***
«Тебя так много ангелов искало,
чья сила натыкалась на светила, когда Тебя заря предвозвестила, а творчество мое Тебя алкало; Твое сиянье многих привлекало, но мания Твоя их отвратила. Ты в золоте блистательном гостил в угоду времени, чьи ритуалы из мрамора, чьи высились порталы; и, царь комет, включился Ты в хоралы, явив Свое чело среди светил. Растаял век и гостя упустил. Меня ввергал Ты в сумрачные шквалы и на руках эбеновых растил».Книга о монашеской жизни. 1899 Райнер Мария Рильке
***
Небо явило ребёнка. Живую частичку мира, души всего сущего…
И тут же отвергло.
Голоса, крики. Три, четыре… Пять человек. Кряхтели, неуклюже переваливаясь из стороны в сторону, пробираясь сквозь режущие кусты. Неразборчивые восклики резко сменились на нечто внятное: — …погоним в рабство, — рявкнул один голос. — Пусть люд оторвётся на потеху. — На органах больше выручишь, — со знанием дела протянул второй. — Нынче рынок богат разношорстной тварью, — весело и гнусаво вмешался третий. — Этот и гроша выеденного не стоит. Разве что пустить по кругу и отодрать как следует! Раздался многоголосый хохот и улюлюканье. Юноша затаил дыхание. Лежать на сырой земле было неудобно и противно, бугор на спине больно упирался в колючие ветки. Воняло какой-то дрянью, наверняка падалью и нечистотами. Но лучше уж секундно перетерпеть эту напасть, чем оказаться в лапах господ со странными намерениями. Сквозь густую листву недавно выцветшей спиреи поочередно проглядывались чужие силуэты. Они шли в ряд, тяжело дыша, кряхтя, размахивая руками и дубинами, ломая ветви и кусты на пути. В болотной грязи и тине, злобные, нерадивые и неуклюжие батраки, почти полностью утратившие человеческий облик: ради развлечения затеявшие погоню на несчастного калеку. Парнишка испуганно наблюдал шествие, как люди в грязных сапогах поочередно проходят почти у самой его головы. К удаче, мимо. Последние шаги и голоса давно стихли, но он продолжил сидеть на месте ещё какое-то время до тех пор, пока не убедился, что разбойники действительно далеко. Покинул своё пристанище и бросился наутёк в противоположную сторону. Брёл долго, пока не стемнело. Совершенно запутавшись и не разбирая дороги, сделал наконец привал. Как быть, если у тебя нулевые навыки выживания? И не то, чтобы даже в лесу. Вконец измотавшись, сел под дерево, горячо жалея о невозможности допустить даже мысли, чтобы как следует наподдать монстрам. Настоящим монстрам, величаемым людьми, а не тем, о которых эти самые люди слагают жуткие небылицы. Из грешных мыслей вырвал неприятный, грубый голос: — Кто таков? Громила смотрел на него сверху вниз: высокий — выше его на две головы уж точно, казалось, необъятный в плечах. Из-за спины торчали рукояти двух двуручных мечей. Если проще — огромный, сильный на вид и столь же угрюмый мужик с оружием. Смотрит в упор не моргая. Потенциальная опасность. Сузив нечеловеческие, какие-то животные глаза и нахмурив брови, он взирал на него с высоты своего роста словно орёл на мелкую пташку. Ему можно было дать около тридцати, но понурый, даже измученный вид накидывал декаду сверху. Юноша не сразу признал в незнакомце ведьмака, известная молва о котором шла в каждой посещаемой им деревне. Многие прекрасные девы, повстречавшиеся ему на пути, мечтательно рассказывали байки о данной фигуре, о его силе и мощи, неукротимом нраве, о храбрости в бою, о своём разбитом сердце и, разумеется, о приукрашенные или совсем уж вымышленных любовных романах, что уже было откровенно лишним. Некоторые молодые парни брали пример с него, как с сильного воина с хорошей славой; более зрелые мужчины отзывались совсем нелестно, называя душегубом и позором всего рода человеческого. По всей видимости, из зависти. Однако подавляющее большинство, в частности староверы, испытывали при упоминании этого имени безумный страх, граничащий с роболепством и ненавистью единовременно. Хотя, быть может, он и перепутал. Бедолага сглотнул вязкий комок в горле, не зная как быть. Делать нечего. Злить чужака не хотелось да и на бандита он мало смахивал, поэтому собравшись с мыслями, юноша выдал торопливо, демонстрируя запачканую в грязи лютню из походной сумки: — Вольный бард. Артист. Калека, в простонародье. — А эти, — незнакомец кинул к его ногам перемазанный землёй, окровавленный сапог. Сразу смекнув, что к чему, юноша постарался не выдать удивления и страха: недавно этот самый сапог проходил мимо него в зарослях. — За тобой? На лице мужчины не дрогнул ни единый мускул. Брови остались на том же месте, глаза смотрели с тем же прищуром. Внешне он оставался непоколебим, словно отточенная столетними ветрами скала. Внутренне содрогнувшись «а вдруг знает? что успел узнать? он их убил?», парень добавил, изо всех сил стараясь держаться уверенно: — Да, спасибо, добрый путник, — он перевёл взгляд с обуви на лицо мужчины. Не заприметив в выражении ни агрессии, ни зловещего оскала, продолжил самым жалобным тоном: — К сожалению, сейчас мне нечем отплатить тебе. Преследовали аж из деревни, в цирк продать хотели. И вот, заблудился. Мне нужно на восток. Не всё из сказанного было правдой. Перед взором заплясали огоньки и каждая вспышка болезненно била прямо в мозг. Он сморгнул и наверняка страшно скривил лицо, потому что незнакомец в удивлении приподнял одну бровь. Невинная просьба, потрёпанный вид горбатого калеки и его совершенная растерянность сделали своё грязное дело. — Геральт из Ривии, — представился ведьмак, по-видимому, сжалившись над несчастным путником. Не перепутал. Мясник из Блавикена. — Можно просто Лютик.***
Они уже четыре дня были в пути. За это время Лютик, несмотря на свой показной жалкий вид, успел приноровиться к попутчику и выболтать большую часть своих приключений, естественно, с натугой вытянув парочку и из Геральта. Но того, по большей части, болтовня только утомляла. — Голос у неё был волшебный. Она так восхитительно пела! Такая грубая снаружи и такая многогранная внутри, словно… — он пощёлкал пальцами, подбирая эпитет, — словно гранат? Да, словно спелый гранат. С небольшой кислинкой. Я не любитель романтических баллад, мне подавай приключения, но как же тут сдержаться, скажи на милость? Давай я лучше сыграю! Геральт раздражённо фыркнул. Уже шестой раз за этот день, Лютик считал. — Сухоцвет, ты… — Зови меня Лютиком, друг мой, — отмахнулся тот приветливо, не распознав иронии в голосе. — Так лучше. — Так вот, Лютик, — процедил ведьмак, — если ты сейчас же не заткнёшь свою болтливую пасть, я найду ближайшую яму или пруд и зашвырну туда твою бренную тушу. Вовек не отмоешься.***
Лютик снял грязную, измазанную в грязи рубашку и дублет. С досадой принялся застирывать в мутной речке с ледяной водой, у которой ночью сделали привал. Работа длилась долго и мучительно, жирная глинистая почва никак не отходила и, кажется, вовсе стала неотъемлемой частью его костюма. Вздохнув после безрезультатной стирки, он бережно повесил одежду на ветку. Встал, потянулся, разминая затёкшие мышцы тела. Огляделся. Пока что слишком рано и Геральт наверняка ещё спит. Вчера вечером они вышли на это место уже под сумерки. Геральт набрал хвороста, развел костёр и принялся коптить купленное ранее в деревне мясо с овощами. Лютик же, грязный, обиженный и оскорбленный неподобающим к нему обращением, уселся поблизости и просто наблюдал. Затем Геральт молча ел. Отказавшийся от еды бард отвернулся в другую сторону и уснул, а рано утром вышел к реке, по пути обойдя несчастную канаву, полную голубой глины. Юноша нащупал на животе плотно затянутый внутрь конец повязки и вытащил, начиная избавлять торс от ткани. Аккуратно скатал повязку в тугой узел и отложил в сторону. Сладко потянувшись и вытянув руки вверх, он блаженно выдохнул облачко пара. Долгожданная свобода. Он с наслаждением похлопал крыльями за спиной. Пошевелил одним, затем вторым, взмахнул на пробу. Движения давались тяжело, чувствовались скованность и дискомфорт. Четыре дня: нехилый срок для перевязки. Он сел на песок. Стоит ли сказать? Ведьмак его поймет, в этом юноша не сомневался. Понять-то поймёт, но стоит ли ему доверять? До ближайшего города оставалось около трёх дней, однако туда ему путь-дорога всё равно заказана. А Геральт не из простых, просто так не пустит, почуяв неладное. Тем более нечисть. Да, после услышанного может и не променяет в первом же трактире за мешок серебрянников, но рисковать не хотелось. Что там говорили эти дворняги? А, точно, пустят по кругу, потом в рабство и на органы. Отлично-отлично, перспективы удачные, с какой стороны не посмотри! Лютик лёг на спину, раскинул крылья и руки в стороны, распластавшись на холодном песке. Сколько раз он попадал на эту удочку? Уже и не упомнить. Батраки, незнакомцы, старцы, воры, крестьяне, чиновники — поначалу видели в нём лишь горбатого калеку-музыканта и те немногие, что приближались к его тайне, в конце концов лишь делали расценки на его голову, строение скелета и перья. А сколько можно выручить? Кому продать? Как использовать? Цена вопроса в золотых? Тело устало и не могло больше выносить мучений бесконечно-долгого похода, усталость навалилась с новой силой: ночами он спал тревожно и эта не стала исключением. В голову словно затолкали груду камней. Лютик прикрыл глаза, — всего на минутку, — и не заметил, как погрузился в сон.***
Геральт прижал его к дереву. А точнее: к древнему, широкому дубу. — Так кто же ты, Лютик? — его взгляд — чёрный, суровый, прожигающий насквозь. Парень вдруг подумал, что это существо при желании могло с лёгкостью сжать его лицо в руке и сдавить череп с такой силой, что от него осталось бы одно мокрое место. Опрометчиво было вот так вот просто засыпать без перевязки. Это ещё хорошо, что его увидел именно Геральт — тот хотя бы не сильно пострадал. Хотя, как посмотреть… Его разбудило тревожное чувство. Спросонья Лютик увидел расплывчатый силуэт огромной ладони прямо над своей головой. Инстинкт самозащиты сработал раньше прочих чувств и, не дожидаясь, пока чья-то лапа придушит его, он быстро шепнул заговор. Рука исчезла, вместо неё пространство заполнил жуткий вопль. Затем так быстро, как только смог через пелену боли, Лютик перекатился со спины на грудь и рывком вскочил на ноги. Сорвал с ветки ещё сырую одежду и ринулся в лесную чащу. Тело била дрожь от волнения, напряжения и страха. Он не разглядел нападавшего, понял только по тёмной подавляющей ауре, что это был явно не человек. Кто-то гораздо более сильный, быстрый, а главное — свирепый. «История повторяется из раза в раз», — думал бард, прячась за деревьями и кустарниками. Чувство преследования не отпускало до тех пор, пока он не оказался на промёрзшей осенним морозом поляне, посередине которой стоял величавый дуб, посаженный здесь, по виду, специально несколько поколений назад. Где его и настиг преследователь. Лютик с готовностью расправил крылья, готовый подняться к кроне ввысь на два метра, но не успел. Тяжёлая рука схватила его за одно крыло и придавила к стволу. С усилием вывернувшись из-под руки, он наткнулся нос к носу с ведьмаком в истинной форме. Это объясняет, почему Лютик его не узнал. — Бард, красавчик и просто хороший парень. Мужчина сильнее вдавил его в ствол несчастного дерева. Лютик точно слышал, как трещала кора. Или это был хребет? — Не води вокруг да около, шутник. Спрашиваю последний раз: кто ты, чёрт возьми, такой? Парень оскалился и вместо ответа крепко сжал чужое предплечье. — Отвечай! — Ох уж эти ведьмаки — понимающие только язык силы. Предупреждаю один раз: либо ты меня отпускаешь, либо будет очень больно. Геральт удивился такой внезапной смелости и слегка опешил. Лютик смотрел свирепо и затравлено, точно загнанный в угол зверь. Взгляд для его профессии привычный, но в данной ситуации, учитывая их знакомство, — крайне неожиданный: — Ты монстр какой? Перевёртыш? — продолжил настаивать на своём. — Отпусти. — Я должен знать! Покрепче сжав чужую руку, Лютик что-то коротко прошептал. Ведьмак остановился и не успел отпрянуть, как предплечья юноши заискрились алым светом под рукавами рубашки, а в следующую секунду тыльную сторону ладони пронзила вспышка алой молнии. Геральт отлетел назад, упав на заледеневшую траву. Зашипел от пронизывающей в руке боли и тут же вскочил на ноги, готовый к ответной атаке. Лютик упал на колени около дерева. Ведьмак видел, как из разодранных в клочья рукавов накинутой наспех рубашки, словно чёрные ленты бархата торчат окровавленные предплечья со вздутыми, темнеющими на глазах венами. Его же рука сияла алым светом и ладонь прошивали короткие секундные вспышки молний, будто он только что поглотил какую-то мощную энергию. А боль прекратилась столь же быстро, сколько и возникла. Геральт подошёл ближе, со всей мощью своего тела и свирепостью духа занося кулак для удара. И замер, так и не достигнув цели. Ведьмак в который раз поражённо уставился в лицо напротив. Нахмурился в ответ на хитрую улыбку. Тот в свою очередь, несмотря на мучительную боль, кажется был вполне горд и доволен собой. Пытался ударить его ещё раз или хотя бы схватить, но не мог. Руки замирали в нескольких сантиметрах от чужого тела. — Что ж ты, сучёныш, такое? — Геральт достал серебряный меч из-за спины, несильно замахнулся, целясь в ногу, однако застыл почти сразу, не достигнув цели. Рукоять неприятно завибрировала в руке, пришлось убрать оружие обратно в ножны. Затем он потянулся вверх и отломил ветку с дерева: попытался ткнуть ей в барда. Палка всё так же застывала в считанных сантиметрах от Лютика. Ведьмак попробовал ногами. Ничего. Затем подобрал с земли камень, замахнулся да так и застыл, не в силах сделать бросок. Юноша попытался встать с опорой на ладони, но тут же зашипел от боли, будто бы обжёгся о раскалённый металл. Чёрные вены вздулись окончательно и напоминали теперь больше жгуты, почти канаты, жутко обвивающие конечности: Геральт видел, как по ним пульсирует кровь. От воздействия магии и боли руки окоченел и Лютик аккуратно прижал их к себе в попытке заговорить и излечить. — Какого чёрта… Геральту пришлось приложить колоссальное усилие, чтобы всё же кинуть камень. Булыжник пролетел мимо. — Ты напал — я защитился. Ясно? Лютик застонал громче и закусил губу. Исцеление ожидаемо не удавалось, ровно как и заговор. Геральт присел над бардом и тот сжался ещё сильнее под давящей, тёмной аурой. — Мне ещё с самого начала показалось странным, что ты не боишься холода. Одет не по погоде, а хоть бы хны: выглядишь, как изнеженный прихотями горожанин и я не чувствую за тобой ни магии, ни следов проклятья, — он сделал паузу, чёрными глазами осматривая сложенные за спиной крылья. — Те славные ребята грозились продать тебя. К сожалению я не успел у них что-то узнать помимо того, что кто-то спалил до тла их деревню, — он проницательно посмотрел ему в глаза. Лютик чётко разглядел такие же чёрные вены на побелевшем лице, пугающе-напряжённый взгляд и медальон с головой разъярённого волка — лежащий на груди. — Не знаю, что ты за мерзость, но будь уверен, что я это так не оставлю. — Удачи, — только и смог усмехнуться бард зло, продолжая нашёптывать заклинания. Пусть он вложит все свои силы в это и отключится на несколько часов, но зато будет знать, что в глухом лесу ведьмак не сможет его тронуть ни коим образом. А если даже домчит в кратчайший срок до города, созовёт приспешников и ринется назад, то всё равно навряд ли успеет перед его пробуждением. Только бы не набрёл сейчас на них никто… Геральт вновь глянул на свою руку. — Зараза.***
Удивительно. Очнувшись, Лютик ожидал увидеть над собой толпу с десяток прихвостней-зевак ведьмака, гадающих, что с ним делать, но обнаружил лишь пустую поляну и четыре вещи: что уже наступила ночь, а значит он был без сознания весь день; рядом паслась Плотва и Геральт из её вальтрапа и еловых веток соорудил себе постель, лютня и дорожная сумка Лютика лежали рядом с ним; и как приятно в воздухе витал аромат жаренных на костре грибов. Последний пункт был совокупностью всех прочих: вместо того, чтобы позвать подмогу, Ведьмак предпочёл устроить ночлег рядом с неизвестным ему созданием. Интересно. И чертовски странно. Долго сидели в тишине. Лютик дышал часто и рвано, пытаясь заглушить боль — уже не такую острую, но всё ещё ощутимую. Ведьмак занялся сначала вычесыванием шерсти плотвы, затем принялся полировать мечи. — Предлагаю сделку. Геральт оторвался от чистки оружия и, встретившись лицом к лицу с сосредоточенным взглядом, отложил в сторону работу. Приготовился слушать. — Ты проводишь меня до одного места, не дашь в обиду всяким торговцам за гроши и я расскажу тебе, кто я и что я. В конце пути плачу золотом. Ведьмак усмехнулся: — А, ну то есть не за гроши можно? Какую валюту предпочитаешь? — Решать тебе. Вот только за меня ты получишь целое ничего в сравнении с тем, что могу предложить я. — Что мне помешает найти способ прикончить тебя, когда мы будем на месте? Скорее всего ты ищешь дорогу домой. К себе подобным. О, дай-ка угадаю: шпионил в замке какого-нибудь короля, враждующего в целым видом и для своей расы везёшь ценные сведения? А может изгнали за непотребное поведение? Вполне вероятно! Лютик поджал губы и посмотрел на собеседника исподлобья: — Правда. В это место могут попасть лишь избранные. Дорога никогда не откроется тем, кто недостоин, невежествен или глуп. Ты найдешь лишь пустоту на месте золотых гор. Честный договор и я тебя озолочу. — Отлично. Крылатый решил взять с меня слово верного рыцаря? — Неужели до тебя дошло. Молодец, того и гляди в будущем сложишь два и два. Как только деньги считать не разучился? — Я соглашусь, но перед этим хочу пожать тебе руку, — Геральт наклонился вперёд и приятельски протянул ладонь. — Не держи меня за идиота, — усмехнулся юноша. — Ты не тронешь меня. Эта магия более сильная и более древняя, чем ты можешь себе представить. — И тем не менее это не мутация? — Геральту нужно было вытащить из этого болтливого рта как можно больше. Но Лютик, будто бы прочитав его мысли, лишь засмеялся и мелодично засвистел под нос какую-то частушку.***
Ещё три дня пути на восток в неуютном молчании, перебивающимся колкостями и короткими репликами. Не звучала музыка, истории, шутки. Когда они вышли из леса, судьба одарила их чистым рудником, вдоль которого предстояло идти в гору. Не было похоже, чтобы ведьмак врал или увиливал. Во всяком случае: Лютик за ним ничего подобного не чувствовал. — Хочу увидеть их. — Нет. — Мы не пойдем дальше до тех пор, пока я не увижу их. В доказательство его слов Плотва остановилась на полушаге. Развернулась к воде и принялась жадно пить. Геральт одобрительно похлопал её по шее. Бард отложил лютню и вздохнул, как бы показывая своё искреннее отношение ко всяким глупым просьбам взбалмашных ведьмаков. Затем снял сумку, дублет и начал расстёгивать рубашку. — Вот так вот просто? — Чтобы ты, наконец, перестал ко мне лезть с такими вопросами. И да, они, затекают время от времени, поэтому их полезно размять. Геральт с интересом уставился на то, как бард раздевается. Лёгкая, почти невесомая фигура, действительно подходящая для полетов. — Они разве не должны быть… — Больше? — Именно, — кивнул ведьмак. — Ну, я не знаю. Мне кажется, что должны всё-таки… Я не уверен. — Не пробовал летать? — Геральт вопросительно изогнул бровь. С некоторого времени это стало его любимой эмоцией. — Нет. Лютик снял повязку и повернулся спиной. Ведьмак с интересом уставился на чужую спину, вернее, на два коричневых крыла с небольшими белыми вкраплениями. Выходящие прямо из лопаток, с отливающими в коричневый и бордовый перьями. Геральту нестерпимо захотелось пощупать и сорвать несколько из них пальцами. Изучить каждое. Лютик поднял крылья выше так, чтобы кончики перьев смотрели в небо. В таком положении, даже несмотря на сравнительно не большой размер, они значительно поднимались выше головы. В глазах Геральта он вдруг стал очень похож на небесного стража из древних сказок. Спустя пару секунд юноша вновь опустил крылья вниз. Проделал так несколько раз. На пробу взмахнул. Вновь поднял. Опустил. Геральт завороженно наблюдал за всей этой процессией, словно под гипнозом. — Расцветка, как у воробья. — Ой, заткнись. — Смотри, не заклюй меня до смерти. — Ещё одна такая шутка и я прикрываю лавочку к чертям собачьим. Либо крылья действительно были от природы небольшими, либо этот прохвост что-то не договаривал. — Ты можешь их увеличить? Как? В прошлый раз они были больше. Лютик развернулся к нему грудью и посмотрел сурово. Наверное, ещё суровей, чем иногда смотрел сам Геральт. — Сделаем привал. Я скоро вернусь. Он вновь нацепил рубаху, но в этот раз за плечами у него возвышалось два перьевых клочка, скрывающихся за тряпьём (после недавнего инцидента это сложно было назвать рубашкой) и бодро зашагал в чащу леса по своим делам. Геральт не смог его остановить даже если бы сильно попытался. Ну, возможно, стоило предостеречь о змеях, ядовитых плющах и чудовищах этих мест, сказать где лучше все свои дела по зову природы сделать, но разве его послушают? Он не сомневался, что этот прохвост ещё назло переворотит всё к чертям собачьим. Вернулся Лютик и правда не скоро. Спустя два часа лесных похождений. Исцарапанный и сердитый, с ополосанной мелкими рубцами рубахой и грязными, измалёваными в какой-то дряни портками — в тон дублету. Ну, полный набор. Геральт мужественно сдержал улыбку и рот на замке, а ведь так и хотелось поддеть непутёвого. Только тлеющие угли в костре помешивал да злорадствовал про себя. — Уже остыло, — Геральт ткнул палкой в небольшой завернутый кулек рядом с собой. Лютик с нескрываемой жадностью взял обёрток, попутно произнося слова благодарности. Сейчас было всё равно, даже если бы Ведьмак захотел его отравить или усыпить. Во-первых, уж очень хотелось есть, а от заветного кулька тянулся аппетитный шлейф аромата запечённых овощей. Во-вторых, Лютик не знал наверняка, но больше чем был уверен, что ни одно приготовленное снадобье его не подкосит. Первые пару часов уж точно. Он ел аккуратно, почти осторожно, искоса поглядывая в танец языков пламени и на тёмный силуэт попутчика через них. Из яркого, в сливающемся, с тёмным пейзажем образе, оставались лишь белые волосы и блеск глаз в непривычно хитром прищуре. Неожиданно ведьмак произнёс с улыбкой: — Видал я таких, как ты. Лютик остановил жевание и замер с набитыми щеками. Прикрыл ладонью губы и вопросительно склонил голову в сторону: — Фто, флости? — Манерных. Хоть ты и косишь под дурачка и инвалида, больше похож на изнеженного городскими удобствами богатенького сыночка. Совсем ручной, как котёнок. Вопреки ожиданиям, Лютик не расстроился и даже не разозлился в ответ на неприкрытую грубость. Лишь улыбнулся: — Тфоя пфафда, — проглотил и затем продолжил: — Твоя правда. К великому своему сожалению, от меня не разит за версту потом и кровью моих врагов, я не ставлю себя выше других, потому что привык жить где попало и уж точно не убиваю существ и людей ради наживы. Если под «ручным», ты имел ввиду именно это. Геральт нахмурился: — Я никого не убиваю без причины. Кодекс не… — Враки. Я конечно, не так сведущ в твоей работе, но одно могу сказать наверняка: не существует никакого ведьмачьего кодекса. Мораль, которую ты сам себе выдумал и которой из года в год придерживаешься и так бахвалишься — от и до на твоей совести. Оставшийся вечер прошёл в молчании. Расправившись с ужином и подкинув дров в костёр, оба легли на заслуженный привал. Юноша подложил под голову походную сумку и взял в руки лютню, с намерением раскрасить этот вечер. Перебирал струны, настраивая инструмент и рождая в тишине неприятные звуки. Ведьмак же устроился головой на седле Плотвички, перевернулся на бок — умещаясь поудобнее на еловых ветках, что и сегодня служили ему постелью, и приготовился ко сну. Нескорому, судя по намерениям его непутёвого товарища. Лютик слегка повёл по струнам, ловко перебирая в пальцах аккорды один за другим. К удивлению Геральта, энергичная мелодия постепенно становилась более плавной, ленивой, ненавязчивой. Нежной колыбельной уводящей куда-то далеко, в неведомые ранее мистические места. Под такую мелодию действительно не грех заснуть, стоило отдать должное.