Christmas

      Снежные хлопья за разрисованными морозом окном, сверкающие гирлянды на нарядной ели, радостные люди за большим семейным столом едят салаты и смотрят шоу по TV — именно то, как принято показывать рождество в масс-медиа. Именно таким привык видеть рождество Тони, который вообще не слишком-то понимал смысл праздника (особенно его религиозную подоплёку), но ему жутко хотелось воссоздать картинку идеального праздника в кругу не семьи, но хоть кого-то близкого. Потому что рождество в приюте — отстой (его каждый раз заставляли петь в этом тупом хоре)! А ещё больший отстой — наблюдать за счастливыми семьями сквозь чужие окна (это ещё и жутко, если подумать). Он как-то пытался реализовать свою идею в одиночку, но, когда уже почти всё было готово (он даже испек рождественский пирог по рецепту какого-то кулинарного шоу), взбесился из-за гнетущей пустоты и разрушил все. Остальные года он проводил сочельник, лёжа на кровати и лениво перещёлкивая пультом тошнотворно милые семейные фильмы. Только в этом году всё изменилось: он не один.              Неро никогда не праздновал рождество, потому что, эм, на минуточку, в Фортуне никто не праздновал религиозный праздник другого вероисповедания, так что парень вообще узнал о его существовании в зрелом возрасте и не имел каких-то мечтаний по поводу него. Более того, теперешний наёмник вспомнил о его существовании только, когда раскрасневшийся от весёлого перевозбуждения «малой» притащил с улицы непомерно огромную для их очень скромной по размерам комнаты ель и самодовольно поставил её прямо в центр комнаты, перекрывая возможность для прохода к столу и шкафу. И буквально тут же дерево, не имеющее опоры, повалилось на бок — прямо на стул, где сидел Неро и чистил Голубую Розу.              — Да что ты творишь?! — возмутился парень, когда его щёку хлестнула колючая ветвь. — Она не может стоять по волшебству!              — А как же рождественское чудо? — Тони сконфуженно улыбнулся, вжимая голову в плечи и ожидая, когда ему прилетит за неудачную выходку.              Это было так мило, что даже злиться было невозможно, а Неро вовсе не злился. Просто неприятно, когда… на тебя падает ель? Нет — когда твой парень немного туповат (и при этом преступно очарователен, да).              — У нас тут только одно чудо, но оно не в перьях, а в красном плаще.              Теперь знаменитый наёмник надулся, нахмурился и сморщил нос, недовольно прикидывая различные колкости в голове, однако его бойфренд не реагировал ни на одну из них, пока одевался для похода в ближайший минимаркет за крестовиной и украшениями для ёлки. А потом уже расслабившийся Тони получил увесистый подзатыльник без размаха.              В магазине они устроили настоящий погром, сметая все приглянувшиеся младшему ёлочные игрушки и мишуру (преимущественно красную и серебристую), и напугали бедного продавца, когда Тони попытался этой самой мишурой задушить своего излишне языкастого парня (не факт, за кого он переживал больше: за товар или за Неро).              Буффонада продолжилась на улице, где Неро решил отомстить снежком, метко брошенным в прямо в платиноволосую макушку. А снег — такой говнюк — скатился прямо за шиворот, от чего мечник вздрогнул и обернулся к парню, одаривая того горящим праведным гневом взглядом. Кубарем они кое-как добрались до квартиры, и уже там кинули пакеты с покупками аккурат рядом с елью, кусая губы друг друга (Тони прижал любимого к стене своей маленькой прихожей, сваливая с вешалки их более легкие плащи, и утробно рычал от оттянутых им волос на загривке). Комната уже успела пропитаться приятным хвойным запахом, что щекотал чувствительные ноздри и возрождал в груди желаемое чувство уюта.              С трудом оторвавшись от припухших — чертовски восхитительных — насыщенно малиновых губ, парень облизнулся и рукой поправил взлохмаченные волосы, потупив взгляд. Отпустил Неро из захвата и виновато потёр шею:              — Может, чуть позже? — а сам кинул заинтересованный взгляд на поваленное дерево.              Охотник рассмеялся, и его смех, теплый и добрый, наполнил душу юноши чувством глубоким, но при этом невероятно широким, не умещающимся в скромных объёмах грудной клетки, отчего сердце неимоверно заныло. Какой же этот дуралей замечательный.              — Ох, ёбанный Спа-… случай! — когда не матерится. — Конечно же потом, малой. Кто вообще трахается без наряженной ёлки двадцать четвёртого? — уши Тони стали аналогичного плащу оттенка: он ещё слишком смущался, когда Неро называл такие вещи грубыми словами (потому что сразу же вспоминал, что тот может шептать ему на ухо во время их страсти).              — Заткнись, дурак, — малой смущённо отвернулся, расстегивая молнию на плаще, чтобы снять и повесить на вешалку (а потом, опустившись, снять ботинки, но заметить упавшие вещи, поднять с пола одежду и повесить тоже).              Неро вздохнул и тоже начал раздеваться, сначала неторопливо расстегивая пуговицы одну за одной и наблюдая копошащемся в пакетах за любовником, а потому уже едва ли не скидывая с себя ботинки, потому что этот идиот решил начать украшать ёлку прямо лёжа. Он же потом отогнал дующегося Тони от дерева и стал устанавливать крестовину, а знаменитый наёмник с присущим ему любопытством стал наблюдать за тем, как ловкие пальцы быстро собирают конструкцию и закрепляют ствол в отверстии с помощью втулки. В конце парень смахнул со лба едва проступившие капельки пота, потряс ель, проверив её стойкость, и, удовлетворившись результатом, дал отмашку на начала украшения — юноша тут же подхватил понравившийся красно-белый шар. И повесил на слишком тонкую ветку, что просто прогнулась под слишком большим для себя весом, и шар упал на пол.              Искренне негодующее лицо с вздёрнутыми светлыми бровями и хриплый смех. Неро поднял игрушку с пола и повесил её на более подходящую ветвь, и тот, ожидаемо, не свалился.              — Видишь, ничего сложного! — подразнил парень любовника, и в него тут же бросили мишурой.              Несмотря на небольшую потасовку, процесс пошёл очень быстро и слаженно: сожители включили музыку и под праздничные мотивы кружили вокруг дерева, передавая друг другу шары, снежинки, бусы и другие ёлочные игрушки. Так получилось, что Тони никогда не мелочился и на сей раз тоже не стал: купил самую высокую ель, что только смог найти, и теперь она упиралась своей макушкой в потолок. Так что даже у Неро возникали проблемы с украшением самого верха.              Решение было придумано совершенно гениальное в своей простоте: Неро, встав спиной к ели, подхватил любовника за бедра — поднял и стал придерживать за талию, пока тот пытался повесить понравившуюся сосульку на тонкую ветку и закутать гирляндой всё — заодно и себя (намотал себе красную на шею на манер шарфа — Неро усмехнулся, вспомнив что-то своё, чем точно не собирался делиться даже с любимым… особенно с ним). Убедившись, что теперь-то дерево достаточно хорошо укомплектовано, Тони посмотрел на Неро сверху вниз и, улыбнувшись, сказал:              — Ну всё! Отпускай меня.              Неро в ответ поднял лукавый взгляд наверх и поцеловал открытый из-за задравшегося свитера живот, а потом и вовсе укусил мягкую кожу, ощущая, как крепкие бёдра сжимают его по бокам и длинные пальцы цепляются за короткие волосы.              — Ты чего? — смутился младший и вздрогнул, когда рука парня с поясницы спустилась к ягодице, бескомпромиссно сминая.              — Ёлка наряжена, — хрипло рассмеялся Неро, перехватив одной рукой ладонь юноши и целуя тыльную сторону.              — Дурак! — вспыхнул наёмник и попытался наклониться к любимому, но тот не позволил, хватая за талию. — Озабоченный дурак… — вовсе не яростно, но будто бы недовольно пробубнил юноша, сильнее сжав между пальцами короткие пряди и прикусив тонкие розовые губы.              Подумать только! Его, величайшего наёмника во всем городе… нет — во всей стране!.. в общем, его, довольно рослого и крепкого парня этот ещё более рослый и крепкий парень мог удерживать всего лишь одной рукой, а второй — поднимать красный свитер, обнажая крепкие мышцы груди, чтобы… поиграть. Неро ничего не отвечал на провокации, а его язык, чертовски горячий и невероятно настойчивый, надавливает на чувствительную впадинку пупка, потому что эта зараза знает, что от такой ерунды у бедного чувствительного к любым ласкам Тони сжимаются пальцы на ногах. Он подавляет тихие стоны только из-за бараньего упрямства и нежелания сдаваться своему мучителю так просто.              Неро едва ли не зарычал от переполняющего желания, ведь его почти не омраченный личной трагедией любовник такой раскрытый, такой податливый, такой сладкий, что нет сил сдерживать этот голод молодого тела. И парень не выдерживает — роняет своего бойфренда на лопатки прямо под старательно наряжаемую ель, нависая сверху, а за это гадкие иголки впиваются ему в голову и спину. Они сваливают часть игрушек, и те шумно раскатываются по всем углам комнаты: почему-то это (а ещё тёплый влюбленный взгляд) приводит Тони в необычайный восторг, и он заходится гулким смехом. Настолько заразительным, что старший скачала улыбается, глядя на такого довольного и трогательно счастливого наёмника, а потом сам роняет с губ хриплый смешок, затем — хохочет во всё горло в крепких, выбивающих весь воздух из легких объятиях.              Остаток вечера они проводят под одним единственным пледом в глупых парных свитерах, смотря рождественские спецвыпуски различных шоу по ящику, травя, пожалуй, не всегда удачные шутки и по долгу целуясь в не всегда подходящие для этого моменты. А потом парочка всё же осуществила грозные планы Неро под елью, и это уж точно не вписывалось в привычное представление о светлом семейном праздник, но Тони было абсолютно плевать. Главное, что им понравилось.