Те листья осенью от веток отлетели, Вьюны засохли, а листки истлели, Глаза прекрасные погасли вдалеке, Как поцелуя след на теле и песке. Плачь об этом, плачь об этом, плачь, плачь, Плачь о лете, плачь и обо мне!
Если у Роше, который временно оставил попытки расколоть эльфа, день прошёл плодотворно за тренировкой с молодыми эльфами, то у Иорвета он стремительно катился под откос. Мелкие неудачи не считаются, мало ли, каждый может случайно опрокинуть ведро с холодной водой, задев плечом товарища. Подумаешь, поругались немного, Лис помог товарищу принести ещё одно - это мелочи. Но тревожное чувство не отпускало Иорвета, он чувствовал, что что-то посерьёзнее должно было произойти. Узнать об этом ему предстояло не самым приятным образом. Яевинн вернулся со своей разведки около полудня, приведя с собой ещё эльфов, которые жили где-то в городе, но и носу не казали на улицу из-за людей. Иорвет не был в восторге от идеи сотрудничества с осёдлыми эльфами которые хуже dh'oine, променяли свободу на очень сомнительное благо. Он не мог понять их, не в состоянии был им сочувствовать, потому что сам выбрал борьбу, сам выгрызал себе путь, и кто знает, может, даже в буквальном смысле. Однако сейчас лучше было затаиться и налаживать отношения со всеми вокруг, чтобы иметь опору и гарантию того, что их дом не подожжёт какой-то забулдыга, да и в конце концов, "У Ветте за пазухой" стало настоящим убежищем для нелюдей, островком свободы и лучиком света в тёмном царстве. И ради своих братьев Иорвет усмирял дурной характер и гордость, чтобы сохранить то, что они наконец-то нажили непосильным трудом. Новых эльфов при всём раскладе нельзя было считать плохой новостью, но вот с Яевинном разговор не заладился с самого начала: - Я бы десять раз подумал, прежде чем отпускать молодняк в лес, Иорвет. Тебе, похоже, отказала память, брат, что vatt’ghern говорил перед уходом о трёх слившихся гнёздах накеров, - Яевинн тяжело смотрел на Иорвета, положив руку тому на плечо. Незаметно они оказались в каком-то закутке трактира, который не просматривался и крайне плохо прослушивался, так что эльфы остались наедине. Иорвету страшно хотелось врезать Яевинну. Они не ладили с давних пор, для Яевинна Иорвет казался наивным мальчишкой, который хотел невозможного и почему-то добивался этого, но сейчас их неприязнь усилилась из-за того, что Старый Лис умудрился ужиться с людьми, а эльфам подарить долину Понтара под руководством настоящего Дракона - доблестного и справедливого, но всё же Дракона, который своего не упустит ни за что, а это наилучшая гарантия свободы нелюдей. Встретились они уже в Вызиме, Яевинн узнал, что Иорвет не смог остаться в Аэдирне, а потому решил понаблюдать, как у главного стража ночных кошмаров dh'oine получится создать своё место у них под носом. И погляди, получилось же... Он сам жил и ютился среди людей, но ушёл, его вынудили уйти, а теперь перед Яевинном вырастает Иорвет, который с лёгкой руки какого-то огрызка-краснолюда умудряется заиметь неплохой трактир на окраине города в Старой Вызиме. Иррационально эльфу хотелось уколоть побольнее своего товарища, но в этот раз повод был страшным. - Я не отправлял их в лес и не отпускал... - нахмурился Иорвет, всматриваясь в острые загрубевшие черты лица Яевинна. Пускай Иорвет и был старше этого грозного офицера, но прислушивался к нему и уважал старого товарища, которого успел узнать за время сражения в одной армии. - Значит, у тебя хромает дисциплина, Иорвет, раз твои эльфы самолично сунулись в это дурное место. Это ты за шиворот можешь кидаться нечистью, а они нет... - Ближе к делу, что ты знаешь? - Я видел пятерых твоих братьев. И знаешь что? Они спасли двух dh'oine, вон в том углу сидят, от страха напиваются, - Яевинн махнул рукой куда-то в сторону входа в трактир, - размякли вы здесь... Наверно, и хорошо, что эта цепная собачка Темерии нянькается с твоими ребятами, глядишь, научит людской подлости... - видя, что Иорвет начинает закипать, Яевинн бесстрастно и жёстко припечатал: - Лирас, Эривинн и Айла погибли. Между ними повисла гнетущая тишина. Иорвет смотрел ровно и холодно, но Яевинн знал, что Иорвета эта новость резанула за живое. Каждого из этих троих он учил лично и, видно, привил излишнее сострадание, раз они умерли, спасая задохлых людишек, что сидели сейчас в его трактире, под его крышей, общались с его эльфами и были живы! Живы, пока трое молодых эльфов были разорваны накерами... Иорвет хотел было уйти, но Яевинн схватил его за руку и, наклонившись к самому уху, змеиным шёпотом стал вливать яд, добивая товарища. - Когда-то мы сражались за dh'oine, пообещавших нам дом. Когда-то мы с тобой сражались с ними плечом к плечу, ведя вперёд тысячи эльфов. Когда-то ты, я и Исенгрим вели армию, облачённую в чёрное и белое... Война закончилась, начинается новая, а твои братья всё ещё проливают кровь за чужие короткие и жалкие жизни... Не пройдёт и пары лет, Иорвет, твой дом сожгут. Более того, не пройдёт и года - тебя и твоих братьев и сестёр обвинят в возникновении той болезни, с вестью о которой пришёл Gwynbleidd. Я бы советовал тебе не расслабляться, брат мой. Помни, ты больше никогда не будешь своим в этом мире. Ни ты, ни я не питаем надежд больше на светлое будущее, мы остались там - тлеющими костями в ущелье, из которого нашему мстительному духу удалось сбежать. Я знаю твой маленький секрет, Иорвет, но уверен, ты подаришь шанс на жизнь всем, кроме себя самого. Память людей коротка, эта хрупкая девочка вырастет и забудет о том, кто её спас, кто её воспитал в настоящее Luned Dh'oine. И когда наступит день, и твой дом будет гореть, тебе придётся вспомнить, как стоит прятаться в лесах. Яевинн говорил на Старшей Речи, от чего его слова становились похожими на проклятье, Иорвета трясло, но он молчал и ничем не выдавал своих чувств. Яевинн знал, что сейчас старый товарищ как никогда уязвим, но не стал больше его угнетать, всё же они не были врагами. - Когда ты будешь нуждаться в помощи и верном плече - сыграй у старого дуба в лесу свою песню, Иорвет. Я помогу, - сказав это, Яевинн исчез, будто растворился в воздухе, а Иорвет ещё с минуту стоял на месте, чувствуя, что его сердце сейчас или разорвётся, или встанет на месте. В ушах шумело, а слова эльфа так и гудели, повторяясь в голове. Иорвет не имел права показывать свою слабость, не имел права сдаваться, не имел права выдать своего страха - он слишком долго скитался, чтобы до конца поверить в то, что у него наконец-то получилось добыть заветный ключик от свободы и дома. Иорвет слышал, что Киаран что-то говорил посетителям, как раз тем двоим спасённым, а те ему что-то в слезах отвечали, но слов разобрать было нельзя. Командир скоя'таэлей понимал, что ему нужно выйти, разобраться, а то всегда спокойный Киаран мог не сдержаться, он с большой болью переносил потери. Нужно было быть сильным... Прижавшись спиной к толстой балке, как к единственной опоре, смяв листки плюща, Иорвет закрыл на пару мгновений ладонями лицо, с силой надавливая, будто хотел запереть рвущийся наружу стон. Раз, два, три... Эльф стиснул зубы, резко выдохнул и распрямился, в следующую секунду выходя из своего укрытия, подходя к столику спасённых dh'oine. Киаран выспрашивал на повышенных тонах у плачущих мужчин, что произошло, молодой эльф отказывался верить в то, что трое его друзей не вернулись из леса. Он осёкся, почувствовав на своём плече тяжёлую руку командира, которого уже давно считал своим старшим братом, и посмотрел в его единственный глаз, в котором увидел глубокую скорбь. Юноша даже забыл удивиться тому, что Иорвет сам вышел к людям, хотя раньше остерегался это делать. - Что произошло? - холодно и тяжело, будто вешая камень на спины людей, спросил Ветте, видя, как сжались люди под его взглядом. Он не думал о том, узнают его или нет, это было не так уж и важно сейчас. Он хотел знать только одно, ценят ли эти жалкие люди жизнь, подаренную им. - М-мы решили пойти в лес, сейчас же сезон ягод, а то в г-городе на н-них цены з-задрали... И заблудились, - заговорил худощавый мужичонка с бледно-голубыми испуганными глазами. Его рассказ подхватил второй, более крепкий мужик, явно ремесленник. - Да, мы заблудились, - этот говорил более уверенно, и Иорвет слышал, что этот человек сожалеет о том, что они сунулись в лес, - ходили кругами, звать-то всё равно было некого. Случайно наткнулись на какой-то пригорок с пещерой. Мы хотели уйти оттуда, ясно же, что нежить всякая в таких местах водится, но не успели. Это тварьё напало на нас... Кажется, накерами их кличут вазьмаки. Убежать не успели, а тут из-за кустов выскочили эльфы... - человек посмотрел на Иорвета с искренним сожалением, отчего хватка на плече Киарана усилилась, но оба этого не замечали, слушая с каменными лицами. По щекам Киарана текли непрошенные слёзы. - Д-да... Они... Они спасли нас. Пятеро их было, а... - тот худощавый мужичок снова сник, взявшись за кружку. - Застрелили несколько тварей... Но их было много, стали мечами отбиваться. А у нас и ничего в руках и не было, окромя корзинок. Двое нас увели подальше, а тех троих.... Их загрызли накеры... - оба смотрели куда-то в стол. Иорвет хотел было что-то ответить, но ремесленник снова заговорил, тихо, но уверенно: - Мы взяли мечи, что на земле лежали, помогли, как могли, добить этих тварей, а потом тела эльфов оттащили в лес поглубже. Те двое, что с нами остались, позволили с ними пойти... Мы похоронили ваших... Как полагается, по-нормальному... Помолились. Иорвет ушам своим не верил, в голове стало пусто, он и не знал, что думать. Губы дрогнули, но слов так и не сорвалось. - П-прости нас, Ветте... - снова заговорил первый, он тихо плакал, - те двое нас сюда довели... Мы ж и имён их не знаем, кого благодарить, за кого молиться... - Тот, что носил беличий хвост на поясе и много улыбался - Эривинн. Девушку, что любила васильки и заплетала детям косы во дворе, звали Айла. А третьего, что резвее всех взмахивал мечом, звали Лирас, - рассказал Иорвет, - берегите жизни, dh'oine, что подарил вам своей кровью вечный Народ Гор. Он не стал слушать, ответили ли что-то люди, просто ушёл, куда глаза глядят, чувствуя на спине взгляд своего брата. Иорвет не мог сейчас смотреть ему в глаза, он бы не выдержал этой боли, он должен был оставаться несгибаемым, ради своих братьев.***
Иорвета в этот день больше никто не видел. Откуда-то с окраин леса доносилась печальная игра на флейте, которую песней подхватили Шилло и её возлюбленный: Пой, моя флейта, о всех, кто ушел в забвенье, О всех, кто стерт. Память подводит, и шанс давно истлел последний, Но свет живет во мне. На поляне собрались эльфы послушать песню и доносящуюся игру своего командира. Они тихо подпевали или проговаривали вместе с девушкой слова, чуть покачиваясь. Бьянка, Роше и Тринадцатый тихо сидели в стороне, они узнали о случившемся от одной из эльфиек. Бьянка заволновалась, что все ходят, как в воду опущенные, и решилась спросить о произошедшем. Может ли песня поднять из руин Древней славы гордую стать, Легче ли станет детям потерянным, Если им спеть об исчезнувших днях? У девушки на глазах наворачивались слёзы от этой песни. Почему-то слова тронули её прошлое, и Вэс не могла не сопереживать лесному народу. Она уткнулась носом в плечо Вернона, а тот смотрел в землю, вспоминая тех, кого потерял сам. Мужчина слушал песню, проговаривая имена своих соратников, чувствуя, как его наконец-то начинает отпускать этот груз. Мёртвые успокаивались в его душе. Роше узнал мотив мелодии, именно эту песню играл Иорвет в их встречу под Флотзамом, и теперь человека грыз вопрос, кого оплакивал эльф, сидя на поваленном дереве? Пой, моя флейта, о всех, кто не знал прощения, О всех, кто спит... Сады и стены дворцов как пыль ветра развеют, Свет прячется в тени. Что было явью, а что сном: По краю грез пройду, смеясь. Всё отпустив, расторгнув связь, Мы растворились прошлым днём... Когда стихла песня, из леса доносились последние ноты мелодии. Когда стихли и они, эльфы стали расходиться по своим делам. Бьянка хотела подойти к Киарану, но тот быстро скрылся из виду, а на его месте в трактире стояла сегодня Шилло, протирая стаканы. Девушка не стала специально искать помощника Иорвета, лишь тихо помогала эльфам в трактире. Роше засел что-то писать у себя в комнате, а Тринадцатый помогал остальным эльфам с завалом в восточном крыле, как и обещал. Остаток для прошёл тихо.***
Если Ты хочешь, то земля станет мертвой; Если Ты хочешь – камни воспоют Тебе славу; Если Ты хочешь – сними Эту накипь с моего сердца. Оторвись от земли, Северный Цвет; Ты знаешь, как должно быть в конце; Отпои меня нежностью Своей подвенечной земли, Я не вижу причин, чтобы быть осторожным – В доме зверь, Вороника на крыльце. Ключ к северу лежит там, где никто не ищет, Ключ к северу ждет между биениями сердца, Я знаю, отчего ты не можешь заснуть ночью: Мы с тобой одной крови. Мы с тобой одной крови.
Иорвет стоял на коленях у свежих могил и играл на флейте, зная, что Шилло споёт молитву за них. Под дубами, где нашли покой его братья, распустились маленькие белые цветы, откликнувшиеся на эльфийскую магию. Иорвет ощущал, что его силы постепенно уходят, как сквозь худой сосуд, коим он и был, но в такие моменты эльф чувствовал, что магия Aen Seidhe всё ещё с ним. Он не утратил дар. Он вернулся в свою комнату поздним вечером, когда от солнца истлевал последний луч, и сумерки накрывали город. Сил не было ни на что, какое-то оцепенение охватило всё его существо, и Иорвет ещё долго стоял, сгорбив спину, упираясь руками в письменный стол у окна. Он слышал чьи-то шаги в коридоре и надеялся, что это не к нему, но его надежды не сбылись. Хотя общество именно этого эльфа было Иорвету приятно и даже необходимо временами. Киаран вошёл без стука, знал, что не заперто и что ему не ответят в любом случае. За собой же он дверь закрыл на ключ, который торчал в замке. Эльф подошёл бесшумно чуть слева, чтобы Иорвет не оборачивался полностью, лишь слегка повернул голову, узнавая в темноте комнаты своего визитёра. В руках Киаран держал небольшую шкатулку, которую поставил на стол рядом с Иорветом, оба без всяких слов знали, что сейчас будет. И ни один dh'oine не был бы в состоянии понять того, что за чувства и действо их связывает в эту минуту. Ладони Киарана опустились на плечи брата, чуть сжимая в жесте поддержки. Юноша чувствовал, как сковывает Иорвета напряжение, как режет без ножа изнутри боль. Их обоих не отпускала утрата, и Киаран понимал, что не представляет, насколько тяжело сейчас Иорвету, который не может даже сказать о своей боли... Да, из всех эльфов Иорвет доверял Киарану больше всех был готов вручить себя всего его заботам, но и перед юношей командир не хотел показаться хоть в чём-то дающим слабину. Киаран это понимал и не просил раскрыться полностью, он знал, что уже ближе кого бы то ни было Иорвету, раз имеет право вот так прийти к нему без спроса и приглашения и позаботиться. Эльф горько улыбнулся, сжимая сильные широкие плечи брата и касаясь лбом его всегда открытой шеи. Иорвет тяжело выдохнул, опуская плечи, ещё сильнее опираясь на стол. Он очень устал, вся эта неизвестность угнетала, а сказанные днём слова Яевинна удивительно крепко засели в голове тревогой и нарастающим страхом. Киаран уловил мелкую дрожь брата и мягко отстранился, поворачивая Иорвета к себе лицом. Нахмуренные брови, опущенный вниз взгляд потемневшего глаза, тонкие морщинки залёгшие в уголке губ - он разбит и уже давно не молод, но Киаран никогда не сомневался в духе своего командира и старшего брата. Молчаливо коснувшись пряжки ремешка, поддерживающего карминовый платок на голове, Киаран спрашивал, может ли он снять его. Едва уловимый кивок, и плотная кожа ремешка поддается аккуратным действиям эльфа. Отложив платок на стол, Киаран массирующими движениями растрепал немного отросшие тёмные волосы Иорвета, чёлка прикрыла провал правой глазницы, но юноша убрал её за острое ухо, чуть обводя мягкий хрящик ободка. Ладонь ласково легла на здоровый глаз, вынуждая Иорвета остаться в полной темноте. Это всегда было настоящим испытанием для Лиса, его самым страшным кошмаром, с которым ему помогал бороться Киаран, порой водя Иорвета по лесам с завязанными глазами, а иногда, как сейчас, стоял рядом и позволял вслушиваться в окружение, вычленять из смешения тихих полутонов шорохов его дыхание и биение сердца. Тёплые губы накрывают пустую глазницу и ведут длинную линию вдоль шрама на щеке к краю губ Иорвета. Киаран так и не узнал, каким именно образом командир получил эту рану, но до Ущелья Гидры лицо эльфа было цело. А после него - с красивого лица Иорвета ушла тёплая улыбка, оставив только довольный оскал и горькую ухмылку. Отступив на полшага, Киаран стал развязывать пояс Иорвета, откладывая его всё так же на стол. Полы тяжёлого плотного одеяния разошлись, открывая простую рубаху с коротким рукавом, из-под которой хорошо была видна часть древесного узора на шее эльфа и его левой руке. Иорвет по молчаливой просьбе так и не открыл глаз, чувствуя, как в его личной темноте Киаран стягивает зелёный камзол с узорами из растений и птиц, откладывая его, кажется, на стул возле кровати. Слышит, как он кидает удобно подушки на кровати, а потом вновь подходит, кладёт ладони на пояс, поднимая рубаху вверх, дыханием у плеча прося поднять руки... Иорвет видит ощущениями и звуками, дорисовывая в голове знакомый образ, детали которого, как во сне, ускользают под зарытыми веками, тает, истирается - ему нужна подпитка, поэтому эльф протягивает чуть вперёд руку, к которой доверчиво льнёт щекой Киаран. Он ещё молод, ему едва ли пятьдесят... Самое время наконец-то найти невесту, создать семью, а не бросаться в бой под руководством Старого Лиса, наслушавшегося сказок и вопреки всему ещё верящего в тёплый дом и свободную жизнь для своего народа. Этот трактир, этот дом - последняя надежда... Мысли снова возвращаются к предостережению Яевинна, образ улыбающегося Киарана уходит из внутреннего взора, и Иорвет, наугад тянется вперёд, прижимая крепко младшего к себе, шепча что-то неразборчивое на Старшей Речи. Заботливые руки успокаивающе гладят по спине, заставляя немного расслабиться, отпустить себя, а потом внезапно швыряют Иорвета на кровать, на уложенные недавно подушки. Под веками светлеет - Киаран зажёг свечу, поставив её на стол. Иорвет открыл глаз, наблюдая за тем, как Киаран орудует над заветной шкатулкой. Флакончик чернил аккуратно переливается в тонкую колбу, которую Киаран загоняет под колпачок с тонким и острым пером-иглой. Он завернул корпус своеобразной ручки и навис над братом, глядя распростёртое на постели стройное жилистое тело, исписанное татуировкой по всему левому боку от шеи до бедра, минующей только область сердца, захватывающей руку до предплечья. У татуировки был длинный ветвистый ствол, опутанный лозой; мелких листьев было много, но ни один не перекрывал друг друга. Это было эльфийское древо жизни, а листья - все ушедшие эльфы, которых Иорвет принял когда-либо в свой клан. - Три, верно? - оседлав бёдра Иорвета, прошептал Киаран в плечо брату. Ответа долго не было, но вскоре Иорвет всё же ответил, после долгого молчания его голос звучал особенно хрипловато и глухо: - Возможно, уже слишком поздно... Но пусть их будет четыре. Выведи последний у горла, - на такую просьбу Киаран удивился, но вопроса не потребовалось задавать, имя само сорвалось с губ: - Седрик... Он был... своим... нашим... - Иорвет отвернулся, закрывая глаз, не позволяя видеть скатывающуюся единственную слезу. Киарана прошибает дрожь, о Седрике они не говорили очень давно. Иорвет был зол на него и обижен, ведь тот ушёл из скоя'таэлей, остался во Флотзаме среди людей и живущих там эльфов, запил окончательно... Там же и погиб, пытаясь спасти подругу-чародейку Геральта, придя умирать под корни старого дуба. И ни одного из них не оказалось рядом, лишь природа была свидетелем его смерти. Сейчас очень немногие знали, что Седрик был близким и давним другом Иорвета, почти что его ровесником. Киаран гадал, почему Иорвет вспомнил о нём именно сейчас и теперь спрашивает с такой болью, будто не было их ссоры лет шесть назад, не было обиды... Почему? И, видимо, вопрос отразился в глазах Киарана, когда он подносил перо к внутренней стороне плеча, где было место для одного листочка - на спине его уже нечего было искать, вся левая половина была покрыта ветвями с листьями, словно кружевом. Было страшно страшно подумать о том, что рано или поздно места может не остаться совсем... И где-то под сердцем появится его собственный, Киарана, листочек или цветок. - Седрик видел, как он уйдёт... Видел собственную смерть, видел причины... Я... не хотел, чтобы он уходил, не хотел, чтобы он следовал за своей судьбой... До чёрной обиды было больно его отпускать... Но я отпустил... и почти полтора года мы оставались под Флотзамом... Рыскали по местным лесам, потому что я не готов был его отпустить... Он защищал таких людей, как те двое сегодня в трактире... Тех, кто ценит чужую жизнь... Ты слышал ведь? Они молились за наших братьев и сестру у их могил в лесу... Я не знаю, как относиться к этому. Это тяжело... - голос Иорвета сорвался на шёпот, а Киаран, коснувшись поцелуем лба брата, нанёс первый прокол, всё же решив оставить три листка вместе, такими же неразлучными, какими были эльфы, что сегодня погибли. Из ранки выступила капля крови вперемешку с густыми чернилами. По мнению Киарана, кровь Аэн Сеидхе не должна быть отдана зря, поэтому он сам слизал горьковатую из-за чернил каплю и продолжил наносить узор, вводя перо-иглу глубже обычного. Уж лучше физическая боль, чем боль души.***
Эривинн, Айла и Лирас были странствующими эльфами. Белки их встретили по пути совершенно случайно во время ремонта, теперь уже своего, трактира. Эти трое были будто не от мира сего, они и не знали про войны, про свободный Аэдирн, про притеснение эльфов. Они просто жили вольной жизнью бродячих то ли актёров, то ли лекарей, то ли кого ещё. Эривинн был старшим из них. Он умел и палатку поставить, и дичь поймать, имел довольно грубый юмор, да и вообще производил впечатление сурового мужчины, но был добрым и отзывчивым. Он много улыбался, с большой охотой играл в городе с детьми, не обращая внимания на косые взгляды людей. Иорвет научил его ковать мечи, а потом они на спор решили выковать по розе и подарить девушкам. Какая роза им больше бы понравилась, тот бы и победил. Не было предела изумлению Иорвета, когда девушки в один голос сказали, что работа Эривинна нравится им больше. - Ты просто не любил никого по-настоящему, вот и работа у тебя вышла грубее. Твоя роза грустная, ты бьёшь по молоту с печалью, а я - с любовью, вот и вся разница. Подумай, кому бы ты подарил розу, для того и сделай её. Давай, попробуй ещё, - сказал Эривинн и улыбнулся так, что Иорвет впрямь задумался, кому бы хотел подарить выкованную им розу. Лис долго думал, и только к концу вечера взялся за работу. У него получилась маленькая и нежная фиалка, которую эльф превратил в брошку, попросив знакомого краснолюда одолжить несколько драгоценных камней. - Не видал детей подле тебя, это для кого? Такая ласковая работа получилась, - удивлялся тогда Эривинн. - Да как ты вообще понимаешь, для кого работа? Мысли, что ли, читаешь? - Иорвет так и не услышал ответа на свой вопрос, получив лишь хитрую улыбку. Теперь та печальная роза лежала на его могиле. Первый листок был закончен, и игла опустилась рядом с ним, начиная новый узор. Нежная Айла всегда ходила в лёгком светлом платье и с венком полевых цветов на голове, которые не вяли. Она была прекрасной мастерицей, и делала восхитительные поделки, которые когда продавала на рынке, а когда дарила просто так. Она много смеялась, часто зазывала эльфов Иорвета играть в салки, будто не было никаких невзгод, будто было на дворе то весёлое и беспечное время эльфов, музыки и танца, которое на самом деле ушло безвозвратно. С ней все будто превращалось в сказку. - Иорвет, почему ты не отрастишь волосы? Они у тебя такие мягкие, так и плела косы, - смеялась она, легко сбрасывая платок с головы эльфа, не таясь и смущая его перед остальными. Никто не смеялся, эльфы только улыбались, как-то незаметно перестав наконец отводить взгляды от уродливого шрама, просто приняв Иорвета таким, какой он есть. - Длинные волосы - это неудобно, не в это время, - только и мог ответить Иорвет. - А вот девушки со мной согласны, они сказали, что перестанут состригать волосы. И ты тоже перестань. Это же какая роскошь, с такими густыми косами ходить, какие были бы у тебя, - она, словно кота, почесала его за ухом, а Иорвет, кажется, впервые за долгое время улыбался по-настоящему тепло. - Тогда сама мне их и будешь заплетать. Не хочу возиться, - фыркнул Иорвет, а потом научил девушку нескольким новым узорам. Иорвет сам себе признавался в том, что если бы он был сейчас таким вот молодым, как эти трое эльфов, то женился бы на Айле. И теперь венок из луговых цветов, связанный прядью волос, лежал на её могиле. Киаран закончил второй листок, сильно жмурясь и вновь смаргивая навернувшиеся слёзы. Лирас был самым молодым в этой тройке, а заодно родным братом Айлы. Такой же светлый, добрый и мягкий. Энергия так и рвалась через край. Он всему хотел научиться, чему бы его могли научить. Иорветом он восхищался и попросил его научить сражаться на мечах. Лис согласился, но только с тем условием, что мечи юноши будут направлены только на защиту себя и его близких. Иорвету очень хотелось сохранить это живое и ранимое сердце чистым и незапятнанным. - Ветте, это так здорово! А научи! - было слышно чуть ли не каждый день. Иорвет в эти три последних года чувствовал себя отцом большого семейства. Даже настоящий маленький ребёнок у них был. С десятилетней девочкой эльфы очень полюбили возиться, она стала таким ярким лучиком, без которого уже стало бы невозможно жить. После известий о смерти троих эльфов Иорвет зашёл в комнату Анаис, которую прятал у себя, "У Ветте за пазухой" - идея Анаис. Девочка долго не могла унять слёз, пока Иовет укачивал её на руках и гладил по голове, глядя в окно. Девочка попросила его положить у могилы Лираса её ленточку-браслет - папин подарок. Иорвет выполнил её просьбу, помня о том, как Анаис и Лирас любили вместе играть и подманивать котов на ленточку. Третий листик был завершён, и Киаран на время отложил перо. Они с Иорветом будто видели одни и те же картины, отпуская их, отпуская эльфов в Яблоневый Сад. Киаран положил голову на плечо Иорвета, слушая биение его сердца, силясь успокоиться. После этой ночи они будут жить дальше, снова улыбаться, идти вперёд к своим целям, работать... а пока можно было разделить эту боль на двоих. Оба закрыли глаза, проваливаясь в лёгкую дремоту, но не позволяя себе уснуть окончательно. Свеча почти догорела, её оставалось не больше, чем на полчаса, и Каран вновь поднялся, набирая новых чернил в ручку, вытирая перо. Когда Киаран склонился снова над Иорветом, который сильнее открыл шею, подставляя горло под иглу, у юноши задрожали руки. Он как-то вдруг очень резко понял, как много значил для Иорвета Седрик. - П-прости, я... - Киаран весь как-то съёжился, и Иорвет ему улыбнулся. Очень мягко и как-то отчаянно, от чего эльф только прижал сжатую руку к губам, будто хотел подавить вскрик. Это вдруг оказалось тем самым, что невозможно описать никакими словами. Лишь бы не видеть этого отчаяния, Киаран положил раскрытую ладонь на лицо Иорвета, тот чувствовал, как мелко дрожат плечи брата. Просить исполнить просьбу в такой момент было бы жестоко по отношению к юноше. И вместо просьбы Киаран почувствовал, как на ладони губы Иорвета с улыбкой коснулись поцелуем - благодарность за тяжёлый труд, верность до смерти, просьба открыться... На языке эльфов было столько разных способов выразить свои чувства - не нужны и слова. Киаран принялся за работу и уже через полчаса на шее Иорвета сплелись друг за другом тонкие и аккуратные линии цветов шалфея, розмарина и веточки зверобоя, выглядывающие из-под основного узора - символы вечной памяти, исцеления и принятия себя. Обвивая шею, они были символом подаренной новой жизни и возвращения к своим истокам. Именно Седрик помог Иорвету выкарабкаться и не сдаться, не выгореть, а вновь научиться жить в мире, в котором эльфы были лишними. Кропотливая работа была закончена, последние капли крови и чернил были убраны, а свеча потухла. Они оба устали и измучились. Киаран так и уснул на груди у брата, слушая размеренный стук его сердца, а Иорвет чуть позже переложил его и обнял во сне, согревая. Юноше это было нужно после такого изматывающего дня. А Иорвет не хотел оставаться один. Вскоре уснул и он.