Дипломник

«Поездка ничего не изменила», — думает Чанёль, подходя к шкафу. — «Я всё ещё переживаю, меня не простили, я чувствую себя плохо». Он открывает дверцу, медленно снимает с себя свитер и проводит рукой по наэлектризованным волосам, приглаживая прическу. Парень не поднимает глаза, когда ощущает позади чужое присутствие. Он аккуратно складывает вещь стопкой и кладёт на полку, медленно переводя взгляд к зеркалу.       — Чувствую себя опустошенным, — признаётся Чанёль, отнимая взгляд от чужих глаз. — Я хочу думать, что всё в порядке, но ничего не в порядке. Даже после того, как мы поговорили, ничего не изменилось. Я всё ещё плохо себя чувствую и вряд ли в ближайшие дни мне станет легче. Но в то же время я рад, что это случилось сейчас, а не позже. Ты терпел меня такого почти пять месяцев, может быть ты не замечал, как я себя веду, может, просто не хотел говорить…       — Ты преувеличиваешь. Чанёль отстранился от чужого тела и покачал головой. Взяв домашние штаны с полки и первую попавшуюся футболку, Пак шагнул в сторону, но Бён ухватился за его плечо, разворачивая к себе.       — Я не терпел тебя — я любил тебя и продолжаю это делать. Взгляни на ситуацию здраво.       — Именно это я и делаю, Бэкхён, — процедил Чанёль, заводясь. Выдернув руку из чужого захвата, он обошел мужчину и плюхнулся на кровать, принимаясь быстро переодеваться. — Самое херовое то, что я не замечаю того, что делаю. Может вначале тебе и стоило так вести себя со мной, позволять мне… пользоваться ситуацией, но сейчас…       — Закрой рот. Парень поднял голову.       — Ни слова об этом, я ясно выражаюсь? — требовательно вопросил мужчина, испепеляя его глазами. — Ты сделал то, что сделал. Да, это неприятно, потому что мы вроде бы договаривались разговаривать ртом, а не поворачиваться друг к другу задницами. Суть не в том, что ты поступил, как идиот, а в том, что ты понял, что ты сделал и теперь грызёшь себя за это. Забудь то, что было. Пришло время понимать важные вещи и исправляться, а не держаться за то, что изменить уже нельзя. Работа над собой — лучшее, что ты можешь сделать. Прими осознание того, что ты не идеальный. Это нормально, ты не обязан быть таким. Но ты обязан исправить то, что в первую очередь травит твою жизнь: твоё эго, плохие мысли, твоя уязвимость, вечная жертвенность и недовольство собой. Сделай хоть что-нибудь, пойди наперекор самому себе. Чтобы что-то изменилось — нужно что-то сделать, и тогда не будет вранья, не будет загонов и прочего дерьма, за которое ты так цепляешься, потому что привык. Гармония внутри тебя — вот, к чему ты должен стремиться. Когда внутри всё будет хорошо, ты поймёшь, что и снаружи всё наладилось. Ты не обязан изменяться ради меня или ради того, чтобы не поступать плохо. Ты обязан изменяться ради того, чтобы не срать себе в жизнь и окружающим тебя дорогим людям в душу. Ответить было нечего. Чанёль смотрел на чужое лицо и видел необъяснимую суровость. Это было не раздражение, не злость, не разочарование, а именно суровость: нахмуренные брови, тяжелый испытывающий взгляд, но расслабленные губы. Именно глаза выражали эти эмоции. Интонация, с которой он говорил… Чанёль поставил локти на колени и уткнулся лицом в ладони. Он понимал, что нужно двигаться дальше, но пока не отойдёт от произошедшего, он не сможет. Ему нужно переварить это внутри себя, позволить себе на мгновение опустить руки, чтобы обрести силу и взяться за себя. Бён был прав: нужно что-то решать, делать, а не стоять на месте. Чанёль вдруг подумал, что в будущем ему стоит это делать чаще. Всякий раз, когда он будет замечать за собой неправильные мысли, он будет переступать через своё «я» и делать так, как должно. Упорный труд, выход из своего привычного состояния — вот, что должно слепить из него человека, способного на отдачу. Если не сможет открыться в каком-то смысле — надавить на себя и попытаться это сделать. Если будет стесняться в какой-то ситуации — пойти против стеснения… Либо он резко будет вырываться из кокона, либо он завязнет в нём на всю жизнь. Ёль мелко вздрагивает, ощутив ладонь на макушке. Он раздвигает пальцы перед глазами и утыкается взглядом в чужие ноги, понимая, как близко мужчина стоит. Бён снова делает это — успокаивает его, но должен ли он это делать?..       — Есть люди, c которыми всё получается, — произносит мужчина, — когда не нужно прикладывать усилия, заставлять себя что-то делать, меняться, идти навстречу по тяжелому пути. «Таким, как я, нельзя строить отношения», — думает Ёль, вспоминая собственные, когда-то произнесённые слова. — «Пока человек не разберется со своими внутренними проблемами, он не сможет построить здоровые, равные отношения. Нельзя брать больше, чем ты сможешь отдать…»       — Но даже если мы не такие, если у нас что-то не получается сделать с первого раза, — продолжает Бён, — мы попробуем снова. Чем тяжелее путь, тем лучше мы понимаем, насколько готовы к тому, чего хотим и хотим ли мы этого. Бён бил без кулаков. Заставлял сердце сжиматься и думать о том, что может произойти в случае, если они не пройдут через это. Чанёль мысленно приказал себе не переживать, глубоко вдохнул и отнял руки от лица. Захватив чужую ладонь, он прижал её к своей щеке и уткнулся лбом в живот. Ничего не нужно было говорить, Чанёлю просто хотелось, чтобы его обняли. Парню никогда не нужно было о таком просить. Складывалось ощущение, что мужчина понимал его так же хорошо, как и себя. Он знал, что если стать ещё ближе, то Ёль отпустит его руку и прижмётся к нему щекой. Знал, насколько сильно ему нужна поддержка и оказывал её даже если, возможно, не хотел видеть всей этой излишней… сентиментальности.       — Не сомневайся в себе и своих действиях, ладно? — тихо произносит мужчина. — Люди оценивают не мысли, всплывшие в твоей голове, а то, что ты совершаешь впоследствии этих мыслей. В конце концов, им пришлось разойтись по комнате. Настроение было испорчено (Ёль надеялся, что это была не долгосрочная перспектива), заняться особо было нечем, кроме тех самых заданий. Чанёль какое-то время молча лежал рядом с Бёном на кровати, всё ещё ощущая себя уставшим. Мужчина переписывался с кем-то по телефону, затем достал наушники и стал смотреть какие-то видео на телефоне, отгораживаясь от парня. И если это было обычным его действием, то сейчас Ёль ощущал себя так, словно ему дали пощёчину. Он был так потерян, когда поднялся с кровати. Словно впервые находился в этом доме и не знал, в какую комнату можно заходить, а в какую нет. Тело само по себе двинулось на кухню. Хотелось избавиться от всех неприятных эмоций, но он понимал, что это невозможно. Явно не сегодня, когда всё острое на ощущения и восприятие. Пока заполнялся чайник водой, Ёль вспомнил про телефон и двинулся в коридор. А когда вернулся чайник был переполнен, вода стекала снаружи и через носик, вынуждая скривиться. Ожидаемо зазвучало шипение огня, когда была включена конфорка. Чанёль устало вздохнул, запрокидывая голову, а затем двинулся к окну, чтобы открыть его нараспашку и застыть рядом с телефоном в руке. Юра была зла. Нет, она была в ярости, судя по сообщениям. Чанёль не горел желанием сейчас общаться, но сестра считала иначе. Заметив, что он просмотрел чат, она мгновенно ему позвонила. Парень думал принимать ли вызов всего несколько секунд, но музыка, казалось, давила на расшатанные нервы, и палец сам нажал на экран.       — Я надеюсь, для твоего поведения найдутся объяснения. Чанёль поднял взгляд к окну и поджал губы, сомневаясь, что сейчас сможет что-то ответить. Горло сжало, он едва смог выдохнуть.       — Черт возьми, Чанёль, — вздохнула Юра, — не смей делать то, что ты обычно делаешь. Прямо сейчас пойди и умойся, — Ёль слабо усмехнулся. — Прямо сейчас, Чанёль. Не заставляй меня бросать всё и… Парень опустил телефон на подоконник и двинулся к раковине. Умывшись несколько раз холодной водой, он глубоко вдохнул и выдохнул. Мысли всё ещё таранили голову: Ёль думал над тем, что и как объяснять сестре. Она уже через его молчание поняла, что он на грани, так что будет, если он заговорит?..       — …и больше он никогда тебя не увидит, Чанёль, я клянусь тебе. О. Кажется, сестра продолжала что-то говорить, пока он отходил. Парень неловко дослушал угрозы, предназначающиеся Бёну, и снова вздохнул в телефон. Сестра прекрасно знала, что именно Ёль был причиной всей этой нервотрёпки, но всё равно была на его стороне.       — Он не виноват, Юра, — тихо произнёс он. — Его не за что винить.       — Вы поругались?       — Нет. Просто… поговорили, но это было больно, — парень замялся. — Так и должно быть, но я не могу это принять. Я так виноват! Так растерян, что не могу найти себе места в доме.       — Если ты плохо себя чувствуешь, то он не простил тебя, а пожурил и попросил больше так не делать, — цокнула Юра.       — Он мог вообще со мной не разговаривать, — возразил Ёль.       — Да лучше бы не говорил, чем доводил тебя до такого состояния. Да чтоб тебя!       — Юра, в этой ситуации я был неправ, — напомнил Ёль.       — Я в курсе. Но обычно после таких разговоров должно наступить хоть какое-то облегчение. Она была невозможна! Пак глубоко вдохнул и шумно выдохнул, показывая, как он раздражен её словами. Сестра определённо была настроена против мужчины, хотя тот ни капельки не виноват в случившемся. Чанёль не смел его винить ни в чем, что касалось этой ситуации. Единственный, кто принимал участие в разрушении их привычной жизни, был Чанёль. Именно из-за него всё пошло в задницу. Парень молчал, потому что сказать было нечего, а Юра, вероятно, ждала от него хоть какую-то фразу, но в голове было слишком много мыслей. Чанёль понимал, что случилось, принимал это, но как исправить и избавиться от этого съедающего состояния он не знал.       — Как дела дома? — буквально шепотом спросил Чан. Жалкая попытка переключиться на другую тему была слишком очевидной. Юра вздохнула и заговорила, медленно рассказывая о том, что вчера они с парнем ходили в магазин и на рынок. Рассказала, что купили, как её чуть не обсчитали и порвался пакет, а дома они смотрели сериал почти до ночи… Чанёль слушал родной голос и чувствовал, как сжимается: плечи опустились, спина согнулась, руки буквально обняли себя. Он чувствовал себя до такой степени брошенным, виноватым в случившемся, что едва удерживал в себе слёзы. Закипел чайник. Ёль перекрыл газ и снова отошёл к окну, пытаясь вслушаться в чужой голос. Юра сильно замедлилась, рассказывая, как прошло её утро, а потом и вовсе остановилась, умолкая на долгий десяток секунд.       — Иди к нему, — мягко, совсем как в детстве, произнесла сестра. — Просто иди к нему и больше не совершай глупостей. Ты ведь знаешь, что нужно сделать, чтобы не совершить ошибку?..       — Успокоиться и подумать.       — Ты знаешь, что нужно делать, — сестра сто процентов улыбнулась, — позвони мне вечером, буду ждать. Ёль отложил телефон на стол и вернулся к окну, цепляясь взглядом за выезжающие из парковки машины. Юра всегда решала проблемы прикосновениями. Чанёль тоже, потому что именно его сестра успокаивала в детстве после ссор родителей. Только прикосновения возвращали его в реальность. В чужих объятьях парень чувствовал себя как в домике, особенно, если крепко обнимали и пытались накрыть голову. За голову Ёль в детстве боялся больше всего. Достаточно было закрыться руками и сесть в углу, как всё, казалось, приходило в норму… Глубоко вдохнув, парень поднял взгляд выше и приобнял себя за плечи. Думать о том, что было в прошлом, неприятно, но уже не больно. Бён был прав: нельзя оглядываться назад, нужно идти вперед. Даже если события оказались основополагающими, даже если они определили его дальнейшую жизнь, всё равно нужно идти вперед. И Чанёлю, кажется, тоже нужно было идти вперед. Он двинулся к шкафчикам, забросил в турку кофе, налил воды и поставил на плиту, вспоминая чужие руки и указания. Когда пенка потемнела и поднялась к краям, задумавшийся парень дрогнул и немедленно снял турку с огня. Отчего-то Ёль сомневался в необходимости возвращения в комнату. Он смотрел на дымящийся кофе в чашке и пытался представить чужую реакцию, но она никак не возникала в голове. Парень вздохнул, на мгновение прикрыв глаза, взял телефон, чашку и двинулся к спальне. Уже у самого входа он неловко замер, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате. Но там было тихо. Достаточно было одного шага, чтобы подумать: отступать обратно в коридор поздно. Мужчина полусидя продолжал что-то смотреть в наушниках. Чанёль вдруг ощутил, насколько сильно дрожат у него руки. Он поставил чашку на тумбочку, туда же положил телефон и неловко замер на долю секунды. Ну, а дальше-то что?.. Бён с тенью удивления на лице повернул голову к тумбочке и приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но так ничего и не произнёс. Чанёль перебросил ногу через его колени и медленно забрался на кровать. Медленно, но настойчиво он буквально влез под чужую руку и опустил голову на плечо. Рука неуверенно приобняла мужчину за пояс, однако легче ни на секунду не стало: а вдруг Бён не хотел бы сейчас обниматься?.. Что, если он мешает мужчине?.. Ёль ведь нагло влез в его личное пространство! Парень застыл, услышав тихий вздох. Бён опустил телефон на живот и, приобняв его за плечи, буквально уложил его так, как ему было бы удобно. Шепнув «Спасибо», мужчина поцеловал его в макушку и снова включил видео. Чанёлю в этот момент так сильно хотелось плакать, что он с силой сжал губы и закрыл глаза. Он был слишком близко к чужому телу, если он сейчас неровно вдохнёт или останется каменным, это не ускользнёт от чужого внимания. Сердце билось быстрее обычного, поднимался шум в ушах. Парню казалось, что он совершает что-то противозаконное, что-то пугающее и угрожающее чужой жизни, но он всего лишь позволил себе прижаться к Бёну. Это состояние не отпускало его продолжительное время. Тело было расслаблено, голова болела и сердце нездорово колотилось в груди, но внешне по нему этого нельзя было понять. Мужчина продолжал что-то смотреть, совершенно не касаясь кофе. Наверное, он уже остыл… Чанёль умолял себя усмирить свои чувства. Он находился в комнате около пятнадцати минут, но нисколько не ощутил душевного успокоения. Кажется, стало только хуже. Он чувствовал, что проступок нанёс слишком много ударов по восприятию. Теперь каждая мелочь резала его грудь и рассудок. Чанёль замечал каждую деталь вплоть до дыхания, сравнивая как было и как стало, и боялся додумать лишнее.       — Прости меня, — едва слышно произнёс парень. Мужчина задвигал рукой. Парень открыл глаза и сразу закрыл, ощутив, как с силой защипало глаза. Громкость была повышена на несколько делений. Громкость чувств парня упала до минимума. Измученный переживаниями, он не заметил, как уснул. Усталость навалилась на него неподъёмным грузом, вынуждая расслабиться окончательно и поддаться на уговоры своего тела. Чанёль проснулся от глухого странного стука. Он глубоко вдохнул и прислушался к своим ощущениям, даже не открывая глаз понимая, что находится в комнате один. В комнате всё ещё было светло, когда он открыл глаза и перевернулся на спину. В коридоре снова что-то зашумело, и он медленно поднялся с кровати ощущая небольшую тошноту. Бён стоял в коридоре. Одетый в одежду с утренней поездки, он без слов взглянул на него и сел на кресло, чтобы обуться.       — Ты куда-то уходишь? — удивлённо вопросил Чанёль. Мужчина ничего не отвечал, продолжая завязывать шнурки. Парень неловко потоптался около комнаты и прошел вглубь коридора, останавливаясь неподалёку. В помещении отчётливо витало напряжение.       — Ухожу, — ответил Бён, — завтра вернусь, если что, звони. Парень ошарашено уставился в уставшие глаза напротив и сжал пальцы в кулаки.       — Почему так… неожиданно?       — Неожиданно это только для тебя, — мельком усмехнулся мужчина, обращая своё внимание на отражение в зеркале. — Может, хоть в этот раз удастся спокойно пообщаться. Чанёль поджал губы, ощущая, как начинает колотиться сердце. Парень неосознанно отклонился к стене, сцепляя задрожавшие руки позади себя. Удар был несильным, но чрезвычайно метким.       — Вы будете пить? — тихо поинтересовался он.       — Нет.       — Тогда почему ты не вернешься? — нахмурился парень. Бён надел пальто и отвернулся, вынуждая парня болезненно скривиться. Мужчина похлопал себя по карманам и взял с тумбочки телефон с бумажником. Чанёль понял, что Бён собирается уйти просто так, оставив его без ответа! Он пересилил себя и подошел чуть ближе, чтобы положить руку на чужое плечо. Бён вынужден был обернуться, хотя отчётливо было видно, что он не хотел этого делать, равно как и продолжать говорить.       — Я знаю, что провинился, но мы ведь всё обсудили, — нахмурился Пак. — Бэк, пожалуйста…       — Ёль, не надо, я устал, — умоляюще взглянул на него мужчина, отцепляя его руку от плеча. — Банально устал, понимаешь? От тебя, от твоих чёртовых проблем, от твоего херового отношения ко мне. Я устал прикладывать уйму сил для того, чтобы мы сдвинулись с мёртвой точки. Дай мне хоть сутки отдохнуть от тебя и твоего дерьма. Парень чуть не задохнулся от прозвучавшего, отстраняясь от мужчины так, словно он прокаженный. Ужас, застывший в его глазах спровоцировал дальнейшие слова, вынуждая сжаться в комок, прижимая к груди руки:       — Я не вернусь, потому что не хочу. Потому что ты здесь. Потому что для тебя не существует понятия личного пространства. Оставь меня в покое хотя бы на вечер, ладно? — мужчина вздохнул так, словно ему самому было нестерпимо всё это говорить, словно он бил его через силу.       — Бэк, — едва вымолвил Ёль, промаргивая заплывший взгляд. Тот проигнорировал его, обращая внимание на мигнувший телефон. Кажется, пришло оповещение о пришедшем сообщении.       — Я позвоню тебе, как соберусь домой. Пока ты спал, я приготовил тебе обед, не забудь поесть. Напишешь, если будет что-то срочное.       — Я исправлюсь, я правда исправлюсь! — всхлипнул парень, едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться в чужую руку. — Я люблю тебя, Бэк, я правда люблю тебя!       — Может и исправишься, — устало вздохнул мужчина, — но мне-то от этого что сейчас? У меня планы, Чанёль, я не собираюсь их отменять из-за твоей неуместной истерики. Возьми себя в руки, наконец! Он повысил голос. Пак ошарашено вдохнул, но так и не смог выдохнуть, удивлённо уставившись на Бёна. Тот, оглядев его, слегка скривился и покачал головой. Чужое тело дёрнулось к выходу, оставляя парня стоять в коридоре с разбитым сердцем. Спустя несколько секунд дверь оглушающе хлопнула, ударив парня по рассудку. Чанёль вздрогнул всем телом и судорожно вдохнул, понимая, что не может нормально дышать. Глаза ужасно жгло, он невидящим взглядом прошивал комнату и никак не мог вдохнуть полной грудью. Состояние абсолютного развала, полная потеря психологического равновесия — вот, что с ним происходило. Испуганный, Чанёль слегка дёрнулся и замер, прекращая дышать: чужая рука на его поясе слегка двинулась. Пак опустил голову и едва сдержал в себе всхлип облегчения, понимая, что Бён лежит позади него на кровати и спит. Быстро стерев слёзы, он проморгал и обернулся назад, чтобы убедиться в истинности происходящего. Мужчина спокойно спал, тесно прижав его к себе за пояс. Чанёль резко отвернул голову и зажал рукой рот, чувствуя себя развороченным. Колотящееся сердце и разрывающаяся от коротких вдохов грудь не позволяли ему найти себя в этой комнате. Максимально аккуратно встав с кровати, парень тихо закрыл дверь в спальню и ринулся в ванную, открывая кран с водой и умываясь до тех пор, пока не получилось полноценно вдохнуть. Горло сжимало тисками, подбородок дрожал как и пальцы… он практически не контролировал своё тело. Чанёль всхлипнул, сгибаясь буквально до крана. Руки вцепились в края раковины — это всё, на что он сейчас был способен. Прийти в себя стоило больших усилий. Кошмар никак не отпускал его, продолжая стоять перед глазами. Боже, каким был мужчина! Он был буквально измучен чанёлевскими поступками и проблемами. Он устал! Устал от него! От одной мысли об этом хотелось вспороть себе грудь, чтобы сконцентрироваться на чём-то другом. Ёль выпрямился и закрыл воду. Смотреть на себя в зеркало было невозможно. Он настолько плохо выглядел, что даже не узнавал. Пак ещё ни разу не видел себя в настолько плохом состоянии, никогда ещё всё не было настолько плохо. Хотелось всё бросить и кинуться к Бёну, умолять его простить. Он был готов сделать всё, что угодно, лишь бы его отпустила вся эта ситуация. Он был настолько заведен всем этим, что никак не мог сообразить, что вообще должен делать, без конца напоминая себе, что нужно глубже дышать. Тело потянулось к двери, но Пак вовремя себя остановил, возвращаясь обратно к раковине. Он снова взглянул на себя и скривился, зажимая рот рукой. Слёзы продолжали течь, всё его лицо было красным, глаза постоянно заплывали… Как он смеет подходить к мужчине в таком состоянии? Как он вообще может его тревожить этим дерьмом? Это только дело Чанёля. Да, это был всего лишь кошмар, но он показывает страхи парня. Говорить об этом совершенно не хотелось, это не подлежит обсуждению! Ноги подкашивались, наливаясь свинцом. Ёль сел на крышку унитаза и прижал ладонь к груди, намеренно вдыхая и выдыхая в определённом ритме. Разболелась голова, казалось, что не хватает воздуха, но выходить из ванной к окну он сейчас бы не рискнул. Парень сильно закашлялся и приобнял себя руками, склоняясь корпусом к коленям. Он дышал, дышал, дышал, а слёзы продолжали течь без причины. Казалось, эмоции отступили, но влага заполняла глаза и сделать с этим что-то было невозможно. Рассудок прокручивал в голове сказанное мужчиной, его выражение лица стояло перед глазами, мысленно Ёль пытался проиграть другой вариант произошедшего, но всё равно всё сводилось к его уходу. Бёна не остановили даже его слова о любви. Да что там… Парень зажмурился и с силой закусил губу, пытаясь заткнуть голос в своей голове. Какой же он мнительный… ублюдок. Чанёль стиснул зубы и зарычал сам на себя: даже во сне он не переставал считать себя мнительным. Бён действительно может устать от того, что он постоянно накручивает себя. Немедленно нужно что-то делать, исправлять это, бороться с собой, идти против себя. «Нужно что-то делать» — пульсировала мысль в голове. «Я люблю его, а он любит меня. Всё в порядке, всё будет хорошо. Я справлюсь», — в конце пообещал себе парень, а потом вспомнил бёновские слова и горько зарыдал, накрывая лицо руками: «…даже тем, кого ты любишь больше всего на свете, иногда просто любви недостаточно».