Дипломник

Последний день конференции оказывается скучнее предыдущих. Честно говоря, Ёль до конца не понимает, зачем их всех здесь собрали, но сидит смирно, подперев рукой голову. Кара незаметно переписывается с кем-то по телефону, изредка поглядывая на сцену, куда выходят последние студенты для получения грамот и сертификатов. Чанёль и правда скучает, водя пальцами узоры по столешнице. Ему хочется как можно скорее оказаться дома с Бёном, приготовить что-то поесть и лечь полежать. Да, на носу висит куча невыполненных заданий, но он настолько устал за последние дни, что нет ни сил, ни желания включать совесть и следовать её зову.       — Ты потом куда? — шепотом интересуется Кара, непозволительно близко приблизившись к его лицу. — Может, состыкуемся в общаге?       — Посмотрим, — пожимает плечами Ёль, — не хочу ничего загадывать.       — Если что, позвонишь. Пора бы нам прогуляться что ли… Парень кивает, понимая, что последний раз, когда они проводили время вместе, был довольно-таки давно. Не то чтобы это сильно сказалось на их отношениях, но Пак чувствует, что соскучился по их посиделкам. Возможно, сходить куда-нибудь или зависнуть в комнате не такая уж и плохая идея. Только вот нужно выделить для этого время. Бён занял всю его жизнь, заполнил её собой без возможности расширить границы. Наконец, успешно проведённую конференцию считают закрытой и студенты понемногу начинают продвигаться к выходу. Ёль, наблюдая за тем, как каждый ряд один за другим цивилизованно покидает аудиторию, притягивает к себе рюкзак, и в эту же секунду приходит сообщение на телефон. Заскочи ко мне, как выберешься из этой бездны — 15:43, Бён До кабинета он добирается с трудом, потому что большинство преподавателей из его и других ВУЗов направляются в конференц-зал на шестом этаже (какого чёрта он там находится вообще?..) и тормозят движение к пятому. Они расходятся с Бёном буквально в несколько секунд, не замечая друг друга. Дверь оказывается открыта, Чан, не чувствуя подвоха, заходит внутрь, и неприятный холодок пробегает по коже, стоит заметить чужого человека в личном кабинете его парня. Вальяжно раскачиваясь в кресле, которое нихрена ему не принадлежит, мужчина вздёргивает бровь, мельком оглядывая его с ног до головы. Чанёль делает то же самое, и увиденное ему, мягко говоря, не нравится. У незнакомца неприятное выражение лица, словно он кривится — слишком чётко выступают складки около рта, и прищурены глаза, словно пытаются считать информацию одним взглядом.       — Пак? — звучит голос.       — Он самый, — хмыкает Ёль, со всей имеющейся неприязнью заново оглядывая мужчину.       — Знакомый голос, я, случайно, не угрожал тебе раньше?       — У тебя тоже знакомый, — криво улыбнулся парень, — кажется, кроме дерьма, он ничего хорошего выразить не способен.       — Ох и забываешься же ты, пацан. Мужчина делает всё, чтобы Ёль почувствовал какой подвох или что-то нечто такое… странное, словно этот человек какой-то особенный и с ним нужно считаться. Но единственный человек, с которым нужно считаться и которого здесь нужно уважать, это сам Чанёль. И он больше не позволит макнуть себя в дерьмо, даже если бы при этом разговоре в кабинете находился Бён.       — Не больше, чем ты, мужик. Пак скинул рюкзак с плеча на пол около своего стула и плюхнулся на него, расслабляясь.       — В отличие от тебя, я знаю своё место, — не смог не заметить Ёль. Бён вернулся буквально через минуту. Закрыв за собой дверь, он спросил их, познакомились ли они, и ответом ему послужила полная напряжения тишина. Казалось, между встретившимися проходил ток.       — Чанёль, это Пак ХаДжун, мой студенческий друг, — всё-таки представил его Бён. — ХаДжун, это Пак Чанёль, мой студент…       — Всем студентам раздаешь свой номер? — перебил Джун, не сводя насмешливого взгляда с парня.       — Только дипломникам, — среагировал Чанёль. — Полагаю, в тебе нет не только стыда, но и совести, но это уже другой разговор, участия в котором я принимать не собираюсь.       — Ой, а кто это у нас здесь такой важный? — закатил глаза мужчина. — В этой комнате витает ощущение неблагонадёжности, не знаешь, от кого исходит чад?       — От человека, который абсолютно точно лишний в этом кабинете. И это ты, — одновременно произнесли они оба, в унисон усмехаясь.       — Немедленно прекратили балаган, — недовольно произнёс Бён, проходя ближе к столу. — Джун, открой окно, здесь дышать нечем. Чанёль в который раз усмехнулся, привлекая внимание.       — Потому что кое-кто душный.       — Пак Чанёль, — предупреждающе протянул мужчина, выразительно глядя. Вздёрнув бровь, парень недовольно скривил губы, выслушивая последующий едкий комментарий:       — Чувствуешь сквозняк, пацан? Это ветер, который унесет тебя отсюда нахер. Бён посуровел буквально на глазах, и если Чанёль увидел это сразу же, то его друг смог почувствовать через интонацию, с которой он начал говорить:       — А ты, Джунни, чувствуешь зародыш злости во мне? Тебе ли не знать, каков я, когда ярость перекрывает сознание. Потрудись закрыть свой рот и больше не открывать его рядом с Паком, и тогда мне не нужно будет контролировать и фильтровать каждое твоё слово, обращенное к нему. Мы ведь оба знаем, что ничем хорошим это не закончится, дружище.       — Это так ты благодаришь меня за то, что я выдернул тебя с того света пару дней назад? Друг всем видом показал, сколько значимости в его поступке и в нём самом. Не стоит и говорить, что это ни на секунду не произвело впечатление на Бёна, зато сильно ударило по Чану, практически поднимая в нём бурю эмоций.       — Благодарить за что? — тихо вопросил Чанёль, боясь, как бы его парень не кинулся на него с таким же ядом в голосе. — Человеку нужно около пяти-десяти секунд, чтобы ответить на сообщение и позвонить. Чтобы предупредить о чём-то, чтобы дать знать, что с ним всё в порядке, если он пропадёт на время с радаров.       — А то ты такой неженка, что не мог предположить, что с ним всё в порядке.       — Учитывая, что он никогда не рассказывал о своих друзьях (видимо, они такие «ценные» для него), то единственное, о чем я мог думать, имело плохой конец, ХаДжун, — глаза его были пустыми, словно маска наросло отрешение, и обида снова заполнила сердце, не позволяя нормально реагировать на чужие слова. — Я неженка. Ещё какой. Надеюсь, когда-нибудь кто-то очень важный для тебя будет в ещё худшем состоянии, чем господин Бён, и уйдёт из дома или не будет снимать вызов пять часов подряд просто потому что. И тогда ты поймёшь, что чувствуют люди, когда сталкиваются с подобными ситуациями. Надеюсь, тебя накроет панической атакой минут на пятнадцать и ты застрянешь на остановке, задыхаясь от собственной беспомощности. И тогда ты будешь мягче относиться к людям, которые сильно переживают о близких, и перестанешь придумывать себе оправдания, как самый последний…       — Чанёль, — предостерегающе перебивает мужчина, вынуждая перевести на него взгляд. — Ты сказал достаточно, и я уверен, что ты не хочешь заканчивать то, что собирался сказать. Он остановил его, потому что позаботился о нём. Или потому, что ему было неприятно слышать правду. Или потому, что ХаДжун… Тишину разрезала усмешка последнего. Парень прикрыл глаза всего на мгновение, и уже через несколько секунд показательно достал телефон, выключил его и встал с места.       — Не уверен, что хочу дышать с ним одним воздухом.       — Он не побежит за тобой, пацан, по-моему…       — Немедленно покинь мой кабинет, Пак ХаДжун, — сдерживая себя из последних сил, спокойно произнёс мужчина. Едва названный повернулся к нему, Бён повторился: — Немедленно. Громко фыркнув, его друг оставил их двоих, и в комнате повисла тишина. Чанёль чувствовал себя так, словно побывал на войне. Ему ужасно хотелось вырвать из себя эмоции, которые так и не нашли выхода, но он больше не мог… он больше вообще ничего не мог. Стоя здесь, около чужого стола, недалеко от которого застыл Бён, Чан впервые чувствовал себя так, словно мужчина ему неродной. Словно не было всех этих месяцев, полных притирки и любви, словно всё, что было, это такая бездумная и глупая… ошибка. В груди что-то физически сдавливает его и в глазах темнеет от бессилия перед произошедшим. Он и правда думал, что перетер события внутри себя, но нельзя снимать со свежей раны бинты, прикипевшие сукровицей к нитям. Ощущение, что наступили на сломанную ногу или с силой ударили в грудную клетку, ломая рёбра, пробивая лёгкое и вот-вот изо рта верхом пойдёт кровь, вынуждая захлёбываться в…       — Дыши, Чанёль, — просит мужчина, появляясь перед глазами. Его ладони касаются щек, буквально пытаясь сконцентрировать чужой взгляд на себе. — Ты должен дышать. Давай, вместе со мной… вдох, выдох. Вдох… Парень не сразу осознает, как начинает светлеть в голове, но сразу же опускается эмоциональная планка, и эмоции берут над ним верх. Он сбрасывает чужие ладони, буквально отталкивая мужчину за плечи, пытается отойти назад, но позади стул, на который он неаккуратно валится. Мужчина заново пытается научить его дышать, старается меньше его касаться, но голову и грудь буквально разрывает от давящего ощущения. Ему всегда нужно выпускать эмоции. Они губят его. Они заставляют его совершать глупые поступки, кричать, плакать, винить, ненавидеть, раздражаться, биться о стены. Он буквально рвёт на себе рубашку, отрывая первые несколько пуговиц. Ему кажется, что ворот душит его, и он бьёт себя в грудь кулаком, словно что-то застряло и не дает прохода воздуху. Боже, неужели это начинается снова… Осознание того, что мужчина целует, приходит не сразу. Ему нужно совсем немного времени, чтобы найти в себе силы ответить ему, и, наконец-то, он чувствует, куда может перенаправить всё это дерьмо. Бён отрывается лишь для того, чтобы осыпать его лицо поцелуями. Он буквально сел на его колени, сильно прижимая к себе и спинке стула. Чанёль цепляется за чужой пиджак, дёргает пальцами чужой галстук, ослабляя узел, и хрипит. Хрипит, не в силах произнести слова нормальным голосом.       — Забери, — умоляет он, — забери это, пожалуйста…       — Нужно было избавить тебя от этого ещё дома, — шепчет Бён, поднимаясь с него, чтобы закрыть дверь. Он буквально сдёргивает его со стула, усаживая на стол. Командует обнять его и захватывает ладонями лицо.       — Посмотри на меня, — говорит он, — посмотри на меня, родной, — просит, — сконцентрируйся… Если бы кто-то сказал Чанёлю, что в две тысячи двадцатом году нелюбимый преподаватель станет его парнем и будет проводить дыхательную практику, пытаясь научить заново дышать, Ёль бы покрутил пальцем у виска. Сейчас всё, что его интересует, это чужая рука, давящая на грудную клетку, указывающая, когда нужно выдыхать, и голос, командующий сделать вдох, задержать дыхание и долго выпускать воздух. Это похоже на сумасшествие. Парень чувствует себя таким уставшим и бессильным, что едва может удержать себя в сидячем положении. В конце концов, этот кошмар прекращается. Чанёль устало опускает голову на чужое плечо, ощущая ладони под рубашкой, проводящие вверх-вниз по спине. Пальцы теплые, буквально горячие, они не вызывают дрожи в теле, наоборот успокаивают, дарят ощущение тепла.       — Радость моя, — шепчет мужчина, — ты со мной? Ты со мной, солнце? «Солнце, — думает Чанёль. — Какая я радость, если мы сбиваемся с каждого шага? Если я флешбэки ловлю от каждого слова, если я с ума схожу… Я ведь думал, что всё наладится!»       — Ну же, Ёль, — пытается допытаться Бён, а в голове пустота и такое бессилие, что впору было бы застрелиться.       — Бэкхён, — шепчет и уже задыхается, — я так устал от всего этого. Пожалуйста, можно я пойду домой?.. Пожалуйста. Мужчина отстраняется с особой осторожностью или… отрешенностью? Смотрит на него так, словно Пак ранил его ножом или… Он не понимает. Он не может сейчас воспринимать всё нормально. Он ничего уже больше не может.       — Конечно можешь, — слабо улыбается он, — я… вызову тебе такси. Чанёль помнит, что мужчина вывел его буквально под руку на улицу. Помнит, как посадил в такси и передал деньги водителю. Помнит, как заплакал, стоя на пороге дома, потому что не получалось провернуть ключ в замочной скважине. Сбросив портфель на пол около входа, парень разулся, снял куртку и двинулся в спальню. Он помнит, как забрался под одеяло, сжимаясь в комок, и закрыл пекущие глаза. Он приходит в себя, когда в комнате значительно потемнело. Раскрывает слипшиеся губы, и вытягивает ноги, шурша одеялом. Открыть глаза довольно трудно, потому что их всё ещё режет и они опухли. Однако ему хватает нескольких секунд, чтобы сконцентрировать внимание на человеке, сидящем на постели спиной к нему. Бён сидел практически у конца кровати, всё ещё в костюме, но со спущенным галстуком. Пальцы скрещены в замок, спина немного согнута, голова повешена и абсолютно точно раскрыты невидящие глаза. Чанёль облизывает губы и устало приподнимается, подтягивая себя к изголовью кровати. Говорить не хотелось, привлекать внимание тоже. Вероятно, мужчина имел такое же желание, потому что никак не отреагировал на шорох позади себя, всё так же продолжая смотреть на пол. В голове было пусто. Пак провел рукой по волосам и перевел взгляд на незашторенное окно. На улице уже было темно. Телефона под рукой не оказалось, только спустя несколько минут поисков взглядом по комнате парень вспомнил, что выключенный гаджет остался в кармане куртки. Мысли как будто оборвались, не таранили сознание, не давили на череп. Чанёль тихо вдохнул и выдохнул, проводя ладонью по груди. Постепенно просыпалось чувство голода, но есть не хотелось. Вряд ли мужчина ел, значит, они всё-таки приготовят сегодня какой-то ужин. Напряжение от молчания давило, но не сильно. Ёль чувствовал себя так, словно ещё до конца не понял, что произошло. Как будто что-то выбило произошедшее из его головы. Может, так и лучше?.. Обсуждать всё это не хотелось, но абсолютно точно было нужно.       — Как самочувствие? — аккуратно нарушил тишину Бён.       — Нормально? — несколько вопросительно ответил он, до конца не понимая своего состояния. — Я сегодня был очень груб с ХаДжуном, прости. Во мне как будто что-то переключилось, и я сорвался.       — Стоило предугадать это. Меня вызвали на кафедру совершенно неожиданно, вы не должны были остаться один на один. Мужчина всё это время продолжал смотреть перед собой на пол. Противное чувство зародилось в душе Чанёля, вынуждая беспокоиться о Бёне. Отрешенность пугала его, постепенно восполняя сознание эмоциями.       — Бэк, всё нормально?       — Не уверен, — отозвался тот, наконец, моргая. Едва он немного повернул к нему голову, пронизывая взглядом, как Чанёль откинул одеяло и двинулся к мужчине, по пути удивляясь собственным спонтанным действиям. Он уже чувствовал это на уровне инстинктов, ему катастрофически необходимо было прикоснуться к Бёну и усмирить чужое состояние. То, что произошло, ударило по ним обоим. И теперь не ясно, по кому сильнее.       — Эй, Бэк, — позвал Ёль, выравнивая чужую спину. — Что такое? Ммм? — заботливо вопросил он, вглядываясь в чужие глаза. Мужчина позволил ему сесть к себе на колени, позволил касаться себя, позволил попытку растормошить его, но успехом она не увенчалась. Слабое «Я в порядке» нисколько не исправило ситуацию, только сильнее заставляя парня беспокоиться.       — Расскажи мне. Ну! Расскажи, Бэк. И ничего не меняется, как бы сильно он не сжимал чужие плечи, сколько бы раз не касался чужого лица ладонями и губами, сколько бы не целовал. Мужчина оттаивает спустя пару минут крепких объятий, сильных, мощных, словно Пак пытается укрыть мужчину от каких-то проблем, словно…       — Я люблю тебя, Чанёль, — шепчет Бён, с силой прижимая к себе парня за поясницу, опаляя дыханием шею. — Я так долго ждал тебя, так долго хотел, изо всех сил сдерживал себя, только бы не причинить вред, и что теперь? Дорвался, добился, всё искрится перед глазами, а я всё порчу, порчу, порчу.       — Бэкхён, — удивлённо выдыхает парень.       — Пожалуйста, скажи мне, что я должен сделать, чтобы ты был счастлив рядом со мной. Пожалуйста, я хочу научиться любить тебя правильно. Научи меня. Я не прощу себе, если ты уйдёшь. Не прощу, если тебе снова станет так плохо из-за меня, — всё заходит слишком далеко; прорывает дамбу чужих чувств, и Чанёль прекрасно знает это ощущение, когда невозможно остановиться. Именно поэтому мужчина никак не реагирует на обращение парня, не пытается даже вслушаться в собственное имя, концентрируется только на том, что говорит и ничего не слышит. — Я так боюсь оттолкнуть тебя и отталкиваю. Я понимаю тебя лучше, чем должен, я знаю о тебе всё, что должен, стараюсь укутать всем тем положительным, что во мне есть, но этого катастрофически недостаточно для того, чтобы ты был в безопасности рядом со мной.       — Бэкхён, Бэкхён, Бэкхён!.. Это может длиться вечно. Он его не слышит. Не хочет слышать. Твердит что-то своё, совершенно не пытаясь вслушаться в то, что говорит парень. Чанёль изо всех сил старается успокоить его, но те методы, которые помогают ему, не подходят Бёну. Чанёль пытается хоть немного отодвинуться, но мужчина держит его слишком крепко. Приходится изловчиться, буквально отодрать чужие руки от своего тела.       — Ну-ка, посмотри на меня, — просит парень, следом же понимая, что такой тон не подействует. Обхватив лицо ладонями, Чанёль буквально впритык нос к носу удерживает его, не позволяя оторваться от себя. — Всё хорошо, Бэкхён, всё нормально. У нас может что-то не получаться и не нужно ничего бояться. Мы справимся вместе: я со своей ненужной паникой, и ты со своим страхом потерять меня. Я не уйду, слышишь? Я не уйду, Бэкхён. Я здесь, и я буду рядом с тобой столько, сколько потребуется, сколько мы оба захотим быть вместе. Понял? Ты меня понял, Бэкхён? Целует, куда попадёт. Даже в подбородок, случайно захватывая свои ладони, удерживающие чужое лицо. Целует, целует, целует, лишь бы оттаял, лишь бы пришёл в себя, и понемногу чувствует, как руки снова поднимаются к телу, как подцепляют рубашку, проникая ледяными пальцами под ткань. Отдача приходит не сразу, но какая она мощная. Бён целует, как в последний раз. Кладёт ладонь на шею, притягивая ближе, запускает пальцы в волосы, и от этого хочется выгнуться в чужих руках. Губы горят, но оторваться сейчас равносильно смерти. Он буквально сходит с ума, отдавая, наконец, инициативу мужчине. Чужие руки подхватывают под бёдра, прижимая ближе, вжимая в себя, и короткие поцелуи спускаются к шее, топят в своей поспешности, какой-то необъяснимой нетерпеливости. Словно того, что сказал Чанёль, всё равно было недостаточно. Парень стонет, запрокидывая голову; шумно выдыхает, когда его заваливают на бок, возвышаясь сверху, и ни черта не осознает, как оказывается буквально распятым под Бёном. Низко склонившись к его лицу, мужчина упирается локтем в постель рядом с головой парня и мимолетно целует. Чанёль только и может, что поддаться чужим губам, притягивая к себе ближе руками. Движения неритмичные, то слишком резкие, то натянуто аккуратные. Бён буквально разрывает рубашку на нём. Какие-то пуговицы сами расходятся, когда Ёль выгибается, какие-то скатываются на кровать и пол — неважно. Важны губы, засасывающие кожу около ключиц, важны движения, важны ощущения и распаляющее желание. Важно всё то, что доводит их обоих до стонов. Чан смотрит на потолок, но не видит его. Ему ужасно мешает под руками чужой пиджак, он так сильно раздражает, что парень недовольно шипит, буквально с силой стягивая его с увлеченного Бёна. Плевать. Теперь намного легче сжимать ткань в кулаках, вытягивая рубашку из застёгнутых брюк. Пряжка ремня изредка больно проезжается по оголившемуся животу, но как же ему на это наплевать. Мужчина кончает первый, ставя засос на шее. Кажется, его губы уже расслабляются, а тело всё ещё напряжено до предела, вжимая парня в кровать.       — Бэк, — всхлипывает Ёль, зарываясь пальцами в чужие волосы.       — Давай, солнце, — хрипло произносит мужчина, сжимая его ягодицу, поддаваясь бёдрами вперед, — малыш… Ему нужно совсем немного — достаточно произнесённого и резкого движения бёдрами — как из горла вырывается громкий стон. Бён целует его в шею, в скулу, в щеку, в висок. Снова и снова в обратном порядке, пока Чанёль полностью не расслабляется, в который раз за день ощущая себя уставшим. Он даже не сразу понимает, что мужчина собирает его слёзы с висков. В конце концов, он просто ложится на него, неприятно придавливая сверху, но Чан чувствует, что ему это нужно. Скрестив руки на чужой спине, он смотрит в потолок и не чувствует ничего, кроме усталости и какого-то странного облегчения. Как будто из него вышло что-то, что занимало слишком много места, как будто это что-то давило на него и не позволяло нормально дышать.       — Всё в порядке, — тихо говорит Чанёль, проводя ладонью по чужим волосам. — Всё в порядке, Бэкхён. Мы продолжим в том же темпе и всё будет хорошо.       — Прости, — вздыхает мужчина, приподнимаясь на локтях. Глаза у него живые, яркие, осмысленные, — я не должен был так глупо срываться.       — Нам обоим это было нужно, — мягко улыбается Ёль. — Всё в порядке, Бэк, я тоже не знал, как правильно тебя любить. Я даже не думал сдаваться, и тебе предлагаю не прекращать пытаться. Бён кажется… запредельным. Таким чувственным, полным эмоций и благодарности парень его ещё никогда не видел. Он снова открывается ему с другой стороны, и это по-особенному приятно понимать. Соприкоснувшись лбами, мужчина на мгновение прикрывает глаза и улыбается уголком губ.       — Поцелуемся? — интересуется он. Ёль густо краснеет, когда у него громко урчит в животе от голода. Коротко целует мужчину, перекрывая его смех, и отворачивает голову, накрывая ладонью лицо.       — Давай закажем что-то очень вредное и совершенно не полезное? — предлагает Бён, поцеловав ладонь, которой накрыл глаза парень. — Пицца? Фастфуд? Или…       — Мне всё равно. Главное побольше и поскорее, иначе завтра на работу ты не пойдёшь, потому что я тебя съем. Мужчина улыбается, поднимаясь с него полностью и стягивая с себя смятую рубашку.       — Звучит заманчиво, потому что завтра заседание, на котором меня определённо покусает кафедра.       — Они не успеют. Первый укус всё равно будет за мной.       — Собственник.       — Равно как и ты.