Чисто биологически, или Виновата биология

      «После занятий», — сказал тогда учитель биологии Ричард Найнс — напыщенный ублюдок, который не умеет преподавать свой предмет, вспомнил Рид и осел на корточки по стенке. Еще утром у него случился неприятный казус. Хотя такие неприятные казусы случались довольно часто, на этот раз одними криками и длинными биологическими диалогами не обошлось, а Ричард, разозлившись в конец, поправил свой галстук и в резкой форме ему прокричал: — Хочешь зачет, приходи после занятий. «Ну раз захотел войны, будет тебе, сволочь, война!» — возопил про себя Гэвин, вслушиваясь в то, что происходит за стенкой. Так что же произошло? Гэвин Рид — студент на последнем курсе, который никак не может поладить с преподавателем биологии. Наверное, у каждого случалось такое, когда досконально знаешь предмет, но учитель все время тебя занижает. Можно привести примеры с разными видами деятельности. К слову, если студент посещает кружок изобразительных искусств и прекрасно владеет искусством живописи, то преподаватель искусства в учебном заведении ставит ему неудовлетворительные оценки лишь по личным соображениям. Между Гэвином и Ричардом было абсолютно так же. Гэвин, знающий учебники биологии со всех курсов вдоль и поперёк, и Ричард, преподаватель по этой самой биологии, тоже знающий все учебники, однако закончивший еще педагогическое и работающий. К черту педагогическую этику, к черту и студенческую, да, если так все посылать, то можно сразу и… к черту Ричарда Найнса. Гэвин абсолютно уверен, что не перестанет его ненавидеть всем своим существом. Рид проводил прошедшую мимо первокурсницу беглым взглядом и заострил внимание на плакатном блоке напротив. Именно там преподаватели, занимающие ближайшие кабинеты на втором этаже, выставляли результаты промежуточных аттестаций, зачетов, экзаменов и ко всему прочему некоторых олимпиад, и что реже всего можно увидеть — это короткая закорючка «авт», значащая лишь знакомую фразу всем студентам — автомат. Нет, не автомат, который в иностранной литературе значится как штурмовая винтовка и не ручное индивидуальное огнестрельное оружие, но свобода, после которой понимаешь, что действительно можно на этой земле жить и как-то выживать. Понемногу, по чуть-чуть продвигаться в своих учебных подвигах, но ведь не каждому дано получить это заветное «авт». Так вот, в ситуации Гэвина Рида реальнее было получить учебником биологии по затылку, чем подумать, представить в своем сознании, пусть и идеальном, эту короткую мысль, промелькнувшую так случайно до звонка под конец пары. Парень вздрогнул, так как очень глубоко ушел в свои мысли. Он обернулся, пронаблюдав за тем, как студенты толпой покидают кабинет, находящийся в полумраке. Видимо, Ричард сегодня показывал фильм или презентацию. Как бы то ни было, Гэвину было абсолютно плевать на все, кроме своего зачета, который Найнс не хотел ставить из-за личных принципов. Только какие могут быть принципы, когда Гэвин идеально заучил все конспекты, когда он может зарисовать развитие плода и доказать, что на первых трех стадиях происходит зародышевое сходство у разных видов животных и человека, а это значит, что в онтогенезе повторяется филогенез, то есть индивидуальное развитие организма повторяется с чертами исторического развития вида? (Примечание: говорится о том, что на первых стадиях развития плода в утробе у разных животных, в том числе у человека, зародыш очень похож внешне) Увы и к сожалению, для преподавателя биологии это было лишь позерством, неприкрытым желанием показать себя лучшим, и какой бы петух ни клюнул, его закон будет лишь таков: «Гэвин Рид ничего не знает, а потому он снова получает «неудов». Знаешь, что это, Гэвин? Это снова неудовлетворительно», — причём он делал акцент на «снова». После такого в который раз хотелось лишь одного. Въебать ему с вертухи и попасть прямо в верхние резцы, но Рид сдерживался, да, потому что знал, что пойдет следом. Стоит раз ответить — и вернется вдвое больше, стоит промолчать — полетят комментарии по поводу трусости. Будто Ричард Найнс питался и наслаждался такими ситуациями, таким поведением, сам выводил и сам радовался, был манипулятором и сам же при этом нарывался. Кстати о том, почему же Рид сейчас дожидался конца урока. Он всего лишь поддался голосу рассудка о несправедливости и высказал Ричарду Найнсу все, что о нем думает, а именно: — Я знаю достаточно, чтобы получить больше B! (Прим: В+ и В- считаются в традиционной системе «хорошо») — Вы можете только гордиться этим и все, но за тест получили ровно столько, сколько заслужили, мистер Рид, — отчеканил Найнс с победной улыбкой, а скорее ухмылкой злодея, и снова зашагал вдоль парт, раздавая листы с тестом. — И все же я… — Гэвину тогда не дали договорить, он уже набирался внутренней силы, чтобы сейчас решить все раз и навсегда, но тут Найнс опередил его. — Хотите зачет, приходите после занятий. Вот так это было — кратко, без прелюдий, не так, как любят в сексе, растянуть блаженство подольше. С Ричардом все было не так. Однако Рид здесь, стоит напротив уже освободившегося от студентов класса и не решается войти. Но стоит сделать лишь одно движение, как мышцы начинают сокращаться, а ноги передвигаться, и Гэвин заходит в дверь, как во врата ада, и видит лишь светлый экран от проектора на стене, а Ричарда нет. Возможно, тот в лаборантской. Они частенько бывали там на лабораторных работах. Очень светлый кабинет, где все кажется стерильным, а в ряд ровно расставлены парты, привинченные шурупами к полу, чтобы не двигались. На партах специальные бордюры для ограничения перемещения исследуемого материала, и чтобы он банально не ушел или не убежал, если говорить о живности. Там есть большие террариумы с различными насекомыми и даже пауками, но об этом не особо хотелось думать. Как-то раз кто-то спер паука из лаборантской, и мистер Найнс того студента лично заставил начищать террариум и кормить живность месяц голыми руками. Тот студент определенно запомнил урок надолго. Оседая на первую парту и вглядываясь в заголовки папок на ноутбуке, сейчас высвечивающихся на стене, Рид все же решил перебрать все накопившееся за столько лет учебы, как никак — он на последнем курсе, а Ричарда в кабинете не было. Первый курс был самым простым и легким, тогда и Рид делал все, а именно пил и развлекался, чем занимались многие из его сокурсников. Иногда они пили вместе, иногда Гэвин уходил самостоятельно в бар и напивался в одиночестве, вот только возвращался не самостоятельно. Бывало, что бармен вызывал ему такси и сам же усаживал. Бывало, что и Рид просыпался в совершенно незнакомом месте. Но, несмотря на все это, в конце учебного года он начал учиться, иначе бы вылетел, как пробка из шампанского. На первом курсе не было биологии, а у Гэвина Рида не было проблем полной жопы, но они все-таки встречались временами в коридоре и, кажется, при самой первой встрече, во вторник на перемене между второй и третьей парой, невзлюбили друг друга. Честно, потом одногруппникам было непонятно, откуда произрастает ненависть Ричарда Найнса к одному из своих студентов. Хотя было немудрено. Уже на первом курсе Гэвину было известно, что преподаватель биологии — мудак. Одни говорили, что он хорошо учит, другие утверждали, что он занижает оценки, третьи верещали, что он сохнет по парням. И ни одно из всего перечисленного Рид не воспринимал всерьез, но, в чем сам убедился, то запомнил, и если бы его спросили, что ты можешь сейчас сказать о Ричарде Найнсе, он бы ответил: «Мутирующая инфузория туфелька, прозевавшая процесс эволюции по Дарвину и оставшаяся на низком уровне развития». Ричард занижал оценки; Ричард хорошо учил; Ричард не сох по парням, а ненавидел их, а может, это распространялось только на Гэвина, ведь есть еще пару нюансов их встреч на первом курсе. К примеру, Гэвин один раз решил пойти в туалет для преподавателей, а когда выходил, лоб в лоб столкнулся с учителем биологии. Тот ехидно заметил, что Рид успел получить высшее образование, и спросил, какой предмет он преподает. Что же ответил Гэвин Рид? Он сказал: «Я преподаю биологию, а то студенты жалуются на вас, вот меня прислали заменой». После лицо Найнса скривилось, как если бы он проглотил жабу из лабораторных материалов, которых третьекурсники будут сегодня рассматривать. Еще раз они встретились в учительской, где Рид выбивал себе С (Прим: удовлетворительно, в России — 3) по истории. Тогда он был подвержен непрерывному взгляду, как жестокому насилию. Пока рассказывал историю, пока отвечал на вопросы учителя и снова отвечал, чтобы убедить старика, преподававшего ее, в том, что хотя бы немного знает предмет. Господи, Гэвин мог поклясться, что в его оверсайз свитере есть дыра, удивительно точно сложившаяся из слова: «неудачник». Второй курс начался так быстро, что те каникулы, вроде бы и долгие, пролетели быстрее, чем Рид успел осознать — снова учиться. В учебе он был не из числа самых худших, но и не отличником. Ему делались некоторые поблажки — только за упорство, которого на втором курсе он проявлял крайне мало. Но это не делает из него изгоя учебного заведения, а наоборот, раскрывает в нем новые таланты, помимо учебы. Гэвин начал рисовать, как бы это нереально ни звучало. В новом занятии он провел как минимум два месяца, необходимые студентам для полного осознания нового учебного года. А после двух месяцев вернулся из отпуска учитель биологии, и все сразу заговорили о том, как он похорошел. Один раз, когда Рид сидел в коридоре (не было занятий), мимо него прошел Ричард, естественно, совершенно не обратив на него внимания. Но тогда Гэвину пришлось согласиться с трепетом окружающих — Найнс стал чертовски привлекательным, увы, если бы не его характер. От него повеяло запахом тропических фруктов, будто тот только вышел из прохладного бассейна пятизвездочного отеля с алкогольным коктейлем в руках и в обтягивающих однотонных плавках. К тому же он еще и постригся — теперь длинная челка свисала на один бок, если он не замазывал ее гелем. Вроде бы Рид слышал о том, что биолог сменил свой стиль. И действительно, Найнс был в строгих классических брюках в клетку, в белоснежной рубашке и жилетке, которая сдавливала и придавала очертания его талии. Раньше он отдавал предпочтение свитерам и повседневным брюкам. Интересно, к чему эти все изменения? На слуху ходил рассказ одной девушки, к слову, Гэвину удалось услышать его из первых уст, так как они вместе пили. Она говорила о том, что, когда мистер Найнс раздавал тест, то несколько листов упали, и он за ними наклонился. Ей удалось рассмотреть то, что у него безумно аккуратные выщипанные брови, точно под шаблон мужской красоты, а глаза серого цвета, как пыль на драгоценных предметах, которую не счищают, чтобы не испортить реликвию. Это не первый раз, когда на него западают студентки, и не последний. И, слушая все это, Рид тяжко осознавал, что на третьем курсе они встретятся и не расстанутся вплоть до выпуска, до четвёртого курса. Тяжелый ком, сдавивший ему грудь, он назвал предчувствием чего-то очень плохого, но на самом деле это была до банального ревность. До зимних каникул Рид учился, не считая первых месяцев, а потом началось то, что принесло ему большую славу. Он рисовал плакаты на праздники. Помимо этого, появилось то привилегированное положение, как у отличников. Преподаватели могли за оценки попросить его нарисовать классную стенгазету, либо по теме предмета. Не подозревая о том, что Гэвина широко обсуждают в учительской, и о том, как же много знает о нем Ричард Найнс, он все же ходил отрабатывать долги. Ни за один год он не накопил столько долгов, как за второй. Пусть одну четвертую он и покрыл творческой деятельностью, но если знания отсутствуют, никто итоговую не поставит. Рид приходил сдавать право, физику, математику, философию и прочие основные предметы. И, может, специально, как назло, там постоянно был учитель биологии. Между ними была тихая война, где победой являлся исход: кто первый смутится под взглядом другого, тот проиграл. И Гэвин не давал своему сопернику форы, он рассказывал физические законы, будто того в учительской вообще не было, будто он один, наедине с учителем, сидит, а тот, кто прожигает ему спину — вовсе не Ричард Найнс. Ну конечно же, Ричард тоже не желал проигрывать, и один раз он навязался задать вопрос на тему дисциплины Право, спросив: — Человек имеет право любить кого пожелает и заключать браки с кем хочет? — Рид тогда чуточку опешил от такого вопроса, так как, честно, он не ожидал. Нет, он ждал все, что угодно, но точно не вопрос про любовь, ведь мистер Найнс и любовь — два понятия, которые почти не пересекаются. Но Рид ответил на это, причем честно и своим мнением. — Любить мы имеем право кого хотим, но браки — дело официально-государственное, а не во всех государствах можно заключать браки с теми, кого мы действительно любим, — ответ Гэвина более чем устроил мистера Найнса, скорее обрадовал, так что тот, удовлетворительно кивнув, отъехал в кресле к своему рабочему месту. Но, несмотря на это, после сдачи долгов Риду не представилось шанса выслушать его «хорошие» речи об успеваемости студента. — Зачем вы его вытягиваете, если он не учит? — с недоумением выносил Ричард, когда за Ридом захлопывалась дверь. — Он способный парень, только ленивый и загруженный, — отвечал тот седовласый историк, убирая в стол учебник. — Он интересный, для него главное не выучить, а понять материал, который после и выучится, — улыбаясь, хвалила физичка. — Он начитанный, его интересует философия в плане сомнений, — высказывался учитель философии. Удивительно начался третий курс, когда на линейке Гэвина наградили за активное участие в жизни учебного заведения. Он получил несколько грамот, а также — даже непонятно, кто это придумал — купоны на булочки в столовой, а именно двадцать штук, которые можно тратить в течение целого года. И неудивительно, куда первым делом побежал Рид на перемене. Пробираясь через длинную очередь, он успел положить купон на высокий стол, прежде чем заметил позади себя мистера Найнса, который, сузив глаза, готов был запихать эту несчастную булочку ему в глотку, чтобы тот удавился. Однако настроение Рида было настолько положительным, что он, не задумываясь, выдал: — Доброе утро, мистер Найнс, как ваше ничего? — Во всяком случае, лучше, чем будет у тебя на следующей паре, — холодно и кисло отвечал он. И только потом Гэвин понял сказанные слова, когда, надкусывая горячую свежую булочку, стоял у расписания. Следующей была биология. Пожалуй, единственная пара, которую можно назвать нормальной за весь масштабный курс биологии в четыреста или пятьсот часов на два года. И третий курс не убил Гэвина Рида, но добавил фактов о преподавателе биологии. Ричард, по своей педагогической натуре, объяснял неформально, что и забивалось в щели памяти. У кого-то накрепко, у других до зачета, у третьих — до конца года. А у Гэвина на всю жизнь. Именно в этот год он так полюбил биологию, всю ее изменчивость, многосторонность, но не ее учителя. Найнс весь год пытался вывести Рида на агрессивные эмоции, и в те редкие моменты, когда это удавалось, вел себя как сучка, которой уделили наконец-то внимание. Может, потому что на его уроках Рид никогда на него не смотрел, его взгляд все время был направлен в тетрадь. Иногда он рисовал прямо на уроках, но рисунки были по теме. В его восьмидесяти-листовой тетради сохранились зарисовки амебы обыкновенной, эвглены зеленой, строение микроскопа и прочее, что оставалось с ним до поры до времени, пока это не просек Найнс и со злостью не отобрал, приговаривая о том, как Гэвин Рид смеет на уроках заниматься чем-то другим. Так Гэвин и остался без тетради со своими небольшими рисунками. К концу года у Рида была полноценная характеристика Ричарда: преподаватель, двадцать шесть лет, крайне сердитый. В столовой берет чаще всего куриный суп с вермишелью и свинину под соусом (крайне важная информация), на самом деле обожает булочки, но скрывает это (было обнаружено, когда Гэвин во время пар бегал в туалет. Справа по лестнице шел Найнс с булочками в пакете, но его не заметил. Почему-то Рид после увиденного потратил последние купоны на булочки и зачем-то положил их на учительское кресло, пока никого не было. Не признаваясь самому себе, что хочет подружиться с Ричардом, потому что у них много общего, он решил, что булочки от тайного поклонника — лучшее, что приходило в его голову). Берет чай из автомата с напитками на первом (в то время, как Гэвин берет только кофе из того же автомата). Принимает долги только в своем классе и никогда в учительской. Когда во время занятия уходит по делам, то оставляет в учительском кресле скелет, одетый в костюм. Выглядит очень серьезным и сложным человеком, но на деле очень хочет быть коммуникабельным. И в дополнение — очень часто смотрит на Гэвина (или просто кажется?). Четвертый курс (последний) принес много проблем. Рид бегал по учительской, по кабинетам, по улицам города с намыленной жопой. Как только прошла линейка, на них вывалили список последних экзаменов, которые необходимо было сдать на оценку выше D (Прим: неудовлетворительно, т.е. 2). Он пытался подойти к учебе, как ответственный студент, но не вышло. Рид ушел в пьянку на несколько недель, выводя из строя всю ранее построенную систему своих оценок, результатов и зачетов. После того, как Найнсу стало известно, по какой причине Гэвин отсутствует, его охватила ярость, и он просил передать через одногруппников, что ему пизда. Тогда он стал валить его более чем по полной. Каждая биология была как мука с невербальными противостояниями. Все его пропуски были отсчитаны как по ребрам, дошедшим до сращения. И не важно, насколько хорошо Гэвин знает все пропущенные пары, насколько он профессионален в этом предмете, это не важно — когда дело касается личного отношения Ричарда Найнса к Гэвину Риду, то в дело всегда вступают личные принципы. А последний год все мчится, и придет время подходить ему к концу, а Рид, пока не стало слишком поздно, дожидается мистера Найнса в его кабинете, завешанном шторами, от чего перекрывается весь дневной свет. Будто в подземелье, где нет связи с реальным миром, и обитает мистер Найнс, остерегаясь всех и вся, закрывая свое истинное я под тяжелые чугунные цепи, которые покрылись ржавчиной от слез души, что давно рвется рассказать о том, что реально чувствует. Он ждет уже слишком много и только потом замечает скелет, заботливо оставленный Найнсом в знак того, что он отсутствует какое-то время. «Как мило», — скривился Рид. Сейчас дверь в лаборантскую была заперта, а в самом кабинете царила тишина, лишь механический звук проектора и кое-какие крики из коридора нарушали ее. Рид закрыл дверь, и тишина стала зловещей. Ничего не оставалось, кроме как ждать. Кратко просмотрев все предыдущие курсы, он вдруг понял, что их отношения с мистером Найнсом настолько странные, что им не придумать характеристики, их можно лишь описать словом «сложные». Начиная с самого начала, почему Ричард не возлюбил его? Гэвин все годы закрывал на это глаза, хотя мог взбеситься и натворить дел, но ему так не хотелось влезать как можно глубже в «я» мистера Найнса, как если бы там было спрятано что-то важное, что бы касалось Рида непосредственно. Скажем, то, что он и прикрывает ненавистью? А ждать, сидя на одном месте, Гэвин не умел. Сначала он еще пытался, достав учебник из рюкзака, повторить прошлые темы или даже подучить материал, однако через минуту оставил это, так как повторять вдоль и поперек зачитанное и понятое не раз не хотелось. Он встал, чтобы размяться, подходя к занавешенным окнам и отгибая одну штору, посмотрел на улицу. Ну, а что ещё оставалось делать? Кажется, у третьего курса шла физическая культура, и они играли в баскетбол, или было время тренировки баскетбольного клуба, ведь пары закончились. А вот Рид по своему росту в баскетболисты не вышел, его всегда блокировали и обгоняли. Виноваты в этом и короткие ноги, и медленная реакция, поэтому он подался в волейбол, где нашел себе гораздо больше друзей. Именно там пригодилось его телосложение. Широкая массивная грудь, накачанный, есть даже кубики, образованные мышцами живота, что может радовать больше? Там и восторженные крики девушек на соревнованиях, и похвала от команды по поводу прекрасной физической подготовки. С начала вступления в волейбольный клуб Рид учился на середине третьего курса. Как-то захотелось быть в более подготовленной форме, и он пошел. Удачно застав капитана команды, который провел для него вступительные испытания, он со счастливым рукопожатием был принят в команду и назначен доигровщиком. Важные соревнования прошли через месяц, а за это время Гэвин хорошо влился в командный коллектив, если не сказать, что слился с ним. Особенно с капитаном было все гладко, они достаточно подружились и сошлись своими характерами, чтобы выпивать на выходных и по праздникам вместе. Честно признаться, девушки даже разносили сплетни, будто между ними что-то есть, однако Рид при капитане все отрицал и честно заявлял, что он никогда и ни за что. Быть может, он осознал уже тогда, что его волнует вовсе другой человек? Да, определенно, такое имело место быть. Только вот, кажется, бедный капитан действительно чувствовал что-то к Гэвину, который так просто опроверг все его труды, эти долгие и тяжкие несколько месяцев. Да, Рид догадывался, он не дурак, а такое замечаешь сразу (кроме того, что действительно нужно, да-да). Он не хотел такого, скорее, ждал чего-то другого… иного, но вот чего? Именно на этом вопросе он застрял, мирно покачиваясь на стуле. Действительно, а чего хочет Гэвин Рид? Как-то, в последние дни, этот вопрос был совершенно неактуален в его голове, но сейчас не выходил из ума. Не то чтобы на себя самого у него не хватало времени, дело совсем в другом, он не считал это важным. А что действительно приобрело важность — пререкания с мистером Найнсом на биологии. И кстати, он непростительно долго задерживается. Гэвин посмотрел на часы, переминаясь с ноги на ногу. Было половина пятого, занятия закончились около получаса назад, а его все нет. От бессмыслицы повторений он стал прохаживаться по кабинету в поисках занятия и решил посмотреть личную библиотеку книг по биологии Ричарда Найнса. Как мини-бар в отелях Турции и Египта, только мини-библиотека расположилась здесь, по всей комнате. То были высокие имитированные под светлое дерево шкафы. Все четко и понятно разложено по полочкам в зависимости от содержания книг. Для начала, библиотека делилась на три секции: первая включала в себя книги для третьих курсов; вторая совмещала в себе то, что не поместилось в первой и третьей, либо то, что принадлежит в обеим секциям, а также книги по экологии; третью занимали книги для четвертых курсов. В первую секцию включались учебники для третьих курсов, находящиеся в левой половине кабинета, причем кроме них, а их было не особо много, там умещались другие книги по биологии, затрагивающие именно те темы, что и в учебниках, разве что более развернуто. Во вторую секцию входили книги несколько иной направленности, к примеру энциклопедии, затрагивающие весь большой курс биологии, книги по экологии, по развернутой полной ботанике, по генетике и способах ее реализации в реальной жизни (Прим: скорее всего, там о разведении животных, и как при этом пользоваться генетикой). Третья секция ни капельки не уступала в размерах прошлым двух, хотя, противоположно первой, занимала правую часть кабинета. В основном там были книги для последних курсов, для подготовки к экзамену. Также были на выбор книги по профессиям, связанным с биологией, затрагивающие даже то, какие дальнейшие учебные заведения можно выбрать и рейтинг на рынке труда. После книжных шкафов и одиночных стеллажей стоило уделить внимания плакатам на стенах, большинство которых рисовали бывшие студенты, когда мистер Найнс только начинал преподавать. «Интересно, каким же он был тогда?» — подумал Гэвин. Он мог быть совершенно не таким, как сейчас. Может, он любил кого-то, но тот человек разбил ему сердце, и поэтому… зачем Рид думает о таком? Какое ему дело до личной жизни учителя? Если он не прекратит ее анализировать, то тогда, стоит признать, что он в нем заинтересован, пленительно погряз в постоянных умозаключениях и анализах по поводу того, почему же мистер Найнс его ненавидит, почему он так поступает? А действительно, почему? Он взглянул на чуть выцветший рисунок и провел пальцем по носу нарисованного льва. «Думаю, не стоит лезть в это дерьмо», — решил Гэвин, выходя из зоны парт, и приближаясь к учительскому столу и доске, начисто вымытой без разводов. Он бы так и прошел, сразу кое-что не заметив, но что-то сподвигло его обернуться в сторону стола. Тогда он и увидел свою тетрадь, лежавшую между двумя книгами, кажется, пособию по генетике и каким-то фэнтезийным романом. Он не придал особого значения книгам, но свою тетрадь аккуратно выудил меж двух кирпичей, чтобы все лежало точно как сейчас. Зачем он ее забрал, если она лежит сейчас у него в столе? Какого вообще черта это происходило, будто ему не к чему было больше придраться, и он буквально высасывал причины из пальца? Нет, если так будет и дальше продолжаться, то Гэвина серьезно надолго не хватит. В тот же момент распахнулась входная дверь в кабинете. Зашел Ричард, совершенно мрачный и нелюдимый, будто только что был у директора и ему там знатно промыли мозги. Он увидел, что в руках у Рида, и помрачнел еще больше, а Гэвин начал оборону: — Зачем вам моя тетрадь? — Мне надо было убедиться, что ты не занимаешься на парах не тем, — сухо парировал тот, открывая дверь в лаборантскую, — Проходи сюда. — Я могу забрать ее? — мигом отозвался Рид. Лишь правила поведения в учебных заведениях останавливали его от гневного рыка того, что его вещь так незаконно забрали, и лежала она все это время просто у Найнса в столе. — Мне она ни к чему, можешь запустить ее в космос и сделать искусственным спутником Земли, — безразлично отрапортовал тот. На самом деле, еще не войдя в свой кабинет, Ричард около минуты стоял у двери. Он думал, с чего бы начать разговор, но в голову ничего не приходило, кроме резких ответов на вопросы. Как же было сложно вот так жить, прикрываясь холодным безразличием, делая вид, что все равно, но на самом-то деле все обстоит не так. Лишь изредка, в определенные моменты жизни, Ричард мог позволить себе такие мысли, мысли о судьбе самого преподавателя Ричарда Найнса. И почему-то его воротило предчувствие, что сегодня этот груз мертвой хваткой сдвинется, освободив Найнсу хотя бы руки. — Что будешь сдавать? — спросил Найнс, легонько постукивая по террариуму с пауками. — Все, мистер Найнс, вы же сами знаете, что завалили меня, — саркастично заметил Рид, бросая рюкзак на последние парты лаборантской. — Я не заваливал тебя, твои знания не соответствуют стандарту, — отчеканил он причину своих завалов, все-таки внутри себя признав, что заваливал его вовсе не просто так. Ричарду было необходимо, чтобы Гэвин приходил к нему, чтобы уделял ему внимание, а не смотрел все время в парту, чтобы не рисунки его интересовали, а сам Найнс. Какой же диагноз? Кажется, любовь. Но разве может такое быть, когда на протяжении всех четырех курсов при встрече он мог лишь выдавить презрительное: «Мистер Рид, опять вы?». — Но я знаю абсолютно все, — не унимался Гэвин, и действительно — как можно было так долго тянуть эту вражду, пора было покончить с этим. — Вот сейчас это и докажешь, вот мел, начнем, пожалуй, с генетики. Я хочу услышать от тебя принцип комплементарности. Для Рида это было самое простое, ведь генетика была одной из самых его любимых разделов, не считая прочего, как, например, анатомия и физиология, немного эволюция, хотя он и не особо принимал теорию Дарвина, потому что нашел более подходящие теории под свое логическое мышление. Он взял мел из рук преподавателя, чисто случайно соприкоснувшись с ним пальцами и подумав о том, что та девушка говорила про брови Ричарда и о всяких изменениях в нем, но не сказала ничего про руки, а они тоже были прекрасны. Тонкие, полупрозрачного цвета пальцы, вообще Найнс выделялся бледноватостью лица, а на фоне Рида смотрелся белым. Но вот на кой-черт сейчас Рид об этом думает, когда до семи будет отрабатывать? А потом он понял свою ассоциацию, ведь кожа преподавателя биологии была такой же светлой, как и мел, который он держал в руках. Он остановился у чистой доски, что сразу обрисовала его темную тень, и начал. Пока он говорил, только в редких случаях поворачиваясь, мистер Найнс, кажется, его совсем не слушал, зато он полностью осязал вид сзади. Никто бы ничего, содержащее сексуальный характер, не увидел в мешковатой одежде Рида, но вот у учителя было другое мнение. Такой стиль идеально сочетался и с характером: яростным, взрывным и неконтролируемым, и был отличным дополнением к физическому состоянию. И получалось так, что, если взглянуть на Ричарда со стороны, то был более чем заметен его пронизывающий взгляд, в навигацию которого был на постоянной основе вбит Гэвин Рид. А что же Гэвин? Да он сам не имел об этом понятия, так сказать, заметное замечал, скрывающееся не видел, может, лишь изредка фантазировал, заканчивая свои путешествия выбрасыванием пачки использованных салфеток в урну. Ричард, щемя сердцем, смотрел, как Гэвин выводит совершенно точные комплементарности нуклеотидов ДНК, слушал, что комплементарность — это принцип взаимного соответствия парных нуклеотидов, и понимал, что на уме Рида есть только аденин, тимин, цитозин, гуанин, а в дополнение еще и урацил (Прим: все нуклеотиды составляют цепочку ДНК, соединяясь, подобно пазлам. У каждого есть пара). Конечно, он знал уже два года, что студент Гэвин Рид знает его предмет идеально, и сейчас следовало бы вскрыть причину такого его поведения, да вот только… Собственник проснулся в Ричарде пару лет назад и все это время не давал покоя своему носителю. Ричард не мог продолжать в том же духе, учитывая, что Гэвин на последнем курсе, а потому слово «последний» руководило его последними попытками хоть как-то показать свою истинную сущность. — Напишите мне все химические формулы нуклеотидов цепи АГТ (Прим: аденин, гуанин, тимин), — Ричард присел на край своего стола, не моргая, внимательно смотря на недоумение Гэвина. Он не мог дать ему шанс так просто сдать, а потому приходилось идти на мошеннические крайние меры. — Но мы это не про… — Вы не знаете? — жестко перебил его Найнс. — Естественно, я не знаю это! — начинал раздражаться Рид. Все шло снова к тому, что скоро он вылетит из кабинета, громко хлопнув дверью и послав Ричарда на три буквы. — Что же мне тогда делать? — позерствуя, промурлыкал Найнс, кривясь в ухмылке. — Как я могу поставить тебе «зачтено», если не получил ответа на свой вопрос? Ох, вот и начиналось то жжение в кулаках у Рида. Он стоял прямо напротив преподавателя, они были совершенно одни в кабинете, и, если бы он позволил себе не сдерживаться, то мог тут же ему вколошматить с ноги за все то зря потраченное время впустую. Эта улыбка, совершенно не сходящая с его нахального выражения лица, холодный, ледяной взгляд. Гэвин из всех сил сдерживался, чтобы не выплюнуть ему в лицо гадкое: «Как же я вас ненавижу!» и удалиться, больше не придя ни на одну пару до конца года, и пускай все его успехи полетели бы к чертям. Сейчас идеальная прическа Найнса, его лицо, вся его сущность приносила Риду только раздражение. Он упрямо выпрямил спину и подошел к учителю почти вплотную, наклоняясь к самому уху. — Черта с два я приду сдавать зачет, мистер Найнс, потому что и мое терпение не железное, — отчеканил все, как по клавиатуре, выделяя каждое слово и принося им все значения, которые точно, как по команде, сняли улыбку с лица Ричарда. Неужели Рид сдастся и больше не придет? Нет, этого нельзя было допустить ни в коем-случае, ведь… Гэвин смотрел в его глаза всего на расстоянии десяти сантиметров. С этого момента начала раскрываться истинная сущность Ричарда Найнса, который скрывался все эти четыре года, с того момента, как впервые увидел Гэвина в коридоре. Рид, совершенно безбашенный, в меру талантливый, пьющий и курящий, и дополнительно знающий эту чертову биологию, что так обоим не дает покоя — все эти качества вызывали притяжение и смутное желание. Такое сильное притяжение, Найнс только надеялся, что законы физики, которые Гэвин рассказывал в какой-то день в учительской, сработают, и сейчас, вот-вот — и они сомкнут губы. Но все эти романтические штучки неправда, потому что, пока сам не сделаешь первый шаг, то никто этого не сделает, а потому и физика была в этот момент бессильна. — Я не понимаю вас, еще тогда в коридоре, в первую встречу, я перестал понимать вас и вашу ненависть. Я, черт возьми, уже устал от этого и сегодня хочу разобраться, какая, блять, бактерия в вас сидит, мистер Найнс, что вы все время так выебываетесь? — Гэвин уже кричал, напирая и добавляя биологические термины в свою речь, потому что это, как ничто другое, лучше всего характеризовало все, что он хочет сказать. Или даже мистер Найнс так понимал проще, ведь обычный язык студентов он не воспринимает. — Да потому что вы самый невыносимый студент, Гэвин. То пьете и не появляетесь неделями, то выезжаете на волейбольные матчи и шушукаетесь с капитаном в вашей голубой раздевалке, а потом про вас ходят слухи! — с каждой минутой все больше моментов, все больше знаний о жизни Гэвина слетало с губ Найнса, иной раз доказывая, что жизнь Рида не прошла незамеченной. — Но о вас тоже ходят слухи! — в ответ кричал Гэвин. — К примеру, что вы гей, но я же не ведусь на них, хоть и… — он замолк, не договаривая, а Ричард в надежде замер, оборачиваясь и не сводя с него серых глаз. — Хоть что? Заканчивайте, мистер Рид, хоть раз закончите начатое, — поторопил его Найнс, ему хотелось услышать то, о чем он подумал, хотелось знать продолжение этого предложения, и чтобы оно полностью совпало с его версией, уже давно вертевшейся на языке. — Хоть я в это не верил и считал, что вы меня ненавидите. Что я просто не подхожу под образ идеального студента, но я, блять, и не собирался, да вот только не смог противостоять соблазну. Определенно, Ричарду хотелось верить, что в последних словах был намек. «Соблазну», который происходит, когда двое мужчин уже четыре года видят друг друга каждый день, но не решаются прикоснуться, или же «соблазну», который постиг их с самой первой встречи, когда обе нахальные ухмылки столкнулись и серые глаза победили, сделав Рида сразу не доминантом. — О чем вы? Хотите сказать, что испытываете ко мне чувства? — маленький виток надежды затрепетал в середине яростного порыва молний из глаз, направленных друг на друга. Ноздри Рида раздулись, и он, со свойственной ему дерзостью и неким безразличием, сказал: — Да я вас с самого начала терпеть не мог. — О, и ты набрался смелости признаться в этом, пока мы одни в кабинете. Это похвально, мистер Рид, — оба продолжали дерзить друг друга, налетая все с новыми и новыми претензиями. Гэвин, уже перешедший личную черту, припоминал все события прошлых лет, в его голове всплывали готовые жесткие ответы на все, что скажет этот чертов ублюдок Ричард. Он, как со стороны, готов был проворачивать пленку своих будней, вставляя в историю все новые отрывки их внезапных встреч, кратких диалогов и перепалок. — Да, как только я вас увидел, то сразу понял, что вы самый заносчивый учитель биологии, которого мне приходилось встречать. Кажется, будто вы споткнулись о ступень эволюции и чуточку задержались, когда другие продвинулись настолько, что вы их не смогли догнать, — Рид отчаянно жестикулировал у доски, не лишая каждого слова отзывом мимики на лице и новым взмахом руки в сторону мистера Найнса, что продолжал полусидеть на столе. — Очень дерзкое заявление, а вот доказательств нет. К вашему сожалению, — он позволил себе еще раз усмехнуться. — А теперь вернитесь к заданию и включите свой мозг, а то вы только и знаете, как дерзить и вольничать. Постоянные долги, постоянные отработки, вам не надоело, Рид? Вы единственный в школе, кто не представляет Homo Sapiens, кроме меня, конечно, по вашим словам. — А вам не надоело постоянно наблюдать за мной в учительской? Куда бы я ни шел, то все время на вас натыкаюсь, будто ко мне приклеены ваши пустые холодные глаза! — сорвался Рид снова на личности, замечая, как переменилось выражение лица преподавателя. — Если вы продолжите, мистер Рид, то вернетесь сюда сдавать биологию только с комиссией, в самом конце учебного года, — он предостерегающе остановил Гэвина. — Я знаю о вас предостаточно, чтобы сказать, какой вы невоспитанный и язвительный. Они остановились друг напротив друга. Серые глаза столкнулись с ясно голубыми, теперь немного потемневшими от злости. Никто не уступал друг другу. Сорвавшись, Гэвин резко осадил Найнса снова на стол, принимая нападающую стойку. Тот снес спиной большинство канцелярских принадлежностей, а какая-то стопка бумаг полетела вниз. Сейчас было не важно, чем все это закончится, потому что, если Гэвин промолчит, то унесет это с собой и после выпуска, или же во время выпускного ворвется в лаборантскую и натворит по пьяни дел. Он готов был рисковать и ставить на кон, пускай завтра обернется для него адом, а сегодня станет воспоминанием. — Меня забавляли наши перепалки, и уже после первой встречи, я знал, что с вами не будет так легко. Мне было интересно, что из этого выйдет, но игра закончится на том, что получилось. Вы прекрасно знаете, мистер Найнс, что я написал все тесты на отлично. Остается только догадываться, по каким причинам вы это скрыли, — скалясь, Гэвин чуть отпустил ворот рубашки преподавателя, полностью соглашаясь с мнением его подруги по выпивке. Ричард имел острые скулы, идеальные брови и длинные тонкие ресницы, и то, что он так засмотрелся, заставило его потерять бдительность. Была очередь преподавателя говорить. Оттолкнув парня, он в ответ полностью повторил его действо. — А вы, мистер Рид, зачем скрыли принесенные булочки. Оставили их и сбежали. Что это был за жест? Дружбы, ненависти? — Гэвин округлил глаза, пытаясь ослабить хватку Ричарда и встать. Ему было не особо удобно под тяжелым напором преподавателя, которого, кажется, все устраивало. — Откуда вы? … — к его рту тут же был приложен палец. — Если вы сейчас меня остановите, мистер Рид, то мы не сможем решить этот вопрос. А ваш зачёт останется на неопределённый срок. Начнем с самого начала, когда на первом курсе вы были совершенно безалаберным. С горящими глазами вы творили невесть что в коридорах, вас ловили абсолютно пьяным, накуренным. И все же вы оставались таким же привлекательным для всех. Я не мог вас терпеть, и это было взаимно, вот только вы мне не давали покоя. Когда я вернулся чуть позже преподавать во время второго, вы изменились почти до неузнаваемости, однако долги — это ваше все. — Я не вижу в вашем рассказе смысла. Я прекрасно знаю, как провел все четыре курса, и меня это вполне устраивает. Только вы бы меня не сверлили своим взглядом и не отбирали тетради на уроке, — высказался Гэвин, что был не в силах терпеть долгий монолог Найнса. — Если бы вы во время занятия не отвлекались на ваши рисунки, смотрели бы на доску и слушали объяснение, а не утыкались взглядом в парту… Знайте, порой я задаюсь вопросом, способны ли вы быть внимательным? — Внимательным? — Рид взбесился. Он резко встал, сжимая запястья Найнса, но тот перехватил его, припечатывая спиной к доске. Их физическая борьба переросла в битву за право слова. — Ну что же, слушайте, что я заметил, будучи «невнимательным». Вы только притворяетесь чёрствым человеком, но на самом деле еще хуже. У вас совершенно нет сердца, и лишь поэтому вы можете скрываться все эти четыре года и вешать на меня отработки. Просто кишка тонка, да, мистер Найнс? Вы просто ни за что не признаетесь, боже, еще тот вопрос по праву, мне следовало догадаться раньше, где же была моя дедукция! — в восторге произнёс он. — Заткнитесь, Гэвин, — прошипел Ричард. Он смотрел сверху вниз. Они пришли к той точке невозврата, когда до обоих дошло, что происходило все эти четыре года. Дошло и то, что ненависть была то ли прикрытием, то ли любовью в обертке. Тяжелое дыхание обоих вбивалось в слуховые проходы, совершенно вынося все прочие мысли. На пару секунд они застыли, а за окном стало уже темно. Все еще яркий свет в лаборантской резал глаза, Найнсу хотелось его выключить. Пустая тишина повисла в воздухе, а напряжение ухнуло вниз. Но все вновь поднялось, когда Рид снова заговорил, прерывисто шепча, пытаясь дополнительно схватить носом воздух. Оставалось лишь переступить то, чего они уже достигли. — А если я не замолчу? Если добавлю, что после встречи я стал сам не свой. Ваши уроки были для меня пыткой, ваши обвинения секирой. Я не смотрел на вас, потому что вы бы бросили в меня новыми словами про «неудовлетворительно». Бывали дни, когда я слал вас нахуй, а потом встречал в коридоре, где вы меня не замечали, — приглушённо прошептал Рид, оглядывая Ричарда, который был чересчур близко. — Значит, мы оба друг друга стоим, — заключил Ричард. Они схватились настолько быстро, что доска покачнулась, не раз ударившись об стену. Это губы Ричарда в ярости нашли объект своего многогодового желания. Сначала все напоминало рваные звериные укусы собак, но вскоре, после столкновения языков, Гэвин перешёл на более спокойный темп поцелуя. Его рот был полностью исследован и прощупан кончиком языка Ричарда, а сам он уже сидел на преподавательском столе, обхватывая ногами, жмущегося к нему Найнса. Всего десять секунд, а в голове уже пронеслись все четыре года воздержания, от которых свело мышцы и волной накатило крышесносное возбуждение. От особо глубокого проникновения языка Рид протяжно застонал, все ближе прижимаясь пахом к Ричарду. Сейчас, определенно, не хотелось останавливаться. — Какой сейчас работает отдел нервной системы, мистер Рид? — прошептал преподаватель биологии, сметая со своего стола все, что там находилось, кроме Рида, разумеется. Гэвин, у которого возбуждение было натянуто как струна, рвано выдохнул, облизав губы, и сердито вспыхнул: — А вы совершенно не меняетесь! Работает симпатической отдел, этого достаточно? Ричард улыбнулся, продолжая говорить: — И в чем же он проявляется? — Вы просто наслаждаетесь этим, мистер Найнс. Но у вас тоже все признаки налицо. Расширенные зрачки, учащенное сердцебиение, возбуждение… — в последнее он подтвердил ещё и рукой, проведя по классическим брюкам. — Конечно, мне безумно приятно слышать от студента правильные ответы на мои вопросы, — он резко отпрянул и, проходя между партами, подошёл к самой двери. Через несколько секунд погас свет, а замок издал глухое «щелк». Теперь, расстегивая темные пуговицы рубашки на ходу, Ричард твердой походкой стремительно приближался к Риду, отмечая себе его сильно вздымающуюся грудь, беглый взгляд, снующий с рубашки на брюки, и удовлетворительную помятость. — Разве это не запрещено? — захрипел Гэвин. — Что? — Заниматься таким здесь. — А чем мы занимаемся? — Ричард остановился примерно за семь шагов до стола. Его лицо выражало полное спокойствие, лишь уголки губ были вздёрнуты в улыбке. — Мы занимаемся изучением симпатического отдела вегетативной нервной системы, — дал правильный ответ Рид и был поощрён. — Верно, мистер Рид, один балл у вас есть — продолжите в том же духе и сдадите зачет. — То есть, вы ставите «зач» тем, кто с вами переспит? Не слишком ли это для учителя? — Гэвин остановил его вытянутой рукой, первый порыв страсти сошел, теперь наступило время анализа и понимания того, что же он творит. Еще недавно они лаяли друг на друга, как собаки, а теперь их разделяло расстояние вытянутой руки до того, как они потеряют контроль. Логическая доля сознания не позволяла Риду так просто отдаться страсти, а потому для этого нужен был повод, на поиски которого он и отправился. — Вы так и не поняли, мистер Рид. Как можно быть настолько… — Опять пытаетесь сослаться на личностное, сказать, что я недостаточно умен, — перебил его Гэвин. — Внимательность свою вы доказали, а вот с пониманием у вас проблемы. Мы находимся в запертой комнате, вы сидите на моем столе — ваше возбуждение для меня полностью открыто, я стою напротив вас, а мы только что признались друг другу. Неужели у вас до сих пор мысли о том, что, чтобы получить зачет, достаточно всего этого, и так может сделать каждый студент? — Ричард снова изогнул бровь под шумный выдох со стороны. Он пробежался взглядом по влажной от пота футболке Рида — ему захотелось ее тут же снять. — Если бы не биология, того, что происходит, сейчас бы никогда не произошло, — продолжал откладывать момент истины Гэвин, хватаясь за несуществующие оправдания. — Я не залезал к вам в голову, но уверен, что там уже сложились различные образы концовки этого вечера. Какую вы сейчас представили? — Ричард будто читал его мысли. Он с хищным оскалом преодолел все шаги, разделявшие от Гэвина, сидящего на его столе. — Итак? Рид нервно сглотнул, наблюдая за неспешными движениями рук Найнса, которые переместились сначала на его бедра, а потом начали подниматься выше. Когда достигли футболки, уже ранее намеченная Ричардом цель была резко снята с объекта своего дикого желания, а Гэвин стал еще более обезоружен, чем ранее. Он вздрогнул, но тут же подался вперед, под поцелуи в области груди, переходящие к шее и ключице. Он хотел ответить на вопрос, а получился выдавший его удовлетворительный стон, добавивший еще сгусток страсти. Ричард, уже на полных правах завладевший телом, точно сейчас не отпустит студента Гэвина Рида, несмотря на его запоздалый, возможно, неудовлетворительный ответ. У него было время уйти, только зачем, когда им стало понятно, что именно отсюда они не хотят уходить. Сюда подходит трактовка, что две души, так отчаянно сопротивляющиеся, наконец сошлись и соединились, образовав нечто сильное и неконтролируемое, и только узы, связавшие их, могли совладать с силой, которую они получили. Через минуту Гэвин уже лежал на столе, подгибая колени и пальцы стоп и подавляя рвущиеся наружу стоны и крики от прикосновений горячего языка. И вся правда такого положения была в том, что эти образы он и представил, но и эти образы он не посмел озвучить, потому что было бы еще хуже, его сердце, и так пребывающее четыре года в метаниях, теперь было просто готово разорваться. От взгляда преподавателя биологии, от его колких задевающих слов, от правды, что вскрылась так внезапно, гудела голова, а в дополнение всем душевным терзаниям его член, который сейчас сжимал влажный рот Ричарда, всецело отдавался этому процессу, интенсивно подрагивая и обильно выделяя предэякулят. Так же дрожал и Гэвин, елозя по столу и хватаясь побелевшими пальцами за края деревянной плоскости. Он был уже абсолютно голым, никак не защищенным и не закрытым и от себя, и от Ричарда, что с каждой секундой все больше распалял желание на двоих. Найнс наслаждался. Изнывшее тело, так желавшее физического контакта, наконец смогло получить желаемое. Он ласкал партнера, игнорируя пока свое нетерпение лишь потому, что внимание к Гэвину ему казалось важнее. Язык Найнса прошелся от мошонки по стволу, огибая каждую венку и жадно целуя. Все это подгонялось звуками одобрения со стороны — Рид долго не смог сдерживаться и теперь на каждое прикосновение отзывался хрипами, стонами и полу-криками. Ричард на это одобрительно хмыкнул, останавливаясь на достигнутом, под ласкающий уши недовольный вздох. — Этого мало? — с интересом спросил он, продолжив начатое — рубашка была расстёгнута не до конца, так же, как и брюки, давившие с самого начала. Рид привстал на руках, смотря из-под сбившихся волос на самодовольного преподавателя. Биология шла не то чтобы не по плану, но очень даже хорошо, однако оставались нерешенные вопросы касаемо всех этих четырех лет. Гэвину хотелось узнать, даже добиться полного признания от Найнса того, как он скрывался за приступами ярости и беспричинной злости всегда, когда они встречались в коридорах, на парах и в учительской. Однако, отложив это все на последнее, он честно, со всей серьезностью, пытался вогнать это в память, чтобы в порыве страсти, которая накалялась, после все не забыть, оставив их отношения на том же уровне, только с почти незаметной заметкой: «переспано». Но, к счастью, ни Гэвину, ни Ричарду не хотелось таким ограничиться. Преподаватель всецело дал это понять. — Думаю, получится наверстать все четыре года после, — высказался Рид, протягивая руку мистеру Найнсу в просящем жесте. Его рубашка, теперь уже полностью расстёгнутая, была отложена на соседствующую с учительским столом парту. Что происходило далее, видели лишь пауки, мирно ползающие по террариуму, лягушки и небольшие черепашки, но им не было дело до людей, решивших перевести теорию полового воспитания в практику. Все продолжилось с поцелуев, яростных и болезненных, перекрывших последний путь к клеткам мозгам, к способности думать. Ричард затягивал этот процесс по своим причинам, чтобы насладиться Гэвином Ридом, требовалось время, которое сам Рид пытался поторопить. Они изучали друг друга, как фанатические археологи, наткнувшиеся на очень старинную реликвию. Только одно отличало их: Ричард был зверем, заставившим Гэвина подчиниться своему резкому и быстрому темпу. В перерывах Ричард вынул из стола вазелиновый крем и упаковку презервативов, оставшихся здесь с практического урока полового воспитания. Ему приносило нестерпимое вожделение пока что наблюдать настолько разительное отличие в своем студенте. На парах Гэвин был абсолютно другой, закрытый, язвительный, в меру невнимательный и ограничивающийся только тем, что происходит сейчас. В том положении, в котором Рид был сейчас, он выражал полную противоположность, хотя бы своей требовательностью к Ричарду и открытостью к физическому и плотскому контакту, совмещенную с языком его тела, что будто громко кричало о своих желаниях. С яростных поцелуев началась их близкая связь, но с мягких прикосновений она продолжалась. Лежа на столе, Гэвин в своем положении мог сделать относительно мало, однако и ему предоставился шанс опробовать мистера Найнс. Рука Рида переместилась на свой изнывающий подрагивающий член, в то время как горло сжалось на длинном и толстом стволе полувставшего пениса Ричарда. Найнс трахал его в рот, совершенно не давая тому задавать свой темп. Сбившиеся толчки, которые Найнс не мог наладить на равномерный темп, выбивали из Гэвина глухие хрипы. Он держался за темные волосы Рида и смотрел ему прямо в глаза. Их зрительный контакт стал настолько невыносимо возбуждающим, что Ричард откинулся назад, не выдержав всего этого, почти кончая, когда Гэвин резко отпрянул, не давая так быстро всему завершиться. Они снова соединились в мокром поцелуе, не брезгуя больше ничем. Уже давно со сбивчивым дыханием, Рид языком обводил тонкие губы, которые, кажется, первый раз не рисовали усмешку, а отвечали тем же. Казалось, что эти поцелуи возбуждают гораздо больше других прелюдий, потому что лишь от них Рид готов был скулить в губы, а Ричард одобрительно выдыхать. Когда Найнс задернул штору, после уложив Рида на стол, второй рукой он нажал на тюбик с вазелиновым кремом. Пальцы с уже разогретым кремом коснулись ануса, дразняще обводя это колечко мышц по часовой стрелке, а потом против. Он пока не вставлял и медлил, и только после нетерпеливого ерзанья Рида, чувствуя, как тот этого хочет, первый палец вошел полностью, сразу упираясь в стенки. Гэвин тек, и эта течка была для него менее унизительна, чем разговоры, когда Ричард вставлял в него пальцы. — Ты делал это с тем капитаном волейбольной команды? — жестким тоном спросил преподаватель биологии. — Что? — на краю сознания Рид совершенно не соображал. Страсть вскружила ему голову, а пленительные ласки и тело, которое сейчас всецело реагировало только на Ричарда, перестало его слушаться вообще. — Ты меня понял, Гэвин, ответь мне. — Я … м-м-м… не делал с ним ничего, ах-ах, я же полностью тебя ненавидел, — простонал Рид от первых толчков. Кажется, с того раза, когда он с кем-то спал прошла вечность, то ли это было на первом курсе, то ли на втором. Рид не помнил ничего, и, если бы Ричарду приспичило спросить что-нибудь из биологии, то он с блеском провалил бы очередной зачет. — Действительно, тогда к чему все эти вопросы, — хитро улыбаясь посмеялся Найнс, одобрительно утягивая Рида в поцелуй, в то же время вгоняя в него второй палец, прошедший по чувствительным стенкам прямо в предстательную железы. Резкий вздох подтвердил это, и Рид дрожащими ногами обхватил Найнса, который в это время добавил ещё смазки. Теперь до ужаса смущающие хлюпающие звуки стали заполнять обоим уши. — Как ты узнал про булочки? — между вздохами пролепетал Рид. Это было самым важным, что он должен был узнать именно сейчас. — Это то, что тебя волнует? Не то, когда я наконец вставлю, не то, когда ты сдашь зачет? — Эти вопросы будут далее, но меня никто не видел, так откуда ты?.. — Рид установил с Найнсом зрительный контакт, умоляюще прося ответить. — Скажем, это было интуитивно, мистер Рид, — произнес Ричард, резко вынимая пальцы. Гэвин вдруг почувствовал некомфортную пустоту. Он слышал звук рвущейся пластиковой упаковки презерватива, а потом ощутил нечто холодное, остановившее и упершееся в его сфинктер, который рефлекторно сжался. — Чего ты ждешь? — умоляюще прошептал Гэвин. Он больше не мог ждать. Готов был унизить себя, прося в немом стоне, но если Ричард сейчас же не вставит, то он за себя не отвечает. — Твоего просящего взгляда, который даст мне повод сделать то, что я намереваюсь, и не оставит былые сомнения. — Тогда смотрите и убедитесь, мистер Найнс, что я хочу вас уже четвертый год, и вы тоже, тогда какого черта вы сейчас ждете? — прокричал на взрыве Рид, когда Найнс подхватил его под ноги, продвигая к себе и проталкивая горячую головку. Рид тут же в стоне откинулся на стол, который с легким скрипом пошатнулся от нескольких последующих толчков. Для Ричарда ласкавший его большое эстетическое самолюбие такой Гэвин представлял самое прекрасное зрелище за всю его жизнь. Он никогда бы не подумал, что будет находится в таком положении со студентом в запертом кабинете, когда такая защита была одна из минимальных, и их могли бы поймать. Но, плевав на все, он ни капли не жалел, что их очередная перепалка превратилась в физическое противостояние, где Найнс был доминантом, сейчас набирающим темп своих толчков под влажным от пота телом Гэвина Рида. Он просто не мог поверить в это. Так долго ждать и так внезапно получить. Как только в его голове удалось окончательно сложить все это воедино, а глазами было подтверждено, ведь прямо сейчас Ричард смотрел только на Рида, вся кровь, уже давно отлившаяся в пах, начала просто бурлить, разнося непреодолимый жар по всему телу, предвещающий о ближайшей развязке. Когда движения становились быстрее, вздохи слышались чаще, а предательский скрип стола подтверждал лишь то, что они разгонялись в темпе, что приносил от своей быстроты, то удовольствие, которое вызывает привыкание, оба терялись в пространстве, и, если бы Рид сейчас стоял, то Ричарду всецело пришлось его держать. — Ри-ичард, — простонал Гэвин. Его вид прямо кричал о том, как ему хорошо. Затуманенный взгляд, порозовевшие щёки и искусанные губы, все это сейчас умещалось на одном лице Рида. Он постоянно вертелся и выгибался, подставляя ласкающему взору помеченную укусами и засосами шею. Одной рукой Рид держался за край стола, второй дрочил себе в темпе толчков, а потому и он был на грани. Едва они успели наговориться во время секса, как Найнс еще увеличил темп, крепко держа партнера за ноги, а Риду оставалось лишь крепче держаться за стол, так же, как и за остаток разума, что медленно уплывал по мере того, как приближался сильнейший оргазм. — Так вот, Гэвин, — на последних секундах пропыхтел Ричард, сам уже не совсем понимая, что делает, — я ставлю тебе зачет автоматом. Ты можешь не приходить на пары, но ты обязан приходить после них — ко мне. Оглушительный оргазм настиг Рида, и он крупной дрожью сжался, выплескивая себе на живот вязкую белую консистенцию. Его протяжный стон породил цепную реакцию, а сжатый сфинктер и действие. Ричард, навалившись сверху, позволил себе не сдерживать хриплый прерывистый стон, прошедший по щеке Гэвина. Оба пытались отдышаться. Теплый воздух комнаты не мог остудить их желаний, которые даже после первого оргазма не утихли. С превеликим удовлетворением Ричард, выйдя из Гэвина, снял презерватив, бросив его в урну. Заметив скользкий взгляд, он поднял голову. — Тебя удивляет предохранение, Рид? — он выгнул бровь. — Нет, я знаю, для чего это нужно. Просто то, что произошло… я не могу в это поверить, — произнес он, кряхтя и поднимаясь со стола. Ричард тут же подал ему одежду. Было очевидно, что произошедшее не уложится в сознании настолько быстро, для этого могут потребоваться недели. — Я понимаю, что это был достаточно болезненный секс на столе, и что сейчас хотелось бы полежать, но если ты больше не будешь приходить для сдачи долгов, то и я смогу оказаться дома раньше. Точнее, мы вместе, — слова точно звучали как предложение продолжить все в более удобных условиях и даже стать любовниками. Ричард не мог так быстро изменить свое отношение и поведение, но этими словами он, перешагнув через себя, сделал самое важное. Гэвин, подхватив его рубашку, начал его одевать, а потом привстал и поцеловал, жадно всовывая язык, проводя по верхнему и нижнему небу. Ричард одобрительно приобнял его за талию, прижимая как можно ближе к себе, отвечая на поцелуй с рвением, присущим человеку, который терпел так долго, а сейчас, сорвавшись, обрел все самое важное, в чем нуждался больше всего такое долгое время. Буквально за считанные секунды все вернулось будто в начало, а страсть и возбуждение пришло с новой силой и волной. — Если ты дашь мне закончить все дела, то я отвезу тебя домой, — предложил Ричард, возвращая рубашке прошлый естественный вид, хотя в некоторых местах она осталась помятой. — Что теперь будет? — Ты доучишься, и я смогу в полном праве иметь тебя каждый день, не считая моим студентом, — Найнс многозначительно посмотрел на Рида, а тот скривился, отворачиваясь.       Через полтора часа Ричард заворачивал в неприметный двор малоосвещенной улицы. Машина легонько качнулась, останавливаясь. Хорошо, что на автомобиле были затонированные окна, иначе бы вышедшая на балкон полить цветочки бабушка стала свидетельницей довольно страстной сцены. Хотя, кому какая разница, ведь Рид здесь считался самым отпетым драчуном. Такая слава пошла из его глубоко детства, но сейчас не имела почвы под ногами. И, как уже заметно, Гэвин начал учиться, а особенно хорошо ему давалась биология, кою он любил теперь полностью и безвозмездно. Машина заглушала звуки, но ярко горящие фары привлекали внимание, а потому Гэвин выскочил через пять минут, бросая последнее: — До завтра, мистер Найнс. Мистер Найнс уехал, как только за Ридом закрылась дверь в подъезд. Удивительно было то, что довезти Гэвина до дома доставило ему не меньшее удовольствие, чем их внезапный секс в лаборантской, и он с нетерпением уехал домой, дожидаясь завтра.

***

      На следующий день Гэвин не мог позволить себе не присутствовать на занятии биологии. Как только началась третья пара, он сидел на своем месте, крепко прижав измученный зад к стулу. Ричард влетел в кабинет точно в последние секунды звонка, толком не оборачиваясь, ведь теперь смотреть было абсолютно не на кого и не на что, так как других студентов он не замечал вообще. Гэвина он освободил от занятий. Однако, когда дело дошло до списка, он хотел было сказать, что Рид получил автомат, но тот произнес: — Я тут, мистер Найнс. Бровь преподавателя биологии нервно дернулась. Между ними повисло напряжение, все, что происходило вчера вечером тут же всплыло в памяти, рисуя такие развратные образы, что преподавать биологию сейчас было просто невозможно. Едва ли он мог сделать безразличный вид, просто согласно кивнув. Если Рид решил таким образом ему отомстить, то у него получилось. Нахальнее обычного он, с искринкой в глазах, провожал Ричарда, шествующего вдоль ряда парт. Биология сменила свое направление на натянутое сдерживание себя и своих желаний, а в дополнение попытки сохранить вид, даже когда в голове происходит черт пойми что. Сегодня была проверочная, которую Гэвин с присущей ему легкость одолел в считанные минуты, подписав свой лист и дополнив его небольшой закорючкой: «Доброе утро, мистер Найнс». Определенно, теперь Риду пришло время наслаждаться той тайной, что скрывалась за их официально-деловыми масками. И теперь он не сводил с Ричарда взгляда, но и Найнс неплохо справлялся — все же долгие годы тренировок — он продолжал выражать безразличие и сейчас, однако его выдавали глаза. Те, которые смотрят очень влюбленно, такие, которые не замечают других. Но некоторые тайны Ричарда Найнса все же остались спрятаны за семью печатями, может быть, до поры до времени, пока Гэвин не решит выяснить все от начала до конца. Ричард посещал все волейбольные соревнования, где участвовал Рид, и именно поэтому у него были веские аргументы говорить о странном капитане команды, который относится к Гэвину с двусмысленными намерениями. Ричард также видел все плакаты и картины Гэвина. Едва он успел вернуться из отпуска, как обнаружил такое, что на несколько недель повергло в шок. Проходя каждый раз мимо стенда с плакатами, он останавливался, всматриваясь в табличку «Гэвин Рид, второй курс», а потом «Гэвин Рид, третий курс». И когда он увидел «Гэвин Рид, четвертый курс», то осознал, насколько быстро пролетело время, и что у него совершенно не осталось надежды. Лишь булочки на третьем курсе дали ему шанс. Откуда Ричард узнал? Он говорил, что это интуитивно, и это оказалось правдой, ведь абсолютно никто не догадался бы о том, что Найнс неравнодушен к булочкам, а Рид подходил под улики идеально. Самые тяжелые дни были, когда преподаватель биологии узнал о том, что Гэвин снова в запое. Он знал о его пристрастии к высокоградусным напиткам, но что он мог сделать? Оставалось только на основании своих прав припугнуть Рида тем, что он никогда не сдаст биологию, хотя, как сейчас признавал сам Ричард, и без запоя сдать ему было сложно. Это еще не заводилась тема бесконечных долгов и отработок. Ричарду пришлось поселиться в учительской, чтобы наблюдать, но, как оказалось, он и привлек тогда очень много внимания, даже выдал себя. Однако сейчас, просматривая это все, он ни о чем не сожалел. Напрашивался краткий вывод и повторение слов о том, что жизнь Гэвина Рида не прошла незамеченной.       А последующие недели пролетели быстро. Риду больше не казалось, что эти будни стали для него мукой, вернее, ему даже не хотелось выпускаться. Он закрыл все долги за две недели до окончания учебного года. А за неделю начал готовиться к выпускному. Классический черно-белый костюм стал идеальным вариантом. Он прекрасно сидел на его фигуре, подчёркивал то, что надо, и скрывал то, что было необходимо Ричарду — а именно отменные ягодицы. Только вот обтягивающая рубашка была готова разорваться на широкой груди. — Как опасно, — заметил Ричард. — О чем ты? — воодушевленно спросил Гэвин. Он сидел на столе, до финального этапа его учебной деятельности оставалось полчаса. — О пуговицах на рубашке, они могут не выдержать, — он в ухмылке сел за стол. Они встречались наедине только в лаборантской, когда Ричард запирал дверь и занавешивал шторы. Но прятаться таким образом им оставалось недолго, а именно сегодня Рид официально перестанет быть студентом мистера Ричарда Найнса. — Если бы ты их не теребил ранее, они прослужили бы дольше, — съязвил Гэвин, перебираясь по столу. Он свесил ноги по разным сторонам от Найнса, таким образом окружив его. — Разницы нет, отпадут они сейчас или вечером. — То есть ты увезешь меня прямо с выпускного? — он отобрал у Найнса ручку, полностью освободив его руки. — Гэвин, чего ты добиваешься? — серьезно спросил Ричард. — Что? О чем ты? Я ничего особенного не делаю. — С тех пор, как ты здесь культивируешься, ты ничего не делаешь просто так. У тебя есть мотив, — Найнс оторвался от своих дел, полностью обратив свое внимание на студента. — Я лишь хочу еще чуть-чуть побыть вашим студентом, мистер Найнс.       После выпускного одногруппники Гэвина закатили прямо в школе большую вечеринку, куда были приглашены и все преподаватели. Ричард шел туда не потому что хотел, а потому что одно чудовище может зверски напиться без его присмотра. Долго искать не пришлось, шатающееся тело заливало в себя прозрачно-шипящую жидкость. Ричард ухватил Гэвина в тот момент, когда уже третий бокал шампанского шел по пищеводу. Немного опьяневший Рид полностью поддавался контролю со стороны, и Ричарду удалось незаметно увести его под руку, взяв его куртку. До машины они просто доковыляли, Найнс ввалил его на переднее сидение, а куртку бросил на заднее. В машине было тепло, он заранее ее прогрел, чтобы провести с ним время. — Твоя страсть к алкоголю — абсолютное зло, — прокомментировал он общее состояние Рида. — Но если бы не алкоголь, я бы не пришел к тебе на отработки, — вспомнил Гэвин, и Найнсу пришлось пересмотреть свое мнение. — Действительно, — согласился он, а в следующие секунды с жаром накинулся снимать с Гэвина костюм. Разгорался прекрасный вечер, было еще не поздно, а два влажных и горячих тела уже праздновали выпускной, один на двоих. Ничто не могло им помешать, одинокая стоянка не вмещала никого, кроме серого автомобиля. Рваные крики с глухими ударами о корпус машины за окнами заглушал сильный порыв ветра, они были одни в этот вечер, но будто для них был весь мир. Можно счесть, что история подошла к концу, но, как скажет любой биолог, ничто не стоит на месте, ведь движение есть прогрессирующее и регрессирующее. Отношения Ричарда и Гэвина прогрессировали, то есть медленно, но верно эволюционировали и шли очень складно. Не каждому удается найти подходящего партнера, но в этом случае характеры, доставшиеся посредством наследственной генетики, сыграли очень важную и точную роль. В другом случае говорят, что общие интересы сближают. Их сблизила биология, а, как известно, эта дисциплина всецело завязана с химией, а значит, были задействованы химические реакции. Прочно соединившись двумя концами, сросшись, как пазлы, как аденин и тимин, они остались вместе. Говорят также, что любовь это химия, и что, как любая реакция, любовь должна потухнуть. Но если люди имеют прочную базу до страсти, а в случае Ричарда целых четыре года, то о том, что его любовь способна затухнуть, можно было не опасаться. Уже в скором будущем Гэвин станет взрослым мужчиной и будет наравне со своим партнером функционировать в глобальной системе общества. Скорее, он выбрал в своём будущем биологическое направление, ведь после того, что произошло, выбрать нечто иное было бы странным. Осталась лишь одна тайна. Она волнует многих и по сей день. Как зовут скелет в кабинете преподавателя Ричарда Найнса? Его зовут Остин, от латинского ossa — кости, а os — кость, и это имя дал Гэвин Рид за сорок минут до вручения диплома о высшем образовании, до того момента, когда он перестал быть студентом.