Дипломник

Пол холодный. Чанёль сидит на бёновских вещах, вытащенных из коробок. В руках практически пустой альбом со студенческими фотографиями мужчины. Хаотично разбросанные по альбому, они явно не образуют какую-то определённую цепочку. Мужчина, впрочем, не собирается рассказывать истории создания этих фото. Поэтому Ёль пересматривает их по третьему кругу с особой внимательностью, словно пытается что-то предугадать.       — И нравится же тебе в пыли сидеть, — вздыхает Бён, но всё равно остаётся на месте. Он сидит рядом на пустом полу. Игнорирует собственные вещи, хотя до этого ради Ёля вывалил едва ли не всю коробку, чтобы ему было мягче. Чанёлю нравится, ему нормально. Его не тревожит ни холод, ни зудящая боль в пятой точке от неудачных прошлых попыток. Он бы так и в снегу сидел, и в горящем котле и вообще… только бы Бён был рядом, а остальное само по себе образуется.       — У тебя скоро пары начнутся, — тихо говорит парень. У Бёна сегодня две дистанционные пары у заочников, которые начнутся после одиннадцати. Сейчас, судя по чужим часам, 10:41. А мужчина абсолютно не готов: не переодет, не включил ноут, не приготовил себе кофе, даже заданий толком нет — видимо, будет читать лекцию, развалившись на кресле и глядя в потолок. Впрочем, как и все дистанционные лекции до этого.       — Иди, — отпускает его Ёль, — переоденься хоть. Я принесу тебе кофе чуть позже.       — Пойдём со мной? — предлагает Бён. Чанёль аккуратно закрывает альбом и откладывает в сторону. Он поворачивает к нему голову и устало улыбается, чувствуя себя изможденным. Ему хочется сказать, что он определил для себя некоторые важные вещи. Что он хочет узнать мужчину поближе, врасти в него, заполнить его собой, чтобы никто и никогда не посмел встать между ними. Он хочет сказать: я сойду с ума, если мы будем скандалить; сдохну, если ты будешь разочарован во мне; сам же себя придушу, если стану причиной сложностей. Разумеется, мужчина сказанное не оценит. Чан опускает взгляд к чужим губам, затем ещё ниже и ещё, пока не закрывает глаза. Он прикладывается виском к притянутым коленям и обнимает ноги руками. Он удивлён тому, что так сильно устал, что ему так сильно хочется спать…       — Чанёль, — зовёт его Бён, и зарывается в его волосы пальцами. Нежно зачёсывает их на бок и снова предлагает покинуть комнату. Парень выходит из комнаты с определённым пониманием того, чего хочет в будущем. Мужчина неумолимо хмурится, когда он пытается залезть под одеяло в пыльных штанах и приходится снять всё до белья. В кровати так… хорошо. Ёль ложится на свою половину и вытягивается в полный рост, накрывшись одеялом практически с головой. Он очень хочет сказать Бёну некоторые очень важные для них вещи, но мужчине нужно быстро переодеться, включить ноутбук, заварить себе кофе… Чанёль проговаривает мысленно. Говорит, что хочет дом, в котором никогда не будет громкой злости, манипулирования и стыда, что очень хочет семью (человека), который будет держать его в безопасности без страха и боли. И чтобы у них был дом, в котором они могли делиться неприятностями и вместе решать проблемы, которые станут на их пути. Пак правда так хочет сказать всё это Бёну, но, взглянув в чужие глаза, понимает — мужчина давно хочет того же. Значит, им просто нужно быть увереннее друг в друге. Вот и всё. Он, наконец, в кровати, а сон не приходит. Глаза щиплет от пролитых слёз, Пак постоянно моргает, но это плохо помогает. Чанёль сжимается в комок и облегчённо выдыхает, так как будто становится легче. Разумеется, было бы лучше, если бы на кровати рядом оказался мужчина. Но время не ждёт и не понимает чужого желания «замереть». Бён входит в комнату с чашкой ароматного кофе, садится за ноутбук, надевает один наушник и вздыхает, глядя прямо в камеру.       — Бо-оже, — закатывает глаза мужчина, — чем я заслужил такую посещаемость? Чанёль улыбается, прижимая к губам одеяло. Бён фыркает, видимо, ему что-то ответили, и начинает лекцию. Парень знает: мужчина качается из стороны в сторону и рассказывает всё по памяти, какого-то чёрта совсем не сбиваясь. Чужой голос совсем не усыпляет — наоборот, требует, чтобы на него обратили внимание. Интонации настолько мощные! Ну совсем другие! Это не мягкость и нежность, обращённая только к Чанёлю. Это твёрдость и недопустимость того, чтобы на его паре занимались чем-то другим, кроме как записывали лекцию и отвечали на вопросы. Устало вздохнув, Ёль проводит ладонью по чужой подушке и притягивает её к себе, перекладываясь боком на кровати. Вот, теперь он пересекает обе половины кровати и может увидеть, как мужчина мельком переводит на него взгляд. На мгновение прикрыв губы, он, вероятно, улыбается, но вскоре взгляд становится холодным и твёрдый голос продолжает зачитывать материал дальше. Сон не идёт. Почему-то становится холодно и приходится с особым усердием укутываться в одеяло. Чанёль расслабляется нескоро. Все эти издёвки, подколки и тяжелый непривычный голос Бёна не позволяет ему почувствовать себя в безопасности. Он ещё со времен второго курса помнит, как мужчина терроризировал его сознание, задевая и в коридоре, и в туалете, и на парах. Он, вспомнив один смущающий эпизод, хочет спросить «А помнишь…», но вовремя себя останавливает, закрывая рот. Не сейчас, чуть позже. Пара длится катастрофически медленно. Парень всё ещё не может заснуть, напрягаясь от каждой колкости. Мужчина буквально стреляет ими, Ёль не понимает, сколько ещё у него в голове припасено таких «патронов». Бён беззвучно отпивает кофе и обращает на него взгляд, совсем на немного, чтобы снова заговорить. Лежать бессмысленно. Телефон показывает, что до конца пары осталось полчаса. Парень потирает шею и поднимается с кровати, потягиваясь. Было бы неплохо сходить в душ, возможно, стоит даже выпить кофе и заменить чашку мужчине… Чанёль зачёсывает волосы назад и прямо через кровать двигается к шкафу, решаясь сначала сходить в душ. Вещи берет первые, что видит, даже не вдумываясь. Став позади ноута, Ёль жестом просит мужчину подвинуть чашку с блюдцем за ноутбук и выносит всё это в коридор. Уже после душа Чанёль чувствует себя как-то по-другому. Грубо высушивая волосы полотенцем, он проходит мимо открытой комнаты на кухню и ставит блюдце в раковину. Развесив полотенце на спинке стула, он достаёт стеклянную баночку с порошком, замечая, что его осталось довольно мало, и притягивает по столу турку. Он делает всё, как говорил Бён. Старается, по крайней мере. Это будет первый раз, когда он попытается заварить кофе самостоятельно. Впрочем, его сомнения в себе не оправдываются. Кофе пахнет так же, как если бы его делал Бён, и на вкус он всё такой же потрясающий. Ёль развешивает полотенце в ванной, относит свою чашку в спальню к тумбочке и отправляется за бёновской. Разумеется, поставить чашку с блюдцем трудно. Чанёль засвечивается совсем чуть-чуть, но этого, кажется, вполне достаточно.       — Сохён, — ухмыляется мужчина, — ты экзамен сдать хочешь?.. Тогда к чему такие вопросы?.. Ёль поднимает взгляд, едва усевшись у изголовья кровати. Он немного хмурится, когда мужчина слегка ухмыляется, абсолютно не смущаясь переведя на него взгляд.       — Как это относится к теме лекции?.. Чанёль цокает и накрывает лицо ладонью, понимая, что человек с другой стороны связи совершенно не боится мужчину.       — Разве я говорил, что одинок? — вздёргивает бровь Бён, вынуждая Чанёля поперхнуться воздухом. — О, не волнуйся, Джимин, даже если бы ты была последней женщиной на свете, я бы тебя не выбрал. «Ещё одна?» — чашка застывает у его рта, а глаза загораются удивлением. Ошарашено отведя руку, Ёль поднимает брови. Мужчина насмешливо глядит на экран, на его губах застыла ухмылка. Слишком уж долго он слушает студенток.       — То есть ты можешь нести всякую чушь о моей личной жизни, а Донук нет? «Парень?..» Чанёль так удивлён тем, что кто-то интересуется напрямую у Бёна его личным, что даже забывает, что он держит чашку. Разумеется, он вскакивает с кровати, пролив на себя немного горячего напитка, чем, безусловно, забавляет мужчину.       — Вы двое, — указывает Бён на экран, — не хотите встретиться друг с другом? Такие бездарные идиоты со скудным количеством мозга определенно достойны друг друга. Ноль внешних данных, ноль ума, ноль таланта и навыков дедукции. Боже, неужели я опустился до надежды на то, что меня когда-нибудь будут окружать здравомыслящие люди? О, нет, Джиминни, плачь где-то вне моих наушников, детка. Я слишком молод, чтобы носить слуховой аппарат после твоего возмущённого рёва. Пара окончена, встретимся через двадцать минут.       — Это было грубо, — неуверенно комментирует Чанёль, снимая с себя мокрую футболку. Да, там небольшое пятно, благо, он успел вернуть равновесие руке, но всё же…       — Я не собираюсь терпеть обсуждение моей личной жизни, Чанёль, — мужчина немного отъезжает на стуле от стола, притягивая к себе чашку кофе. Забросив белые вещи в стиральную машину, парень споласкивает слегка обожженный участок живота и возвращается в спальню.       — Вообще удивительно, что они осмелились поинтересоваться этим, да ещё и напрямую.       — Магистратура, первый курс, заочники. Я их впервые вижу, — усмехается Бён. — Это те люди, которые не потрудились прийти на пару хотя бы раз. Остальные уже получили весь материал с заданиями, через пару-тройку недель буду принимать сессию. Чанёль улыбается, качая головой. Надевает новую футболку и проводит рукой по завившимся волосам.       — Разве ты не должен был просто так сбросить им лекции и всё?       — А я не хочу, — легко отозвался мужчина, отпив из чашки. — Так ведь неинтересно, к предмету должен проявляться интерес.       — А если интереса нет, да ещё и преподаватель, мягко говоря, не очень… располагает к изучению предмета?       — Это камень в мой огород? — улыбается Бён, закрывая ноутбук, чтобы лучше видеть парня.       — Валун. Чанёль, посмеиваясь, заваливается спиной на кровать и раскидывает руки. В голову настойчиво лезут моменты, которые остро царапают его сознание воспоминаниями и неприятными эмоциями.       — Помнишь, что ты сказал мне, когда я опоздал к тебе на пару? — тихо спрашивает он.       — В какой из разов?       — Я тогда опоздал на двадцать минут, — вздыхает парень. — Это был понедельник. Я вернулся домой после ссоры с родителями без вещей, потому что буквально сбежал из дома. На улице было холодно и шел дождь.       — А на следующую пару ты не пришёл, потому что заболел.       — Ага. Чан усмехнулся, думая, как же всё обернулось. Теперь он его любит. Любит того, кто доводил его до грани, кто тревожил его сознание и вынуждал идти против себя же, снова и снова являясь на пару.       — «Глупый, наглый, лишенный сознательности и любых необходимых специалисту навыков, ты будешь искать работу годами, если не выучишь понятие «пунктуальность», если, конечно, умеешь читать и соображать».       — Звучит немного иначе, — слегка нахмурился Ёль, приподнимаясь на локтях.       — Я жутко напился, когда понял, что ты не появляешься в университете около недели. В журналах по всем предметам «энки», преподаватели шептались о тебе, потому что ты их, якобы, разочаровал, скатившись по всем предметам. Кто-то сказал, что ты эмоционально нестабильный и предложил направить тебя к психологу.       — Почему ты выпил?       — Ты не появлялся.       — И что? — сел парень, пожимая плечами.       — Ты не появлялся, Чанёль, — выразительно повторился мужчина. О.       — Ну, меня всего лишь выбросило из жизни температурой на неделю.       — Ты обесцениваешь, — покачал головой Бён, не поднимая на него взгляд.       — Да, — согласился парень, — только потому, что не хочу, чтобы ты делал себе больно. Да, ты виноват, да, это было больно, неприятно, это жгло и обижало, но я всё ещё здесь.       — Как ты выдержал?       — Не знаю, — снова пожал плечами Пак, — может, просто не хотел, чтобы всё заканчивалось на плохой ноте? Я не знаю, — улыбнулся он. — Я вот сейчас улыбаюсь, а ты даже на меня не смотришь.       — Было бы из-за чего улыбаться, — мрачно отозвался мужчина, поднимая на него взгляд.       — Разве то, что я здесь — не причина? — мягко поинтересовался Чанёль. — Что люблю тебя, что ты поддерживаешь меня, что ты… ты для меня больше, чем всё — это разве не причины для того, чтобы улыбнуться? Бён слабо усмехается, но глаза теплеют. Он отпивает из чашки и поднимается с места.       — Ты преувеличиваешь.       — А ты приуменьшаешь, — закатывает глаза Чанёль. — Поцелуй меня и иди, куда шёл.

***

      — Нет, я никуда не пойду, — послышался повышенный тон из коридора. Хлопнула входная дверь. — Я не собираюсь тратить своё время на попойку, ХаДжун. Парень сонно нахмурился, потягиваясь. Рука автоматически провела по пустой половине кровати и Ёль закатил глаза, удивляясь своей глупости: мужчина-то в коридоре. Судя по всему, выработались инстинкты. Закрыв глаза, парень перекатился на спину и прислушался к разговору, который с каждой репликой совсем не становился конфиденциальным.       — Да, и на свой грёбаный день рождения я буду дома. Ты мне и нахер не нужен здесь! Я не собираюсь заливать глотку соджу. А теперь будь добр… Чанёль медленно сел на кровати, даже и не думая выходить в коридор. Этот разговор его не касался. Парень отключил телефон с зарядки и проверил время — на часах 18:41. Наверное, после того, как Ёль заснул, мужчина закончил лекции и отправился в магазин. Устало завалившись обратно на кровать, парень глубоко вдохнул и резко повернул голову к подушке. Он спал не на своей.       — Да лучше бы ты, блять, своей головой тупой думал, прежде чем приглашать меня!.. О нет. «Что там происходит?..» — думает Ёль, но желания выйти нет никакого. Он не должен лезть в чужие разборки и становиться очным свидетелем чужого разговора.       — …И вместо того, чтобы помочь мне и вытащить из дерьма ты стоял в стороне и наблюдал за тем, как я спиваюсь! Думал, я забыл? Думаешь, если сейчас у меня всё хорошо, то я что-то забыл? Я нихера не забыл, Пак ХаДжун. Я та самая тварь, которая никогда ничего не забывает. А теперь пошел нахер, и потрудись не звонить мне с подобными предложениями, не подумав своей лишенной сознательности и умственных способностей головой. Слышится громкий стук. Судя по всему, мужчина бросил телефон на стол или… в раковину?.. Чанёль не двигается с места. Слышит, как шуршат пакеты, как открывается и закрывается холодильник, а потом шаги по коридору. Парень садится на кровати, зная, что Бён вот-вот зайдёт сюда и притворяться спящим большая глупость. Мужчина заходит в спальню неестественно ровный, словно проглотил жердь, плечи разведены, лицо непроницаемо, но чувствуется такое сильное напряжение, что сразу становится неловко находиться в комнате. Это один из тех моментов, которые не касаются Чанёля. Он не знает, должен ли успокаивать мужчину, должен ли вообще заговорить и будет ли достаточно слов/прикосновений, ведь у Бёна восприятие совсем другое. Мужчина заговаривает первый, стоя к нему спиной, переодеваясь напротив шкафа. Голос у него как будто спокойный, но тело напряжено так, что, кажется, его вот-вот пробьёт дрожь от этой натянутости. Движения резкие, чёткие, без лишних взмахов и натянутости. Чанёль отвечает мягко: да, хорошо поспал, да, хочет есть, да, да, да… В груди перемешивается беспокойство с усталостью и… виной. У Бёна не так много друзей (насколько знает Чан), чтобы за ним присмотрели, чтобы вытерпели его и помогли справиться с тем, что он на себя водрузил. Когда всё это происходило… Боже, тем событиям уже столько лет, а они до сих пор тревожат мужчину?.. Чанёль поднимает взгляд на Бёна, который натягивает на себя последний элемент — футболку — и медленно поднимается с кровати, когда мужчина просит пройти на кухню и сделать кофе. На столе стоит полная баночка кофе. Чанёль насыпает его в турку и аккуратно заливает холодную воду.       — Ты в порядке? — предельно аккуратно спрашивает парень. Бён открывает окно и закуривает, буквально с наслаждением затягивается и продолжительное время не выдыхает. Нет, Ёль ничего не скажет. Пусть курит. Они не на безопасной территории, чтобы делать замечания при взвинченном состоянии партнёра.       — В норме, — коротко отвечает мужчина, что буквально означает «Нет». Чанёль не отводит взгляд от турки. У него открыта спина, плечи, руки начинают понемногу дрожать и поджимаются губы. Его тело подводит его. Он буквально чувствует это сумасшедшее напряжение, витающее в комнате. Если сейчас прозвучит что-то неправильное, то его снова накроет лавиной. Это никому не нужно. Не сейчас.       — Если тебе будет что рассказать мне, то я выслушаю, — тихо, едва слышно говорит он. Тишина в кухне позволяет расслышать абсолютно каждый звук. Это пугает и беспокоит сильнее. Мужчина затягивается и не отвечает. Пак скашивает на него глаза, но может заметить лишь напряженную фигуру, которая немного размывается из-за угла зрения. Чтобы увидеть больше, нужно сильнее повернуть голову, а он не хочет. Или…       — Мы не будем разговаривать об этом на кухне, — более спокойно говорит мужчина. — Разговор может завести нас… не туда. Он буквально говорит о том, что может произойти что-то неправильное. Он помнит. Чанёль едва слышно выдыхает и, заметив, что пора перемешивать напиток, достаёт ложку. Бён выкуривает лишь одну сигарету, небрежно бросает начатую пачку сигарет на край стола, закрывает окно и уходит в коридор. Парень очень надеется, что к тому моменту, как он зайдёт с чашкой в комнату, мужчина будет достаточно спокоен для разговора. Но Бён почему-то снова курит, стоя у открытого окна. Чанёль ставит на подоконник блюдце и становится неподалёку, опираясь на него спиной. Скрестив руки на груди, парень опускает голову, разглядывая пол, никак не решаясь задать вопрос. Глупо. Ему расскажут всё и без наводящих вопросов.       — ХаДжун всегда был на своей волне, — хмыкнул Бён. — Я так понимаю, ты отчасти прослушал разговор? — Ёль кивнул. — У него день рождения через неделю, классическая попойка — всё без особого смысла. Ещё два года назад я бы руками и ногами был «за», а теперь — нет. Тогда я только начал свой путь, полный ненависти к себе и грязи вокруг.       — Он не помог, — констатировал Пак. Мужчина фыркнул.       — Не помог, конечно. Я удивился, когда он потянул меня к себе домой во время отравления — это выбилось из его обычного поведения, — Бён сморгнул задумчивость и струсил пепел в пепельницу. — Я-то хоть немного вернул себе человеческий облик, а он даже и не пытался. Вся эта эгоистическая гниль, все эти поступки и их последствия, я открестился от него давно, но перечеркнуть всё одним разом сложно. Я не могу называть его другом, особенно после того, как однажды очнулся в угаре в больнице. Пришло осознание того, что я всегда был один и навсегда таким останусь, если ничего не исправлю. Как мало нужно человеку — стимул, и он горы перевернет. Я быстро взял себя в руки. Слабо улыбнувшись, Чанёль взглянул на мужчину и тот выдохнул негромкое:       — Ты помог.       — Что? — нахмурился Ёль.       — После пары ты остался и сказал, что я бесчеловечный человек, лишенный морали и нравственности, с огромным багажом слабостей и дерьма за плечами.       — Я так не мог сказать, — фыркнул Ёль, с сомнением глядя на Бёна.       — Да, но моё сознание восприняло это именно так. Я понял, что отталкиваю тебя и себя от своей нормальной человеческой личности. Я понял, что хочу по-другому. И позволил конец третьего курса доучиться без своих едких комментариев.       — Почти, — заметил Ёль. — Те полгода ты просто меня подкалывал и пилил свои смущающие шутки.       — Я бы сдох, Чанёль. Я буквально воспользовался своими чувствами к тебе, чтобы выбраться из ямы. Едва я почувствовал, что земля держит меня, я проработал план, а через полгода мы встретились в моём кабинете и попытались договориться по поводу диплома.       — Звучит не очень хорошо, — усмехнулся Ёль, с лёгкой улыбкой переводя взгляд на стену напротив себя. Мужчина ничего не сказал, потому что говорить больше было нечего. Чанёль понял больше, чем было сказано, а, возможно, что просто додумал. Бён был влюблён в него так долго и теперь, спустя столько времени, столько попыток стать на ноги и сделать его своим, он продолжает оставаться на месте и позволяет парню управлять развитием их отношений. Он считает, что получил всё, что мог, и теперь единственный, кто руководит — это Пак.       — Могло ли быть иначе?..       — Ты ненавидел меня, — Ёль со смешком кивнул, мельком взглянув на Бёна, — поэтому нет. Я… пил не только потому, что не мог справиться с собой. Было много причин, по которым я протянул руку к бутылке. Я всегда был подвержен алкоголю, но прошлые отношения, проблема с семьей, проблемы на работе, проверки, очередные комиссии, обязательства, сомнения и… я не могу назвать всех причин, просто так сложилось, что я дал себе слабину и меня поглотило. Вернуть себе прежнее лицо было трудно, ты был дёрганным, ожидал подвоха и я видел, что ты на тот момент был эмоционально нестабильный. Твои два друга были с тобой, поддерживали тебя, а у меня никого не было. Действительно. Видимо, им обоим нужно было пройти тяжелый путь: Бён постоянно был на грани из-за своей разваливающейся личной жизни, а Чанёль сходил с ума из-за проблем дома, внутри себя и на учёбе. Возраст — полная глупость. Мужчине не помог его возраст, когда он столкнулся с проблемами, но Чанёль вдруг подумал, что ему, наверное, было сложнее. От непонимания чужого отношения к себе, от обиды и боли, от горечи и осознания того, что ему некуда идти и единственный выход ему казался очень неправильным. Чанёль не виноват. Он знает, что не смог бы ничего сделать и оттолкнул бы мужчину, если бы тот подошел к нему с извинениями или чем-то таким. Он бы… не смог его принять несмотря ни на что. Им и правда нужно было пережить столько всего, чтобы добраться до четвертого курса и попытаться попробовать. На тот момент они бы не смогли построить отношения: у Бёна были проблемы в жизни и с зависимостью, у Чанёля не всё было ладно внутри. Попытки бы ни к чему хорошему не привели. На самом деле это так странно: человек, с которым ты хочешь иметь отношения, имеет своё мировоззрение, прошлое, привычки, шрамы на сердце и не только. Человек может быть полон проблем, зависимостей, не пережитых тяжелых моментов и эта мысль как никогда давала понять Чанёлю, что то, к чему они сейчас пришли — колоссальный труд и командная работа. Бён всё ещё был недостаточно сильным, чтобы потянуть за собой Ёля, но он сделал это: переживал чужие переживания, держал лицо-маску, пытался делать вид, что у них всё получится и дальше будет лучше. После всего этого Ёль чувствовал себя слегка виноватым, но всё-таки понимал, что… так сложилась жизнь.       — Чувствую вину за…       — Молчи, — обрывает Бён. Чанёль удивлённо поворачивает к нему голову. Едва Ёль приоткрывает губы следует незамедлительная реакция с тяжелым «Не смей!» В мужчине словно две личности, и одна из них терпеть не может слово «вина».       — Не смей, Пак Чанёль, я не желаю слышать от тебя этих слов! — восклицает он. —  Я доводил тебя два года до «ручки», спивался, ненавидел себя и свою жизнь не из-за тебя! В чем, по-твоему, есть твоя вина? В том, что не дал мне бесполезный отпор или сразу не смекнул, в чем дело? Или в том, что я сдался и запил? В этом твоя вина что ли?! Это я, — крикнул он, тыкая себе в грудь, — во всем виноват, понятно? Я оказался слишком слаб и сдался, причиняя боль и тебе, и себе, ежедневно загоняя себя в могилу. Стоп. Он не хотел перекладывать на себя вину и хотел выразиться иначе. Ему даже договорить не дали в конце концов! Слова мужчины ранили Чанёля, он чувствовал, как буря поднимается внутри него и теперь он даже не думал о том, чтобы оправдать себя. Он готов был оправдывать Бёна:       — Прекрати так говорить!       — Неприятно, да? — хмыкнул мужчина, более спокойно глядя на него. — Нихрена я не сильный, Чанёль.       — Заткнись! — крикнул парень, полностью поворачиваясь. — Можно подумать, мы все тут такие дохрена сильные, что аж ломимся. Ничего не хочу слышать с подтекстом вины и разочарования в твою сторону. Я здесь, потому что ты такой, какой ты есть. Я здесь потому, что ты наконец-то нашел выход, вытащил свою голову из задницы и нашел в себе силы пойти против всего! — Бён цокнул, закатывая глаза, совершенно не воспринимая его слова. Чанёль выставил палец с громким: — Сейчас я говорю, Бён Бэкхён. Потрудись вслушаться в мои слова и вылезть из своего домика, в котором даже стены орут, что ты во всем виноват. Может ты ещё Иисуса распял? А то вдруг я не знаю, расскажи!       — Мы сейчас не…       — Вот именно! — воскликнул парень. — Я всего лишь хотел сказать, что чувствую вину за то, на что никак не мог повлиять, а ты уже наорал на меня ни за что — дослушивать надо, прежде чем голос повышать! Глубоко вдохнув, Чанёль махнул на мужчину рукой и обошёл его, плюхаясь на кровать.       — Иногда ты ведешь себя как полный идиот, Бэкхён, — злится парень, бросая в него подушку. Бён едва успевает её поймать уже у пола. Хмурится, но ничего не говорит, зажимая её под рукой и притягивая к себе кофе.       — И всё? — удивляется Пак. — Ты больше ничего не скажешь?       — Ты услышал меня, — пожал плечами тот, — мне повторить ещё раз?       — Да чтоб тебя!.. Чанёль откинулся на кровать, чувствуя, как у него колотится сердце. Он никогда не позволял себе поднять голос, но Бён просто вывел его из себя своими глупыми…       — Спасибо. Ёль закатил глаза, чувствуя, что сейчас должны прозвучать какие-то сентиментальные слова.       — За что?       — За то, что не стерпел тогда и сейчас. «Я буквально воспользовался своими чувствами к тебе, чтобы выбраться из ямы».       — Так и поступают настоящие возлюбленные.