Безусловный рефлекс

Джей повернулся к «нему», следуя пальцам, сжимающим волосы до боли. Самой приятной и одуряющей. «Его» глаза. Поцелуй, жесткий, глубокий. «Его» губы. Прикосновения к шее, чуть поглаживающие, после натягивающие ошейник. «Его» руки. Джей обожает все это. Джей обожает «его». Цепь позвякивает, а в отражении окна он видит себя. Растрепанного, томного, в одной рубашке на голое тело. «Его» рубашке. А «он» сзади. Высокий, значительно шире в плечах. Склоняет голову к изгибу шеи, прикусывает сквозь ткань. Сначала легко, едва-едва, после сильнее. Джей не сопротивляется. Жмурит глаза. Улыбается. Любая боль приятна, если это боль от «него». Он все всматривается в отражение, четко себя видит. Но «его» лица от чего-то не разобрать. Однако, Джею не нужно видеть. Джею нужно чувствовать. Спиною ближе к нему, прислониться. Через ткань рубашки жар тела ощутить. Потереться. Подразнить, зная, что «он» долго не выдержит. Руки заломит, нагнет и сделает так, как захочется самому. А Джей подчинится. И если не сразу – «он» подчинит. Всегда подчинял. Это будоражит. Джей пытается уловить «его» запах, но безрезультатно. Ноздрями воздух втягивает. Ни нотки. Оттенки теряются. Джей чувствует запах ели в углу, кисловатых ягодок, что по полу россыпью, да остывшего чая. Но среди этого нет желаемого остро-насыщенного, сильного, заставляющего ноги подгибаться, аромата. Но зато есть «он». Тот, чье лицо не разобрать в отражении. Тот, чье имя нельзя произносить. Связь – грешна. Чувства – соленым привкусом на губах. Это не выразить словами. Только стонами и ответными ласками. «Он» не медлит. Ненасытный, страстный. Ткань рубашки трещит – плевать. На все плевать. «Он» поворачивает Джея к себе, одним рывком на подоконник усаживая. Вплотную приближается. Дышит шумно – Джей только сейчас услышал это сквозь стук собственного сердца в ушах. Он всматривается. Но лица не видно. Улыбка, где «его» победная улыбка? Джей тянет руку, чтобы к лицу прикоснуться, но рука сквозь проходит. «Он» рассеивается дымкой. Кадр – и пустота. ...Джей срывается, чуть не падая с кровати. От резкого подъема в глазах темнеет. Он замирает на месте, ожидая, пока пройдет. А внутри так и стучит, после холодеет. Что-то переплетается туго в районе живота. Сон. – Опять, – он с громким звуком прикладывает ладонь ко лбу, головой качая. – Мерзость. А потолок над головой снова кажется чужим. Точно – Джей не дома. Точнее, в новом доме, и потолки тут ниже в два раза. Давят. Он оттягивает край ночной рубашки вниз, понимая, что возбужден. И возбуждение это болезненно. Ломит-ломит. На непослушных ногах Джей идет в ванную лишь с одной мыслью. Вода. Смыть. Не оставить и следа. Дрожащими руками кран поворачивает, не заботясь о выборе режима и температуры. Холодная. Ледяная – но Джей не вздрагивает. Привык. В самом же деле, сколько он раз за жизнь стоял вот так, опираясь о стену, под струями холодящей воды? Только она давно уж не помогает остыть. Этот пожар ничто не потушит. Точнее, то, что от него осталось. Угольки, но угольки эти способны от одного «его» взгляда воспылать с прежней силой. Кулаком по стене – опять мысли о «нем». Дурной сон… или воспоминание. Было ли? Между ними много чего было, но не было понимания, согласия и любви. Хотя… Нет. Джей мотнул головою, вслепую натыкаясь рукой на кран. Вот так – закрыть. До конца. Потоки воды все реже, и вот, последние капли – кап-кап. Кап-кап. Кап. Кап... Кап. Звук оглушающе-громкий, но Джей не спешит открывать глаза. Лишь постояв так с минуту, ссутуленный, убрал наконец с лица мокрые пряди и посмотрел перед собою. Противные мурашки колют лапками-иголками. Холодно. Он поежился, ощущая крупную дрожь, и добежал до полотенца, наскоро вытираясь. «Я все еще жив?» – Джей каждый раз шепчет себе это, когда чувствует ступнями холодный пол, после ковер – мягкий. Иногда он сравнивает себя с механической куклой, которая когда-то была человеком, но однажды сломалась, и теперь движется, следуя рефлексам и мышечной памяти. Мир посерел вокруг. Такой ярко-неповторимый, тот стал подобием картонной коробки, в которую Джея, как куклу сломанную, запихнули. А как жить с этим – воспоминаниями из картона – дальше, не сказали. «Эй, приободрись, – сам себе мысленно приказывает он, надевая на ходу халат. – У тебя новая жизнь начинается. Ты же пообещал родителям. И себе. Да, главное – себе» Заставив себя улыбнуться, Джей вышел в коридор, тут же скривившись от вспышки боли. Ногой о тумбочку ударился. Снова. В третий или четвертый раз за последние дни. Да-а, день определенно планирует быть «удачным». И судьбе плевать, что сегодня первые пары в его жизни. Дальше Джей поковылял вприпрыжку, стараясь не задеть ушибленный мизинец. Самые жуткие в мире боли – это зубная и мизинцем о тумбочку. Определенно. Оделся быстро, выбрав первое, что выпало из шкафа. Спустился на первый этаж, где обнаружил младшего брата. Тот, заметив его, закатил глаза в фирменном жесте. – Переоденься, не позорь честное имя Фахо. – А что не так, Рел? – пожал плечами Джей, без особого энтузиазма хватаясь за сумку. Мельком оглянул в зеркальную поверхность себя: бесформенный свитер, скрывающий недостатки фигуры, и свободные штаны. Все в порядке. Не помято, чисто. Неброские цвета: градации серого. Вообще, весь его гардероб состоит из одежды темных или приглушенных оттенков. И обязательно мешковатой. Лишнее внимание ему ни к чему. Тем более, пару он себе не ищет. В «прошлой жизни» доискался, да так, что последствия по сей день беспокоят. Младший брат же одет даже слегка вульгарно: но Релу-то есть что подчеркивать. Не зря же тот носит титул самого красивого омеги рода Фахо, чем гордится непомерно. Да и внешностью своей пользуется: знал бы родной папочка, сколько сыночек альф переменял! А внешность у Рела взаправду нетипичная: черные волосы да темные глаза с синеватым отблеском, бледный, как куколка фарфоровая и фигурой не обделен. Рядом с ним нет риска быть замеченным: Джей остается в тени. Это когда-то он завидовал черной завистью младшему, теперь же рад. Отбиваться от толпы ухажеров та еще морока. Джей хочет спокойствия. И желательно, чтобы его спокойствие никто руками не трогал. – Ты серьезно? – фыркает запоздало брат, и Джей ловит его пренебрежительный взгляд. – Ты будущий дизайнер, имей чувство стиля. Или хотя бы совесть. – Это ты у нас на одежду поступил, а я на ландшафтном, так что не надо мне тут о стилях, – Джей попутно закинул в сумку большой блокнот и несколько ручек. Повернулся к брату и добавил: – Мне все равно в чем ходить, главное, чтобы удобно. – Ну ты и зануда, бро. Так ты с серой массой сольешься в буквальном смысле. Тебе не помешает новые знакомства завести. А то общаешься только со мной, Аресом и родителями. Все! «Хорошо, хоть «его» не упомянул, как обычно. И на том спасибо, братец,» – подумал Джей, сохраняя внешнюю невозмутимость. Сон все же вспомнился. Образы заслонили взор и он крепко зажмурил глаза, отсчитывая от десяти. Девять, восемь. Шесть, пять. Два, один, десять. И по второму кругу. Сглотнул, открывая глаза. В шум вслушался: Рел роется в холодильнике в поисках чего съестного. Вот ест же, зараза, тоннами – а не толстеет. В то время, как сам Джей, чуть что сладенькое или жирненькое слопает – как все тут же в бока и уйдет. Его кубики на животе скоро превратятся в сплошной жировой куб (в его случае, шар). И пропадут тогда все плоды его упорных тренировок… Но в то же время от любимых пирожных с заварным кремом он отказаться не мог. Джей хмыкает сам себе, после спрашивает у брата: – Тебе часто снится прошлое? – Эм… А тебе что-то приснилось? – сначала дожевав бутерброд, спросил Рел. Проницательный омега сразу же догадался. Но Джей преспокойно покачал головою в отрицательном жесте и добавил: – Я просто так спросил. Мы опаздываем. – Да тут до универа минут десять пешком, – махнул наманикюренной рукой Рел и взялся за очередной бутерброд. У Джея в животе заурчало, но времени на поесть не осталось. Он пообещал себе пироженку после пар, но живот, едва мысли о еде пошли, запел еще громче. Игнорируя песнопения организма, Джей накинул сумку на плечо и направился обуваться, в то время, как Рел уплетал бутерброды в свое удовольствие. – Хорошо, что родители купили нам дом в этом районе, – произнес Джей, доставая первый ботинок с полки и приглядываясь, чистый ли – вчера почистить забыл, башка дурья. Пока обувался, заныл ушибленный мизинец. – Элитном районе, – поправил его Рел, появляясь наконец в поле зрения. Пальцы облизывает, издавая противные звуки причмокивания. – Руки помой, – закатил глаза Джей, не в силах уже терпеть подобного поведения. А ведь им в одном доме жить... – Да иди ты со своей чистоплотностью, – бросил в ответ Рел и принялся обуваться. Руки он так и не помыл. Вышли, направляясь через садик перед домом к выходу. Район тут и правда тихий. На этой улице двух-трехэтажные дома, дальше же, ближе к центру, повыше будут. Прошедшая триада Солнца все еще ощущается в сухом жарком воздухе, пении пташек, да и в общем зелени-цветении. Но любоваться на узкую улочку некогда: это назад он будет идти расслабленно, тогда и домики рассматривать будет. Жителей, домашних питомцев – весело играющих на лужайках, растения. Будет додумывать их жизнь, наблюдать. Поскорее бы занятия закончились. Сегодня первый день. Пары вступительные, а значит, могут пораньше отпустить. Надо же, он еще толком учиться не начал, а уже не хочет идти… Впрочем, Джей поступил сюда чисто из принципа «подальше от дома». «Подальше от “него”,» – поправил себя, тут же споткнувшись на ровном месте. Чуть было бранными словами не посыпал, вместо того продолжая путь с привычной считалкой. Первый шаг, второй, третий… Он знает наперед, что не раз так посчитает шаги от университета и обратно. Чем еще заняться омеге по пути домой? Джей будет знать число всего вокруг: и фонарных столбов, и домишек, и количество гнезд на ветвях деревьев. Хватит отвлечения на пару месяцев. Он готов занять себя чем угодно, лишь бы не вспоминать. Воспоминания – боль. Воспоминания убивают. Жаль, что лекарства от собственной памяти не нашли. Ближе к университету больше народа. Джей не любит толпу. Эта толканина, сотни смешанных запахов… Обитая в особняке посреди паркового комплекса – доме рода Фахо – толпу не встретишь. Разве что по праздникам. Одиночный дом, в котором все люди знакомы тебе – родня да слуги – привыкаешь к подобному образу жизни. А тут уж придется перестраивать себя. И все же… удивительно, как много людей. И все разные. Если бы не Рел, уверенно идущий рядом, Джей бы точно затерялся, рассматривая окружающих. Шпили университета показались издалека. Здание вытянутое, в стиле архитектуры прошлого столетия. Да впрочем, не отличается от изображений, которые вчера рассматривал Джей. Но вблизи строение оказалось габаритней. Рядом с таким великаном чувствуешь себя крохотной пушинкой. Здание давит на плечи своим величием, а от обилия запахов нос чешется. Джей еле сдерживается, чтобы не чихнуть. Интересно, Рел чувствует то же самое? Хотя, тот более приспособлен к жизни в городе. Младший брат и бывал там чаще. Джей же, напротив, волен был оставаться в уютном домашнем гнездышке. В глубине парков, особняке, будто отрезанном от внешнего мира и навсегда застывшем в антураже прошлых эпох. Его родном доме. – Нам на второй этаж, аудиторию номер двести семьдесят два, лекционную, – повторил Рел. – И-и-и, у нас еще десять минут до пары. Мы зря спешили. – Лучше раньше, чем опоздать, – изрек Джей, пытаясь протиснуться сквозь поток студентов в дверном проеме. – Ты слишком правильный, – чуть громче крикнул ему брат, поджидая, пока Джей выберется из столпотворения. «В отличии от тебя, гуляки,» – чуть было не сказал Джей, но случайно наткнулся на кого-то и осекся, поспешно извиняясь. И во скольких людей он сегодня врезался? Неповоротливый, медлительный – из-за этих собственных качеств Джей тоже не любит толпу. Не обойтись без травм. Ему бы ловким быть, худее и чуть ниже ростом. Вон, как Рел, к примеру. И все же, зависть к брату никуда не делась, правда, приобрела иную форму. В кармане зажужжал коммуникатор – ритмичными вибрациями. Джей вынул вещицу, наблюдая на экране знакомое сочетание цифр и знаков. Из Мюрея звонят, из родного округа. Джей отошел быстро в сторону. Нажал на «принять вызов», не дыша. Экран замигал разноцветными пятнами, вскоре складывая пятна в картинку. Лицо папы. Джей выдохнул. Внутреннее напряжение тут же испарилось. А кого он ожидал увидеть? Хах... – Привет, солнышко, – после недолгой паузы, произнес папа, улыбнувшись. А изображение точное – морщинки у уголков глаз и губ видно. Когда папа безэмоциональный, то тех и не заметить сразу. Но стоит тому улыбнуться, как преждевременные морщины становятся четче. Но они не портят его до сих пор красивого лица. – Здравствуйте, – не сразу ответил Джей, поднимая коммуникатор так, чтобы кофта не попала в кадр, а то папа бы убил его за подобную одежду. А тот начал спрашивать про настроение, про первый день в университете и впечатления. Джей отвечает кратко, упуская все ненужные детали, как и полагается говорить аристократу. Папа помолчал немного, глаза опустив. Джей прекрасно знает, что папа в случившемся себя винит. Недоглядел, мол. И от этого не лучше. Особенно, от понимания, что родные не совсем верно поняли «ту самую» ситуацию. Его маленькая ложь, маленькая ошибка, которая стала впоследствии фатальной. – Солнышко, тебе точно не нужна помощь? – наконец говорит папа, кривя губы. – Мне не нужна помощь, – как выученную фразу, ровным тоном сказал он. – И много времени прошло. Плюс я не хочу, чтобы об этом узнали. Все хорошо, па. Правда, – Джей даже не знает, врет или искренен. Он так много раз повторял это – родным, себе, – что в итоге поверил сам. Джей смог бы забыть или отвлечься на время, если бы ему постоянно не напоминали. Это раздражает. Папа сказал привычное: «Ладно, солнышко,» – и вместо его лица на экране коммуникатора забегали разноцветные полосы. Конец связи. Джей постоял в стороне, наблюдая, как будущие одногруппники заходят в аудиторию. Сам он зашел одним из последних. На душе пасмурно, а из больших окон, напротив, свет лучится. Помещение само светом залито. «Что ж. Вот и начало новой жизни. Я смогу без «него». Пусть, мы истинные, но смогу. И не буду больше ожидать, что «он» мне позвонит. Обещаю»