What You Know

      У Изуку подгибаются колени и сердце бьется заполошно-заполошно где-то в горле, словно он только что пробежал многокилометровый марафон и только сейчас остановился.       Он осторожно выглядывает за кулису – все помещение арендованного ими клуба, пусть и относительно небольшое, доверху заполнено людьми, создающими низкий фоновый гул своими голосами; Изуку кажется, что он столько незнакомых лиц за всю свою жизнь не встречал, хотя на самом же деле его паника просто преувеличивает общую картину происходящего в несколько тысяч раз. Даже несмотря на то, что это всего лишь седьмое их выступление на публике, выходит так, что у них уже появились пусть и немногочисленные, но фанаты – с одной стороны, это приятно греет душу, с другой же – страшно накосячить и потом огрести за это от недовольной толпы, или, например, забыть слова, или запутаться в своих ногах…       – Хватит рефлексировать, чертов Деку, – рычат сзади знакомым голосом, и жесткая, тяжелая рука отвешивает ему такой подзатыльник, что Изуку с трудом удается устоять на ногах и не рухнуть позорно прямо на сцену.       – Больно, Каччан, за что? – плаксиво спрашивает вокалист и потирает больное место. Рубиновые глаза бабаранщика вспыхивают праведным гневом, темнеют, становясь почти бордовыми, и он уже собирается взорваться и разразиться пламенной речью, полной рычания и ругательств, как его пыл тут же остужает холодный тон Тодороки:       – Катсуки, Изуку, прекратите, – у Шото лицо непроницаемое, впрочем, как и всегда; Мидории кажется, что бас-гитариста их молодой группы вообще ничем нельзя пронять, и что он вообще никогда не нервничает, и посему спешит выразить свое возмущение:       – Тебе легко говорить, – ворчит вокалист, чешет с усилием гудящий затылок, с недовольством констатируя, что метод Бакуго действительно подействовал, и подзатыльник нетривиальным образом выбил из головы все ненужные волнения, а после расправляет плечи и тяжело вздыхает: – Почему ты вечно такой спокойный, Шото?       – У меня нет времени нервничать, – отвечает Тодороки и дергает уголком губ. – Если у вас еще остаются силы, чтобы переживать, то мне, кажется, что вам стоит удвоить нагрузку.       – Вот уж не надо мне такого счастья, – дергается Киришима почти панически, – я уже целиком и полностью спокоен, большое всем за это спасибо, – добавляет он спустя время, и Изуку судорожно кивает в знак согласия с клавишником, делая вид, что очень занят тем, что поправляет рукава своей рубашки, да и вообще, что-то какие-то складки на штанинах появились, и пуговица расстегнулась… Тодороки Шото становился действительно страшен, когда дело касалось репетиций и тренировок, и был прав в своей суровости – в конце концов, им предстоял еще долгий путь к вершине.       – Нам пора, придурки, хватит миловаться, – хмыкает Бакуго и первым делает шаг на сцену к заранее настроенным инструментам, и сердце Изуку снова прыгает куда-то в горло и начинает судорожно биться где-то там; за его паникой следует немилосердный удар по спине от Эйджиро, парень жизнерадостно скалится, подмигивает и выскакивает за пределы кулис следом за Катсуки. Шото появляется рядом с ним и кладет руку ему на голову, треплет по волосам, как любимого щенка, и Мидория вспыхивает от такого обращения, одаривает бас-гитариста до глубины возмущенным взглядом и вылетает под свет софитов, жмурится, давая глазам привыкнуть, и игнорирует тихий смешок оставленного за своей спиной Тодороки.       Микрофон ждет его, блестит глянцевым боком в полумраке, установленный на штативе, и Изуку, как завороженный, делает несколько шагов вперед, ласково касается рукой металла, и вся его нервозность как будто бы пропадает; перед зрителями предстает уверенный в себе фронтмен группы, готовый в очередной раз зажечь их сердца. Он перекидывает ремень лид-гитары через плечо, проводит ладонью по грифу, корпусу, и вскидывает взгляд на зал, безошибочно находя нужное, любимое лицо.       Разноцветные глаза вспыхивают радостью, пересекаясь с изумрудно-зелеными, и их обладательница, оживляясь, без стеснения машет Мидории узкой ладонью в приветственном жесте и получает в ответ нежную улыбку, и те остатки беспокойства, даже если они были, пропадают окончательно – Руна здесь, Руна пришла, чтобы поддержать его, Руна физически находится совсем-совсем близко; у Изуку просто нет морального права переживать, потому что любимая девушка будет смотреть и слушать, как он будет петь, и моральный настрой от этого взлетает до небес.       Другая часть команды тоже обращает внимание на присутствие Мураками в зале – еще бы, как тут можно не заметить бледно-розовую знакомую макушку, – слышится застенчивое хихиканье Эйджиро, ворчание Катсуки из разряда «ну и на что ты сюда посмотреть приперлась, на глупую рожу Деку?», и только почти осязаемым холодом веет от Шото, но это одна из тех самых тем, которые никогда не будут подняты в их узком коллективе, поэтому Изуку старательно отгоняет от себя непрошенную мысль «а что, если?..» и продолжает настраиваться на результат.       – Приветствую всех, кто сегодня пришел! – бойко произносит Мидория, когда зал потихоньку затихает, обращая свое внимание к происходящему на сцене. – От лица группы Юуэй благодарю всех собравшихся за то, что поддерживаете нас в наших начинаниях, – фронтмен пережидает всплеск радости зрителей, смеется довольно, смотря в сияющие разноцветные глаза, а после по-собачьи встряхивает головой, когда шум постепенно унимается, и продолжает бойко: – В этот раз мы пришли к вам с новым альбомом, который вы, надеюсь, зацените в скором времени! Ну а пока скажите нам свой зрительский «привет» – сегодня ваш вечер постараются скрасить Король-взрывокиллер, Алый бунтарь, Шото и ваш скромный слуга Деку! – Бакуго недовольно дергает головой, Эйджиро расплывается в улыбке, подпрыгивая на месте и размахивая руками, Тодороки вежливо кланяется, а сам Изуку делает неуклюжий реверанс, подскакивает на ноги, подмигивает залу и кричит: – Мы-ы-ы-ы начинаем!       Музыка вливается в пространство единым ритмом, заполняющим сердца и души, заставляющим тела двигаться в унисон, а глотки – надрываться до хрипа. В бесконечной суете песен, льющихся одна за одной, в свете софитов, в беспрерывном потоке музыки Изуку теряется, становясь сильнее, круче, ярче, чем он есть на самом деле, и его энергетика, прущая от него во все стороны, заводит и остальную часть команды, и зрительный зал, волей-неволей, но подчиняющей слушателей одной песне, одной идее, одной задумке, и собирающей всех-всех-всех под одной эгидой. Он собирает на себе все внимание многочисленной толпы, успевает поперемигиваться со всеми и сразу, словить бешеный оскал Бакуго, иронично поднятую бровь Тодороки, лучистую улыбку Киришимы и – самое главное, – очарованный, влюбленный взгляд Руны; можно считать, что план-минимум он выполнил на все сто.       Концерт заканчивается неприлично быстро, пролетает, как одно мгновение, и вот уже все четверо раскланиваются с благодарными слушателями, получают свою заслуженную порцию аплодисментов, не скрывая довольных и счастливых лиц, и наконец-то уходят за кулисы, где, вымотанные до предела, падают там же, где стоят, и замолкают. Игра на сцене выматывает, сколько бы она не длилась, а наличие отдачи от аудитории, хоть и имеет положительный эффект, тоже является в своем роде дополнительной нагрузкой, и музыканты это прекрасно понимают.       За кулисы проскальзывает Руна, и Изуку оживляется, когда девушка подсаживается к нему на скамейку и переплетает их пальцы; Мидория ласково целует внешнюю сторону запястья, притирается щекой к нежной коже и просительно заглядывает Мураками в лицо, интересуется игривым, мурчащим тоном:       – Я сегодня был хорош? Я заслужил награду, Ками-чан?       Руна вскидывает светлые брови, возмущенно приоткрывает рот, едва заметно краснеет, но все же кивает головой:       – Заслужил, заслужил, – бурчит она, пытаясь скрыться за завесой волос, но Мидория пресекает это на корню, перехватывая девушку за плечи и притягивая ее к себе, бегло чмокает ее в щеку и внаглую любуется ошарашенным покрасневшим лицом.       Руна смущенно закрывает лицо ладошками. Изуку смеется и принимается покрывать костяшки и пальцы короткими поцелуями.