Любимчик

      Пригнувшись, как вор, прокрадываюсь вдоль идеально подстриженных кустов к другой стороне загона для собак. Останавливаюсь у стены и осторожно выглядываю. Заводчика Чарли не видно. Он не донесет на меня Озвеллу, но чем меньше свидетелей, тем лучше.       Доберманы засуетились. Кто-то залаял.       Ну, вот. Не могут тихо.       Осторожно подхожу к сетке-рабице, за которой бегает восемь собак. Их всего десять, видимо, двое лежат в домике. Сразу подбегают и нетерпеливо тыкаются в сетку мордами, жадно принюхиваясь.       — Тише вы! — шикаю на них. — Сейчас всех угощу.       Самое сложное — раздать еду так, чтобы никого не обделить. Сначала я путался. Псы казались одинаковыми, но благодаря Чарли, научился различать и уже знал каждого подопечного по имени. Эта более поджарая — Софи. С порванным кончиком уха — Джордж. А вот самый первый — Бобби. С него и начнем.       Разворачиваю салфетку. В ней бутерброды с гусиным паштетом. Попросил кухарку Марту сделать для меня, но на самом деле решил взять собакам. Простой хлеб они не едят — их хорошо кормят специальными кормами и мясом. А вот паштет им понравился. Кусочки хлеба заранее порезал на ломтики, чтобы не отламывать и, как следствие, не пачкаться, а еще, чтобы всем хватило.       Осторожно просовываю лакомства сквозь ячейки сетки. Доберманы тут же хватают, отпихивая друг друга. Улыбаюсь. Главное, не остаться без пальцев, как шутит Чарли, но я уже наловчился.       Шерсть блестящая, уши и хвосты у всех тщательно купированы — благородство породы во всей красе. Днем доберманы большую часть времени проводят в загоне, а ночью их выпускают бегать по территории поместья.       Носы холодные и мокрые. Глаза черные и блестящие. Забавные. Кого-то бы они напугали, но мне не страшно, хоть они немногим меня ниже, а если встанут на задние лапы, то будут выше.       Крупные, сильные псы. Клыки белые, что явно говорит о здоровье.       Два с половиной месяца назад Дора ощенилась. Принесла пятерых щенят. Чарли сказал, что оставит только двух, а остальных продаст. Заводчик в шутку называет «продажных» Первый, Второй, Третий, потому что имена все равно дадут новые хозяева. А вот Дюк и Ларри останутся.       Они такие забавные с висячими ушами! Щенки имеют выход в отдельный загон, чтобы взрослые собаки их не беспокоили. Там же сидит и Дора.       Закончив угощать собак, прохожу вдоль сетки к отгороженной изнутри части загона. Какое-то время доберманы бегут за мной, а потом разбегаются по своим делам, поняв, что вкусняшек больше не будет. Загон приличный, им хватает места порезвиться.       Останавливаюсь.       Три щенка бегают друг за другом, а два ползают по матери, которая лежит в тени возле деревянного домика, где животным насыпают корм и они могут укрыться от непогоды.       Дюк выделяется на фоне других — он шоколадного цвета, а не черный, как остальные. Сначала Чарли хотел его продать, но мне щенок так понравился, что мы его оставили. Это было нашим с заводчиком маленьким секретом.       — Дюк! — зову я и опускаюсь на корточки возле ограды. — Ко мне!       Хлопаю ладонью по бедру.       Откликаются сразу все и это несколько обескураживает. Несутся всей ватагой. Подбегают к сетке. Опираются лапами. Смешно махают некупированными хвостиками и тыкаются в пальцы мокрыми носами.       Щенков Чарли докармливает кусочками мяса, молоком и кашами. Я стащил с кухни пару больших ломтей колбасы. Чарли бы вряд ли одобрил, но запирает каморку, где хранит корма и есть холодильник для мяса. А сейчас заводчика нет, скорее всего, ушел обедать. Но мне нравится, когда никто не мешает находиться рядом с вольером и наблюдать за доберманами.       А сегодня я специально улучил время, когда Чарли не будет. Потому что хочу вытащить Дюка из вольера, чтобы поиграть. Проблема только одна — Дора. Но, думаю, смогу решить. Вчера спрятал в лопухах на углу вольера ошейник и поводок, что стащил у Чарли в пристройке.       Встаю.       Разрываю салфетку пополам и заворачиваю в нее по куску колбасы. Один оставляю на листе лопуха, чтобы скормить Дюку. А второй отдам Доре, чтобы отвлечь, пока одеваю ошейник.       Только куда положить лакомство, чтобы не мешало?       В нагрудный карман рубашки класть не хочется. Спрятать в карман брюк более разумный вариант, даже, если испачкаю, окажется незаметно. Опускаю в карман.       Иду к тайнику с ошейником. Наклоняюсь, раздвигаю лопух и вытаскиваю «клад».       Теперь дело за малым: войти внутрь.       Подхожу к вольеру. Металлическая дверка закрыта на задвижку вровень с лицом — тянуться не придется. Берусь и пробую открыть. Поддается туго, и приходится приложить усилия. Еще немного — щелчок — и все. Путь свободен. Извлекаю кусок колбасы из кармана.       Щенки бегают по другую сторону и повизгивают. Жаль, что не захватил на всех.       Дора не спускает с меня глаз и продолжает лежать. Почти каждый день прихожу сюда под предлогом прогулки, так что собаки ко мне привыкли. Территорию имения изучил уже всю — за забор без разрешения Озвелла выходить нельзя. Могу покинуть территорию только вместе с приемным отцом. А здесь не так много развлечений: любимые места — это старый фонтан в центре парка и загон с собаками. В последнем веселее всего. Каким-то чудом удается держать это от Озвелла в тайне. Или он знает, но не делает замечаний, в чем сомневаюсь. Раньше я не приходил сюда так часто, но с рождением щенков все изменилось. Они такие хорошенькие и смешные, что просто наблюдать за ними доставляет радость. А еще только здесь я не чувствую себя одиноким.       Осторожно толкаю калитку внутрь. Щенки тут же норовят выскочить, но останавливаю самых резвых коленом и проскальзываю внутрь. Прикрываю дверку.       Мать щенят тут же настороженно поднимается на лапы.       — Дора, тихо! Это же я! Не бойся, — делаю попытку успокоить собаку и сую руку в карман за лакомством.       Закрадывается мысль, что если она пойдет на меня, то лучше успеть ретироваться. Но Дора продолжает стоять и внимательно наблюдать за мной. Щенки топчутся по ногам и хватают за брючины. Не обращаю внимания.       Разворачиваю кусок колбасы.       — Дора! Лови!       Кидаю лакомство, целясь так, чтобы она смогла поймать в воздухе. На миг, кажется, что затея не удастся, и псина проигнорирует угощение, но в последний миг изворачивается и хватает колбасу в воздухе. Начинает с аппетитом жевать.       Знаю, что Чарли учит их не поднимать еду с земли. Но из рук хозяев — это другое дело. Хотя, чувствую, мое поведение идет в разрез с дрессировкой, что применяет Чарли.       Иногда посещает предательская мысль стать заводчиком доберманов, как Чарли — это очень интересно. Он столько всего знает о собаках — его можно слушать часами. Но догадываюсь, Озвелл не одобрит. Я стану врачом и бизнесменом, как он. Потому, что в великом роде Спенсеров сын продолжает дело отца. На миг мысль угнетает, но отвлекаться некогда.       Поудобнее перехватываю ошейник, который еще вчера расстегнул и разобрался в застежках. Поводок к нему тоже прицепил загодя. Выдыхаю и начинаю смело приближаться к собаке. Чарли говорил, что главное, не показывать животным страх и неуверенность. Наоборот, надо выставить себя вожаком, чтобы они понимали с кем имеют дело и подчинялись.       Щенки игриво наскакивают и покусывают за ноги. Отвлекают. Чуть не спотыкаюсь об одного, но успеваю перешагнуть. Дора дожевывает колбасу и глотает.       Тут же раскрываю ошейник и обнимаю им шею собаки. Вожусь с застежкой. Шея мощная, мускулистая. Собака дышит шумно. Не сопротивляется. Затем опускает голову и утыкается носом в карман, где лежала колбаса.       — У меня больше нет, — признаюсь, наконец, застегивая ошейник.       Отхожу и тяну за поводок. Но она стоит, только поводит острыми ушами.       — Дора, — выходит не строго, а умоляюще. Злюсь на себя. — Дора! Пошли.       Тяну сильнее. Надо довести ее до ограды и привязать, потому что больше не за что.       Наконец, доберман поддается и, нехотя, идет за мной. Вокруг нас прыгают щенки. Один довольно ощутимо хватает меня за голень.       — Ай! Что вы такие зубастые! — возмущаюсь.       Дора щурится от солнца и снова замирает. Теперь доходит, почему она упирается — доберману не хочется на солнце. Но я упрямый. Тяну собаку за собой. Она сильная. Сплошные мышцы.       Со стороны казалось, что смогу увести на поводке любого добермана. А тут вышла загвоздка.       — Дора! — сую руку в карман, решая обмануть собаку. — А у меня лакомство! Иди сюда.       Она заинтересованно смотрит и делает шаг ко мне. Тяну поводок к ограде, но полметра не достает, чтобы пропустить его через ячейку сетки.       Вытаскиваю кулак из кармана, будто бы в нем что-то есть.       — Иди ко мне! Вкусное дам, — маню.       Дора подходит ближе и тыкается носом в кулак. Обнюхивает. Раскрываю пальцы, но на ладони пусто. Доберман обиженно фыркает. На мать прыгает один из щенков. Она поджимает лапу, наклоняет голову и лижет кутенка.       Мы почти у ограды. Теперь должно хватить. Просовываю петлю поводка между прутьями. Пытаюсь просунуть внутрь, чтобы завязать узлом, но Дора начинает отходить, поводок натягивается и задача становится нерешаемой.       Снова вцепляюсь в поводок, но собака отходит все дальше. Не подчиняется! Своему хозяину.       — Меня здесь все должны слушаться! — злюсь и не пускаю Дору. Но она мотает головой, упирается и не хочет идти на солнцепек.       Теперь так стоять?!       Силы неожиданно оказываются равны.       Щенки, путающиеся в ногах, начинают раздражать. Затея все больше кажется безнадежной.       — Ну, пожалуйста, Дора, иди сюда! — прошу. — Что ты такая вредная.       Один из щенков опирается на меня лапами, сталкиваю его рукой, ослабляя хватку. Дора этим пользуется и отступает обратно к деревянной стене вольера, таща меня за собой.       Кажется, что хуже уже не будет, но спотыкаюсь обо что-то и падаю на колени. Поводок выскальзывает из рук.       Щенки радостно тяфкая налетают на меня, думая, что хочу с ними поиграть. Тут же вскакиваю, чтобы не быть растоптанным.       Дора проходит обратно и ложится.       Совершенно не годится!       Охватывает досада.       Ладно, лежи. Будь, по-твоему, сдаюсь.       Взгляд замечает щель между досок. Отлично!       Подхожу к собаке. Поднимаю край поводка и начинаю заталкивать в щель пальцем. Получается. Сложнее всего, оказывается, пропихнуть заклепку петли, но и это удается, проведя ее к самой широкой части щели.       Щенки здесь особо не досаждают — они снова носятся по вольеру, возясь друг с другом.        Когда миссия оказывается выполнена, хоть и не так, как планировалась вначале, отхожу от Доры.       Неизвестно, насколько ее удержит поводок, забитый в щель между досок, так что у меня мало времени.       Дюка спутать с другими невозможно. Прохожу осторожно к щенкам и, когда любимчик подбегает ко мне, наклоняюсь, хватаю на руки.       Дора тут же настораживается, а я бегу к двери. Щенок тяжелый, тычется в лицо, лижет в подбородок. Мать вскакивает, когда подбегаю к калитке, чудом не споткнувшись о других щенков. Одной рукой держу «шоколадного» песика, другой — открываю калитку.       Дора начинает идти ко мне, поводок вырывается из щели, но петля застревает и задерживает собаку.       Успеваю выйти и прикрыть калитку.       Уф, даже запыхался.       — Тихо, Дюк, успокойся, — глажу щенка и опускаюсь с ним на траву рядом с лакомством.       Беру колбасу. Разворачиваю и, разломав, скармливаю любимцу. Он смешно чавкает и лижет пальцы. Улыбаюсь.       Жаль, нельзя взять его в особняк. Надо будет слазать на чердак и поискать в сундуке со старыми игрушками. Если найдется мячик — это будет здорово.       Вдруг, слышу, как кто-то подходит.       Леденею, потому что это не Чарли. Тот всегда окликает заранее.       Озвелл!       Во рту становится сухо. Жизнь окончена: я же выгляжу непозволительным образом. Сейчас должен сидеть на скамейке в парке и прилежно читать книгу, а я…       Виновато поднимаю взгляд и вижу… дворецкого.       Мужчина с седыми бакенбардами на старинный манер — Спенсер нанял его из Англии — и в темно-малиновом костюме смотрит на меня жалостливо.       Несколько отпускает. Получается выдохнуть.       — Сэр, мистер Спенсер зовет вас к ланчу. Вы уже опаздываете.       Чуть не выпускаю щенка.       Какой же болван! Как мог забыть про время…       Сую руку в карман, чтобы достать наручные часы (ремешок великоват и, чтобы не болтались на руке, обычно ношу их в кармане), но там пусто!       Внутри снова все холодеет.       Хлопаю себя по другому карману.       Потерял.       Это конец.       Озвелл не терпит две вещи: когда я опаздываю и что-то теряю. А сейчас просто комбо.       На самом деле Спенсер не любит, когда его обманываю, чавкаю за столом, долго не сплю, неаккуратно одет, лохматый, мямлю при ответах на домашнее задание… Список длинный.       — Роланд, кажется, я часы потерял, — жалуюсь. — Сможешь найти?       — А где вы их потеряли, сэр?       — Не знаю.       Может, в вольере. Кошусь туда. Не замечаю пропажи на траве, но щенки затопчут, что угодно.       — Альберт, давайте, вы сначала посетите ланч, а потом мы вместе с вами поищем пропажу.       Киваю. Роланд говорит дело.       Поднимаюсь на ноги, беру на руки щенка.       — А Чарли вам разрешал с ним играть? — вдруг спрашивает назойливый дворецкий.       — Да, — вру.       Подхожу к калитке, приоткрываю и опускаю на землю Дюка.       — Беги, играй, — толкаю любимца в вольер.       Внезапно перед лицом вырастает морда Доры.       Успеваю резко захлопнуть калитку в последний момент. Вряд ли бы она меня укусила, но, если бы вышла, то я без Чарли не загнал бы ее обратно.       Пробую закрыть задвижку, но она не поддается.       — Давайте, я вам помогу, сэр, — услужливо предлагает дворецкий и запирает дверь.       — Спасибо, Роланд, — благодарю.       — Вы испачкались, сэр, вам стоит пойти переодеться.       — Ой… — смотрю на себя.       Брюки в мусоре, земле и отпечатках собачьих лап.       Если Спенсер увидит меня таким, лучше сразу провалиться под землю.       — Вам дать платок, сэр?       — Да, — киваю. — Некогда переодеваться…       Роланд достает аккуратный треугольник носового платка и подает.       Принимаю и начинаю смахивать пыль с брюк.       — Роланд, пожалуйста, только не говори Озвеллу, где я был! — прошу, продолжая отряхиваться.       — Не буду, сэр. Понимаю, я тоже люблю собак, — произносит снисходительно.       — Спасибо, — от души благодарю, — И про часы не говори, а то он меня убьет!       — Не скажу, Альберт. Можете быть спокойны.       Ко мне все лучше относятся, чем мистер Спенсер. Наверное, потому что я сирота или просто любят детей.       — Спасибо, — отдаю платок дворецкому. — Пока Дюк!       Бросаю прощальный взгляд на любимца и бегу в сторону особняка напрямик через газон.       Это тоже неправильно. Даже, если опаздываешь, не стоит терять лицо. Бегать — это удел простолюдинов. Чувство собственного достоинства… но мне на него сейчас плевать.       Несусь, как только позволяют ноги.       Наконец, виднеется крыльцо. Проскакиваю между аккуратными квадратами кустов и выбегаю на дорожку, мощенную плиткой. Взбегаю по ступеням крыльца, тяну тяжелую створку двери и вваливаюсь внутрь, тяжело дыша.       Теперь только дух перевести. Вдох-выдох. Сердце стучит, как бешеное. Еще от страха перед тем, что Озвелл отругает за опоздание.       Как же мог забыть посмотреть на часы! Все Дора виновата. Отвлекла.       Спенсер точно уже в столовой.       Трусцой подбегаю к дверям и замираю. Надо отдышаться.       Поспешно приглаживаю волосы, одергиваю рубашку. Смотрю на помятые брюки. О ковер вытираю подошвы ботинок.       Ощущение такое, что иду не обедать, а на расстрел.       Берусь за ручку двери.       Интересно, насколько опоздал?       Надо быть сильным. А еще уметь импровизировать.       Открываю дверь и чинно вхожу внутрь.       Спенсер сидит за накрытым на двоих столом. Тарелки закрыты серебристыми крышками, чтобы не остывали.       В руке приемного отца книга — если выпадает свободная минута, то он посвящает ее чтению. Гулко захлопывает томик. Показательно. Внутренне вздрагиваю. На обложке успеваю прочесть «Три ключа к успеху».        Поднимает на меня осуждающий взгляд.       — Прошу прощения за опоздание, Озвелл, — виновато смотрю в пол. — Зачитался в парке и забыл о времени. Ты мне дал интересную книгу.       Она, правда, интересная. Но я отвлекся на журчащие струи фонтана и забыл на бортике. Если ее сдует в воду ветер, это будет полное фиаско. Надо будет забрать после еды.       На сердце тревожно. Больше никогда так не поступлю.       — Как называется книга, которую ты читал? — спрашивает чуть мягче.       — Анатомический атлас.       — Что интересного ты узнал?       Нервно сглатываю.       — О мышцах читал.       — Назови самую большую мышцу в теле человека?       — Ягодичная, — поднимаю взгляд.       Вопрос, к счастью, простой. Она смешная и ее сразу запомнил.       — Молодец, — хвалит и от сердца тут же отлегает. — Можешь присоединиться к трапезе.       Только сейчас понимаю, что вспотел. А еще, что не помыл руки перед едой.       Нарочито спокойно подхожу к стулу, сажусь. Но внутри напряжение.       Незаметно для приемного отца, когда он отводит взгляд, вытираю ладони о штаны. Как не культурно, но будет хуже, если Спенсер увидит грязь.       Кладу кисти на стол.       — Приятного аппетита, Озвелл, — вежливо желаю.       — Приятного аппетита, Альберт. Ты опоздал на одиннадцать минут. Кстати, где твои часы?       Ох…       — Ношу их в кармане, мистер Спенсер, — вырывается официоз сам собой, потому что волнуюсь. — Ремешок великоват и болтается на запястье. Не хочу потерять.       Если попросит показать — я пропал.       — Отдай потом Роланду: он посмотрит. Если что, купим новый по твоему размеру.       — Спасибо. Отдам, — благодарю.       Несказанно везет. Самое сложное — это сохранять невозмутимость. Моя слабая черта — это взгляд. По нему можно прочесть все, поэтому избегаю встречаться глазами с Озвеллом, особенно, когда не прав или виноват. Не хватает стойкости выдержать его взгляд. Надо становиться сильнее.       Спенсер берет салфетку и аккуратно заправляет ее конец за ворот халата, расстилает на груди, чтобы исключить риск испачкаться. Повторяю его выверенный жест, взяв свою салфетку с края стола. С аристократичным видом заправляю край за ворот рубашки.       Аромат от еды великолепный. Рот наполняется слюной.       Открываю серебристую крышку. Откладываю на соседнюю пустую тарелку.       Мясное рагу. Сглатываю.       Только сейчас понимаю, как дико проголодался. Хочется опустить лицо и есть по-собачьи, чтобы быстрее насытиться. Но так нельзя. Беру с важным видом вилку и нож, как учил Озвелл. Режу крупные кусочки мяса и начинаю есть, помня о том, что надо следить, чтобы не уронить на стол кусок, не обкапаться и есть с закрытым ртом. Кажется, кожей ощущаю строгий взгляд Спенсера.       Кладу кусочек в рот. Жую. Вкусно.       — Держи спину прямо, — делает замечание Озвелл.       Выпрямляюсь. С трудом проглатываю. Заставляю себя расслабиться по-возможности, иначе не получить удовольствия от еды.       — Повара у нас отличные. Надо будет сказать им спасибо, — замечаю.       — Лучшая благодарность — это деньги, Альберт. А они не зря получают жалованье, — Спенсер тоже принимается за еду. Держит себя при этом идеально. Стоит поучиться. Истинный аристократ. В крови. Не то, что я… Чувствую укол вины. И за то, что играл с собаками тоже. Спенсер не стал бы заниматься такими глупостями. Надо брать с него пример, ведь он взял меня из приюта. Ощущаю благодарность. Важно ему соответствовать, чтобы приемный отец никогда не усомнился в выборе.       — Кстати, — прожевав, снова смотрит на меня. — Тебе интересно, что я читаю?       — Да, — хотя на самом деле не очень.       — Гаррет Кинг написал книгу о преодолении слабостей, которые мешают нам стать успешными. Мне понравилась глава о самоорганизации и самодисциплине. Тебе надо будет ее прочесть. Если что-то не поймешь, спрашивай, объясню.       — Да, сэр, — киваю.       — Альберт, завтра с утра я уезжаю на конференцию. Два дня меня не будет. Роланд последит за тобой.       Новость окрыляет. Озвелла не будет! Ура! Смогу без страха поиграть с Дюком и зависну у Чарли до позднего вечера. А потом перед сном поем один на кухне, что захочу. А еще найду мячик на чердаке…       — Пока меня не будет, прочтешь главу из книги. По приезду, спрошу.       — Да, сэр, — настроение падает.       Но я все рано найду время поиграть с Дюком. А может, даже принесу его в свою комнату…       Мысль вызывает улыбку. С трудом удается сдержать, но глаза сияют и выдают радость.       Смотрю в тарелку, чтобы Озвелл не увидел эмоций.       Мечтательно представляю, как его авто скроется в воротах и нахлынет чувство свободы. Почувствую имение своим. Чуть-чуть. И смогу делать, что захочу. Роланд, конечно, будет нудеть над ухом, но он, даже близко не Озвелл. Он меня понимает.       Внутренне расслабляюсь. Побыстрее бы Спенсер уехал.       — Я все выучу, — добавляю. — В главе много страниц?       — Не так много. Около тридцати.       Киваю. Невелика плата за свободу.       Доедаю ланч. Озвелл звонит в колокольчик и через пять минут нам приносят чай и сладкий пудинг с изюмом.       — Альберт, сиди прямо, — снова делает замечание приемный папа. — Не торопись.       Только киваю и распрямляюсь. Скорей бы встать из-за стола. Допиваю чай. Сбрасываю салфетку.       — Можно сходить за атласом? Я забыл его на скамейке.       — Сходи, — позволяет. — Потом возвращайся. Тебя еще ждут уроки.       — А… Озвелл, разве летом у меня не будет каникул?       — На домашнем обучении нет каникул. К тому же век человека слишком короток, чтобы растрачивать время на праздные вещи.       — Да. Мне нравится учиться, — отвечаю то, что он хочет слышать.       — Молодец. Иди.       Чинно дохожу до двери.       — Альберт, в чем у тебя брюки?       Как током продирает. Заметил.       — Ни в чем, — оглядываюсь и как можно невиннее делаю лицо. — На краю фонтана сидел, наверное.       — Аккуратнее. Ты же не уличный мальчишка.       — Буду аккуратным, — обещаю и выскальзываю за дверь.       В холле попадается Роланд.       — Как прошел ланч, сэр? — спрашивает дворецкий.       — Замечательно.       — Пойдемте, искать часы?       Становится жаль пожилого мужчину: не станет же он бегать со мной по кустам.       — Сам найду. Просто прикрой меня от Озвелла. Если спросит, где я, то скажи, что в своей комнате!       — Хорошо, Альберт, — обещает, улыбаясь.       Дохожу до выходной двери. Толкаю тяжелую створку и покидаю особняк.       Главное, чтобы атлас не утонул в фонтане, иначе лучше не думать о плохом.       Зеленые кроны колышет ветер. Теплый порыв ветра ударяет в лицо, треплет светлые волосы.       Как хорошо.       Улыбаюсь.       Нет желания возвращаться под своды мрачного здания и идти делать уроки. Хочется гулять и пойти играть со щенком.       Бегу по дорожке в сторону парка.