Слишком много

      Всё испортил концерт в Москве, тот самый, дуэтный, Саша и не хотел соглашаться на него – чуял, что беды не миновать. И вот, пожалуйста. Один концерт – и жизнь полетела прямиком в Бездну из мюзикла Последнее испытание.       Нет, начался-то он, весёлый путь в ад, задолго до Королевской битвы. Наверное, в тот самый день, на кастинге Онегина, когда нелёгкая дёрнула Сашу познакомиться с Яриком. Парень был мелким и смешным, брёл по коридору, лохматый, красный, вымотанный донельзя; Саше стало жаль его, он подошёл и поправил ему воротник рубашки. Пожали руки, познакомились. Кто бы знал, чем обернётся эта мимолётная сцена…       У Саши было полно друзей – а иначе не выйдет, если работаешь в театре, – и он не мог бы сказать точно, как подружился с каждым из них. Как вообще возникает дружба? Встречаетесь на работе, болтаете, сплетничаете о коллегах, режиссёрах, продюсерах – глядишь, и подружились. Но в случае Ярика Саша знал: они стали друзьями, потому что так захотел Баярунас. А если Баярунас чего-то хочет – караул, бегите, глупцы. Не успокоится он, пока не получит желаемое. «Несущийся без тормозов поезд безумия»… так назвали Ярика фанаты, и лучше о нём не скажешь.       Время шло. Саша и Ярик стали всё чаще пересекаться на театральных площадках. Пентаграмма, опять же, L и Лайт, Даламары, Караоке Камикадзе… И как-то незаметно, само собой, получилось, что Ярика в жизни Саши стало много. ОЧЕНЬ много. Квартирник, взорвавший интернет, общие стримы и восхитительное страдание хернёй на них, посиделки друг у друга в гостях, бесконечные разговоры в сети, если работа разводила их по разным городам. Лучшие друзья Казьмин и Баярунас. И ничто не предвещало.       Далеко не сразу Саша заподозрил неладное. Может, озарение пришло к нему на том самом квартирнике, когда Ярик понёс чушь про «у меня там всё заинтересовано, а ты этого не видел никогда»? Может, на КомикКоне, когда Ярик бесцеремонно закинул на Сашу руку и мило при этом улыбнулся? Или в ещё какой-то, столь же неловкий и глупый момент. Сложно было уловить, но однажды Саша понял: фансервис Ярослава Баярунаса переходит все допустимые границы.       Фансервис. Бессмысленный и беспощадный. Кто втемяшил в голову Ярика мысли о нём? Уж точно не режиссёры и продюсеры, они были далеки от того, чтоб таким способом привлекать внимание к своим проектам; кей-попа наслушался и насмотрелся, что ли, там, говорят, именно такой способ очень популярен. Но мысль втемяшилась крепко, и Ярик старался вовсю. Он не приставал к Саше, он натурально ЛЕЗ, с объятиями, двусмысленными фразами, излияниями чувств… ни дня не проходило, чтобы Ярик не напрыгнул на Сашу со спины, не потрогал за какие-нибудь места, не прижался, не взял за руку. Общие знакомые и коллеги смеялись и откровенно стебали Сашу; фанаты были в полном восторге. И никто уже не удивлялся. Все привыкли, что Баярунас, самый приставучий человек на планете, в шутку флиртует с Казьминым и чуть не целоваться с ним готов.       В шутку ли?       – Вам не кажется, что Ярик… ну… перегибает?       Так сказал Саша Руслану Герасименко после репетиции, а Руслан пожал плечами и что-то пробормотал, в духе «ты же знаешь Ярика».       Да, Саша знал Ярика. И долго объяснял себе все его поступки одной-единственной причиной: этожЯрик. Странный, непредсказуемый, сумасшедший, с больными идеями в голове, своеобразным представлением о моде и полным пофигизмом насчёт того, что о нём думает другие люди. Нарядиться в форму японской школьницы? Почему бы и нет. Нацепить туфли и размалевать лицо красной помадой? Милое дело. Лизнуть товарища по концерту в ухо? Да с большим удовольствием. Саша смотрел на всё это и хвалил себя за железную выдержку: терпит этого ребёнка пятилетнего уже столько лет…       А ещё Ярик был чертовски жадным до прикосновений. Он всех, вообще всех, без исключения, норовил трогать, обнимать, кусать (да, бывало и такое), и не важно, кто там перед ним – Гордеев, Смолин, Кроль, Газаева, Свешникова… со всеми Ярик был ласков, нежен, любвеобилен. Ну, этожЯрик. Такая у него манера общаться с людьми. Не может он без этого, надо понять и простить.       И Саша старался понять. Порой подыгрывал ему, сам делал что-то из серии «фансервис на радость поклонникам», говорил хорошие слова, обнимал… Но всё-таки чаще уклонялся, выкручивался из объятий, снимал с себя чужие, чересчур наглые руки, обрывал на полуслове чересчур скользкие шуточки, иногда терял терпение и ругался с Яриком. Ну, как ругался. Выговаривал ему, объяснял, что так, блин, не делают, Баярунас, прекрати уже, не нравится мне, хватит… Ярик кивал, пристыженно опускал голову, обещал, но рано или поздно возвращался к тому же самому.       – Саша… Сашка… Са-а-а-аш…       Сашу натурально потряхивало от того, как Ярик произносит его имя. С теплотой. С какой-то, ну, странной нежностью, что ли. Произносит слишком тепло, слишком нежно и слишком часто, увлёкся он, по ходу, своим фансервисом… Но идиотские «подкаты» не прекращались, даже если они с Яриком были одни. И Саша перестал понимать, что происходит: зачем Баярунасу этот театр одного актёра, раз фанаты не видят?       – Нет. Я не буду спать с тобой на одном диване.       – Но у тебя больше нет диванов, Казьмин, а на ночь глядя ты меня на улицу не выгонишь.       – Ложись на полу.       – Ты уложишь своего лучшего друга на пол? А если я заболею, простужусь и умру? У нас, между прочим, Последнее испытание через неделю, не забыл?       – Ничего, без тебя сыграем, вторым Даламаром Смолин пойдёт…       И так без конца. Непонятные фразы, намёки, «признания», и Саша игнорировал их, конечно, отодвигался в сторону от Ярика, который вздумал прилечь к нему на плечо, пока они играли в приставку, снимал с колена не пойми как там оказавшуюся ладонь лучшего друга… только всё это ни разу не помогало.       «Какого хрена тебе от меня нужно, Баярунас?!»       А потом случился концерт. Тот самый, дуэтный. Они долго обсуждали программу, репетировали, Ярик уболтал Сашу и буквально заставил покрасить волосы в синий цвет («Синее с рыжим смотрится дивно!»), прыгал вокруг него и восторгался: какой же классный у нас выйдет концерт, Сашк, ты представь, какой классный!       Да, концерт вышел классным. Огненным. Они исполняли арии из ИХС и Тетради Смерти, они шутили, смеялись, обнимались, всё как обычно. Нет. Совсем не как обычно. В какой-то момент на сцене, оказавшись в двух шагах от Ярика, Саша заглянул ему в лицо – и не на шутку перепугался.       Ярик был ненормально искренним на этом концерте. Он и так-то – душа нараспашку, на весь мир о своих чувствах кричать готов, но там… во всех песнях, во всех словах, в движении, с которым он протянул к Саше руки и обнял его, тесно прижал к себе, было что-то новое, непонятное, пугающее. Что-то глубокое, невысказанное вслух, что-то, о чём Саша предпочёл бы не знать вовсе.       – Для меня в первую очередь это фестиваль нашей с Сашей… дружбы.       Странная пауза перед словом «дружбы». И взгляд. Никогда ещё Ярик так не смотрел на Сашу.       Саша, что уж толку скрывать, испугался этой паузы, этого взгляда, этой серьёзности у самого несерьёзного на свете человека. Испугался и, чтобы о них забыть, стал избегать Ярика. Спасибо напряжённому ноябрю и декабрю – наполненный до предела график помог погрузиться в работу, забыть обо всём, кроме работы, вышвырнуть из головы лишние, бессмысленные, только изводящие своей запутанностью мысли. Ярик, конечно, пытался поговорить с ним после концерта на дне рождения Смолина. Звонил ему. Писал. И было неловко отнекиваться – работа, мол, ведь и сам Ярик трудился не покладая рук со своими бесконечными концертами, а время на лучшего друга всё же находил. Но Саша не мог разговаривать с ним. Тем более не мог видеть его, стараясь все возможные встречи свести к минимуму.       – Саш, приходи на мой концерт. На ЖарЖарЖар.       – Слушай, я… не могу. Работаю, сам понимаешь.       – А на Бессовестный в феврале?       – Да у меня там тоже…       – Ну и ладно. Я тогда… Ожогина позову!       Ожогин, Гордеев, Каспарова, Бурлюкало… да мало ли рядом с Баярунасом тех, с кем он обнимается, выступает, весело проводит время? Саша не ревновал, нет. В конце концов, Ярик ему не принадлежит, Ярик – не его, он общественный, так сказать, всем друг и товарищ, всех ценит и любит. И по-детски глупо обижаться на слова об Ожогине, если сам же и сказал, что не придёшь на концерт.       Глупо. Всё это было глупо, нелепо, бессмысленно. Наблюдать за активностью Ярика (концерты, стримы, что там ещё?) и думать: а обо мне ты, значит, уже совсем забыл… Листать в телефоне фоточки с этих концертов, с Королевской битвы, их старые совместные, давая себе по рукам, но не в силах отлипнуть. Вспоминать всякие глупости, сказанные Яриком, искать в них тайный смысл.       Что тебе самому-то от Баярунаса нужно, Казьмин?..       Саша гнал от себя этот вопрос и с удвоенной энергией бросался в работу. Фанаты писали: «Сашенька, ты там жив вообще, с таким бешеным графиком?», а он жалел, что нельзя втиснуть в график ещё парочку спектаклей. «Иди работать» – завещал Смауг, и это, конечно, был самый правильный совет; только вот даже в перерывах между спектаклями, даже по вечерам, когда, усталый и выжатый, Саша приползал домой, мысли возвращались вновь. И сны. Ещё снились сны, очень странные и стыдные.       Это всё было… слишком. Слишком много Ярослава Баярунаса в его жизни. Моментов, связанных с ним, мыслей о нём, попыток разобраться в собственных (да-да) чувствах к нему.       И хоть Саша сбежал от Ярика (ненадолго, до ПентаЁлки двенадцатого января), но сбежать от себя так и не сумел.