Дипломник

Чанёль не знает, во сколько заснул мужчина, но он подозревает, что тот и вовсе не спал. Бён выглядит ужасно уставшим, абсолютно не выспавшимся. Это неудивительно, учитывая, как прошла первая ночь дома. Парень ещё не рискует подниматься с постели. Он только открыл глаза, а уже видит Бёна около дальнего окна, раскрытого нараспашку. Интересно, он когда-нибудь перестанет курить?.. Пак замучил его и осознает это. Возможно, ему не стоило так спешить с выпиской? Боль-то не прекратилась. Возможно, стоило остаться в больнице до понедельника или вторника?.. Бёну пришлось просидеть с ним почти всю ночь. Сам Чан заснул ближе к четырём утра, когда спала температура, и понизился градус боли. Бёдра ныли, изредка пробивая импульсами, когда он двигался. Возможно, он заснул от усталости, не выдержав напряжения. Он плохо видит по утрам, ему совсем не хочется опускать голову вниз и как-либо двигаться, но Пак всё же пытается проморгать пелену. Хочется видеть мужчину, а не только чувствовать нескончаемый запах сигарет. И всё же Бён подходит сам: садится совсем рядом справа и упирается левой рукой в постель, склоняясь над ним.       — Ещё рано, — говорит он, — засыпай, Чанёль.       — Который час?       — Десять.       — Я не могу больше лежать и двигаться не хочу, — усмехается он. — Ты хоть немного поспал?       — Немного — поспал, — кивает мужчина. — Будем подниматься? Ёль слабо улыбнулся.       — Будем. Двигаться абсолютно не хотелось, но было нужно. Ему нельзя лежать, ему нужно двигаться настолько много, насколько он сможет, но не в ущерб общему состоянию. Аккуратно, с помощью чужих рук, Чанёль сначала сел, шипя от движений, а потом максимально медленно спустил сначала одну ногу, затем другую. Боль была, но еле заметная. Скоро она нарастет с большей силой, но к тому времени он успеет принять таблетки и уравновесит своё состояние. Чанёль не хотел думать, что может появиться новая причина этой боли. Его осматривал невролог и травматолог, но боль усилилась накануне выписки. Вероятно, ему придётся пройти новые обследования, сдавать анализы… Ёлю не хотелось думать, сколько это всё может стоить. Ему вообще об этом не хотелось думать. Чанёль сам дошёл до ванной, кривясь от ощущений, но всё же смог стать под душ и привести себя в порядок без чужой помощи. Дверь в ванную, однако, была нараспашку открыта. «В случае чего» — произнёс мужчина, выразительно взглянув на него. Договаривать он не стал, и так ведь всё было понятно. Сложности начались с бельём и штанами, потому что нужно было поднимать ноги. Но и это ему удалось преодолеть. С каждым шагом, казалось, становилось легче двигаться. До кухни Чанёль дошёл без происшествий, устало сел на стул и понял, что обессилел. Что ж, уже неплохо.       — По-моему, мне стоит больше ходить, — заметил Чан.       — По-моему, тебе нужно больше отдыхать и меньше двигаться, — возразил Бён, ставя перед ним тарелку с едой. — Ты практически не лечился: что там от тех мазей, они только рёбра спасают. Они-то хоть меньше болят? — Ёль кивнул. — Это радует. Будем надеяться, что боль — это всего лишь последствия удара. Чоа говорила, что воспаление может продлиться какое-то время, но к понедельнику должно ослабнуть. Впрочем, какая разница — всё равно же к врачу пойдём.       — Мне нужно будет идти в студенческую больницу, — напомнил Ёль. — Ты не сможешь пойти со мной. Бён тяжело вздохнул, отклоняясь на спинку стула.       — Я забыл, — произнёс он, на мгновение прикрыв глаза. — Сестра не сможет пойти с тобой?       — Она была в отпуске совсем недавно, — покачал головой Чан, опуская взгляд на тарелку. — Родителей просить не хочу. Я думаю, ты понимаешь, почему. Так что я справлюсь сам.       — Ты не справишься сам, Чанёль, — качнул головой Бён. — Я не собираюсь бросать тебя там одного.       — Будем ходить вместе в телефонном режиме, — улыбнулся Ёль, мельком взглянув на собеседника.       — Ты смеешься надо мной? — вздёрнул бровь Бён, совершенно не оценив его предложение. — Я подумаю над решением этой ситуации.       — Я могу и сам — в этом нет никакой проблемы.       — Проблема есть, — резко ответил мужчина, — но ты отказываешься её замечать. К понедельнику что-то прояснится, так что не нужно громких слов. Мы не знаем, как ты будешь себя чувствовать завтра, не говоря уже о сегодняшнем дне. Он поднялся с места и двинулся к плите, оставляя Чанёля неловко ковыряться в тарелке. Пак храбрился, но понимал, что в случае чего ему может стать плохо, и что тогда?.. Мужчина переживал о нём сильнее, чем сам парень. В этом не было ничего удивительного, но всё-таки резкость можно было и поубавить.       — Я просто надеюсь, что всё будет хорошо, — тихо продолжил мужчина, поставив турку на конфорку. — То, что я видел ночью, никак не вяжется с тем, что говорила Чоа. Но я надеюсь, что это лишь последствие вчерашнего дня — тебе пришлось много ходить, напрягаться, нервничать и ты сильно устал. Я не хочу думать, что это будет беспокоить тебя на постоянной основе, потому что испытывать боль и наблюдать за ней — это разные вещи, Чанёль. Я ничем не смогу тебе помочь.       — Зато я не один, — улыбнулся Чанёль. — Если бы я был один — всё было бы намного хуже, но мне есть, к кому прийти, есть, куда вернуться, есть, кому обо мне позаботиться, даже если боль от этого не уйдёт.       — Звучит философски, — заметил Бён, на мгновение обернувшись с улыбкой на губах, — не находишь? «Нахожу» Спешить было некуда. Чанёль медленно ел, пока мужчина пил свой кофе, отказав позволить ему отпить хотя бы один глоток. Парня ждал стакан воды, ведь даже чай пока был под запретом. Чан помыл за собой посуду и встряхнул руки от воды, вздрагивая от неожиданного звука из спальни — зазвонил телефон. Бён молча поднялся из-за стола и двинулся к комнате, но обратно не вышел. Высушив руки о полотенце, Ёлю пришлось идти туда самому.       — Да, я понял, — донеслось до него. — Что ты им сказала? Парень зашёл в комнату, в тот же момент зазвонил его телефон. Чанёль двинулся в его сторону, но мужчина жестом остановил его, обходя кровать и выключая звук звонка. Ёль подошел к кровати и сел, в ожидании уставившись на Бёна. Сказать, что его удивило поведение мужчины — ничего не сказать. Бён сжал телефон в руке и отошел к окну, где выслушал ответ и выдохнул:       — Придерживайся той же версии: сам выписался, сам уехал, куда — не знаешь… Да, спасибо тебе. «Сам выписался, сам уехал?..»       — Что случилось, Бэкхён? Кто звонил и тебе, и мне? Бён слабо вздохнул и положил оба телефона на подоконник, чтобы открыть окно нараспашку.       — Не думаю, что сейчас подходящее время для подобных ситуаций.       — Не понял, — нахмурился Ёль. — Кто звонил?       — Чоа звонила, — ответил Бён — ты правда хочешь знать, что произошло?       — Догадываюсь, — слабо скривился парень, отводя взгляд. — А мне кто звонил?       — Юра.       — Тогда всё понятно, — грустно усмехнулся Пак, поднимаясь с места, чтобы подойти ближе. — Чего они хотели? Мужчина дёрнул головой, черты лица ожесточились, губы растянулись в усмешке. Бён был недоволен, возможно, зол, и это не распространялось на парня. Мягко улыбнувшись, Чан протянул руки к чужому телу и обнял мужчину за пояс, упираясь лбом в чужое плечо.       — Я не хочу, чтобы ты расстраивался, Чанёль.       — Ты опоздал, — хмыкнул парень. — Я не прошу рассказать, что было в день аварии. Я прошу рассказать, что они сделали сейчас.       — Одно хуже другого, — вздохнул Бён. — Твоя мать приехала в больницу и устроила скандал из-за того, что тебя выписали без её ведома. Чоа дала ей мой номер и объяснила, что я друг, который часто тебя навещал. Твоего номера телефона у неё всё ещё нет, для неё ты пропал. «Пропал?» Чанёль чувствовал себя брошенным семьей и недолюбленным матерью. За отношение матери к нему и случившемуся было обиднее всего. Заслужил ли он это?.. Объятья стали взаимными. Парень слабо улыбнулся и стал ещё плотнее, соприкасаясь всем телом. Позади снова зазвонил телефон, на этот раз чанёлевский, но принимать вызов абсолютно не хотелось. Чанёлю хотелось лечь в кровать и накрыться с головой одеялом — больше ничего. Ему было беспокойно и неприятно от того, что произошло, но он не чувствовал себя удивлённым или ошарашенным. После всего того, что произошло недавно и ранее, Пак не удивлялся чужим действиям.       — Юра, — оповестил Бён.       — Я должен поговорить с ней?       — Ты не должен делать то, что не хочешь, или то, что может расстроить тебя. Парень отстранился и повернулся к подоконнику, внимательно оглядывая имя, высветившееся на экране.       — Я не понимаю, — признался Ёль, взяв телефон в руку, — Юра знает, что я дома, так почему она ничего не сказала маме? А, — вспомнил он, — они ведь поссорились… Он всё-таки принял вызов и двинулся к кровати.       — Привет.       — Привет, Чанёль, — вздохнула Юра, — у тебя всё нормально? Почему не снимал вызов?       — Потому что ты звонишь по поводу родителей, а мне совсем не хочется об этом разговаривать.       — Как ты узнал? — удивилась сестра. — Она же не могла тебе позвонить — я не давала номер!       — Она вообще знает, что у меня новый телефон?       — Нет, я ничего не говорила.       — И не говори, — решил Чанёль, сев на постель. — Сейчас она злая и раздраженная, я не хочу её слышать, Юра. Дай мой номер позже, дня через два-три, когда она успокоится.       — Мы снова поссорились, вряд ли мы будем общаться в ближайшее время. Пока она не услышит от меня извинений — первый шаг не сделает.       — Неудивительно. Это преследовало и меня. Сестра вздохнула. На фоне послышался мужской голос с просьбой о помощи. Чан поспешно попытался попрощаться и слегка скривился после чужого: «Может, поживёшь немного у меня?»       — Нет, спасибо. Здесь мне будет лучше.       — Ты всегда можешь приехать в любое время, — напомнила Юра, следом прощаясь. Парень устало отбросил телефон на кровать и потёр лицо руками. Что они делают с ним? Как могут так поступать? Чанёль не нуждается ни в чьей помощи, кроме бёновской. Кажется, Юра должна была это понять. Неужели того разговора в больнице было недостаточно для того, чтобы объясниться?! Сколько ещё он должен терпеть такое неуважение к Бёну и себе. Неужели она и правда думала, что он будет терпеть, если с ним будут плохо обходиться? Она до сих пор видит в нём несмышленого ребенка… Снова прозвучал звонок.       — Блять, — вздохнул Чанёль, оборачиваясь к мужчине, — давай выключим телефоны? Бён усмехнулся, взяв в руки телефон.       — Подозреваю, что это не поможет. Неопознанный номер. Делаем ставки?       — Это моя мать — сто из ста. Я выиграл, — раздраженно проговорил Чан, поднимаясь с места, чтобы забрать телефон.       — Ты не должен с ней разговаривать. — напомнил мужчина, отодвигая руку назад.       — Она будет переживать.       — А до этого, значит, она не переживала, когда ты еле языком ворочал на больничной койке? — недовольно взглянул на него Бён. — Что ты несешь, Чанёль? Парень нахмурился, требовательно вытянув руку, чтобы в неё вложили телефон. Безусловно, разговаривать сейчас с ней не было желания, но хотя бы успокоить, дать ей услышать свой голос, Чанёль был обязан. Это даже не обсуждалось. Она могла переживать о нём! Да, она плохо себя повела, но разве она заслуживает оставаться в неведении?!       — Телефон, Бэкхён, — потребовал Пак. — Я обязан с ней поговорить.       — Не думай, что она скажет тебе что-то хорошее, — хмыкнул мужчина. — Сильнее расстроишься и только.       — Она моя мать, — напомнил парень.       — Ты ей ничем не обязан, — твёрдо произнёс Бён, приложив ладонь к его лицу. — Прекрати идти у неё на поводу.       — Но она моя мама, Бэкхен.       — Это не оправдание тому, как она к тебе относится, глупый ты ребенок. Коротко поцеловав его в лоб, мужчина вышел из комнаты, оставляя его с звонящим телефоном в руке. Он и правда оправдывает её? Неужели он пытается её таким образом простить?.. Чанёль провел пальцем по зеленой точке, сам до конца не осознав, что принял вызов.       — Алло! Кто это? Где мой сын? — сразу же послышался истеричный тон.       — Привет, мам, это я.       — Пак Чанёль! — возмущённо воскликнула женщина. — Где тебя носит? Почему я приезжаю в больницу, а тебя там нет?       — Меня выписали, я вернулся к себе домой.       — Твой дом рядом с нами, а не у какого-то друга! Как ты мог уехать, не предупредив свою семью? Мы не так тебя воспитывали, Чанёль! Пак не ответил. С той стороны связи отчётливо было слышно гул какого-то транспорта, чужие разговоры… Должно быть, она всё ещё около больницы на остановке? Или она уже куда-то едет?.. Но куда?..       — Не смей молчать! Я с тобой разговариваю, Пак Чанёль!       — А ты? — вопросил парень, становясь у открытого окна. — Как ты могла уехать, не дождавшись, пока я очнусь? А если бы я умер?       — Мы поговорили с врачами и уехали, когда полностью убедились, что с тобой всё в порядке! Не смей делать нас виноватыми.       — Вы уехали, мама. Нормальные родители так не поступают. Нормальным родителям наплевать на работу, а не на своих детей, лежащих в больнице!       — Да как ты смеешь! — она едва не задохнулась в крике. — Мы столько делаем для тебя! Лезем из кожи вон, лишь бы обеспечить тебя и твою сестру! Как ты можешь говорить такое?!       — Вместо всего того, что вы делаете для нас, лучше бы просто проявили свою любовь и уважение.       — Любовью сыт не будешь, — обрубила мать. — Мы стараемся обеспечить вас настолько, насколько это возможно. Обеспечить?.. Сестра с отцом помогали оплачивать ему лишь общежитие. Порою он недоедал, экономя деньги на одежду или ради того, чтобы позволить себе сходить в кафе с друзьями. Он всегда испытывал стыд, придумывая отговорки. Ему никогда не хватало стипендии на проживание, на распечатку курсовых, индивидуальных и других учебных работ. Он всегда нуждался в деньгах, а теперь что…       — Я ни копейки от тебя не получил, — напомнил Чанёль, — ни разу за три года обучения я не попросил у тебя денег. Кроме твоей любви мне ничего не было нужно.       — Разве я плохо с тобой обращалась? Разве я не любила тебя? Тебе напомнить, как мы с отцом намучились с тобой? Как мы с отцом выхаживали тебя в детстве, оплачивали твоё лечение и бесполезного психолога?! Вспоминать прошлое, пытаясь показать свою значимость?.. Боже, что творится с этой женщиной! Парень едва держал себя в руках, чувствуя, как колотится сердце в груди. Всякий раз, когда ему приходилось повышать голос, он чувствовал себя уязвимым и неосознанно подвергался чувствам. Страх овладевал им, мысли в голове путались и он боялся, что мог сказать что-то не то или выразиться как-то не так.       — Он научил меня жить заново, в отличие от вас! Никакой заботы — только упрёки и недовольство тем, что я не могу зайти на кухню без истерики!       — Не смей так со мной разговаривать! Мы не о прошлом сейчас разговариваем. Ты сам во всём виноват, Чанёль. Не будь аварии, не было бы этого разговора.       — Мама, ты сама себя слышишь вообще? — Чанёль сжал челюсть. — Я попал в больницу не с простудой, я…       — Не я толкала тебя под машину, Чанёль! — воздух выбило из лёгких. Парень скривился от боли и упёрся ладонью в подоконник, понимая, что не удерживает себя на ногах. — По сторонам смотреть надо, прежде чем переходить дорогу! В трубке резко послышалось объявление об отправлении поезда. Она уезжала. Уезжала, даже не попробовав найти его. Даже не попытавшись попросить встретиться и удостовериться в том, что с ним всё в порядке.       — Ты уезжаешь, — обессилено выдохнул парень.       — Раз ты позволяешь себе так разговаривать со мной, спорить и обвинять, значит с тобой действительно всё в порядке, — резко откликнулась мама. — Подумай над своим поведением. Совсем от рук отбился. Я напомню тебе одну важную вещь: нет никого важнее твоей семьи и родных, Чанёль. Когда тебя бросят все — куда ты пойдёшь? Естественно, домой. «Сомневаюсь» — хотел ответить Пак, но сдержался, сжав губы.       — Всё, мне некогда. Мой номер у тебя есть, позвони, когда образумишься. Чанёль понял, что вызов сбросили, и двинулся к чужому рабочему месту, обессилено плюхаясь в кресло. Он отложил телефон на стол и аккуратно прислонился к спинке, расслабляя тело. Сказать, что было обидно — ничего не сказать. Ему хотелось плакать, глаза наполнились влагой, но он знал, что ничего не изменится. Ему не нужно было выпускать эмоции — он должен пропитаться ими и не забывать, что сказанное матерью показывает истинное её отношение к нему. Он всегда был и будет брошенным и никому ненужным ребенком с огромным багажом проблем. Бён подошел незаметно. Стал перед ним и обхватил его ладошку, спокойно глядя в глаза.       — Любовь спасёт твой мир от дерьма и… родителей. Чан усмехнулся, едва не подавившись болью в рёбрах. Устало выпрямившись, он поднял на мужчину глаза:       — О, спасибо тебе, старый хитрый волшебник, — усмехнулся Ёль.       — Не понял, — нахмурился Бён, подходя ближе, чтобы приобнять за плечи.       — Дамблдор так говорил. Он считал, что любовь сильнее всякой другой магии.       — Не думал, что доживу до того момента, когда ты начнёшь делать отсылки из сказок, которые я никогда не запоминаю.       — Это не сказка, — улыбнулся парень, прислоняясь щекой к чужому животу и обнимая мужчину за пояс руками, — и ты не забываешь — ты невнимательно смотришь. Не значит ли это, что нам срочно придётся его пересмотреть?       — Ты хотел сказать «переслушать»?       — Да, именно это я и хотел сказать. Ладони на плечах ощущались по-другому. Ласковые поглаживания по волосам и спине были наполнены мягкостью и желанием подарить покой. Парень был благодарен мужчине настолько, насколько это было возможно, и в то же время понимал: он бы не отказался, если бы мама обняла его точно так же.       — Если бы ты мог, ты бы простил своих родных, Бэкхён?       — Прошло много времени, — вздохнул мужчина, — мы потратили годы на ругань, ложь и обвинения, вместо того, чтобы договориться или хотя бы попытаться друг друга понять. Даже спустя столько лет их глаза закрыты. Люди, которые не предприняли попытку измениться, не заслуживают прощения.       — И тебе без них совсем не плохо?       — С ними мне ещё хуже. Слабо улыбнувшись, Чанёль отстраняется и поднимается с места. Он целует Бёна без каких-либо намерений. Он целует его просто чтобы поцеловать, но чувствует отдачу, от которой всё скручивается в животе. Мужчина приобнимает его за спину, прижимает ближе к себе, вынуждая поддаться чувствам. И всё же Бёну удаётся успокоить его, сбивая с плохих мыслей. У парня горят щёки и хочется быть ещё ближе, хочется, чтобы тело медленно сдалось в чужой плен.       — Ты это специально, — вздыхает Ёль. Мужчина приподнимает уголок губ, мягко глядя на него, а потом снова коротко целует, погладив по щеке.       — Давай посмотрим твои мультики, а потом поедем в магазин? — предложил Бён, отходя, но придерживая парня за руку.       — Это не мультики, Бэкхён, — улыбнулся Пак. — И… разве ты не хотел сказать «послушаем»?       — Ладно, подловил, — подмигнул мужчина, подводя его к кровати. — Тебе что-нибудь принести? Хочешь чего-нибудь? Чанёль улыбнулся, аккуратно опираясь спиной на изголовье кровати. Бён со вздохом сел за стол и включил ноутбук, ожидающе уставившись на экран.       — Я много чего хочу, — отметил Ёль, вынуждая мужчину поднять на него взгляд, — и всё это касается тебя. Чужих губ коснулась едва заметная улыбка, но глаза оставались по-прежнему выразительными. Жгучими, яркими, неописуемыми.       — Выздоравливай, Чанёль, — усмехнулся мужчина, — выздоравливай.