сторон. Только заноза в груди никуда не девается.       Чангюн действительно забывает о встрече, только спать становится сложно, его преследует одно и то же сновидение. Он никак не может его запомнить, а заноза постепенно гноится внутри и начитает вспыхивать короткими уколами боли. Университет большой, и возможность новой встречи крайне мала, казалось бы. Они, в самом деле, не пересекаются ещё несколько месяцев, за которые парень начинает ненавидеть весь мир, пока банальная случайность не пересекает их пути в огромном лекционном зале, где собирают весь поток студентов. Сбоку сидит Чжухон, сбежавший от своего курса и пристроившийся рядом с другом. На сцену выходит ОН, и парень едва не сползает под парту; в груди разрастается огненный цветок боли. Чангюн только и успевает, что заткнуть себе рот рукой и согнуться, уткнувшись головой в лакированное дерево. Обеспокоенный Ли теребит плечо, и приходится махнуть ему рукой, мол, в порядке. Хотя какое, к чертям, в порядке. Ему больно. Нет, не так даже. Ему БОЛЬНО.       Больше на сцену он не смотрит и просит Чжухона описывать всё, что происходит. Конечно же, даже эта ситуация тонет под волной переживаний, связанных с выступлением в клубе. У них новая песня, написанная вдвоём, и как публика примет такой коллаб - сложно сказать.       И Чангюн бы забыл снова о парне, но, становящаяся только больше, заноза в сердце с каждой прожитой минутой напоминает о себе всё чаще.       Начинаются зачёты, за ними экзамены. Парни не поднимают голов из-за кип книг на столах. Прекращаются походы куда-либо, разве что в ближайший магазин за рамёном и энергетиком. Семейство Ли переселяет младшего к себе на диван. Обоим совершенно не нравится состояние друга: то, как кашлять он начинает всё чаще.       Чангюн почти перестаёт спать: не только вследствие огромного количества работы, но и из-за постоянных кошмаров. В них его душат растения. Толстые лианы захлёстывают горло и сжимают его, перекрывая необходимый кислород. Просыпается парень в ужасе и прикасается к горлу: кажется, что на нём остались багровые следы. Дыхание восстановить получается только спустя десяток минут. Благо просыпается он тихо, без криков, и не будит уставших друзей.       Он подходит к полуприкрытой двери в чужую спальню, с теплом глядя на парочку. Те так сильно вцепились друг в друга, словно их кто-то разлучить пытается, что в принципе почти невозможно. Им улыбается, от парней веет любовью и домашним уютом, даже когда они находятся в мире сновидений. Любоваться получается не долго. Чангюн сначала упирается рукой в стену, пошатнувшись, а потом сползает по ней на пол, зажав рот рукой и стараясь не кашлять. Горло дерёт так сильно, что он с трудом держится. Но, справившись с приступом, закрывает дверь и шлёпает на кухню за кофе, на ходу думая, что, вероятно, нужно с этим что-то делать.       Парни, выползшие с утра из теплой кровати, смотрят с сочувствием. Младший выглядит откровенно плохо, но времени разобраться у них снова не находится. Приходят каникулы, на которые Чангюн укатывает домой, в родной Кванджу. Друзья провожают его едва ли не со слезами на глазах и до самого отправления поезда висят коалами на макнэ. Ли остаются в городе и уходят на подработку, на все каникулы. Платить за квартиру нужно, и хоть родитель им помогают, но ни один не хочет сидеть на шее. Первое, что делает мама Им - почти за руку приводит сына в больницу на обследование, где получает страшное известие. Ханахаки. Древняя ожившая легенда. Прорастающие из живой плоти цветы. Почти смертный приговор. Случаи заражения редки и, как показывает практика, летальны. Возможно, были выжившие, но как у них получилось излечиться - никто не знает. Семью известие подкашивает, и только самые родные не смотрят на него, как на живого мертвеца. Чжухон и Минхёк просят не бросать их, не бросать универ и бороться до последнего. Родители принимают решение ехать в столицу вместе с сыном, чтобы провести с ним как можно больше времени. Они не знают что могут сделать ещё. Чангюну назначают несколько сеансов с психологом, на которых он, под присмотром специалиста, копается в собственной памяти. Пока не вспоминает, когда приступы болезни были самые сильные. Там же ему объясняют, что такое происходит при взгляде на «твоего» человека. И если не смотреть, то сильных приступов болезни не будет, но и вылечиться уже не получится.       С каникул парень возвращается как с несостоявшейся казни. Встречающие его парни вновь рыдают у него на плече и, только немного успокоившись, замечают родителей Има и глубоко почтительно кланяются. День спустя они сидят вместе, и Чангюн рассказывает всё, что узнал о болезни. Минхёк обещает узнать имя парня, из-за которого произошел первый приступ.       Возвращается в универ младший с тяжелым сердцем и плохим предчувствием. Через пару дней заноза Минхёк сообщает, что зовут его соулмейта Хёнвон: он старше на пару лет, состоит в студсовете и очень любит гулять в цветочной части университетского парка. О том, что говорить последнее очень плохая мысль, Ли понимает, когда им первый раз приходится вытаскивать малолетнего влюблённого идиота из этой самой части парка. Впрочем, вытаскивает себя Чангюн почти сам, но с огромными усилиями. В первый раз он просто не может удержаться и идёт исподтишка глянуть на свою «любовь». Только всё идёт совершенно не по плану. Он зависает не прекрасном профиле парня, пока приступ болезни не заставляет согнуться и отвести взгляд.       Постепенно в свои права входит весна, и Чангюн поселяется в той части парка. Он склоняется над кустарником, якобы пытаясь что-то рассмотреть на нём, и только краем глаза смотрит, смотрит, смотрит. Знает, что нельзя, что только приближает свою гибель, что вот ещё пара секунд и его настигнет новый приступ. Но оторвать взгляда не может: Хёнвон прекрасен, он - самый красивый человек, что встречался Иму. Он его личное, локальное божество среди унылых, ещё не озеленившихся, деревьев.       Влюблённый парень выпадает из реальности настолько, что кашель застигает врасплох: он едва не выкалывает себе глаза обрезанными веточками кустарника, но вовремя отклоняется вбок и падает на землю, душа в себе спазмы кашля. Пальцы неосознанно врезаются в сырую землю, комкают её, неприятно пачкая руку. Чангюн выплёвывает сгустки крови с парой лепестков и пытается сесть, оперевшись на дерево рядом. В сознании яркими вспышками мелькает мысль о том, что он просто убивает себя. Задыхается из-за другого человека, тонет в нём и совершенно ничего не может с этим сделать. Пусть он может прожить дольше, перестав видеть его, но только Им предпочтёт смерть, чем тупое существование вдали.       У него получается достаточно прийти в себя, чтобы добраться до университетских раздевалок и заменить испачканную в земле одежду на чистую. С этого дня на сцену он больше не выходит, боясь, что приступ застанет его и там. На лекции приходится идти, напившись кучи лекарств, подавляющих и слегка замедляющих болезнь. Мама очень много плачет, видя, как умирает её ребёнок. Никто из них не верит в хороший исход.       Ханахаки – это смерть.       Чангюн лежит на земле, снова, после ещё одного тяжелого приступа. Его хватает, чтобы достать телефон и послать короткий крик о помощи: «всё дерьмово, бро». А потом телефон выпадает из рук, едва не попадая ему по челюсти. Хочется кричать, биться в истерике от несправедливости жизни. Эмоций не осталось, они в нём умерли под постоянными приступами болезни. Он всего лишь хочет смотреть в красивые глаза, не сгибаясь в приступе ужаснейшего кашля, не выплёвывая цветы вместе с кровью и своей собственной жизнью. На самом деле, он просто хочет жить.       От дум и тупого взгляда в небо его отвлекает знакомый голос. Сверху склоняется кто-то, и Чангюна пробирает. Десяток секунд уходит у него на фокусирование взгляда, прежде чем, вместе с осознанием, он заходится в ещё одном за сегодня приступе. Локоть накрывает глаза, чтобы не видеть его, не видеть. Воскрешать в памяти обеспокоенное лицо с пухлыми губами и ярким взглядом, но не видеть. А вторая рука закрывает рот, стараясь сдержать цветы внутри. Хёнвон пытается что-то говорить, что-то спросить, но младший не слышит ничего кроме шума собственного сердца и кашля, пока не появляется новое действующее лицо.       Чжухон падает на колени рядом с другом, хватает его за плечо. Шепчет, что он тут, он рядом, сейчас он его уведет и всё будет в порядке. Им набирает воздух короткими вдохами, чтобы не беспокоить горло, и шепчет всего два едва различимых слова: «Чжу, скорая». Старший поднимает друга, сначала помогая ему сесть. На Че никто из них не обращает внимания, но тот и сам не может вымолвить и слова, широко раскрытыми глазами наблюдая такую знакомую картину. В памяти всплывают картинки того, как точно так же он потерял друга, не смог спасти его от болезни. И в Ли он видит себя, как отчаянно тот поднимает обмякшее в его руках тело, закинув одну руку себе на плечо. Отчаянно и... Безнадежно.       Болезнь – это смерть.       – Чжу, он снова? – к ним подбегает блондин, упирается руками в колени на мгновение, а в следующее мгновение подхватывает больного с другой стороны, помогая держать.       – Вызывай скорую и пошли, отнесём его в медпункт.       Медики приезжают довольно быстро, парни едва успевают уложить друга на кушетку, как Има уже приходится перекладывать на носилки. Он задыхается, дышит едва, проталкивая в себя воздух короткими порциями. Крох кислорода хватает, чтобы не впасть в кому. Ему вводят снотворное, ограничивают любую активность: чем меньше драгоценного воздуха он будет тратить на осознание мира и движения, тем больше у них шансов спасти парня.       Друзья сидят тут же, примостившись в углу кареты скорой помощи, вцепившись друг в друга и молясь всем известным богам. Минхёк украдкой стирает слёзы и прячется в шее своего парня, ему страшно видеть мир, что так жестоко пытается отобрать у него друга. Они не верят, но надеются.       Операция Чангюна длится долгие двенадцать часов. Уже давно приехали его родители, а время перевалило за полночь, когда к ним выходит уставший хирург с нечитаемым выражением лица.       – Мы убрали цветы, мешающие ему дышать, но не стали вырезать их совсем, проконсультировавшись с коллегами по всему миру. Если это сделать, можно не победить болезнь, вероятнее всего она продолжится, но человек теряет какие-либо чувства, превращаясь в робота. Парень останется под нашим присмотром. Ему закроют глаза, чтобы избежать новых осложнений, пока мы не сможем понять, будут ли растения развиваться дальше. Но нужно, чтобы рядом с ним всегда кто-то был, иначе он может испугаться и сорвать повязку.       Мужчина говорит, не давая никому и слова вставить, а потом, извинившись, откланивается, сославшись на усталость. Главное, Чангюн жив, со всем остальным они справятся, обязательно справятся. Чжухону с Минхёком приходится уехать домой под строгим взглядом семейства Им: они не разрешают друзьям прогуливать учёбу. Вместо этого предлагают взять на себя все утренние и дневные бдения. Тогда как младшие будут приходить вечером, и оставаться на ночь.       На следующий день, Минхёка в коридорах вылавливает обеспокоенный вчерашней сценой Хёнвон. Протягивает оброненный Чангюном телефон и спрашивает как у того дела. Ли смотрит волком. И едва не кричит в мир «это твоя вина», «это ты виноват, что мой друг умирает», но не делает глупостей. Холодно благодарит и так же без эмоций сообщает о положении дел. Единственный раз в его глазах загорается удивление, когда член студсовета просит прийти и увидеть младшего. Но отказать он не в праве, Чангюн бы не понял, может это единственный шанс на спасение. Они обмениваются телефонами, Минхёк сообщает номер больницы и время, когда пойдет туда. Пускать Че одного в палату он всяко не собирается.       Хёнвон приходит, кажется, заранее, без всей этой мишуры с цветами или фруктами. То ли понимает, что не имеет на это доступа, то ли знает, что такое больница. Ли кивает ему и машет рукой, предлагая следовать за собой. Чжухон сегодня на работе, и ему одному сидеть до позднего вечера, пока парень не придёт.       Минхёк запускает младшего в палату первым, а сам идёт переговорить с родителями друга, которые как раз закончили беседу с врачом. Кланяется им, здороваясь, и сообщает, что заступает на вечернее дежурство. Пусть старшие едут отдыхать, как только Чангюн очнётся, он позвонит. Фраза «если» даже не звучит.       Когда парень возвращается в палату, Че как-то побито сидит над кушеткой Има, его пальцы сжимают чужие, иногда поглаживая их. Картина такая правильная, что Минхёк едва не выходит прочь, дабы не нарушать эту идиллию, но отдёргивает себя, просто подходит сзади и опускает руку на плечо невольного знакомого.       – Эта болезнь отняла у меня друга. Возможно, я не прав, но в вас я вижу его и себя. Только я не справился и отпустил его, – голос парня низкий, болезненный, надломанный. Его выворачивает изнутри, прохладные пальцы в руках отдают острой болью в душе.       – Ты бы не смог удержать, это может только «его» человек. Мы можем биться в агонии сколько угодно, и всё будет бессмысленно, – Мину жаль, он ощущает чужую боль как свою собственную. Они полгода ходят по тонкому лезвию смерти и слишком легко представить, о чём сейчас говорит Хёнвон.       – Кто этот «его» человек? – уточнений им не надо, каждый прекрасно понимает, о ком речь. Минхёк не уверен, что в праве отвечать, потому просто мотает головой. Но осознаёт, что собеседник не видит и добавляет.       – Прости, это его тайна, не мне об этом говорить, – Ли осторожно произносит любое слово. Он чувствует себя на минном поле, боится дать даже намёк, что именно он тот самый «его». Боится, чувствует, что нельзя лезть. Че должен догадаться сам и искренне полюбить, если исходить из древних сказаний и легенд. Хёнвон понимающе кивает.       Минхёк подтягивает с другой стороны кушетки стул и садится: как известно, в ногах правды нет. Достаёт книгу и пытается погрузиться в чтение, но получается плохо, он больше наблюдает за парнями, поверх книги. Че словно чувствует что-то, не может просто уйти, с таким отчаянием смотрит на младшего, будто просит очнуться. Ли вздыхает, мысленно надеясь на Вселенную и её подсказки.       Долго Хёнвон не сидит, спустя полчаса поднимается и явно неохотно уходит, что-то цепляет его в этом парне. Сам не понимает. Видел же его всего пару раз и то случайно, но есть в нём какая-то искра зажигающая сердце.       Чангюн не приходит в себя ещё сутки, за окном время близится к вечеру, а рядом сидит сонный Чжухон: вчера он смог поспать немного, но всё это невероятно выматывает. Им открывает глаза и пугается, видя лишь мрак, до сонного мозга не сразу доходит, что на голове ощущается что-то чужеродное. Вся сонливость с Ли слетает тут же, когда он видит, как парень тянется к повязке: опасения врача оправдались. Он тут же оказывается рядом и останавливает чужие руки, мягко говоря:       – Гюн, это я, Чжухон. Всё в порядке, не трогай повязку, ты в больнице, а это предписание врача.       Младший перестает тянуться к голове и делает, как просят. В мыслях переваренная каша, последнее воспоминание - склонившийся над ним Хёнвон и голос Чжухона.       – Что случилось? – хрипит он пересохшим горлом. Дышать стало легче, а внутри ничего не мешает, вроде. – И подай воды.       – Тебя прооперировали, обрезали часть цветов, чтобы дышать не мешали. Повязка, чтобы ограничить приступы, – рассказывает Ли, пока наливает воды в стакан и помогает напиться. – Я сейчас твоим родителям позвоню, Мину и врача позову. Не твори глупостей, - последняя фраза так, на всякий случай.       Дверь снова открывается и… Всё. Чангюн уверен, что это Чжухон или врач, но они бы не молчали. Так почему этот визитёр молчит? Или просто палатой ошиблись?       – Ты очнулся, – утверждение, звучащее от двери, пускает дрожь по телу. Голос у знакомого незнакомца мягкий, облегчённый, будто ему есть до Има дело. Он слышал его всего дважды, но точно уверен в том, кто стоит по ту сторону защитной ткани. Да, он не может видеть, но слушать ведь никто не запрещал.       – Да, – всё, на что хватает ошеломлённого, только недавно пришедшего в себя, парня. ОН тут, он пришёл, он рядом. Эти мысли бьются в голове. Они не в дораме, но судьба словно специально столкнула их так быстро.       Спокойствие нарушает новый хлопок двери и множество ног. Возвращается Ли с врачом и медсестрой, нарушая неловкое молчание. Хёнвон выскальзывает обратно в коридор, сейчас ему тут делать нечего.       Парень приходит почти каждый день и либо застаёт Има одного, либо с кем-то из друзей, но те быстро ретируются. Ему совершенно не кажется это подозрительным, в стенах этой палаты он перестает замечать что-либо. Хёнвон всегда садится возле кушетки, берёт руку Чангюна в свою, поддерживая, если не зрительный, то тактильный контакт. И они говорят, говорят, говорят.       Проходит ещё неделя, которая сливается в череду повторяющихся дней: осмотр, завтрак, визит родителей, обед, визит друзей и Че, осмотр, ужин, сон. Чангюн считает дни количеством прослушанных глав аудио книги. Он всегда пересказывает Хёнвону, что успел послушать за день, высказывает свои мысли и слушает чужие по поводу этого отрывка. В этот раз что-то идёт не так, младший так много говорит, захлёбываясь эмоциями и стараясь рассказать быстрее, словно опаздывает. Парень не выдерживает потока слов, наклоняется, прикасаясь губами к губам, не целует даже, лишь смешивает их дыхание и начинает отстраняться, будто испугавшись. Но Чангюн остро не согласен с ним: он вскидывает руку, ловит чужой подбородок и притягивает назад. Поцелуй получается на грани мягкости и чего-то более глубокого, затаённо древнего.       Хёнвон убегает, выскальзывает за двери палаты тяжело дыша, и стонет себе под нос. Врать себе он не собирается, ему понравилось. И сила в чужих пальцах, и словно лёгкое принуждение в действиях Чангюна, и зубы на его собственных губах. Че снова стонет, пряча лицо в ладонях, хочется вернуться, продолжить собственную сладкую пытку. Младшему ещё хуже, все чувства обострились за время нахождения в полнейшем мраке. Он ложится на кушетку и просто «смотрит» в потолок с улыбкой на губах, не осознавая себя, дрейфует на потоках воспоминаний и абсолютно ни о чём не жалеет. Только надеется уговорить врача в ненужности повязки, в следующий раз он хочет видеть.       Иму приходится настаивать на снятии защитного барьера с глаз, и медперсонал сдаётся, разрешая на ночь его убрать. Но предупреждает, что днём нужно закрыть шторы, дабы не травмировать столько времени находившиеся без работы глаза и не прикасаться пока к телефону или любому другому электронному устройству. Чангюн спать не может, он с интересом осматривает всё вокруг: большое окно, кровать, на которой лежит, приборы, стоящие тут же, в углу. И уже видит как завтра удивятся и обрадуются родители, как Минхёк завизжит, кидаясь к нему обниматься, как будет улыбаться на такую реакцию своего парня Чжухон. И только встречи с Хёнвоном он боится. Боится, что болезнь снова возьмёт верх, и будет так же невыносимо больно.       Его предположения оправдываются: мама едва не плачет, радуясь тому, что сыну разрешили снять повязку. Ли старший не отпускает его из объятий добрые минут десять, что-то тарахтя о последних сплетнях родного университета. Чангюн обнимает в ответ и гладит чужие волосы, сам едва не плача. Эти двое столько сделали для него за полгода и, даже когда узнали про болезнь, не отвернулись, помогли.       – Я вас люблю, – шмыгает носом младший, сильнее сжимая руки. Рядом садится Чжухон и обнимает этот клубок из двух хнычущих котят.       Минхёка приходится отрывать от макнэ едва ли не силой, им обоим нужно на работу, а когда Чангюна выпишут, тогда они обязательно пригласят его с ночёвкой. Ли кивает на часы, сообщая что-то известное только им, и старший, тяжко вздыхая, встаёт: он всё помнит.       Они как раз прощаются, когда дверь снова открывается и входит Хёнвон. Им поворачивается на звук и встречается с парнем взглядом. В палате не очень светло, но света вполне хватает, чтобы видеть, как тот судорожно вдыхает, едва не роняет телефон и, кажется, пытается ретироваться. Рядом как никогда вовремя оказываются оба Ли, подталкивают парня вперёд и, похоже держат, дверь с другой стороны: никто не проверяет.       – Привет, – искренне улыбается младший, в груди не болит, приступы кашля не начинаются, а это лучшее, что могло случиться с ними. Он приглашающе указывает на стул рядом.       Хёнвон неуверенно кивает и садится. Его потряхивает. Он не был готов встретиться с видящим его Чангюном, у того столько тепла во взгляде, что можно ледники топить. Только старший не видит этого, он свой взгляд прячет, опускает, не разобравшись до конца в себе, но по привычке берет чужие пальцы в плен своих.       – Просто прими то, что чувствуешь, – Чангюн не продолжает мысль о том, что это сделает счастливыми их обоих. Он не чувствует и намека на боль, значит Че испытывает к нему что-то. Это знание окрыляет, безумно хочется поцеловать парня снова, только двигаться немного болезненно.       Старший вскидывает голову, в глазах мелькают замешательство и страх(?). Им на мгновение снова пугается, что ошибся, что вот прямо сейчас его согнёт от боли и нового приступа кашля. Но ничего этого не происходит. Во взгляде Хёнвона появляется смущение, и чужие пальцы он начинает сжимать только крепче.       – Я не уверен. Но твоя болезнь... Что с ней? Минхёк говорил, что может помочь только «твой» человек, – начинает рассуждать Че, снова не глядя на младшего, а потом от осознания широко распахивает свои невероятные глаза и упирается взглядом в понимающую улыбку. – Это я? Всё это время ты страдал из-за меня?       Чангюн хмурится, не даёт вырвать руку из пальцев:       – Это был мой свободный выбор, Хёнвон, – его голос звучит строго и как-то взросло. – Я мог подойти, попробовать познакомиться, даже когда болезнь уже началась и прогрессировала. Так что это был выбор, за который ответственность несу только я. Но уверен, ты бы понял, начни мои приступы усиливаться рядом с тобой. Какова вероятность, что ты бы смог любить меня искренне, а не из жалости? – Им говорит весомо, строго глядя в любимые глаза. И Хёнвон тушуется, ведь парень прав, он бы постоянно думал о чужой болезни, чувствовал себя виноватым ещё больше и мог разрушить всё.       – А сейчас?       – Ну мы общаемся уже довольно долго, а отплёвывать свои лёгкие я не намерен, – тихо смеётся Чангюн, за что получает короткий несильный удар по бедру. – Значит, я могу надеяться, что ты, по крайней мере, испытываешь ко мне симпатию, а может и влюблён, - улыбка с губ не сходит, Иму вроде даже дышится легче. Смутившийся на этих словах парень выглядит слишком привлекательно.       – Просто подумай о том, что я сказал, мне не нужен ответ прямо сейчас. Слушай, я сегодня тут одну главу послушал, так вот, в ней главный герой…– старший поднимает глаза к небу, ничего не меняется. Кроме того, что теперь можно смотреть в глаза и держать за руку совсем не обязательно, но так привычно и необходимо.       В следующую встречу Хёнвон встречает парня лёгким поцелуем, отвечая разом на все вопросы. И оба выпадают на мгновение из реальности, потерявшись в глазах и улыбках друг друга. Сидящий рядом Чжухон смеётся и вызывает парочку на связь с Землей. Пусть через боль, балансируя на грани смерти. Но клинок закаляют только в обжигающе жарком горниле. Чувства, прошедшие испытание временем и обстоятельствами, как сталь прочные, но гибкие. Сколько бы ты ни пытался сломать творение мастера, оно лишь подстроится под твою волю, но после вернётся в своё истинное состояние. Чангюн сморит на любимого человека, не думая о том, сколько времени им отведено вместе. Сколько бы ни было. Он собирается жить. Просто жить.