Я тебя тоже

— У вас ханахаки, — звучат слова, как приговор. Внутри Кенмы что-то рухнуло, давя обломками на ребра. Но он не покажет этого. Впиваясь короткими ногтями в края свитера, он вдыхает полной грудью и поднимает свой взгляд на врача. — Сколько мне осталось? — парень старательно скрывает мелкую дрожь в голосе, и ему удается. — Год, если ваш цветок не начнет расти быстрее, — Кенма слышит сожаление в голосе, но это последнее, что ему сейчас нужно. К черту жалость. — Я пропишу вам необходимые препараты, которые будут частично замедлять рост. Вам стоит встать на учет в больнице. — Я понял вас, спасибо, — все, что мог еще сказать юноша слегка севшим голосом. Врач рассказывал ему о терапии, о посещениях больницы и лекарствах, но Кенма обрабатывал информацию с опозданием. Голова была забита совершенно иными мыслями. Он вышел из больницы и вдохнул полной грудью свежий воздух. Совсем скоро такое простое действие, как дыхание, будет даваться ему с большим трудом. Надо же, у него ханахаки. Козуме бы в жизни о таком не подумал. В современном мире к этому заболеванию относятся так же, как к онкологии. Мутация клеток, просто что-то пошло не так при их делении. Оно так же, как и рак, вызывает слезы, депрессию и отчаяние. Вот только есть одно отличие — ханахаки может появиться только у того, кто безответно влюблен. И это чувство так сильно, что любимый человек является практически центром внутренней Вселенной. Чем сильнее ты любишь того, кто не любит тебя, тем выше шанс умереть от этой ужасной, но такой красивой мутации. Кенма поднимает голову и смотрит в чистое голубое небо. Но на сегодня обещали дождь. Он смотрит на солнце, а затем себе под ноги, и перед ним пляшут темные круги. Но в них он видит пару янтарных глаз, которые ему так полюбились. Юноша давит пальцами на свои веки, будто желая прогнать этот образ, но, кажется, он отпечатался на сетчатке и засел где-то в черепной коробке. Кенма идет домой и сообщает родителям результаты осмотра. Его мама тут же кидается к нему, прижимает светлую макушку к груди и тихонько всхлипывает. «Все будет хорошо, милый, все будет хорошо.» Он просит родителей не рассказывать никому об этом, людям знать не обязательно. — Хорошо, — звучит надломленный голос матери, а отец прерывисто дышит. Козуме поднимается в свою комнату и камнем падает на кровать. Он слегка ведет рукой по груди, останавливаясь возле сердца. Он слышит спокойные удары, чувствует, как вздымается его грудь при вдохе, и понимает, что где-то под ребрами растет цветок. Цветок его безответной любви. *** Несмотря на свою болезнь, Кенма не пропускает ни одного дня в школе и ни одной волейбольной тренировки. Растение в груди не должно мешать ему жить прежней жизнью. Пока это возможно… Пока Кенма еще может дышать… Его мало заботит тот факт, что он медленно умирает. Он смирился еще в тот день, когда узнал о болезни, поэтому ему просто хотелось провести этот год, словно ничего не произошло, а в одну из ночей уснуть с улыбкой на лице и больше не проснуться. Да, ему все равно на цветок в легких, но ему не все равно на то, что его чувства не взаимны. Ему невыносимо, ему тяжело, ведь он любит своего лучшего друга так сильно, что грудь разрывалась от боли и тоски, ведь ему не ответят тем же. Куроо. Ох, если бы ты знал, что являешься причиной приближающейся смерти Кенмы. Но он ему не скажет. Не скажет, как ноет его душа и сердце отчаянно бьется о ребра, когда он видит его улыбку и слышит заливистый смех. Кенма любит Куроо. Но Куроо, кажется, влюблен в девчонку из параллельного класса. Козуме видел их из окна своей комнаты. Видел, как его лучший друг обнимал ее возле ворот своего дома, как сминал ее губы своими, как она хихикала и обвивала руками его шею. А потом они зашли в его дом, в котором не было ни одной живой души, ведь родители Тецуро уехали на выходные к родственникам. И ему сносит голову от глухой бессильной ревности. Кенма тут же зашторил свое окно, выключил свет и медленно сполз вниз по стене, пытаясь проглотить подступивший к горлу ком соленых слез. Парень уверен, что именно в тот день в его легких появился росток, который стал счетчиком его жизни. *** Кенма в очередной раз приходит на осмотр в больницу. Он делает это каждые две недели, и за последние два месяца растение только лишь росло в длину, прибавляя все больше и больше сантиметров. Но сегодняшний осмотр оказался не таким, как предыдущие. Врач говорит, что у ростка появился бутон, которой в ближайшую неделю должен распуститься. От этого юноше станет еще тяжелее дышать. А через месяц в его груди уже будет колыхаться целый букет из-за тяжелого дыхания Кенмы. Врач напоминает, что у Козуме есть шанс на выздоровление. Но этот шанс может как вылечить, так и приблизить к смерти. Нужно всего лишь признаться в любви тому, кто заставляет страдать твое сердце. Если он ответит взаимностью, то цветы перестанут расти, а в скором времени их остатки выйдут вместе с кашлем. Но если ты получишь отказ… То цветы лишь сильнее разрастутся, не давая надежды на жизнь. Кенма не станет признаваться, потому что заранее знает ответ. А через три дня юноша просыпается посреди ночи, чувствуя давящую и сжимающую боль в своей груди. В горле пересохло, а тело покрылось холодным потом. Он встает с постели, подходит к столу на негнущихся ногах и берет стакан с водой в руки. Стоило ему поднести его к губам и сделать пару глотков, как он тут же начинает непрерывно кашлять и задыхаться. Кенма роняет стакан и падает на колени, хватаясь руками за грудь. Он словно выпил раскаленной магмы вместо прохладной воды, и теперь она сжигает его внутренности. Он кашляет долго, до боли раздирая горло, а слезы медленно текут из его глаз. И вот наконец на пол прямо перед ним падает смятый и мокрый лепесток. Кенма начинает жадно глотать ртом воздух, а затем берет в руки то, что только что вылезло прямо из его легких. Маленький голубой лепесток, который у самого основания переходил в фиолетовый. Козуме вымученно улыбнулся. — Гортензия, — прошептал он и прижал лепесток к своей груди. Точно такие же цветы росли в саду Куроо Тецуро. *** Так как теперь в легких Кенмы распустились цветы, и он начал их откашливать, в школу пришлось ходить с медицинской маской. Если парню вдруг станет плохо и он вновь начнет давиться и задыхаться, то ему не придется ловить по полу голубые лепестки и прятать их от посторонних глаз. — Эй, Кенма, что с тобой? — приятный голос вывел юношу из своих мыслей. Он повернул голову в сторону и встретился с парой обеспокоенных глаз, на один из которых спадала челка. Сегодня волосы Куроо были еще больше растрепаны, но это делало его в глазах Кенмы только привлекательнее. — Приболел немного, — тихо ответил юноша, отводя свой пристальный взгляд. Ему казалось, что он слишком долго смотрел, отчего в груди снова зажгло. Он почувствовал, как вот-вот начнет кашлять и в приступе задыхаться, поэтому вскочил из-за стола и выбежал вон из класса. — Кенма, ты куда? — крикнул ему вслед Куроо, но парень уже убежал. И так почти каждый день. Через месяц Кенма потерял счет тому, сколько цветов было выплюнуто им и смыто в школьный унитаз. Он перестал ходить на тренировки по волейболу, потому что родители ему запретили заниматься дополнительными физическими нагрузками. Действительно, с каждым новым цветком ему становилось все труднее дышать. Порой он чувствовал каждый лепесток, каждое шевеление своего цветка. Его время медленно истекало. Теперь он стал реже видеться с Куроо. И ему чертовски не хватало его. Кенму действительно это волновало больше, чем куст гортензий в его груди. Ему не хватало его смеха, взгляда, улыбки. Ему хотелось насладиться этим всем вдоволь прежде, чем он сделает свой последний вдох. *** Сегодня вечером Куроо решил проведать Козуме, но вышло так, что он остался на ночь. Сегодня Кенма впервые за долгое время не выплюнул ни одного цветка. А еще он сегодня узнал, что та самая подружка Тецуро уехала жить в другой город. Парень не понял, что именно чувствовал в тот момент — радость или волнение. — Тебе не грустно от этого? — поинтересовался Кенма и поднял свои золотистые глаза на сидящего рядом парня. — Ты о девчонке? Нет, не особо. — Но вы же… — не знал, как выразить свои мысли Козуме. — Нет, это не так, — Куроо улыбнулся и провел рукой по своим черным волосам. — У нас не было чувств друг к другу, просто так получилось, что она всегда находилась рядом. Знаешь, порой алкоголь делает с людьми страшные вещи. Глаза Кенмы расширились. Он знал, что Тецуро редко пьет, поэтому подобные мысли в его голову не приходили. — Понятно, — на выдохе произнес юноша и чуть улыбнулся, но из-за маски этого не было видно. — Эй, а ты откуда знаешь, что у нас что-то было? — поддразнивал Куроо и улыбался во все тридцать два. — Следишь что ли за мной? Кенма заметно напрягся, а его ладони вспотели. Нет, он ведь не следил за ним, просто случайно увидел. — Так-то твой дом прямо напротив моего окна, — отговорился Козуме, и ему поверили. — На самом деле, мне кое-кто другой нравится, — признался Куроо, а на его щеках выступил едва заметный румянец. Кенма почувствовал, словно внутри него что-то сломалось и рухнуло, давя обломками на и так страдальческие легкие и кровоточащее сердце. — Расскажешь, кто это? — выдавил из себя парень, стараясь унять дрожь в голосе. — Может, чуть позже, — улыбнулся Куроо и потрепал друга по светлым волосам. Юноша в который раз понял, что его улыбкой можно было вскрыть вены на запястьях. Стоило ли Козуме надеяться, что тот, кто нравится Тецуро, это он? Он старался не тешить себя надеждами, которые в итоге могут сделать только больнее. Ему правда было больше невыносимо держать все это в себе. И об этом ему постоянно напоминало жжение в груди. Кенма никогда бы не подумал, что влюбится так сильно в человека, ведь пока в средней школе все его друзья бегали за девчонками, он только и делал, что всюду следовал за Куроо. Кто же знал, что уже тогда он чувствовал к нему что-то большее, чем просто дружба. Козуме осознал это только на первом году обучения в старшей школе. И по сей день он любит своего друга и боится в этом признаться. Ведь он знал, что Куроо нравятся девушки. Он ни разу не слышал, чтобы тот хоть единожды упоминал о том, что ему понравился парень. Он пытался не строить теории о его скрытой бисексуальности или гомосексуальности. Некоторые люди скрывают свою ориентацию и убеждают окружающих, что им понравился кто-то противоположного пола. Кенма опять же не хотел надеяться на то, что может оказаться пустым. Но ему по-прежнему больно. — Кенма, ты вообще чем болеешь? — голос Куроо был неожиданным, поэтому резко вывел парня из своих раздумий. Ему хотелось сказать правду. Что он болен цветами в легких. Болен гортензиями. Болен любовью. Болен Куроо. — Может, чуть позже расскажу, — почти так же ответил Кенма, как его друг на предыдущий вопрос. *** Парень похудел, осунулся, его глаза потеряли блеск. На последнем осмотре рентгеновский снимок показал, что цветы разрослись практически на половину легких. Кенма уже не мог вздохнуть полной грудью. С каждым новым приступом кашля оторвавшиеся цветы и стебли царапали горло. Парень иногда харкал кровью. Его голос стал еще тише. Иногда ночью ему снилось, что гортензии прорастают сквозь кожу и вены, вылезают наружу и оплетают его тело полностью, окончательно лишая возможности дышать. И тогда Кенма просыпался в поту и нервно осматривал свои трясущиеся руки. Ему становилось страшно. Только сейчас его смирение с болезнью обратилось в панику. Стадии принятия словно начались с конца, медленно подходя к началу. И каждую ночь Кенма лежал в кровати, надеясь, что уснет раньше, чем сойдет с ума. *** Кенма перестал ходить в школу, потому что рисковал оттуда больше не уйти. Он сильно ослаб, поэтому целый день проводил в своей комнате. Прописанные врачом препараты мало помогали, отчего парень пьет их уже через раз. Он осознавал, что они лишь тормозят процесс роста цветов, но не вырывают их с корнем. А Козуме не хотел так долго страдать от чертового букета внутри него. Какого же было его удивление, когда на пороге вечером он увидел Куроо. Он сказал, что взял сегодня выходной на волейболе, чтобы провести время с Кенмой. И парень был счастлив, но с другой стороны думал: а для чего это, если скоро его не станет? Но Козуме не мог сказать, что этот вечер был потрачен впустую. Они долго играли в игры, ели купленную Куроо закуску и просто разговаривали. Все как всегда, как прежде. Кенма на какое-то время забыл, что в его груди разрастается куст гортензий, который в скором времени перекроет все его дыхательные пути. Но напоминание о болезни не заставило себя долго ждать. Неожиданно для Тецуро парень начал громко кашлять, буквально надрывая горло. Он, стоя на коленях, хватался за шею и грудь, впиваясь короткими ногтями в кожу и оставляя на ней красные полосы. — Кенма, что случилось? — тут же подскочил Куроо, бегая глазами по худой спине. — Ты подавился? — Кенма еле заметно помотал головой. Если сейчас юноша попытается помочь ему выплюнуть то, что встало у него поперек горла, то может только усугубить ситуацию. Парень начал задыхаться, он часто и прерывисто дышал, продолжая безостановочно кашлять. На его маске проступила кровь. — Постой, — быстро проговорил Тецуро и аккуратно, но быстро, стащил медицинскую маску с лица друга. От увиденного по его телу словно прошел электрический ток. Лепестки голубых цветов, вперемешку с каплями крови. Они высыпались из маски и словно камнем упали на пол. И Кенма продолжал их откашливать. Каждый раз он выплевывал эти цветы, а потом вновь жадно хватал ртом воздух. — Какого черта… — опешил Куроо. Вскоре Кенма перестал кашлять и смог восстановить дыханье. Он медленно вытер губы рукавом, выпрямился, посмотрел на рассыпанные вокруг лепестки, а затем на друга. Впервые за долгое время Куроо увидел лицо Козуме без маски, но оно сильно изменилось. Кожа стала мертвенного оттенка, щеки потеряли румянец, под глазами залегли глубокие тени, а губы высохли и потрескались. Его светлые волосы прилипли к взмокшему лицу, а потухшие глаза сейчас смотрели на него с испугом. — Кенма… Парень резко вскочил, пряча взгляд за длинными волосами, собрал все цветы в кучу и выкинул вместе с маской в урну возле стола. Он все видел. — Кенма, что это… — Тецуро медленно поднялся с пола. — Почему ты не говорил мне об этом?.. — он подошел ближе и увидел, как чужие плечи дрожат. — Прошу, уходи, — тихо ответил Кенма, медленно обнимая себя руками. — Оставь меня, пожалуйста… Повисла тишина. И Кенме хочется в ней задохнуться, чтобы больше ничего не чувствовать. В его голове собственный голос кричал о том, чтобы Куроо уходил, оставив его наедине с собственными проблемами, чтобы не делал больнее своим присутствием. Но сердце в его груди обрывалось и умоляло, чтобы тот остался и больше никуда не уходил. И Кенма хватается за свой свитер, чтобы не сорваться и не повернуться к Тецуро в попытках обнять. И он резко вздрагивает, когда его прижимают спиной к груди и несмело обнимают, зарываясь носом в светлые волосы. — Куроо, что ты делаешь? — кажется, юноша пропустил вдох, поэтому его голос был едва слышен. — Это ведь ханахаки, я прав? Кенма весь сжался, ощущая нестерпимую боль не только в сердце и легких, но и во всем теле. Он не хотел слышать этого слова от Куроо, ведь он не должен был знать. И сейчас, когда Тецуро стоит прямо за ним и обнимает его дрожащее тело, собственный диагноз словно осколками врезается в каждый миллиметр кожи. Козуме медленно кивает и закусывает нижнюю губу, чтобы заглушить душевную боль физической. — Давай сядем, — шепчет Тецуро и ведет юношу к кровати, на которую тот забирается с ногами, сам же Куроо садится на край. Он долго молчит, стараясь подобрать нужные слова, которые не сделают хуже и так страдающему Кенме. — Послушай… — он проводит рукой по своим растрепанным волосам и делает глубокий вдох. — Я… Черт, — он роняет свою голову в раскрытые ладони, опираясь локтями о колени. — Не старайся найти правильные слова, я сомневаюсь, что они вообще существуют, — вымученно говорит Козуме и откидывает голову назад, касаясь холодной стены. — У меня столько вопросов, Кенма, ты не представляешь, — нервно смеется Куроо в свои ладони, а затем снова выпрямляется. — Но сейчас я задам лишь один… — он вдыхает полной грудью и разворачивается лицом к Козуме. — Я могу тебе как-то помочь? И юноша снова задыхается. — Я не знаю ответ, — тихая обреченность в голосе заставляет Тецуро самого нервно глотать воздух. Но он не знает, что только он способен ему помочь, и только из-за него Кенма умирает. Он — его смерть и спасение. Но юноша отчаянно видит в Тецуро лишь свою погибель. — Эта болезнь… она ведь возникает из-за безответной любви? — Кенма легонько кивает, смотря своими потухшими глазами прямо в глаза напротив. — Скажешь мне, кто это? Козуме нервно сжимает левое запястье правой рукой и от нарастающего волнения начинает глотать воздух еще чаще. Он не собирается ему признаваться, но… может стоит хоть намекнуть? Юношу терзают сомнения глубоко в душе, он понимает, что другого момента может не быть. Дышать становится все труднее. — Открой, пожалуйста, — прошептал Кенма и указал рукой на окно. Куроо незамедлительно встал и поднял створку, впуская в комнату свежий ночной воздух. — Это парень, который старше меня, — Куроо развернулся, когда его друг начал говорить. — Я не видел его с кем-то, кроме девушек, поэтому сомневаюсь, что у меня есть шанс… — Кенма медленно поднял голову и посмотрел на стоящего возле окна Куроо глазами, полными печали. — Черт возьми, я такой идиот. Козуме накрыл свою голову руками и уткнулся лицом в собственные колени, будто стараясь скрыться от внешнего мира: от этой комнаты, которая стала юдолью его страданий, от чувств к Куроо, которые порождают гортензии в его легких. Но единственное, от чего ему не удастся скрыться, — эти самые цветы в его грудной клетке. От такой реакции у Тецуро непроизвольно сжались кулаки до побелевших костяшек. — Ты говорил с этим парнем по этому поводу? — Кенма отрицательно мотает головой. — Я не хочу, чтоб он знал, что причиной моей скорой смерти является он, — тонкие руки вновь обвивают дрожащие плечи в попытках отгородиться. А у Куроо при слове «смерть» что-то рухнуло с оглушительным грохотом. Он не мог этого допустить. Но что он может сделать? Пойти и размазать тому парню лицо и закопать где-нибудь в лесу, чтобы Кенма про него забыл и перестал страдать? Но ведь его любовь так быстро не угаснет, раз она заставляет расти цветы глубоко в легких. Да и этот парень не виноват в том, что его лучший друг его полюбил. Голова шла кругом. От противоречивых желаний и от собственного бессилия хотелось врезать самому себе. В конечном итоге от захлестнувших его эмоций, он резко ударяет кулаком по стене, из-за чего Кенма дергается и смотрит на друга. — Ты что делаешь? — юноша подскочил к Тецуро и взял его кисть в свои руки, на которой костяшки покраснели, а в одном месте содралась кожа. — И зачем ты это сделал? — Если тебя не станет, я придушу этого парня, — ответил Куроо, не раздумывая. Кенма оцепенел, не понимая такой реакции. — Тогда тебе придется задушить самого себя, — вырвалось у Козуме, но осознание сказанных им слов пришло спустя несколько секунд. А Тецуро смотрит на светлую макушку сверху вниз с распахнутыми глазами. Ему не послышалось? Он ведь правильно понял его слова? — Черт… прости, — Кенма отпускает чужую руку и отходит, словно обжегся. Он должен был молчать. Парень стремительно разворачивается и уходит, не желая слышать ответ, чтобы не задохнуться собственной безответной любовью. Но как только он открывает дверь своей комнаты, ее тут же захлопывают рукой, а парня прижимают к ее поверхности и разворачивают. Кенма видит перед собой Куроо, который опирается рукой на дверь слева от его головы. Он буквально навис над ним и прожигал собственными глазами. — То, что ты сейчас сказал… Это было признание? — хрипло говорит Тецуро, и от его голоса у Козуме кружится голова. Время для Кенмы словно остановилось. Воздух казался тяжелым и тягучим, не позволяющим втянуть себя в легкие. Он обволакивал все вокруг, но парню его катастрофически не хватало. Но он продолжал молчать, нервно кусая губы. — Прошу, ответь, — он слышал мольбу в его голосе, поэтому его руки затряслись, а губы сами начали шептать. — Ты знаешь, какие цветы растут у меня в груди? Это гортензии. Прямо как в твоем саду. Я всегда наблюдал за ними из своего окна, хотя больше желал увидеть там не их, а тебя, Куроо, — он медленно поднимает голову и смотрит в чужие глаза своими, которые были полны горечи и отчаяния. Он слабо улыбается. — Ты прав, это было признание. Теперь Тецуро опирается обеими руками, поставив локти по обе стороны от головы Кенмы и уткнувшись носом в его шею. — Теперь с тобой будет все в порядке, — выдыхает он прямо на ухо, обжигая его. У Козуме по телу пробежалась целая стая мурашек. — Что ты опять творишь? — начал возмущаться он и толкать нависающего над ним парня в грудь, но результатов это не дало. — Я тоже тебя люблю, Кенма, — шепчет Куроо, и у Козуме выбивает весь воздух из легких. Его ноги подкашивают, а руки вцепились в сильные плечи, чтобы не упасть. — Если ты лжешь и таким способом пытаешься предотвратить мою смерть, то это сделает лишь хуже, — юноша не верит, поэтому все еще пытается оттолкнуть друга трясущимися руками. — Прошу, не нужно… — голос дрожит, срывается. — Я тебе хоть когда-нибудь врал? — Козуме отрицательно мотает головой. — Так почему сейчас ты мне не веришь? — Тецуро продолжает шептать, запуская одну руку в светлые волосы, а второй нежно обнимая за талию. — Потому что… не может быть все так, словно мы в паршивой мелодраме, — он давится собственным неверием, но перестает отталкивать. — И тебе разве нравятся парни? — Только если этим парнем являешься ты, — слегка смеется Куроо и находит чужие губы своими. Где-то в мозгу Кенмы на задворках сознания начали взрываться целые галактики. Он чувствует тепло губ, которые так давно желал, льнет к ласкающей ладони, которая осторожно оглаживает его спину. Козуме сцепляет руки в замок на шее Куроо и встает на носочки. Он бы никогда не прекращал этот поцелуй, потому что боялся, что Тецуро может раствориться или рассыпаться крошевом прямо в его руках. Но когда воздуха в легких стало не хватать, они отстранились друг от друга, а юноша с облегчением выдохнул, все еще ощущая тепло обнимающего его тела. И Кенма чувствует, как впервые за долгое время его настрадавшиеся легкие перестало жечь. К горлу подкатывается ком, а на глазах выступают слезы. Он утыкается в плечо Куроо и тихо всхлипывает, хватаясь за него, как утопающий за спасательный круг. — Я же сказал, что никогда тебе не врал, — ухмыляется Тецуро и гладит парня по волосам. — Я чертовски люблю тебя, — шепчет Кенма. А в ответ слышит тихое, но такое теплое: «Я тебя тоже».